Текст книги "Молитвенные зовы утра и вечера"

Молитва ко Пресвятой Троице

Следующая затем, собственно первая, утренняя молитва начинается с благодарения Тройственному Божеству, возносимого Ему пробудившейся душой, что так естественно, органично для начала новой жизни, при ее первом утре, при первом ударе сердца и первом вздохе после пробуждения – «от сна востав». Органично, ибо органичны для Бога Его благость и долготерпение; органично, ибо свойственно и нашему падшему бытию, в его покаянном, искреннем, а потому и верном развитии, видеть свою леность, грехи и беззаконие; органично и для непреложного человеколюбия Божиего «воздвигать» человека падшего и все еще валяющегося в полудреме («в нечаянии») для начального бодрственного делания – славословия величественной державы Бога. Для этого необходимо, чтобы открылись и просветились закрытые ночною мглою «очи мысленные» – и просвещенный Богом, онебеснившийся разум мог уразумевать Божественные смыслы и ясность простых Божественных заповедей, – разум, в котором открывалась бы готовность творить волю Божию и пребывать в радостном воспевании Троического Божества, и даже не только Божества, но и Его всесвятого имени, которое так драгоценно для всякой христолюбивой личности. Все это совершается при содействии Божием, о чем и молимся мы, выходя из ночного смятения.

Начинается бодрственное и благодарственное созидание души и жизни: От сна востав, благодарю Тя, Святая Троице, яко многия ради Твоея благости и долготерпения не прогневался еси на мя, лениваго и грешнаго, ниже погубил мя еси со беззаконьми моими, но человеколюбствовал еси обычно и в нечаянии лежащаго воздвигл мя еси… Первое слово и первое предполагаемое действие молитвы – благодарение. «От сна востав, благодарю Тя» (и есть за что: мог бы Господь и прогневаться, и погубить – ленивого, грешного, беззаконного, пребывающего в ночных видениях). Но велик Бог – благ, долготерпелив и человеколюбив, и потому – не погубил, но воздвиг.

В этой начальной молитве утверждается смысл и содержание начинающегося в утре новой жизни нового делания в их целеполагании: …воздвиг… во еже утреневати и славословити державу Твою. «Утреневати», то есть полагать начало утреннюющей (новой) жизни. И хорошо бы, чтобы не только ее начало, но и середина, и конец, и вся полнота – все было насыщено славословием Божественной державы. Как совершается милостью Божией это начало? Первое – просвещение ума («просвети мои очи мысленныя»). Вслед за тем обучение правде Божией («поучатися словесем Твоим»). Затем – «изучать заповеди» Божии, чтобы «творить волю» Его. И наконец, «воспевать всесвятое имя Отца и Сына и Святаго Духа». Этим эстетически-духовным воспеванием Пресвятой Троицы завершается молитва утреннего моливенного правила, которую мы можем назвать предначинательной: …и в нечаянии лежащаго воздвигл мя еси… И ныне просвети мои очи мысленныя, отверзи моя уста поучатися словесем Твоим, и разумети заповеди Твоя, и творити волю Твою, и пети Тя во исповедании сердечнем, и воспевати всесвятое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Вслед за первой, как бы предначинательной, молитвой утреннего правила открывается классическое начало, состоящее из 50-го псалма царя Давида и Символа веры христианской Церкви. Оба этих текста будут рассмотрены не столь подробно, как все остальные тексты утренних и вечерних молитв. Во-первых, потому, что и 50-й псалом и Символ веры принято читать не только при пробуждении ото сна, но и во многих других обстоятельствах молитвенной жизни православного христианина. Во-вторых, потому, что известно очень много различных, в том числе и весьма обширных, толкований этих текстов и здесь имеет смысл остановить на них внимание только в контексте утреннего перехода к началу нового дня. Согласимся и с тем, что ночью с нами могло случаться нечто такое, что хорошо было бы подвергнуть серьезному покаянию.

Псалом 50-й

Ветхозаветный текст 50-го псалма наиболее часто и плодотворно используется в христианской (новозаветной) практике. Этот текст является классическим и потому, что один из главных смыслов обращенности человека к Богу – покаяние – нашел здесь, еще в ветхозаветном религиозном сознании, наиболее целостное, возвышенное и почти новозаветное воплощение.

