Текст книги "Бог и Победа. Верующие в битвах за Россию"

Глава 3. Власти и Церковь

Ваш агитационный листок – как Божье письмо

Горячо откликнувшись в начале войны патриотическими посланиями, церковные иерархи в течение всех ее лет поддерживали людей, отзывались на все значимые события. Произносились не только речи с амвона, но печатались отдельными листками обращения, распространялись по приходам, в том числе и на оккупированных территориях. Так, например, Рождественское обращение Патриарха Сергия (Страгородского) 1944 года к духовенству и верующим Русской Православной Церкви было размножено в количестве двух тысяч экземпляров, из которых одна тысяча распространялась Патриархией по церковным приходам, а вторая – на временно оккупированной территории.

Тиражом две тысячи экземпляров было напечатано и обращение митрополита Алексия (Симанского) к верующим временно оккупированных районов Ленинградской области. Все это были не просто слова на бумаге, сохранилось множество свидетельств, что послания иерархов к народу действительно поддерживали людей, воодушевляли их на борьбу, не давали впасть в отчаяние. Так, например, отклик верующих жителей Горького на патриотическое обращение митрополита Сергия был опубликован в книге «Правда о религии в России». Книгу эту издали в СССР в 1942 году, причем напечатана она была в типографии, ранее принадлежавшей Союзу воинствующих безбожников. «В это тяжелое время наших испытаний, – писали горьковчане, – когда дерзкий враг вторгается в наши границы, неся с собой смерть и разрушение, когда умирают наши близкие, отцы и братья, за правое дело и Родина несет всевозможные раны и потери, – призыв Блаженнейшего митрополита Сергия особенно глубоко запал в наши сердца. Да, мы всемерно будем бороться с врагом, и мы победим. Мы верим, что Господь с нами, а где Господь, там и сила, и победа. Враг будет побежден, и вся наша кровь и слезы взысканы на нем…»

Много горя выпало на долю русского человека. Нет сейчас в нашей стране семьи, где бы сердце не тревожилось за близкого. Но мы должны быть тверды и сильны и не падать духом. И мы сильны и не падаем духом. Особенно яркими в этом отношении были пасхальные дни. В Москве, в Куйбышеве, в осажденном Ленинграде, где немцы устроили бомбежку именно в Великую святую ночь, в Горьком, в Ярославле и во всех других городах и селах храмы были переполнены. С огромным вниманием верующие слушали послание главы Православной Церкви митрополита Сергия, его слова, полные презрения к безбожным фашистам, его призыв объединиться для борьбы с ненавистным врагом. И люди выходили из храма с новыми, окрепшими силами, с глубокой уверенностью в победе над врагами и с надеждой на возвращение своих близких живыми и невредимыми.

Из той же книги: «В городе Туле в церкви Двенадцати Апостолов, при переполненном молящимися храме, 30 марта 1942 года отец протоиерей Понятский молился Богу о даровании победы русскому воинству… Он от лица верующих поведал, что когда они мирно молились в этом храме, враг непрерывно обстреливал их: пули и осколки бомб летели в храм.

– Они изуродовали наш храм, – говорил он, – но службы мы не прерывали. Передайте наше заверение Блаженнейшему Сергию, что его призыв к защите нашей Родины мы восприняли как напутствие Божие на подвиг за Отечество и готовы отдать все в жертву за спасение Родины от ненавистного нам врага.

Батюшка произносит здравицу за воинов и вечную память тем из них, кому судил Господь Бог положить души свои на поле брани».

Казалось бы, при малочисленности приходов и воцерковленных христиан в СССР эти послания, призванные воодушевить людей на борьбу, должны были вдохновлять только узкий круг людей. Но на деле оказалось не так. В пример можно привести слова бойца 2-й партизанской бригады А. Голицына, который, поздравляя в 1944 году митрополита Ленинградского Алексия (Симанского) с 1 Мая, писал ему с благодарностью: «Ваш агитационный листок сыграл немалую роль среди оккупированного населения в деле оказания помощи партизанам, а вместе с этим и в борьбе против фашизма. Этот листок – среди населения – как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью, у кого он будет обнаружен».

