Текст книги "Шанс для истребителя"

Когда я приземлился и вылез из своего самолета, меня окружили радостные люди. Не успел я ничего понять, как меня подхватили на руки и стали подбрасывать в воздух. Я раньше о таком только слышал или в кино видел. А теперь вот сам попал в такую ситуацию. Честно скажу. Страшновато. Никакого удовольствия я не получал, а все время боялся, что меня уронят на землю. Прямо на спину, между прочим. Наконец эта пытка закончилась, и меня поставили на ноги. Уф! Не люблю я такие вот бурные проявления народной радости. Хотя потом сияющий Рычагов меня крепко обнял. Но я стоически вытерпел. Мы такое уже проходили. Тут так принято. Хорошо, что целоваться не полез. Сейчас в СССР многие большие начальники любят при поздравлении обнимать и целовать своих подчиненных. Мужского пола, между прочим! И тут нет никакого сексуального подтекста или гомосятины. Просто традиция такая. И она мне не нравится. В общем, встретили меня очень хорошо. Инженер Беляев тоже выглядел довольным. Еще бы? Такой успех новой машины. И это в первом же бою? Представляю, какие он победные реляции о ходе испытаний настрочит своему начальству.

Глава 18
Неприятная неожиданность

Начало следующего дня ничего плохого не предвещало. В 07 часов 13 минут поступил приказ нашей эскадрилье на сопровождение республиканских бомбардировщиков. Эскадрильи Копца этот приказ тоже касался. Меня же оставили на аэродроме. За линию фронта мне нельзя летать. А в одиночку на патрулирование над городом меня никто не выпустит. Слишком это рискованно, по мнению начальства. Вот вам и полезли минусы моего экспериментального истребителя. В общем, сейчас я остался дежурным по аэродрому. И в качестве резерва, если вдруг начнется внезапный налет франкистов на Мадрид. Вот тогда меня тоже позовут повоевать. Ну а что делать? Я человек военный теперь и должен подчиняться приказам. С тоской провожаю уходящие в небо «чайки», мысленно желая им удачи.

Однако минут через двадцать снова зазвонил телефон на КП аэродрома. И все завертелось.

– Лейтенант Матросов у аппарата! – говорю я, подняв трубку телефона.

– Матросов, ты? – слышится голос комбрига Пумпура из трубки.

– Я, товарищ комбриг, – отвечаю я, мгновенно подобравшись (Пумпур просто так звонить не станет) и продолжая говорить. – Назначен дежурным по аэродрому. А мой истребитель в полном порядке. К вылету готов…

Это я ему так технично намекнул, что меня здесь забыли, а я воевать хочу.

– Так, Саша, – перебивает меня Пумпур. – Кто там у вас на аэродроме главный? Где Рычагов или Копец?

– А нет никого, товарищ Пумпур, – отвечаю я, немного удивившись тому, что он не знает о вылете наших эскадрилий на боевое задание. – Все улетели бомбардировщики сопровождать. Совсем недавно ушли. И похоже, что я здесь за главного остался. Я же сейчас дежурный по аэродрому.

– Значит, слушай внимательно, Саша, – говорит Пумпур после небольшой паузы. – Сегодня утром франкисты начали очередное наступление на Мадрид. Им удалось прорвать наш фронт в нескольких местах. И сейчас бои уже идут на улицах Мадрида. Положение очень серьезное. Не буду от тебя скрывать этого. Но самое главное – в вашу строну двигается колонна вражеских войск. Там даже танки были замечены. Они идут к вашему аэродрому. Это точно. Дорога-то к нему одна.

– И что нам делать? – пробормотал я, чувствуя, как внутри у меня все сжимается от нехорошего предчувствия.

– Слушай, Матросов, меня внимательно! – пресекает мою панику Пумпур. – Постарайся там организовать оборону. Времени на это у вас мало. Враги уже близко. Я же постараюсь найти подкрепление и подъехать к вам. Держись там, лейтенант! Держись, Саша!

– Есть держаться, товарищ комбриг! – бодрым голосом говорю я, после чего слушаю гудки в трубке и вешаю ее на рычаг телефона.