Псалму предшествует традиционно принятое перед обычным чтением псалмов троекратное поклонение («Приидите, поклонимся…») – ведь уже в Ветхом Завете даруется избранному человеку таинственный смысл славословия и поклонения Богу.

В самом псаломском тексте можно различить три основные смысловые части целостного покаянного обращения: из них первая – понимание и переживание греха, вторая – обращение молящегося человека к Богу в сердечном желании освободиться от греха (покаяние), третья – готовность принести соответствующие плоды покаяния. Ко всем трем уместен общий призыв к Богу о помиловании. Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Это есть обращение к непреложному закону великого Божественного милосердия.

Слово о грехе. Амартология

Грех есть беззаконие. Печальная мысль о собственном беззаконии возникает лишь там, тогда и у того, где, когда и у кого с болью отзывается в сердце слово о нравственном законе – религиозном, или общепринятом общественно-национальном, или хотя бы смутно-интуитивно-личностном. И тогда нарушение закона (беззаконие) есть достаточное основание для покаянного обращения к Богу. Движимый нравственным чувством человек способен интуитивно осознавать, что грех есть нравственная нечистота, очищение от которой совершается Богом: Наипаче омый мя от беззакония моего и от греха моего очисти мя.

Грех есть предметная реальность, всегда, или по крайней мере в воспоминаниях, горько осознаваемая: …грех мой предо мною есть выну (то есть всегда). Объективный нравственный закон дается Богом, и потому осознанная вина должна переживаться как лукавство, содеянное перед Богом. Грех есть всегда борьба с Богом, в которой победа всегда на стороне Бога. Грех есть и генетическая реальность: Во гресех роди мя мати моя. Тяжесть (степень) греха тем значительнее, чем более благих даров изначально было получено человеком от Бога. Но в грехе скрывается некоторое почти непостижимое, почти иррациональное стремление к пустоте и готовность к разрушительным контактам с сатанинскими силами зла. …Безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси.

Слово о покаянии. Очищение

Окропиши мя иссопом, и очищуся. Это первое слово и первое дело, творческое дело – творчески совершаемое Богом по отношению к ищущему покаяния человеку. Ибо грех и беззаконие, которые человек обнаруживает в себе во всей их очевидности, есть нравственная нечистота, даже если читающему псалом не до конца это понятно. Но совершенно ясно одно: поскольку очищение – это дело Божественное, то оно и таинственное, и хотя в нем – тайна и таинство, все же действенность его ощущается лично и переживается в радости и веселии. Причем это только начало. Бог по исканию грешника производит большее – очищает не только все бывшие беззакония, но и целостность сердца утверждает в совершенной чистоте… И еще гораздо большее и окончательное: в полноте покаяния бывший грешник новотворится – в нем открывается Бог, Который созидает сердце чисто и дух прав обновляет. И Дух Святой начинает пребывать в бывшем грешнике. В этом блистательно утверждается манифестирующая и торжествующая мистика новой твари.

Таинственно утвержденная в Духе Святом новая тварь начинает приносить плоды покаяния. Об этом говорит третья часть псалма. Многие люди, в том числе весьма замечательные священники, полагают, что неотъемлемым результатом покаяния должна стать готовность – обращающаяся в решимость, а затем переходящая и в практическое действие (или в то, что, как выражались еще в изящном XIX веке, «устрояется самой вещью») – никогда впредь не совершать греха, во всяком случае в той его степени, осознание которой и привело к покаянию. И на этом этапе можно было бы остановиться, если бы все не сводилось к слишком очевидной его тривиальности. Тем более что само действие (освобождение от греха) производится непосредственно актом Божественным, хотя и по прошению грешного Давида – отврати лице Твое от грех моих (не только прошлых, но и будущих). Но Давид от себя ожидает гораздо больших результатов, переходящих «по ту сторону очевидности».

Вот эти результаты (или плоды).

1) Научение беззаконных путям Божиим: Научу беззаконныя путем Твоим. Это становится возможным потому, что покаявшийся приобрел бесконечно ценный опыт в преодолении греха, удостоившись помилования Богом и обновления своей жизни; и потому, что помилованный сам желает увидеть в ранге помилованных и тех, кто пока еще пребывает в ранге беззаконных.