Так же ненавистны были оккупантам послания и самого Патриаршего Местоблюстителя, а с 1943 года – Патриарха Сергия. Распространение его посланий жестоко каралось.

«Распространенное по всем православным приходам воззвание митрополита Сергия встретило ответную реакцию верующих. На оккупированной территории это обращение переходило из рук в руки, несмотря на то, что фашисты расстреливали всех, у кого находили его текст… Сначала из Москвы, а потом из Ульяновска митрополит Сергий внимательно следил за развитием событий. Он написал свыше 20 воззваний за два первых военных года. О том, что фашисты уделяли внимание патриотическим воззваниям митрополита Сергия, свидетельствует приказ группенфюрера СС Гейдриха от 16 августа 1941 года, согласно которому при захвате Москвы его следовало немедленно арестовать» (Якунин В. Н. Дело стояния за Родину).

В Симферополе, во время оккупации, особенно уважаемый верующими протоиерей Николай Швец зачитал в своем кладбищенском храме патриотическое воззвание Владыки Сергия, которое получил и распространил среди верующих диакон этого же храма отец Александр Бондаренко. Их поддерживал старец Викентий, бывший обновленческий епископ, давно мечтавший о молитвенном общении с Православной Церковью. Все они попали в немилость к заведующему церковным подотделом А. Семенову и были расстреляны Гестапо.

В посланиях к пастве патриарший местоблюститель обличал оккупантов за их злодеяния и выражал позицию Русской Православной Церкви, осуждающей тех священнослужителей, что осознанно перешли на сторону врага, стали орудием идеологической пропаганды противника.

Владыка говорил: «Ходят слухи, которым не хотелось бы верить, будто есть и среди наших православных пастырей лица, готовые идти в услужение ко врагам нашей Родины и Церкви, – вместо святого креста осеняться языческой свастикой. Не хочется этому верить, но если бы, вопреки всему, нашлись такие пастыри, я им напомню, что Святой нашей Церкви, кроме слова увещания, вручен Господом и духовный меч, карающий нарушителей присяги. Во имя этой от Бога данной мне власти, я как архиерей, имеющий силу вязать и решать, призываю к покаянию всех поколебавшихся из-за страха ли, или по другим причинам, а тех, кто покаяться не хочет, объявляю запрещенными в священнослужении и предаю церковному суду для еще более строгого вразумления. Бог поруган да не будет.

На тех же, кто, не щадя своей жизни, подвизается за защиту Святой Церкви и Родины, и на всех, кто своими молитвами, сочувствием, трудами и пожертвованиями содействует нашим доблестным защитникам, да пребудет благословение Господне, Того благодатию и человеколюбием всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

1/14 октября 1941 года.

День Покрова Пресвятой Богородицы».

Почти все называли его «Дедушка»…

Когда осенью 1941 года фронт приблизился к Москве, Московский горисполком по указанию центральных властей принял решение об эвакуации из столицы руководителей основных религиозных организаций СССР. Первоначально – в Оренбург, который потом был заменен на Ульяновск по просьбе митрополита Сергия. Эту по сути принудительную эвакуацию провели 14 октября, несмотря на то, что у Владыки Сергия была высокая температура. В Ульяновске Патриарший Местоблюститель пробыл с октября 1941 года до конца лета 1943-го.

Киевский митрополит Николай (Ярушевич), также эвакуированный из Москвы, уже в ноябре 1941 года по разрешению властей вернулся в столицу и вскоре был включен в качестве представителя Патриархии в различные государственные и международные организации. Он действовал как заместитель митрополита Сергия. В ноябре 1942 года митрополит Николай (Ярушевич) был назначен членом Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.

Сам Патриарший Местоблюститель, а затем и Патриарх, Сергий, будучи уже старым, немощным человеком, не ограничивался только патриотическими посланиями, в которые вкладывал всю душу. Сохранились воспоминания его келейника, архимандрита (впоследствии митрополита) Иоанна (Разумова), который пишет о Владыке с большой любовью. Он рассказывал о том, что, когда нависла вражеская опасность над Москвой, тяжело больной Владыка Сергий, поставленный перед необходимостью эвакуации, долгое время не соглашался в самое трудное время оставить своих пасомых, но все же вынужден был переехать в Ульяновск. Но и там он придерживался своего распорядка жизни – рано вставал, вычитывал молитвенное правило, и, кроме того, по советам врачей, каждый день совершал часовую прогулку.