Вот и поговорили. Честно говоря, я сначала немного растерялся. Я же в тактике наземных войск мало смыслю. Моя стихия – это небо. Ладно! Надо успокоиться. Начальник не должен выглядеть испуганным. Пусть даже внутри у него все нутро воет от ужаса, но лицо и поведение должны быть уверенными. Чтобы подчиненные верили и знали, что все не так уж плохо. Весь мой опыт сухопутной войны сводился лишь к компьютерным играм и фильмам про войну, что я видел когда-то. И как с таким интеллектуальным багажом оборону налаживать? Впрочем, я должен справиться. Обязан! И самое обидное, что я прекрасно понимаю, зачем нам сейчас и здесь придется стоять насмерть. У нас на аэродроме куча разного полезного авиационного имущества находится. И его хрен ты отсюда вывезешь. Ведь единственную дорогу в город нам враги перекрыли. А бросать все – это не вариант. Кроме того, здесь еще стоит не только мой секретный «ишачок». Но и четыре «чайки», поврежденные во вчерашнем вылете. Их до сих пор наши техники не отремонтировали. И к подходу противника не успеют это сделать. Если мой И-16 еще можно спасти и перегнать на другой аэродром, то «чайки», однозначно, придется сжечь, чтобы они не достались врагу. А они здесь на вес золота. Самолетов-то у Испанской Республики мало. Да и все остальное имущество бросать нельзя. Тоже придется уничтожать. Вот и выходит, что нам сейчас придется воевать ради этого. Кстати, Пумпур по телефону там что-то насчет подкреплений говорил? Очень хочется, чтобы он их нашел и успел вовремя к нам на помощь.

Первое, что я сделал – это сообщил информацию о приближающемся противнике командирам нашего БАО и зенитчиков. Они же командуют самыми боеспособными частями нашей будущей обороны. Кстати, по уставу они должны мне подчиняться и выполнять мои приказы. Я сейчас на этом аэродроме являюсь самым большим начальником. До прибытия Пумпура, Рычагова или Копца. И от этого мне не очень комфортно. Не мое это. Вот такие бои на земле. Я бы лучше с десятком вражеских истребителей в небе встретился. Реакция испанцев мне понравилась. Поручик Алонсо Альварес, бывший командиром БАО, стал рассуждать очень здраво. Никакой паники или страха я не заметил в его глазах. Этот усатый смуглый дядька хоть и не был похож на военного человека, но действовал сейчас довольно профессионально. Он предложил устроить заслон на дороге. Этот путь на наш аэродром один.

И, значит, враги мимо нас не пройдут. Тем более танки, о которых мне сообщил Пумпур. Им тут негде будет развернуться. Только по дороге ехать. Вот вражеская пехота сможет просочиться и по пересеченной местности. Но без поддержки танков она наступать не решится. С такими размышлениями поручика Альвареса поспешил согласиться и командир зенитчиков. Не будут враги порознь наступать. Пехота обязательно вместе с танками пойдет. Что ж, этим людям виднее. Они хоть что-то в наземном бою соображают. Поэтому я с ними согласился. Пускай налаживают периметр обороны. Но я все же внес и свое дополнение в этот план. Испанцы станут первой линией нашей обороны. Они и встанут насмерть возле дороги. А вот на самом аэродроме я оставлю всех наших техников и пилотов с ремонтируемых «чаек». Они будут нашим резервом и второй линией обороны, если враг прорвется через испанцев. Почему я не выставил всех наших добровольцев на передний край вместе с испанцами? Сейчас отвечу. Во-первых, жалко мне их было подставлять под пули. Во-вторых, все эти люди мало годятся для наземного боя. Не обучены они ему. От слова СОВСЕМ!!! Да и вооружение у наших пилотов и техников очень скудное. Пистолеты и немногочисленные карабины. Для боя с профессиональными и хорошо вооруженными пехотинцами противника не годятся. У испанских солдатиков из БАО хоть винтовки есть и даже один пулемет. А у зенитчиков имеется к винтовкам еще и целая зенитная автоматическая пушка. Та самая, которую я здесь недавно осматривал ради интереса.