2) Освобождение от «ветхой» психологии (следующей по путям плоти и крови), что почти невозможно не только принять, но и понять даже тем, кто уже, как кажется, вроде бы начал жить христианской жизнью.

3) Радость воспевать таинственную правду Божию, которую он узрел: Возрадуется язык мой правде Твоей. Действительность этого утверждения хорошо знают многие люди, покаявшиеся и получившие в результате склонность к проникновению в евангельское слово и вообще в чтение духовно-нравственной литературы и любовь к ним.

4) И связанная с этим готовность (по милости Божией) возвещать величие славы Божией – при содействии Божественном: Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою.

5) Отказ от ветхозаветной и всякой иной жертвы ради принесения Богу жертвы сокрушенного и смиренного сердца: Всесожжения не благоволиши… сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Что становится хоть сколько-то понятным лишь в опыте кающегося сознания, открывающегося в новозаветном сверхэтическом знании.

Псалом Давида есть манифестирующее торжество начинающего новую жизнь грешника. Манифестация эта имеет три различных аспекта. Во-первых, это манифест грешника, открывающего и величие правды Божией, и самосуд, в котором совершается принципиальный личный суд и личный приговор, не ожидающий никакого оправдания («справедливого»), а только помилования – по бесконечной милости высшей власти. Во-вторых, это делом совершаемый манифест высшей Любви к кающемуся грешнику, той самой Любви, Которая не отвергает грешника от Своего Лица и предлагает ему Свое спасение. В-третьих, это торжество новой твари, получившей от Бога знание о том, что покаяние открывает предметные возможности новой жизни, и начинающей дело спасения от гибели, неизбежной для ветхого, мертвенного устройства жизни.

Символ веры

Символ веры есть следующее в распорядке утреннего правила предисловное начало новой жизни пробудившегося к ней утреннеющего сознания. Собственно, это есть и начало жизни, возрождающейся в христианском бытийном воплощении, поскольку оно открывается для новой твари в чинопоследовании таинства Крещения при чтении именно Символа веры. Сим первым и главным словом символа – верую – утверждается целостность и лаконичное совершенство христианского вероучения, относящегося главным образом к знанию единого Бога, во Святой Троице поклоняемого. Прежде всего это есть знание об Отце как Творце и Создателе всего мироздания и Промыслителе (Вседержителе) всего многообразия Божественного и Родителе вечно рождаемого Им Сына.

Это есть знание о Сыне, рождение Которого совершается Отцом прежде всех век; это есть знание о Сыне как об истинном Боге и Свете; это есть знание об Иисусе, Сыне Божием и, соответственно, о Сыне Человеческом, воплотившемся от Пресвятой Богородицы Марии и совершившем на земле подвиг спасения всех человеков, включая Крест и смерть, воскресение и вознесение, и седение одесную Отца, и Свое Второе пришествие со славою и последующим Страшным судом.

Это, наконец, и знание о Святом Духе, которое есть не простое знание, но духовный опыт открытой и глубоко воспринятой веры и в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Это вера и знание о Его великолепной функции жизнетворчества и подаянии Им дара человеческого творчества (прежде всего, духовного – через пророков, но и всех прочих творческих даров, всем человекам).

Завершение текста Символа веры есть не столько предлагаемое откровенное знание, сколько опыт неизбежного переживания и надежды. Переживания (личного проживания) живого и мистического величия Церкви (и себя в Церкви). И надежды на свою жизненную соотнесенность с вечностью: Чаю вокресения мертвых и жизни будущаго века.

Всё здесь понятно, и все знают Символ веры. Во всяком случае, кажется, что знают. Но, по-видимому, не очень многие адекватно воспринимают или со значительным вниманием произносят даже и самое первое слово Символа: Верую! Это слово не только схоже звучит, но и по смыслу означает почти ровно то же, что и соответствующее русское слово «верю». Но для любого русского человека, обладающего хорошим чувством слова, совершенно несомненно, что произносимое или тем более выпеваемое (не обязательно даже Шаляпиным) слово «верую» обладает гораздо большей энергией для выражения всей мистической серьезности вложенного в него понятия, чем слово «верю». И силой этого переживания должно быть пронизано всякое пение или чтение (даже если это не чтение вслух, как в утренних молитвах) Символа веры.

