Текст книги "Третий чемпионат фабулы по прозе"

Четвёртый тур. О животных

Владислав Александрович Диаров.
Чуня и спорт

Поросенок выбивался из сил. Маленькое, тщедушное тельце слабо сопротивлялось течению. Перебирая передними ножками, он высовывал из воды пятачок и жадно хватал ртом воздух. Весенний паводок давал о себе знать, течение было сильным.

– Гляди, кто-то барахтается, – Федор прищурился и воскликнул с ужасом. – Кажись ребенок, грудной!

– Где? Какой ребенок? Ты что несешь! – Селифан, всматриваясь вдаль, но ноги уже несли его в сторону бултыхающегося создания.

Поросенок захлебывался, еще немного и он пойдет ко дну. Когда его несло по течению, волны не давали ему утонуть, когда же его прибило к берегу, то здесь, в тихой заводи вода была спокойная и не держала его. Поросенок захлебывался. Вытащив из рюкзака рыбацкий сачок, Селифан опустил его и подхватил несчастного хрюшку в самый последний момент. Измученный малец уже не мог двигаться и только трясся от страха и холода.

– Вот тебе и рыбалка, – хмыкнул Федор. – И чего с ним теперь делать?

– С собой возьмем, – Селифан вытащил из сачка дрожащего поросенка и аккуратно положил на траву. Неудачный пловец открыл глаза и, смешно задергав пятачком, стал тыкать его в мозолистую ладонь. Недовольно поморщившись, он слабо пискнул, и устало опустил голову.

– Да он же молочный, не выживет, – заворчал Федор.

– Ничего, как-нибудь, оклемается, – Селифан с улыбкой посмотрел на копошащийся комочек жизни.

Когда скрипнула калитка, навстречу выбежали детишки. Двенадцатилетний сын Денис, семилетняя дочь Галя.

– Папа рыбки принес! – перебивая друг друга, они с любопытством заглянув в садок и остолбенели.

– Ой, какой малапусик, – засюсюкала Галя.

– Тоже мне, карась. – хмыкнул Денис.

Пловцу на длинные дистанции видимо это сравнение не понравилось. Он поднял голову, сморщил пятачок и возмущенно хрюкнул.

Шло время. Поросенок, как говаривали в добрых сказках, рос не по дням, а по часам. Вначале его кормили из соски. Но вскоре он уже бегал по двору и протестуюше визжал, если его корытце было пустым. Куры боялись его как огня. Наевшись, он гонялся за ними, дабы поделиться своей радостью. Но, услышав вблизи его задорное хрюканье, они рассыпались в разные стороны, совершенно не интересуясь его впечатлениями. Особенно возмущался его поведением хозяйский пес Спорт. Помесь дворняги и сенбернара, это была довольное крупная псина с доброй душой и звериным оскалом.

Поросенок в свободное от кур время постоянно вертелся подле него. Путался под ногами, а иногда нахально становился прямо перед его мордой и хитро прищурившись, повизгивал. Мол, не будь занудой, давай побегаем что ли. Спорту был степенным сторожевым псом и не любил отвлекаться по пустякам, а тем более обращать внимание на всяких хрюкающих сопляков, но маленькие копытца постоянно семенили за ним не давая покоя. Если Спорт ложился в тенечке, за дровами на заднем дворе, неугомонный малыш сразу же устраивался рядом и мирно посапывал, держа ухо востро. Стоило Спорту подняться, как его настырный спутник был уже на ногах.

– Так, славно отдохнули. Ну, куда теперь пойдем?

Чтобы отвязаться от назойливого спутника Спорт залезал в будку и предавался размышлениям. Но стоило ему высунуть голову, поросенок тут как тут.

Однажды Чуня, так прозвали его дети, занемог. Возможно, съел чего-то неподходящего. Два дня он не притрагивался к еде и лежал без движения. Как ни странно, но Спорт сразу же заскучал. Никто его не будил утром с противным визгом. Не путался под ногами. Весь следующий день он просидел рядом с поросенком, пока не привели ветеринара. Тот дал ему какое-то слабительное, но Чуне не стало легче.

– Надо немного подождать, – успокоил Айболит хозяйку.