«Сердце Владыки было настолько добрым, – вспоминал архимандрит Иоанн, – что он никогда не проходил мимо чужого горя. Однажды, когда он возвращался домой с прогулки, его встретила бедная вдова, потерявшая мужа и детей на фронте, она просила помочь ей. Святейший посоветовал почаще посещать церковь и причащаться Святых Тайн и хотел было дать ей денег, но их не оказалось, и тогда он достал дорогие часы с золотой цепочкой и отдал их неизвестной женщине.

Или другой случай. К Святейшему обратилась одна бедная старушка, которая сказала, что она замерзает в нетопленой комнате. Владыка сейчас же дал ей довольно крупную сумму и помогал ей в период всего своего пребывания в Ульяновске.

Проживая в Ульяновске, Святейший по-прежнему имел тесную связь через переписку со всей своей паствой. Особенно сильно беспокоился он за ленинградскую паству во главе с Ленинградским митрополитом Алексием. Получая письма из города-героя, он со скорбью говорил: “Вот нам-то хорошо здесь и покойно, а вот им-то там каково, находясь в руках у смерти”.

Всякое событие, связанное с народным горем, глубоко затрагивало душу любвеобильного Патриарха. Я вспоминаю такой случай. Это было летом 1942 года, когда Святейшему стало известно, что из Ленинграда по Волге в глубокий тыл эвакуировались изнуренные голодом дети. Эти пароходы останавливались в Ульяновске. Святейший с церковного амвона обратился с призывом к пастве отрешиться от своих личных корыстей и отдать все свои силы на служение Родине и помощь детям-сиротам».

В Ульяновске, в эвакуации, Патриарший Местоблюститель не переставал молиться о победе над врагом – а вместе с ним молилась и вся Русская Церковь. Архимандрит Иоанн вспоминал, что в ночь на 2 февраля 1943 года болевший в то время старец-митрополит попросил помочь ему подняться с постели. Встав с трудом, он положил три поклона, благодаря Бога, и затем сказал: «Господь воинств, сильных в брани, низложил восстающих против нас. Да благословит Господь людей своих миром!» Утром радио передало сообщение о полном разгроме немецких войск под Сталинградом.

«8 сентября, – продолжает архимандрит Иоанн, – Поместный Собор епископов избрал на пост Патриарха Московского и всея Руси Патриаршего Местоблюстителя Блаженнейшего Сергия, в течение 17 лет неотступно стоявшего у кормила церковного корабля. Всю ночь накануне интронизации Святейший в своей келии на коленях со слезами молил Господа о помощи ему и достойном принятии сего высокого звания».

«Дорогой Владыка, когда я думаю о Вас, стоящем на ночных молитвах, – я думаю о Вас, как о святом праведнике; когда же я размышляю о Вашей повседневной деятельности, то я думаю о Вас, как о святом мученике…» – такие слова были в письме, которое оставил в Москве для митрополита Сергия архиепископ Филипп (Гумилевский), бывший в столице проездом из северных лагерей во Владимирскую ссылку.

«На патриаршем посту Святейший с еще большим рвением отдавал все свои силы на служение Святой Матери-Церкви. Особенно напряженная работа ложилась на Патриарха в период заседаний Синода. Вместе с приезжими архиереями на этих заседаниях решались важнейшие вопросы по устроению церковного порядка.

Высокопоставленным людям свойственна величавость и сознание своей власти, но у Патриарха и тени не было этих чувств. Почти все близкие и далекие называли его Дедушка. Как много говорит это слово! В нем сознание близости, отсутствие всякой сановности, да и кто может быть мудрее, чем дедушка! Такие светлые и благие свойства духа приобретаются великим подвигом служения Богу и неустанной молитвой» (Архимандрит Иоанн (Разумов). Христианский уклад домашней жизни Святейшего Патриарха Сергия).