В общем, на аэродроме закипела суета. Испанцы начали довольно шустро сооружать на выезде с аэродрома баррикады из мешков с песком. А кто-то из них даже окопы копал. Туда же перетащили и единственную зенитку. Поближе к дороге. Наши техники и пилоты тоже строили оборону. Правда окопов они не копали. У нас просто не нашлось для этого лопат. Зато мешки с песком были. Вот их и стали использовать, чтобы соорудить хоть какие-то укрытия возле ангаров. Интересно, есть ли у противника в той колонне артиллерия? Если есть, то все эти наши импровизированные укрытия из мешков долго не продержатся.

Инженер Беляев и его команда и здесь отличились. Они предложили сделать станковый пулемет. У них там была пара запасных ШКАСов. Авиационного варианта. То есть приклада и станка у них не было. И использовать их в наземном бою было нельзя. Но при помощи газовой сварки и такой-то матери эти энтузиасты смогли сляпать вполне рабочий станковый пехотный пулемет под винтовочный патрон. Успели до подхода противника. Хорошо, что хоть таких патронов у нас было много. Мы же их в пулеметах «чаек» используем как-никак.

Кстати, Беляев с товарищами же и стали расчетом того самодельного пулемета. Поначалу я хотел их отправить подальше от надвигающегося боя. Пешком они бы смогли отсюда уйти. Это люди гражданские. Без оружия. Ценные специалисты, между прочим.

Им тут делать нечего во время сражения. Еще убьют ненароком. Но инженер Беляев и его компаньоны уперлись рогом и не захотели никуда уходить. Я посмотрел в их глаза и понял – эти никуда не уйдут.

И будут воевать вместе со всеми. И на мой взгляд, вот такие поступки и отличают настоящих мужчин от обычных особей мужского пола. Потом люди, подобные Беляеву, будут добровольно идти в ополчение уже во время Великой Отечественной войны. Будут воевать в партизанских отрядах. Вот такие же насквозь гражданские люди, которые мало соображают в военном деле. И гибнуть, конечно, будут вместе с профессиональными военными. И в этом я вижу самый главный подвиг советских людей. Вот в таких людях, которые смогут внести свой скромный вклад в победу. Сколько их потом еще будет в Москве, Киеве, Ленинграде и Сталинграде? И во многих других городах моей страны. Вот таких же гражданских людей, взявших в руки оружие и пошедших в бой. Нет, не верю я, что всех этих людей будут насильно заставлять это делать. Как об этом потом нам вещали со всех трибун демократические пропагандоны всех мастей и расцветок. Не верю! Был патриотизм и народный подъем. У русских людей такое, наверное, на генетическом уровне заложено. Вот так вставать на защиту Родины в случае нужды. Не все народы на такое способны. Вон те же чехи, датчане, норвежцы или голландцы нормально так будут жить при немецкой оккупации. И даже партизанить не станут против немцев. Типа, враги пришли, захватили. Значит, так и надо было. Но русские люди не такие. Есть в нас что-то эдакое. Просвещенные европейцы нас варварами называют. Может быть и так. Варвары же в древности тоже себя так вели. Объединялись вот так же для отпора общему врагу. И мне приятно осознавать, что я тоже являюсь таким вот варваром. От вида которого всех этих европейских арийцев в дрожь бросает. В общем, Беляев и его техники тоже остались. И начали оборудовать огневую точку для своего самопального пулемета возле одного из ангаров.

Когда на аэродром приехал Пумпур, то я испытал сильное облегчение. Теперь он тут стал главным. И я без всяких сожалений передал ему все свои командирские полномочия. Правда обещанного подкрепления комбриг с собой не привел. Кроме восьми республиканских гвардейцев, которые приехали с ним на грузовике. А обещанное подкрепление будет, но потом. А пока нам надо продержаться до его подхода. Вот когда Пумпур снял с меня груз командования, то мне в голову пришла очень дельная мысль. До этого, замотанный подготовкой к сражению, я ее не обдумывал.