С утра погода выдалась солнечная. Спорт сидел в конуре. Ему не хотелось вылезать. Положив морду на передние лапы, он с безразличным видом наблюдал, как две хохлатки дерутся из-за толстого дождевого червя. Тот извивался как только мог, но два острых клюва бесцеремонно терзали его с явным намерением разорвать пополам. Вдруг до его ушей донесся знакомый топот. Бодрое хрюканье согнало с него скуку. Спорт оживился и выглянул наружу. Веселый и здоровый Чуня нетерпеливо теребил копытцами землю, а его нахальный пятачок уткнулся ему прямо в нос. Недовольно хрюкнув, он укоризненно уставился на пса. «Чего валяешься лежебока. Глянь, какая погода! Айда шляться» Вскоре они вдвоем как угорелые носились по двору, чем здорово переполошили кур и вывели из себя петуха, который, из-за этой суматохи, так и не смог никого потоптать.

С тех пор они стали не разлей вода. Спали рядышком, обедали вместе. Спорт грыз кость рядом с корытцем, а Чуня чавкал и периодически осведомлялся, не желает ли его лающий друг попробовать его похлебку. Уж очень не продуктивными были старания пса. Уже пол корыта выкушал, а кость так и не уменьшалась. После обеда они дремали. А отдохнув, чинно прогуливались по двору, игнорируя местное население, от чего куры были в полнейшем восторге. Свои прогулки они сопровождали легким похрюкиванием и довольным урчанием, переходящим в восторженный лай.

– Это они песенку поют, – смеялись детишки.

 
Гуляя вместе обойдем весь свет,
Друг дружку лапками обняв,
Ведь лучше нас друзей на свете нет,
Хрю, хрю, хрю, гав, гав, гав, гав.
 

Шло время. Лето пролетело как пушинки одуванчика. Земля переболела дождливым насморком, пережила хандру непогоды и депрессию осенних ветров. Вскоре золотисто-багровый ковер уступит место белоснежному покрывалу. Наступала зима. Поросенок из визжащего и вечно бегающего недоразумения превратился в солидного и степенного хряка. Хрюкал он баском и уже не гонял кур как раньше. Но их дружба с собакой не прекращалась. Они по-прежнему были вместе.

Однажды, когда Галя и Денис гостили у бабушки, Селифан вдруг проронил в разговоре с женой.

– Чуня то наш, эвон как вымахал.

– Ты это к чему, – Настасья, стройная женщина с голубыми глазами, настороженно посмотрела на мужа.

– Да к тому, что… – Селифан нахмурился. Вздохнув, он встал и подошел к окну.

До вечера было далеко, но начало темнеть. На небе сгущались тучи. Порывы ветра лохматили тишину, отдаваясь унылым воем в проеме дымохода. Это был один из тех дней, когда природа переживает больное перерождение. Вскоре наступит конец беззаботным солнечным дням.

– Покуда дети не приехали… – как бы разговаривая сам с собой, произнес задумчиво Селифан.

Настасья молча вышла и с силой захлопнула дверь.

Утро выдалось хмурое и ветреное. Всю ночь шел снег. Выглянув ранним утром из сарая, Чуня от удивления захлопал своими маленькими глазками. Это что за странные пушинки облепили его пятачок? Ему стало щекотно, н он тут же отпрянул назад. Пушинки мгновенно исчезли, превратившись в капельки воды. Это его развеселило. Высунув рыльце, он с опаской наступил копытцем на белый покров, укрывший весь двор, и тут же отдернул. Ничего страшного, просто немного прохладно. Увидев след своего копытца, Чуня весело хрюкнул. В воздухе чувствовался какой-то пьянящий задор, и повсюду порхал белый пух. Пушинки кружили и падали, а за ними еще и еще. Набравшись смелости, Чуня выскочил из своего укрытия и стал носиться по двору как угорелый. Скрипнула калитка и во двор вошел Селифан. За ним грузной походкой проследовал Федор.

– Ишь ты, какой здоровенный, – Федор уставился на Чуню. – И чем это ты его кормишь.

– Да уж. На аппетит не жалуется, – довольно хмыкнул Селифан. – Пошли, выберешь чего тебе надо. Они оба скрылись в сарае. Ножей у Селифана, как и прочих инструментов, было много. Он был очень хозяйственным мужиком и держал инструменты в полном порядке. Федор выбрал средних размеров тесак с узким острием и острым лезвием.