Русский народ оказал безграничное доверие нашему правительству…

Когда бедствия и тяготы войны были уже позади, 24 мая 1945 года Сталин произнес на кремлевском приеме тост «За русский народ!»:

«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я, как представитель нашего советского правительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура».)

Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду.

Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся.

Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!

За здоровье русского народа!

(Бурные, долго несмолкаемые аплодисменты.)»

(Из текста стенограммы.)

Итак, сам вождь признавал, что народ мог «пойти на компромисс», разуверившись в правительстве, и даже подчеркнул: «Это могло случиться, имейте в виду», – эти слова отсутствуют в газетной публикации речи Сталина. Конечно же, в таких условиях Русская Православная Церковь – от которой «компромисса» ожидали очень даже многие, но которая не пошла на предательство – приобрела некоторый авторитет в глазах как советского руководства, так и вчерашних убежденных безбожников.

«Патриотическая деятельность Церкви завоевывала признание и уважение не только среди верующих, но и у атеистов. Об этом писали в адрес правительства СССР бойцы и командиры действующей армии, работники тыла, общественные, религиозные деятели и граждане союзных, дружественных и нейтральных государств. Да и сама патриотическая, благотворительная деятельность Церкви в годы войны, вероятно, послужила одним из факторов, побудивших государство задуматься об изменении своего отношения к Церкви. Имеются документы, которые показывают, что государственные органы весьма серьезно относились к этой стороне деятельности Церкви, поскольку государство от этого получало определенную пользу». (Белкин А. И. Русская Православная Церковь в Мордовии в годы Великой Отечественной войны).

Во время Великой Отечественной войны положение Церкви в СССР действительно изменилось. Собственно, религиозные гонения начали стихать еще в 1939 году, в военные же годы верующим были сделаны некоторые послабления – открытие храмов, возвращение из ссылок и лагерей священников, восстановление архиепископских кафедр. Хотя в самом начале войны, в июле-августе 1941 года, еще нередки были аресты священнослужителей, но с осени они почти прекратились. Более того, были освобождены десятки клириков Московской Патриархии, в том числе, к сентябрю 1943 года, шесть архиепископов и пять епископов. В марте 1942 года власти разрешили провести Собор епископов в Ульяновске. Возобновились архиерейские хиротонии, появилась возможность открыть несколько новых приходов.

В начале войны возобновление богослужений в закрытых храмах было еще делом редким и непривычным, но постепенно открываться их стало больше. Так, например, в 1942–1943 годах в 14 районах Ярославской области беспрепятственно, хотя и не официально, без юридического оформления возродилась церковная жизнь в 51 храме. Иногда церкви открывались даже при содействии руководящих деятелей государства. Например, в документах Совета по делам РПЦ отмечалось, что в 1943 году М. И. Калинин «указывал Ярославскому облисполкому на неправильное отклонение ходатайств жителей Сусанинского района об открытии церкви. При этом он указал, что не следует возбуждать недовольство верующих теперь, когда требуется единство всего народа для победы над фашизмом, и разрешил открыть церковь в Сусанинском районе».

Не везде местные власти шли навстречу желаниям верующих, нередки еще были случаи грубо-административных, насильственных акций по отношению к приходам православных храмов. Так, например, в январе 1942 года здание Серафимовской церкви оказалось самовольно «взято райсоветом Приморского района под склад-распределитель для приема покойников… церковь была вскрыта, причем все имущество, утварь и проч. свалено к алтарю», – писал председатель двадцатки храма К. Андреев. Деньги и продукты, хранившиеся в церкви, оказались расхищены, запас дров сожжен. Церковь вернули верующим только в апреле 1942 года.

Тем не менее, первые шаги были сделаны. И было на то несколько причин – отклик на патриотическую позицию Церкви, боязнь, что множество верующих окажется по ту сторону фронта, желание поднять престиж СССР в глазах зарубежных стран, где к безбожной политике советских властей относились резко отрицательно. Не исключен и личностный фактор, власть имущие сами почувствовали потребность в вере в столь тяжкое время. Главное же для самой Церкви заключалось в том, что в годы поистине страшных испытаний к ней потянулись прежде равнодушные к вере люди. В том числе потому, что сами иерархи и священники делали все возможное, чтобы приблизить победу, завоевывая тем самым признание и уважение все большего числа советских людей.