«Мой же истребитель все еще находится на аэродроме, – мелькнула мысль в моей голове. – Что с ним делать? Нельзя, чтобы он достался противнику. А вдруг мы не удержим аэродром?» Обо всем этом я тут же спросил у Пумпура. Сейчас же он здесь главный. Вот пусть и решает. Комбриг на пару мгновений завис, а затем приказал мне перегнать мой секретный самолет на аэродром на западной окраине Мадрида.

Туда вражеские войска прорваться не смогли. И там для этого секретного И-16 будет безопасно.

– Товарищ Пумпур, а что если я перед этим проштурмую вражескую колонну своими пушками. Врежу им со всей пролетарской сознательностью! А уже потом полечу на тот аэродром? – решился предложить я, посмотрев на комбрига.

– А знаешь, что, Саша? – произнес Пумпур, немного подумав. – А давай! Проштурмуй! Это ты хорошо придумал. Хоть какая-то подмога здесь нам будет. Только ты там сильно не увлекайся! Береги этот ценный истребитель. Не рискуй им без нужды. И себя тоже береги!

– Понял вас, товарищ комбриг! – отсалютовал я в ответ. – Разрешите выполнять?

– Разрешаю, – ответил Пумпур, усмехнувшись. – Действуй, Саша! Задай им там трепку!

В принципе, мне готовиться к вылету долго не пришлось. Мой истребитель и так был к нему готов. Баки заправлены. Боезапас заряжен. Все системы работают нормально. Инженер Беляев и его товарищи о своих обязанностях не забывают. И мне осталось только сесть в кабину и взлететь. Поднимаюсь над аэродромом и направляюсь вдоль дороги. Мне сказали, что враги сейчас по ней двигаются в нашу сторону. Значит, я их не пропущу. Обязательно увижу. А вот и они. Ого! А вражеская колонна уже так близко. Тут же до аэродрома километров шесть всего. Не больше. В том, что там внизу сейчас находятся именно враги, я не сомневаюсь. Танки, едущие впереди колонны, имеют характерную серую расцветку. Так только немцы свою бронетехнику раскрашивают. Наши-то танки зеленые. А у итальянцев они светло-оливкового цвета. Это я знаю. В колонне я насчитал шесть танков и одиннадцать тентованных грузовиков. Скорее всего, пехота противника и едет в тех грузовиках. Никакой артиллерии или зениток я не заметил. Вот и замечательно. Значит, буду штурмовать в тепличных условиях, при отсутствии зенитного огня.

Опускаю нос своего «ишачка» и захожу на вражескую колонну с ее головы. Целюсь в головной танк. Метров с пятисот начинаю стрелять. Танк – это вам не истребитель. Он не может так маневрировать и уклоняться от вашего обстрела. Нажимаю на гашетки. Пошла жара! Как же мне нравится звук стрельбы моих пушек и пулеметов! Это очень приятная музыка для моих ушей. Пролетаю над штурмуемой колонной вдоль дороги, стреляя из всех стволов длинными очередями. Сейчас не тот случай, чтобы экономить боезапас. Стреляю, стреляю, стреляю! Так, чтобы всем досталось. И никто не ушел обделенный. На земле творится настоящий ад. Я отчетливо видел вспыхивающие танки. И горят они очень ярко. Хотя у них же вроде бы не дизель, а бензиновые двигатели стоят. Я об этом где-то слышал. А бензиновые движки более пожароопасные, чем дизельные. Я в немецкой бронетехнике этих лет плохо разбираюсь. Но, по-моему, сейчас там на дороге находятся Pz.Kpfw.I. Наши военные их называют Т-1. Броня у этих легких немецких танчиков не самая толстая. И против моих авиационных пушек она не устояла. Но досталось на той дороге не только танкам. По грузовикам я тоже работал. На них даже моих ШКАСов хватает, чтобы превратить большой автомобиль в груду бесполезного железа. У этих машин никакой брони нет. И это не кино, где главные герои могут спрятаться за автомобиль от вражеского обстрела. И им после этого ничего не будет. В реале же пуля винтовочного калибра из ШКАСа пробьет грузовик легко и просто. А про свои 20-миллиметровые пушки я даже и говорить не буду. Тут все и так понятно. В общем, грузовики тоже взрывались и горели. Правда, не все. Не все. Танки тоже не все заполыхали. Делая круг над разбитой колонной, замечаю, что из уцелевших грузовиков начинает выскакивать пехота. Блин, а их там еще много осталось. Не всех я убил. Поэтому решаю атаковать еще раз. Теперь захожу на колонну с хвоста. И начинаю работать из всех стволов, остервенело поливая снарядами и патронами разбегающихся вражеских пехотинцев. Недобитые грузовики тоже не забываю. И танки.