– Вот этот подойдет.

Селифан только молча пожал плечами. Оба вышли. Чуня стоял и смотрел на них с интересом. Первым к нему подошел Федор. Нож он держал за спиной. Чуня радостно завилял хвостиком, и, надеясь на угощение, вытянул вперед пятачок. Похрюкивая своим фирменным «хрюнем» он в предвкушении чего-то вкусненького, полузакрыл свои маленькие глазки и настойчиво стал тыкать влажным пятачком голенище сапога. Давай мол, угощай, чего тянешь.

– Я сейчас на него навалюсь, а ты держи за задние ноги, – Федор резко толкнул хряка и повалил на землю…

Спорт дремал в своей будке, когда громкий визг разбудил его. Обычно Чуня любил бывало ошарашить друга своим внезапным весельем, но на этот раз все было по-другому. Спорт выскочил из будки, уши его настороженно дрожали. Визг доносился из глубины двора. Он был душераздирающе громким и вскоре перешел на клокочущий хрип. Пес как ошпаренный бросился в ту сторону. На истоптанном снегу, лежал Чуня. Разодранное горло и грудь его были в крови. Тело дергалось в предсмертной агонии.

Федор, зажав рыльце руками молча наблюдал, как из окровавленной гортани выплескивались струи крови, окропляя снег. Кровь была теплой и сопровождалась легким паром, выходящим из рваной раны. Рядом стоял Селифан и угрюмо наблюдал за происходящим.

Глухое рычание заставило их обернуться. Перед ними стоял дикий зверь с черными от ярости глазами и оскаленной пастью. Нос зверюги сморщился, а верхняя губа дрожала, обнажив клыки. Зарычав громче собака, с хриплым лаем прыгнула на Федора, который еле успел отскочить в сторону.

– Спорт! А ну место! Кому говорят! – Селифан попытался успокоить пса, но тот злобно посмотрел на него и, ощетинившись бросился в его сторону. Не решаясь тронуть хозяина он лаял на него глядя прямо в глаза. Видя что ситуация безвыходная оба решили скрыться в сарае и подождать, пока пес успокоится.

– Ну, я ему задам, – проворчал Селифан, глядя в щелочку между досками на беснующегося пса.

Собака осталась наедине с окровавленной тушей. Хряк лежал в луже крови. На снегу она казалась черной. Спорт подошел поближе и ткнул носом пятачок друга. Чуня с удивительной легкостью откинул голову в сторону, оставив за собой кровавую полоску. Глаза его были полуоткрытыми и смотрели с каким-то хитрым прищуром. Так обычно смотрят головы свиней выставленные на продажу для холодца на прилавках мясного магазина. Спорт вдруг притих. Дыбом шерсть, страшный, звериный оскал, грозное рычание – все это исчезло. Собака, не отрывая взгляда от мертвого друга, присела на задние лапы, положила голову на передние и тихо заскулила.

– Ну и чего? Долго мы будем на этот маскарад смотреть? – не вы держал Федор. – Мне домой пора, дел по горло, пошли свежевать.

Селифан вышел из укрытия и подошел к Спорту. Тот лежал без единого движения. Услышав голос хозяина, он обернулся. Селифан невольно отшатнулся. Во взгляде пса было что-то жуткое и жалкое одновременно. Боль отчаяние и беспомощность. Но в глубине глаз вспыхивали злобные огоньки. Вдруг пес зарычал и, вскочив, кинулся к навесу, за которым прятался Федор. Ощетинившись, он бросился на убийцу и повалил на снег.

– Убери собаку! Ах… твою мать… Сука.

Селифан бросился на помощь. Схватив собаку за ошейник, он с трудом оттащил озверевшее животное.

– Смотри! Он мне руку прокусил! Ах ты, скотина!

Левая рука его кровоточила. Схватив правой здоровенное полено, Федор с силой ударил вырывающегося пса по оскалившейся пасти. Злость и боль возымели свое действие. Собака, грозно зарычав, огрызнулась на хозяина, заставив его от неожиданности отпустить ошейник, и вновь набросилась на Федора. Схватив за полы тулупа, она с остервенением стала катать его по снегу.