Церковь и Великая Отечественная война – на страницах книг и журналов военного времени

Изменение отношения советской власти к Церкви ярко демонстрирует судьба Союза воинствующих безбожников, который, по сути, разогнали, а в его типографии была затем напечатана книга «Правда о религии в России». Сам же глава Союза воинствующих безбожников Емельян Ярославский по поручению Сталина вынужден был написать статью «Почему религиозные люди против Гитлера», призванную одобрить патриотическую позицию Церкви в первую очередь в глазах зарубежного читателя. Естественно, что эта статья, которая, видимо, далась главному безбожнику страны нелегко, была в корне отлична от его предыдущих работ. Опубликовал он ее под псевдонимом Каций Адамиани.

Во время войны был прекращен выпуск антирелигиозных изданий, журнал «Под знаменем марксизма» начал печатать статьи о выдающихся русских исторических деятелях, великом русском народе, героизме советских солдат. Центральные газеты «Правда» и «Известия» с первых же месяцев войны начали публиковать телеграммы представителей православного духовенства с сообщениями о перечислении денежных средств на нужды обороны, информацию о работе Православной Церкви, а затем – и биографии патриархов Сергия и Алексия.

В феврале 1942 года уже самой Русской Церкви разрешили возобновить издательскую деятельность, хотя во главу угла власть ставила все-таки пропагандистские цели, и иерархи вынуждены были считаться с этим. Поэтому выпуск книги «Правда о религии в России» санкционировался специальным постановлением ЦК ВКП(б) и за его выполнение был ответственен народный комиссар внутренних дел Л. Берия. Предисловие к книге написал Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий, подготовлена она была в кратчайшие сроки и была издана тиражом 50 000 экземпляров на нескольких языках. Распространялось издание в США, Великобритании, Швеции, на Ближнем Востоке и за линией фронта, его основной целью было убедить зарубежных читателей, что самые большие беды Русская Церковь пережила не от советской власти, а от германской агрессии. Несмотря на некоторые явно пропагандистские моменты, книга наполнена подлинными, горькими и страшными свидетельствами людей, переживших кошмар фашистских издевательств, в ней перед всем миром срывалась маска с оккупантов, якобы несших спасение народам от большевизма.

Вот фрагменты из книги «Правда о религии в России».

«Еще утром 22 июня в Кишиневе прозвучал первый сигнал воздушной тревоги. Немецкие самолеты сбросили бомбы на мирное население Кишинева. Воскресная служба в кафедральном соборе, в которой я принимал участие, происходила в необычайных условиях: здание сотрясалось от разрывов немецких бомб, которыми варвары целили в собор. И они попали в него и частично разрушили святой храм.

Немцы с первого же дня разоблачили себя перед всем миром как варвары и кровавые агрессоры. Яркими свидетельствами этого были слышанные мною крики раненых взрослых и детей и виденные мною трупы убитых при этой бомбежке кафедрального собора. Там, где еще вчера люди собирались у мирных домашних очагов, – теперь дымящиеся развалины, воронки, плачущие дети, потерявшие своих родителей; обезумевшие матери, ищущие спасения от черных асов; выбитые стекла в соборе и обвалившаяся штукатурка.

Речь Молотова объяснила все. В 12 часов дня весь мир узнал о вероломном нападении гитлеровской Германии. Народ сразу убедился в действительных чувствах немцев». (Протоиерей Петр Филонов, настоятель церкви Нечаянной Радости г. Москвы).

«Моя Воловниковская церковь разбита и сгорела почти до основания. Немцы (новые «крестовики») предварительно ее ограбили, а потом устроили из нее склад боевых припасов и около нее расстреливали наших пленных красноармейцев.

Бой был ожесточенный и для нашей церкви окончился печально. Когда я узнал, что сделали немцы из церкви, поспешил туда, чтобы взять антиминс и Святые дары. Но когда я туда приехал, уже шел бой и в церковь проникнуть, конечно, я уже не смог (да немцы, вероятно, и не пустили бы).