«Я могуч! Я ужас, летящий на крыльях смерти! Я архангел с огненным мечом, летающий над грешниками!» – проносятся в моей голове такие вот дурацкие мысли на волне эйфории.

И я, действительно, в этот момент чувствую себя всемогущим. Но жестокая реальность меня тут же опускает с небес на землю, показывая, что в бою так расслабляться нельзя. На выходе из атаки вдруг чувствую два удара по корпусу моего «ишачка». И практически сразу же после этого следует еще один удар. В бронеспинку моего сиденья. Черт! В меня же стреляют. И попадают, между прочим. Интересно, чем это они меня? Зениток я не видел там внизу. Значит, стреляли из обычного пехотного оружия. Винтовка или пулемет, скорее всего. Эх, слишком я низко спустился, когда штурмовал колонну во второй раз. Сейчас до земли метров сто. Не больше. А на таком расстоянии даже оружие пехоты становится опасным для истребителя. А из моего «ишачка» хреновенький штурмовик получается. Брони-то у него нет. И любой обстрел с земли для него опасен.

Помнится, что в 1941 году советские военачальники будут тупо бросать истребители на такие вот самоубийственные штурмовки вражеских колонн и других объектов. Отчего наши потери в истребителях будут очень большими. А потом станут посылать в бой уже бомбардировщики без истребительного прикрытия. Когда истребители кончатся в таких глупых атаках. И опять же потери будут зашкаливать. Ну, и кто им после такого злобный Буратино? К сожалению, дураков и непрофессионалов среди высшего командного состава Красной армии еще хватает. Правда, в мирное время это не сильно заметно. А вот во время Большой Войны на совести таких тупорылых командиров будет множество напрасных и глупых потерь. Наших потерь. Зато потом после войны будем даже этим гордиться. Такими огромными и глупыми потерями. Впрочем, в пользу всех таких советских генералов и маршалов можно сказать, что почти все они пришли из кавалерии. И многие из них к современной войне были абсолютно не готовы. Мыслили еще категориями гражданской войны. С красивыми сабельными атаками и конными рейдами. И об авиации такие полководцы имели очень смутное представление. Отсюда и такие тупые приказы потом станут отдавать, гробя наших летчиков в глупых и самоубийственных миссиях.

Почему-то обо всем этом я успел подумать, когда разворачивал свой «ишачок» в сторону нашего аэродрома. Вот лезет же всякая дичь в голову в такие моменты. Но мысли мыслями, а в реальности дела мои шли не очень хорошо. Мотор моего истребителя после попаданий начал работать как-то странно. С перебоями. На стекло кабины стало разбрызгиваться масло. Видимость резко упала из-за этого. Что-то мне эти гады пупырчатые прострелили в моем моторе. Сейчас мне уже не до штурмовок. Сейчас бы дотянуть до аэродрома. Хорошо, что он здесь недалеко. А то прыгать с парашютом я не смогу. Высота для этого слишком маленькая. С тревогой поглядываю вперед, пытаясь сквозь масляные разводы на стекле рассмотреть, не покажется ли дым или огонь из-под капота моего истребителя. Пока вроде бы не видно. Не горим пока. Вот только мотор работает не очень хорошо. И это меня сильно напрягает. Тут же негде садиться. Кругом деревья, большие валуны, овраги и прочая пересеченная местность, непригодная для аварийной посадки.