– Помогите! А-а-а-а! Он меня загрызет!

Выстрел в воздух остановил разбушевавшегося пса. Заряд картечи предотвратил кровопролитие. Какое-то мгновение понадобилось Селифану влететь в избу и зарядить ружье. Возможно, это мгновение спасло Федору жизнь. Спорт отскочил от своей жертвы и растерянно уставился на хозяина. Вороненный ствол опустился ниже. Палец лег на второй спусковой курок. Смерть двенадцатого калибра, притаившаяся во втором стволе, готовилась вырваться наружу. Ей было безразлично, кому она предназначена. Спорт, видимо оглушённый выстрелом, стоял неподвижно и испуганно глядел на хозяина. Вид у него был какой-то жалкий. Селифан видел перед собой несчастное создание, потерявшее друга. Палец отпустил курок, а ствол, опустившись еще ниже, уставился в землю. Этой секунды было достаточно. Спорт сделал два огромных прыжка и, взгромоздившись передними лапами на забор, перемахнул через него и исчез.

Рана оказалась не глубокой. Руку перевязали, а вскоре прибыл и местный фельдшер. Пострадавшего отвезли в травмпункт, где ему настоятельно рекомендовали сделать укол от бешенства. Собаку необходимо было изловить до наступления темноты. Вскоре о происшествии узнало все село. Жители были уверены – собака бешенная. На пса началась настоящая охота.

– Да никакой он не бешенный! – Настасья с укором смотрела на мужа. – Не надо было Чуню трогать. Ты же знаешь, он за него горой.

Селифан молча вздохнул и угрюмо посмотрел в окно. За калиткой уже собралось несколько односельчан. Они переменились с ноги на ногу и нервно курили.

– Спорта надо поймать, – произнес он нерешительно. – Пока он еще кого-то не покусал.

– Ружье то зачем берешь? Он ведь у нас еще щеночком был, не надо его убивать.

– Да перестань ты ныть. Ружье так, чтоб припугнуть, видела бы ты его оскаленную морду.

Селифан снова посмотрел в окно. К собравшимся присоединился еще один. Это был Григорий. Он служил в спец войсках и недавно был демобилизован. Бывший снайпер, он теперь работал лесничим. За спиной у него висел карабин

– Ну, я пошел, – Селифан тяжело вздохнул и вышел. Вскоре послышался грузный топот его ног и поскрипывание деревянных ступенек.

Спорта видели последний раз на окраине села, дальше был глубокий овраг. Там мужики его и нашли. На него было страшно смотреть. Это был загнанный в угол дикий зверь которому нечего было терять и который был способен на любую жестокость.

– Спорт! – голос Селифана звучал неуверенно.

Узнав голос хозяина, собака подняла голову. Селифан увидел его мутный взгляд и застыл на месте, по спине прошел легкий холодок.

– Берегись! – крик и выстрел прозвучали одновременно. Кто кричал, а кто стрелял, поначалу никто не понял. Но еще мгновение и в горло Селифана вцепились бы острые клыки.

Пса закопали тут же у оврага. Земля еще не сильно промерзла, а потому копать было не трудно. Расходились молча, только Митрич, сторож склада проворчал, глядя куда-то в сторону.

– А ведь это он, за друга так… – и немного помолчав, тихо добавил. – Эх, Селифан, как же ты… Не договорив, он махнул рукой и сплюнул.

Сгустились сумерки, да еще и ветер нагнал рваные тучи. Село готовилось ко сну. Вскоре погасли последние огни. Черная тишина обволокла дома и поля. Лишь изредка доносился собачий лай. Где-то хрюкала свинья, видимо устраиваясь поудобней у себя в сарае. Обычные деревенские звуки. Только на песню это не было похоже.

Александр Паршин. Не предавайте друзей

С трудом встал, опираясь на стенку, дошел до кухни. Сердце бешено застучало, голова стала неметь. Хлебнул из бокала сок. Не проходит.

«Умру, сегодня», – мужчина помассажировал сердце.

Морщинистое лицо перекосилось от боли. Дышать становилось труднее и труднее.