Следующие затем молитвы, наконец, относятся по своему смыслу и содержанию к тому, что человеку готовит новый день (новая жизнь), и потому они предлагаются Церковью как некоторая классическая полнота утреннего молитвенного правила. Опытное знание жизни современного религиозно-церковного человека предоставляет удручающую возможность видеть, что совсем немногим удается в реальности постоянно придерживаться этого классического правила, во всей его полноте, применительно к себе.

Причины такой внутренней установки могут быть различными. Бывает, например, натуральная лень. К такой лени часто присоединяется и отсутствие внутреннего осознания необходимости в молитве. Необходимости в молитве вообще, кроме, может быть, специфических обстоятельств наподобие какой-нибудь катастрофы, реальной или ожидаемой, или, наоборот, каких-нибудь долгожданных обстоятельств, которые все никак не перейдут в область реальных (например, брак). И прочее в том же роде.

Но напротив, если даже почти и совсем не возникают никакие внутренние или внешние обстоятельства, которые, по суждению Церкви, непременно требуют неизменной обращенности человека к Богу, то, во всяком случае, начало новой жизни (а таковым всегда символически оказывается утро как образ такого начала) предлагает для этого великолепный повод. Символ веры есть великолепное насыщенное начало такого утреннего обращения.

Господи! Ты пробуждаешь меня. Вот мое новое утро – начало моей новой жизни. Жизнь начинается. Как хорошо, что она начинается с откровенного, глубокого и чистого, как источник, знания о Боге, которое открывает Святая Церковь!

И если она, эта новая жизнь, начинается правильно, то такое начало непременно содержит в себе воздаяние славы Богу, ибо в этом состоит постоянная внутренняя необходимость духовного делания, которая актуальна всегда, если только жизнь человека не есть просто пустая суета практически животного существования белкового организма, обладающего еще набором определенных психологических характеристик… Воздаяние славы, или хвалы, или благословения, или воспевания, или поклонения, или благодарения – в чем так органично выражается отношение творения к Творцу.

И если новая жизнь начинается правильно, то этому началу предшествует некоторое нравственное предначало, или таинственное знание правды человеческого бытия, которое требует внимательного и серьезного рассмотрения минувшего отрезка жизни. Такое знание может многое подсказать, потому что до утра была ночь, и вполне возможно, что в ночи случались нравственные беды, по пробуждении требующие покаяния. Кроме того, наступившее утро дает начало великому пространству последующего дня, в котором наверняка будут и положительные, и отрицательные поводы для многочисленных духовно-этических рефлексий, в которых человеку внутренне придется предстать перед лицом Божиим. И всеми этими этическими обстоятельствами и обусловлено содержание утренних (впрочем, как и вечерних) молитв, которые есть в традиционных молитвословах. И это значит, что по определенному представлению Церкви, какой бы величины ни оказался объем молитвенного правила (утреннего или вечернего), зависящий от личных установок и внешних обстоятельств, – по содержанию он должен соответствовать не субъективным ощущениям, а тому объективному знанию, в соответствии с которым мы проходим свой жизненный путь как сыны и дочери матери нашей Церкви.

Первые четыре молитвы святого Макария Великого. Молитва 1-я

Ее начало – уже знакомо нам. Знакомо хотя бы потому, что это есть, если можно так сказать, одна из главных проекций 50-го псалма, уже рассмотренного выше. Оно – об очищении. Боже, очисти мя грешнаго… Эти слова предваряют все последующие, вероятно, потому, что в продолжение ночи могло произойти нечто не вполне чистое в нравственном отношении (обычно эта нечистота совершается во время сна, в бессознательном состоянии). Порою ее неприкрыто греховный плотский смысл открывается спящему даже в ночное время – во время сна или по пробуждении – в виде более или менее целостного воспоминания, противного, гадкого по самой сути недавно случившегося сновидения, или по его смутным обрывкам, или по покаянному переживанию каких-либо ощущений, если и не вполне ясных, но осознаваемых как безусловно нечистые.