Наконец показался аэродром. Вон уже виднеется и наша взлетно-посадочная полоса. Тяну в ее сторону. Черт! Надо еще шасси выпустить. Все время о нем забываю. Привык, понимаешь, что на «чайке» шасси не складываются. На подлете мотор окончательно сдыхает. Его гул резко обрывается, и меня оглушает тишина, прерываемая только свистом ветра в моей открытой кабине. Все, отмучился бедолага. Это я про свой «ишачок», если кто не понял. Кстати, кабину я тоже открыл перед посадкой. На всякий пожарный случай. А то потеряешь пару секунд на ее открывание и заживо сгоришь вместе со своим истребителем. У меня в этот момент стояла перед глазами моя «чайка», полыхающая веселым пламенем посреди городской площади. Из которой я все же вовремя успел выскочить. Повезло мне тогда. Еще несколько мгновений, и я бы узнал, что чувствует шашлык, находясь в мангале, полном раскаленных углей.

Садиться на самолете с неработающим двигателем и кабиной с заляпанным маслом стеклом – это еще то испытание для нервов. Но мне приходится это делать. Куда я отсюда денусь? Сажусь, стараясь не промахнуться мимо полосы. Касание. Мой «ишачок» слегка подпрыгивает. Немного я не рассчитал высоту. Вид спереди почти отсутствует. Но я все же сел. Я сел! И я все еще жив! Самолет катится по инерции. Винт-то не крутится. Нет у него толкающей силы сейчас. Все, остановился. Быстренько выскакиваю из кабины на крыло. Спрыгиваю на землю и отбегаю в сторону. На всякий случай. Вдруг загорится и рванет? Нет, не загорелся. Повезло, что так. Жалко было бы потерять этот самолет, который я уже успел полюбить. Нравится мне на нем воевать. И я совсем не хочу пересаживаться на тормозную и слабо вооруженную «чайку».

Со всех сторон ко мне набегают люди. Увидев комбрига Пумпура, начинаю докладывать ему о своем вылете. Узнав, что противник уже рядом, комбриг мрачнеет, а затем приказывает откатить мой поврежденный истребитель в самый дальний ангар. Там сейчас все наши ремонтируемые «чайки» собраны. Возле них во время боя будет находиться один из наших техников. Который должен их поджечь, если мы этот бой проиграем. Мой секретный истребитель он тоже должен будет уничтожить, чтобы тот не достался противнику. Услышав приказ Пумпура, люди дружной толпой облепляют мой самолет и начинают его толкать в сторону ангаров. Всем остальным комбриг приказывает готовиться к бою. Враг уже близко.

Я в той колонне только три вражеских танка смог подбить. Остальные уцелели. Ну, хоть все грузовики раздолбал в хлам. И убил какую-то часть пехоты врага. Сколько точно, я не знаю. Как ты это с высоты посчитаешь? Да и не знаю я, сколько противников сгорело вместе с грузовиками. Но врагов там все равно осталось слишком много. И предстоящий бой будет нелегким.

Враги появились возле нашего аэродрома только через полтора часа. Долго же они сюда добирались. Хотя я же им весь автотранспорт уничтожил. И вражеским солдатам пришлось идти сюда уже пешком. И еще я слышал рев работы танковых двигателей. Вот застучали разрозненные выстрелы со стороны дороги. К ним подключились пулеметы. Басовито затявкала пушка наших испанских зенитчиков. Бой, судя по выстрелам, начал набирать обороты. Мы все, кто остался на аэродроме, с волнением прислушиваемся. Мы давно уже заняли свои позиции. Кто где примостился. Времени-то было мало на обустройство нормальных укреплений. Сложили по-быстрому огневые точки из мешков с песком. Кое-где успели вырыть одиночные окопы. Не очень глубокие. А я, вообще, засел за штабелем ящиков с запчастями для «чаек». Их специально вынесли из ангара. Хоть какое-то укрытие.