Пёс зашёл на кухню, посмотрел на хозяина умными, грустными глазами. Лизнул руку, стараясь подбодрить человека.

– Шарик, ты же голодный!

Мужчина, держась за стол, подошёл к холодильнику и, достав из кастрюли большую кость с мясом, попытался положить в миску. Но та вывалилась из ослабевших рук и плюхнулась рядом.

– Ешь, Шарик! – и тяжело опустился на стул.

Собака подошла и стала робко есть, постоянно оглядываясь на хозяина.

– Умру, я сегодня, – он тяжело вздохнул. – С кем ты останешься? Ведь и у тебя, кроме меня, нет никого. Может соседка возьмет. Будешь у тёти Оли жить. Слушайся её! Хотя, не возьмёт она тебя. У неё дома чистота идеальная, и внуки часто приходят. Да, ты ешь, ешь! Не слушай меня.

Но пёс слушал. И не только слушал, но и понимал. Скоро жизнь изменится. Хозяина опять заберут люди в белых халатах, от которых так резко пахнет. И его долго не будет. Но он чувствовал и что-то более страшное, находящееся за границами его собачьего разума.

Человек подождал, когда собака догрызёт кость, и по стенке пошел в комнату. Голова немела всё сильней и сильней. Он буквально рухнул на кровать, не хватало сил даже пошевелиться. На ощупь взял с табуретки таблетку и засунул под язык. Если и помогло, то самую малость. С трудом повернулся на спину и постарался успокоиться, уставившись в потолок.

«Умру, и никто не заметит, что жил на белом свете такой Белов Владимир Григорьевич. Старался всю жизнь помогать родным и друзьям, а умирать будет один», – он почувствовал на руке влажный шершавый язык и тихо произнёс. – Один только ты у меня и остался.

А пёс продолжал лизать руку человеку. Мол, всё будет хорошо, хозяин! Да, только становилась его ладонь всё холоднее, и пахло от неё чем-то неприятным. Вот рука легла на его голову и заскользила по загривку.

«Какое приятное ощущение. Хозяин меня любит», – светился радостью его взгляд.

«Каких-то десять лет назад у меня было всё: жена, сын, своё дело и друзья, много друзей. Затем… – на щеках человека появились слёзы, – …сын ушёл в армию и попал в плен к чеченцам. Когда по интернету передали его фото, где он раненый и измождённый лежал, в каком-то сарае… Жена не выдержала, сердце у неё и так болело».

Владимир Григорьевич положил под язык очередную таблетку, прекрасно понимая, не поможет. Говорят: перед смертью перед глазами проносится вся жизнь.

«…а после фото крупными буквами требование о выкупе. Сто тысяч долларов. Видно знали, что такие деньги я найду. Пришлось всё продать.

Сына привезли в крайне тяжелом состоянии. Но я выходил своего мальчика. Правда, прожил он после этого всего четыре года. Похоронил его рядом с матерью.

Скоро приду к вам, дорогие мои! И мы вечно будем вместе».

Очередная таблетка отправилась под язык.

«А друзья? Не было их, оказывается, настоящих-то. Да, на них и не обижаюсь. У всех своя жизнь, свои проблемы. Странный, видно, я человек. Даже на чеченцев зла не держу. Плохие люди у всех народностей есть. У нас их может больше, чем у других. Пусть Бог всем судьёй будет».

Человек вновь почувствовал на руке влажный язык.

– Что, Шарик, плохи наши дела? – он провёл слабой рукой по голове собаки. – Не встану я больше. Как же мы друг без друга будем?

Рука потянулась за таблеткой и застыла. Последний удар сердца. Последний глоток воздуха… Темнота… И где-то там в конце, свет. Туда… Туда…

***

«Что с хозяином? – жалобный вой вырвался из пасти. – Надо спасать! Дверь всегда открыта».

Пёс выбежал на лестничную площадку и стал громко лаять, жалобно подвывая. Из двери напротив, выбежала пожилая женщина:

– Шарик, ты что воешь? С Григоричем что-то?

Пёс схватил её за полу халата и потащил в квартиру, к своему другу.

– О, Боже! Григорич? – она пощупала пульс. – А-а-а!

Бросилась к телефону, набрала номер и стала, что-то кричать сквозь слёзы.