Уже одного этого может быть достаточно для человека, не чуждого добрых и верных нравственных установок, чтобы желать освобождения от ночной отвратительной нечистоты. Но даже если в утренней памяти не осталось ничего сколько-нибудь гадко-определенного, от чего именно сегодня по восстании от сна душа конкретно требует освобождения, – понятно, что, к сожалению, и в дневном бдении, и в ночной неопределенности на душу могут влиять различные психологические факторы, которые порой могут приводить ее в соприкосновение и с нечистыми смыслами (помыслами) и переживаниями. Наверное, в течение дневного времени они по большей части забудутся. Но не исключено, что что-нибудь из этих ночных впечатлений будет смутно продолжать тревожить и терзать душу, однако для того, чтобы освободиться от греховных сонных образов, может оказаться недостаточно собственных усилий. И потому – «Боже, очисти мя грешнаго…»

Но дело, очевидно, состоит не только в том, чтобы быть свободным от мрака ночной нечистоты. Молитвенная мысль продолжается: …яко николиже сотворих благое пред Тобою. И первое, на что обращается верное внимание молящегося, – это слово «николиже» (никогда). Итак, очисти, потому что никогда ничего доброго по сути ради Бога я не сумел сотворить: ни днем, ни тем более ночью. Глубокое покаяние, сопряженное с чувством печали, безошибочно показывает, что жизнь в целом не была построена в соответствии с самыми главными нравственными ориентирами, то есть по заповедям.

Но при этом малодушная душа зачастую совсем и не хочет признать, что обычно она живет более чем плохо, ведь видеть себя именно таким образом – очень болезненно. Но необходимо. Потому что когда настает утро, насыщенное подлинной явью серьезной жизни, человек осознает: пока еще ничего доброго в свете открывающейся для него правды Божией не сделано. Но вот настало утро. Господь очищает грешника от ночных кошмаров. И пора начинать жизнь. Начинается утро – начинается новая жизнь. Как и прежде, с наступлением утра человек обнаруживает в себе искреннее стремление творить благое пред Господом. Прежде – никогда не получалось, но всегда остается надежда, что теперь наконец, может быть, получится. Хотя вполне возможно, что и нынешнее желание, как почти и всегда, имеет мечтательный, иллюзорный характер.

В жизни человека, как водится, встречаются различные помехи, не дающие направить ее в верное русло, привести в соответствие с правдой Божией, открытой в Священном Писании и Предании. Проявляется то негативное качество бытия, которое принято называть злом (лукавство). Не все эти помехи, источники зла могут быть нам вполне понятными. Так, не всегда понятно, откуда они приходят, что является их содержательным (лучше сказать – бессодержательным) источником. Но предание Церкви, да отчасти и собственный опыт, дают возможность осознать, что эти источники могут быть вполне иррациональными: лукавство – от лукавого.

Еще менее понятно, как преодолевать их предметные действия. Чаще всего личные возможности и усилия, прилагаемые для такого преодоления, – недостаточны. Это подтверждается постоянным печальным опытом. Но в опыте же содержится и лучшая возможность освобождения от зла – призыванием Сил более значительных, чем собственные.

…Но избави мя от лукаваго. (Обращение в начале молитвы: «Боже».) Трудно согласиться с тем, что те иррациональные внушения лукавого, которые мешают нам днем, прекращаются с наступлением ночи; нет, не прекращаются, а потом не отстают и при свете нового дня. Трудно понять и каким образом совершаются величественные духовные акты Божества, освобождающие нас от лукавого. Опыт Церкви утверждает, что без всякого изучения того, ка́к это происходит, лучше просто доверяться Богу. И Он Своими посещениями, Своими таинственными благодатными актами избавляет нас от всех лукавых происков.

И продолжается, с началом нового дня, дальнейшая подвижническая жизнь, состоящая в сознательном исполнении воли Божией: …и да будет во мне воля Твоя, суть которой заключена более всего в заповедях Господних (новозаветных), содержащих все основные духовно-нравственные смыслы и интенции (волевые установки). Проявление воли Божией в пробудившемся от сна человеке, в частности (и даже более всего), в том и состоит, чтобы уста его открылись для восхваления Бога: …а неосужденно отверзу уста моя недостойная и восхвалю имя Твое святое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. «Неосужденно» открыть недостойные свои уста получается тогда, когда это делается лишь для восхваления и благодарения Бога. Во всех остальных случаях они открываются в связи с различными житейскими основаниями или со всяческими суетными переживаниями, либо, что еще хуже, по различным греховным поводам.

Легко можно увидеть, что эта краткая молитва по своему содержанию вполне соотносится с 50-м псалмом, рассмотренным выше.