Наши испанцы продержались всего минут тридцать. Потом выстрелы стихли, и враги хлынули на аэродром. Пехоты человек шестьдесят-семьдесят и один танк. Да, не ошибся я тогда. Это был действительно немецкий Т-1. Легкий танк вермахта с тонкой броней и двумя пулеметами. Пушек на таких танках нет. Не предусмотрены они проектом. Но нам и пулеметов хватит. Нечем нам этот танчик останавливать. Из противотанковых средств у нас только несколько бутылок с авиационным бензином. «Коктейль Молотова». Эту примитивную зажигательную гранату так называют. Вот у нас таких коктейлей маловато будет. Бутылок под них на аэродромной кухне нашлось не так уж и много. И большую часть их мы отдали нашим испанским баошникам и зенитчикам, которые должны были оборонять выезд с аэродрома. И кстати, двух танков противника я здесь не вижу. А там возле дороги за деревьями видны два столба дыма. Скорее всего, это и горят те самые вражеские танки. Смогли все же наши испанцы их уничтожить. Жаль, что не все. Один уцелел. Вот этот один пулеметный танчик противника сейчас и натворит здесь дел.

Враги деловито приближаются, двигаясь прямо вдоль взлетной полосы по открытому пространству. Танк едет впереди. За ним перебежками торопится пехота в мундирах темно-серого цвета. Это точно немцы. Такая форма тут только у германских арийцев. Этих ни с кем другим не перепутаешь. Начинает взахлеб стрелять наш самодельный пулемет. Эх, зря Беляев так рано начал. Так же хрен попадешь. Далековато, однако. Надо было подпустить поближе. Сразу видно, что он человек не военный. Да и стреляет длинными очередями на расплав ствола. Профессионалы так не действуют. Но их сейчас здесь с нами нет. Есть только мы. Неопытные в наземных боях пилоты и техники. Кстати, наш главный повар сеньор Кано тоже здесь. Он где-то винтовку достал и теперь залег возле одного из ангаров. Уходить вместе с другим гражданским персоналом он наотрез отказался. Сказал, что будет воевать вместе с нами. А еще здесь с нами сейчас держит оборону и наш испанский переводчик прапорщик Педро Хуарес. Он тоже решил остаться. Правда, из оружия у него был только пистолет. Как, впрочем, и у меня и еще много у кого здесь. Мы же к наземным сражениям не готовились. А оно вот случилось.

Немцев стрельба нашего ШКАСа не сильно напугала. Нет, в одном месте вражеские пехотинцы даже залегли. Но я заметил, что убитых там было мало. Вот с нашей стороны начинают щелкать редкие выстрелы из немногочисленных карабинов. Наши пистолеты на такой дистанции бесполезны. Тут же метров триста – триста тридцать еще до врагов. Немцы тоже постреливают в нашу сторону. Но без фанатизма. Чисто чтобы напугать. Патроны берегут. Сразу видно опытных солдат. Наши-то лупят в белый свет как в копеечку. И боеприпасы не экономят особо. А вот и вражеский танк подключился. И начал стрелять из своих пулеметов. Пулемет Беляева сразу же затих после этого. Эх, жалко, если инженер погиб. Хороший он мужик. Правильный.

Пожалуй, что и мне стоит присоединиться к всеобщей веселухе. Немецкие пехотинцы как раз подошли ближе. Тут их мой маузер уже достанет. Мой наградной пистолет более дальнобойный, чем ТТ и наганы, которыми были вооружены наши летчики и старшие техники. Выглядываю из-за ящика и высматриваю подходящую цель. Вот он. Метрах в ста пятидесяти бодрой трусцой прямо в мою сторону двигается настоящий арийский «зольдат». Прям не Испания, а советско-германская граница в июне 1941 года. Сейчас ты мне за все ответишь, сволочь фашистская. Быстро прицеливаюсь, задерживаю дыхание и плавно нажимаю на курок. Приклад маузера дружески толкает меня в плечо. Немец, нелепо взмахнув руками, роняет винтовку и падает на землю. Попал! Я его только что убил! Живые так не падают. Прислушиваюсь к себе. Ничего. Как будто таракана раздавил. Ни капельки мне этого немецкого фашистика не жаль. Может быть, из-за того, что он и ему подобные натворят в мире через несколько лет? А может быть, я просто такой толстокожий и черствый тип? М-да! Раньше я таким не был. Скорее всего, из-за того, что подобное меня лично не касалось. Все эти террористы, маньяки, жестокие наркобароны, кровавые диктаторы. Все они в двадцать первом веке мою жизнь не затрагивали никак. И были где-то там далеко. В Африке, Латинской Америке или на Ближнем Востоке. В другом мире. В другой реальности. А вот здесь я столкнулся с проявлением фашизма лицом к лицу. С геноцидом мирных людей, которых убивают авиабомбами. И тут наши противники делают это не «якобы случайно», как те же американцы в Сирии, Афганистане или Ираке. А целенаправленно. И поэтому я к ним и отношусь не как к обычным людям, а как к бешеным животным, которых надо уничтожать, чтобы мирные обыватели спали потом спокойно.