Пока я ездил, рабочий поселок был подожжен немцами, дом, в котором я жил, сгорел. Сгорели все мои книги, заметки и записки, мое маленькое имущество немцы украли.

Протоиерей Сергий Городцов.

Село Воловники Клинского района Московской области». (Из опубликованного в книге письма к митрополиту Сергию).

«Нам памятен тихий осенний вечер в одном юго-западном нашем городе. Лучи заходящего солнца еще не успели скрыться с крестов одиноко стоявшей кладбищенской церкви, расположенной неподалеку от густо населенного мирными жителями квартала города. Казалось, что ничто не может и не посмеет нарушить – так даже хотелось многим верить – торжественную тишину вечера накануне праздника Воздвижения Креста Господня, празднуемого всем христианским миром… Но так только казалось.

Еще не успели умолкнуть звуки торжественных молитв кануна праздника в сердцах у верующих. А русский человек не может, придя из храма домой, не сказать: «Бог милости прислал» и так немного, без слов, посидеть в кругу семьи, как бы еще сильнее стараясь запечатлеть в своей религиозной душе молитвенное настроение только что покинутого храма. И вдруг эта торжественная тишина была нарушена. Налетевшие самолеты врага с черными фашистскими крестами, будто намеренно выбирая себе цели, обрушили свои смертоносные бомбы на мирные жилища. Раздались взрывы, пламя охватило дома; крики раненых женщин, детей, стариков, треск горящего дерева и падающих построек – все смешалось в один стонущий гул.

Но и среди этого разгрома, пожаров и смертей не дрогнули души верующего населения.

Ктитор церкви, 70-летний Иосиф Михайлович Пчелкин, мужественно, невзирая на опасность для своей жизни, успокаивал население:

– Да что вы, право, детки мои! Или испугались антихриста этого? Да ведь мы же с вами православные. Сам Господь защитник нам. Не страшны нам его бомбы!

И потом, на призыв архипастыря сохранить в душе спокойствие и в мирной христианской молитве предать суду Божиему обидчиков и разорителей земли Русской, верующие, не сдержав праведного гнева, в едином порыве восклицали:

– Антихрист идет на нашу землю! Все, все как один будем защищать свою Родину!

Одна из присутствовавших женщин, держа высоко над головой гробик своего младенца, убитого накануне осколком фашистской бомбы, призывала верующих отомстить фашистам.

Никогда не забудешь того чувства сплоченности и единодушия, с которым молились жители Орла в те тяжелые для них дни. Да, так у нас, русских людей, искони ведется: хоть горе у одного, а чувствуют его все.

У нас и молитва всенародная, общая, и когда мы молимся, то молимся за весь народ, потому что мы, весь народ, составляем одно.

Нельзя было слушать без умиления беседы русского патриота, ктитора орловской церкви Пчелкина, с его сыном – машинистом Орловской железной дороги.

– Ишь тебя как разукрасили антихристы, – обнимая и целуя израненное лицо сына, произносит отец. – А ты их не бойся. Силы-то у них настоящей нет. Это он запугивает нас.

– Да нет, папаша, как-то о себе и не думаешь. Вот в прошлую ночь немец поджег мой поезд. Но не удалось – вовремя расцепили вагоны. Ни одной жертвы не было. Всех в сохранности доставил до места.

– Вот так-то, сынок, хорошо, не посрамил старика! Помни только: спасай чужих, если желаешь счастья родным своим. Тогда и Бог тебе помощником будет!

А сколько таких незаметных, неизвестных героев на земле русской, не щадящих своей жизни ради блага других, ради своего Отечества! Имена их Ты веси, Господи. Их нам и не перечесть.

Со слезами оставлял русский православный народ город Орел.

Расставаясь с глубокими старцами или тяжелобольными, которые не могли сами выйти из города, верующие и здесь нашли в себе твердость и мужество, свойственные только, как нам кажется, одним русским: не впадая в панику, вселить в оставшихся надежду и уверенность, что недалеко то время, когда они вновь соединятся, когда ненавистный враг со стыдом изгнан будет из пределов орловской земли, уверить их в том, что Бог не допустит, чтобы грязный сапог чужеземных ворогов топтал святую русскую землю.