Вскоре в квартиру зашли двое мрачных людей. Положили хозяина на брезент…

Пёс злобно зарычал.

– Шарик! – соседка схватила его за ошейник. – Не вернуть уже Владимира Григорьевича.

Он внимательно посмотрел в глаза женщины, стараясь понять, что она сказала. Но сквозь её слёзы понять это было не возможно.

«Надо ждать», – взглядом проводил соседку и улегся на коврик.

Всю ночь он пролежал на коврике, иногда тихо завывая. Наутро раздался скрежет замка. И вместе с соседкой в квартиру вошёл мужчина.

– Что здесь собака делает? – раздражённо спросил тот. – Сейчас брата привезут. Он под ногами мешаться будет.

– Шарик, пошли! – соседка вывела его на лестничную площадку. – Что же мне с тобой делать? Сиди здесь! Поесть вынесу.

Вышла с пакетом и повела собаку во двор. Завела за гаражи.

– Пока здесь поживёшь, – выложила перед ним вполне аппетитные остатки пищи. – Сейчас лето – не замёрзнешь. Потом что-нибудь придумаем.

Пёс понюхал пищу и лёг рядом, не притронувшись к ней. Тяжело было на его собачей душе.

От этой машины, подъехавшей к их подъезду, ощетинилась шерсть на загривке. Шарик встал и, крадучись, подошёл к ней.

Из кузова вынули большой ящик, обитый красной материей, в котором лежал его хозяин. Но пахло от него чем-то ужасным. И пёс жалобно завыл.

– Уберите собаку! – раздражённо крикнул кто-то.

– Это его хозяин, – раздался грустный мальчишеский голос. – Они любили друг друга.

Весь день он пролежал за гаражом, тихо скуля. Ночью, когда вышла луна, раздался жалобный вой. И какая скорбь была в этом вое, словно человек плакал, потеряв друга.

К полудню у подъезда стали собираться люди, подъезжали машины. Вынесли его хозяина в том же красном ящике. Затем погрузили в машину и повезли.

Пёс бросился вслед. Долго бежал, стараясь не упустить машину из виду. Та остановилась у изгороди, за которой росли деревья и стояли кресты над страшными холмиками.

Люди понесли его хозяина за изгородь, а он осторожно пошёл за ними. Остановились у глубокой ямы. Постояли и… стали опускать туда его хозяина.

Шарик бросился к ним, жалобно скуля, словно спрашивая:

«Что вы делаете, люди?»

– Собака, собака! Сейчас в могилу упадёт, – раздался чей-то голос.

– Это его пёс. Бедный, как переживает.

Кто-то схватил его за ошейник и тихо произнёс:

– Не вернётся, Шарик, твой хозяин!

Могилу засыпали, и люди разошлись. А он лёг рядом и стал ждать. Пёс был уверен, что скоро встретится с другом. Не мог он оставить его одного.

Проходили дни и ночи, а Шарик всё лежал около могилы и ждал, когда вернётся хозяин.

И вот, когда уже силы совсем оставили его, а в глазах темнело, кто-то подошёл к могиле.

– Шарик! – раздался полный ужаса возглас. – Уже девять дней, а ты всё здесь.

Пёс с трудом повернул голову. Эта была их соседка.

– Что же ты делаешь? – продолжала причитать она. – На, поешь!

Он покачал головой и посмотрел ей в глаза, словно благодаря:

«Спасибо! Я есть не буду. Скоро придёт хозяин и заберет меня с собой».

– Что же делать? – женщина огляделась и увидела пожилого мужчину.

Тот подошёл и спросил:

– Ваш муж?

– Нет, сосед.

– А это его пёс?

– Да!

– Я здесь сторожем работаю, – мужчина горестно покачал головой. – Пытался его, и накормить, и к себе взять. Не идёт и пищу не берет. Не трогайте его! Он навсегда с хозяином остаться хочет.

Все ушли, и наступила тишина.

Луч заходящего солнца ударил по глазам пса, но он это не почувствовал. Последний удар сердца. Последний глоток воздуха… Темнота… И где-то там в конце свет. Туда… Туда…

Утром его нашёл сторож, так и лежащего возле могилы. Вырыл ямку и похоронил верного пса рядом с хозяином.