Под все эти мысли навожу прицел маузера на следующего вражеского пехотинца. Выстрел. Есть попадание. Еще один враг на моем счету. Старательно прицеливаюсь в третьего арийца. Но этот занимательный процесс прерывают пули, начинающие долбить по моему укрытию. Ай! Отлетевшая щепка врезается мне в щеку. Больно, блин! На одних инстинктах ныряю в укрытие, обреченно слушая, как пули кромсают ящики с запчастями, за которыми я сейчас и сижу. Заметили меня, гады глазастые. Прямо не дают высунуться. Уф! Вроде бы вражеский обстрел прекратился. Осторожно выглядываю одним глазом. Гадский танк. Он подъехал уже совсем близко. Эх, нет у меня сейчас никакой гранаты. Да даже наших самопальных зажигательных коктейлей нет. А из своего маузера я броню не пробью. Даже такую хлипкую как у этого Т-1. И тут я краем глаза замечаю какое-то движение. Поворачиваюсь. Ага! Это наш испанский переводчик. Сейчас этот вежливый и интеллигентный прапорщик выглядел очень героически.

С пистолетом в одной руке и бутылкой «коктейля Молотова» с горящим фитилем в другой, Педро Хуарес быстро бежит в сторону немецкого танка. Куда, дурак! По открытому полю! С замиранием сердца наблюдаю за этой драмой с каким-то болезненным любопытством. Наш храбрый переводчик, конечно же, не добежал. Немцы среагировали оперативно. Профессионалы, мать их за ногу! Раздавшаяся пулеметная очередь ударила прапорщика прямо в грудь. Педро Хуарес все же успевает бросить бутылку в сторону вражеского танка. А затем падает. Черт, черт, черт! Жалко мужика. Нормальный он был, этот испанский прапорщик. Жалко! Тем более что эта героическая жертва оказалась напрасной. Та огнеопасная бутылка так до немецкого танка и не долетела. Выходит, что зря погиб этот неплохой человек? А ведь не было в этом испанце ничего такого героического. Невысокий, щуплый и застенчивый. Он был больше на ботаника похож, а не на офицера воюющей армии. Однако в критический момент смог проявить смелость. В общем, первое впечатление о человеке бывает обманчивым.

С ненавистью смотрю на долбаный танк. Он нам тут всю оборону порушил. Против него мы долго не выстоим. С таким-то слабым вооружением. И тут на моих глазах происходит настоящее чудо. Т-1 внезапно вспыхивает как большая петарда. От неожиданности я вздрагиваю. А затем вижу прекрасную картину. По полю за спинами немцев двигаются три танка зеленого цвета. Не очень большие. Но зато с пушками. Узнаю приземистые силуэты наших Т-26. Их-то я ни с чем не перепутаю. Такую советскую бронетехнику я вблизи уже видел. Раньше я эти танки не заметил из-за ангара. А теперь вот вижу. Наконец-то пришла помощь, о которой нам говорил Пумпур. И которую мы так долго ждали. Немецкие пехотинцы, завидев наши танки, героев из себя изображать не стали и бросают оружие, высоко поднимая руки. Сдаются, собаки арийские. Умные гады. Понимают, что против танков они ничего сделать не смогут. И умирать зря не хотят. Уф! Неужели все? Все кончилось? И я опять остался жив. И даже не ранен. Царапину на щеке я за ранение не считаю. Это пустяки. До свадьбы заживет. Я сейчас такое большое облегчение чувствую. И счастье. И в данный момент так счастлив, что даже готов обнимать и целовать танкистов, спасших нас. Как это любят делать многие советские начальники. Я сейчас весь мир люблю. Я выжил!