И мы глубоко верим, что Господь услышит их молитвы. Земля русская будет принадлежать только русским. Залогом нашей уверенности в этом служит неподкупная преданность русского народа Православной Русской Церкви, ее святителям Божиим, твердая, несгибаемая любовь к воспитавшей и взрастившей его русской земле.

Всем жертвует, кто чем может, русский народ для защиты своей Родины!

Все проникнуто и освящено в русском народе святой молитвой и верой во Христа, и эта вера сожжет дерзнувших вступить на нашу священную землю.

Алексий, Архиепископ Уфимский, 27 марта 1942 года, пятница 6-й седмицы Великого поста».

В 1943 году была подготовлена и напечатана еще одна книга – «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война», посвященная патриотической деятельности Московской Патриархии. Подобную же книгу о Ленинградской епархии хотел издать и митрополит Алексий (Симанский), но власти ответили отказом на его ходатайство.

В 1943 году с разрешения властей было возобновлено издание «Журнала Московской Патриархии», закрытого в 1935-м, на страницах каждого его номера можно было прочесть отклики на военные события. Журнал печатал рассказы очевидцев о зверствах фашистов, о разорении ими храмов, монастырей и уничтожении бесценных памятников культуры, статьи о подвигах священников, материалы историко-патриотического характера. За все время войны журнал выходил ежемесячно тиражом в шесть тысяч экземпляров, и каждый выпуск содержал патриотические послания главы Церкви и ее иерархов к русскому народу.

А жаль, что ты так и не стал священником…

Изменения в судьбе Русской Православной Церкви в 1943 году были связаны с именем одного человека, о личности которого много спорят уже немало лет. Конечно, к сближению с Церковью Иосифа Сталина подвели внешние обстоятельства. Церковь проявила себя надежным союзником в войне, вера помогала сплочению людей, и следовало считаться с мнением народа, в трудные военные годы уже без страха выражавшего свою религиозность. А также – произвести благоприятное впечатление на зарубежных союзников, показать всему миру, что гонений на религию в России якобы нет. Возможно, были и другие объективные причины. Но что касается личных мотивов главы СССР, это остается загадкой.

Конечно, у Сталина были неоднозначные отношения с Церковью, учитывая, что в юности он собирался стать священником.

Иосиф Джугашвили родился в 1879 году. В 1888 году Иосиф поступил в Горийское духовное училище, которое закончил с отличием в 1894 году. В том же году он был зачислен в Тифлисскую духовную семинарию. Там он первые два года был в числе примерных учеников, потом его поведение и успеваемость становились все хуже, и наконец, в 1899 году, Иосиф Джугашвили был исключен из семинарии, не пройдя полный курс, «за неявку на экзамены по неизвестной причине». Тогда ему было двадцать лет.

Его одноклассник по духовному училищу свидетельствовал: «В первые годы учения Сосо был очень верующим, посещал все богослужения, пел в церковном хоре. Хорошо помню, что он не только выполнял религиозные обряды, но всегда и нам напоминал об их соблюдении». А его близкий товарищ по Тифлисской духовной семинарии А. Сипягин (позднее депутат от социалистов в Государственной думе первого созыва), ставший католическим священником восточного обряда, вспоминал, «как в те далекие годы они исповедовались старцу и каждый месяц приступали к причастию, что было тогда не очень распространено среди православных».

По воспоминаниям дочери Сталина, Светланы Аллилуевой, мать будущего вождя была верующим человеком. О своей бабушке С. И. Аллилуева писала: «…Характер у нее был, очевидно, строгий и решительный, и это восхищало отца. Она рано овдовела и стала еще суровее. У нее было много детей, но все умерли в раннем детстве, – только отец мой выжил. […] Она так и не захотела покинуть Грузию и приехать жить в Москву, хотя отец звал ее, и мама тоже. Ей был не нужен столичный уклад жизни, она продолжала свою тихую, скромную жизнь простой набожной старухи. […] У бабушки были свои принципы, – принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер, – все это перешло к отцу…