Электронная библиотека » Владислав Вишневский » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Трали-вали"


  • Текст добавлен: 26 февраля 2017, 20:10


Автор книги: Владислав Вишневский


Жанр: Повести, Малая форма


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Нет. Никита, не только. Мы на земле живём. И мы не травинки здесь какие-нибудь бездушные, не льды в Антарктиде. Мы – люди. Высшие существа… Понимаешь? Хомо сапиенс. Не звери, значит. И относиться друг другу должны по человечески, по-людски… Не создавать друг для друга подлянку, не разводить, не кидать… Не бросать товарища в беде… Генку, например…

– Ну, это понятно, – почти возмутился Никита. – Я Генку никогда не брошу, нигде…

– И я нет… ни тебя, ни Генку! Так что… – Мальцев развёл руками. – А жена, если не поймёт… если не так понимает, значит, она… Ну, короче, я не знаю чего тебе сказать, парень, извини, сам первый раз… Здесь без…

– Без стакана… – подсказал Никита.

– Нет, Никита, – Мальцев вновь почувствовал нужную педагогическую волну, строго заметил. – Не та тональность! – помолчав, с высоким значением заявил. – Не тот строй… Мы – музыканты, Никита. Причём, не попса, какая-нибудь там, тили-тили. Мы военные музыканты. Понимаешь? Для меня это, например, звучит гордо. Слышишь, вое-ен-ные музыка-анты. – Мальцев почти пропел два этих слова. Никита внимательно слушал. Даже повторил их про себя, кажется… или Мальцеву показалось. Мальцев нахмурил лоб, подчеркнул. – Военные!.. – Выдержал паузу, продолжил. – Мы на другом языке говорим. Музыка – это отражение высокой человеческой культуры, это… – Тут Мальцев запнулся, смешался, понял, мало у него в запасе таких слов, привык больше языком музыки свои чувства высказывать, а не словами. С таким ребёнком без практики публичных выступлений не поговоришь. Пока Мальцеву было легко только с тромбоном. С ним, да. – В общем, я хотел сказать, без подготовки брифинг не проведёшь.

– Чего? Какой такой брифинг?

– А, не важно, – совсем уже весело, подмигнув, отмахнулся Мальцев.

– Ну мы завтракать здесь будем, или нет? – с глубоким укором на лице, перебивая, на пороге вновь возник Штопор, вернее Генка. Хитрющее лицо его было демонстративно влажным. На подбородке и бледной худой груди красовались две белые кляксы от зубной пасты. – Сам ведь сказал… – кивая в сторону столовой, с вызовом напомнил он Мальцеву. – Я – первый!

– Ты чем зубы там чистил? – будто Генка совсем уж ничего не понимает в жизни, сварливым тоном старшего брата спросил Никита.

Генка изобразил недоумение.

– Пальцем. А чем же ещё? У меня же щётки же ещё своей ещё же нету, сам же знаешь!

– Будет, – вмешиваясь, торопливо пообещал Мальцев. Ему интересно было наблюдать за воспитательным процессом старшего, над младшим. Строгий тон старшего мальчишки и забавлял его, и по доброму удивлял. Ему казалось, что Никита излишне строг с маленьким Генкой, поэтому, пришёл на защиту. – Не ругай Генку Никита. Он молодец! Умылся, даже зубы почистил, а мы ещё нет. Пошли умываться… Наша очередь.

Настроение уже точно улучшилось. Появление в его жизни двух странных маленьких существ в корне меняло не только всё его близкое окружение, но и, главное, в нём самом тоже. В нём шла перенастройка: в душе, в сознании, в чувствах. Не-то суматошная чистка старых помещений, не то категорическое изменение всей планировки, более того, достройка новых этажей, даже. Интересно!.. Вялый, особенно в последнее время тон его жизни, или пульс, или ритм, – без разницы, вдруг приобрёл светлые, мажорные нотки. Даже не нотки, а целые аккорды. Очень важные, требовательные и необходимые. В душе музыканта открывались новые тональности. Звучали новые струны. Возникали органные полифонические всполохи… Новый гармонический настрой. Который он раньше за собой не замечал. Не знал даже. Спал – не спал… В себе не слышал. Со всем этим, проблема с уходом жены куда-то отодвинулась. Не ушла, конечно, нет, а именно отодвинулась. Как старая картина, спрятанная за шкаф. Она была там, он это знал, она есть, но пока… её нет. Не на глазах!

…Мальцев полотенцем вытер лицо, побрызгал на руки лосьон после бритья, пошлёпал по щекам, массируя, видя, как Никита, вытираясь полотенцем, с удовольствием втягивает носом аромат лосьона, исподволь подсматривает за действиями Мальцева. Присматривается. Изучает… И его самого и фигуру – сильный Мальцев, нет.

Мальцева это неожиданно смутило. Показался себе большим, вялым, старым неповоротливым тюленем… Остро пожалел: «Зачем, балда, бросил тренироваться? Лентяй!.. Полгода уж как в спортзале не был… Стыдно! Да, стыдно, батенька, стыдно! Самое то бы сейчас показаться мальчишкам сильным, с мышцами, как… этот, Терминатор или как его. Пусть даже маленький, но Терминатор, не кегля дохлая». Мальцев, конечно, лукавил, на кеглю он и близко не смахивал, но кто он на самом деле, додумывать не стал, неожиданно вслух пробурчал: «В спортзал надо бы походить. Как думаешь? – Коротко глянул на Никиту. – Отдохнул уже. Вес набрал». Словно в этом и заключался смысл его бездействий. Никита не ответил, пожал плечами, походи, мол, кто мешает… И вновь Мальцев, как пацан, довольный неожиданно принятым решением, счастливо улыбнулся: приятно потому что быть хорошим примером… будущему поколению.

Это было третьим хорошим открытием за одно утро.

Кстати, Генка, так всё это время и мотался от ванной комнаты в кухню, и обратно… Одними глазами поторапливал… Действительно проголодался похоже.

Не успел Мальцев посуду после завтрака помыть, как приехал Кобзев. Вошёл шумный, возбуждённый, с двумя хозяйственными пакетами в руках.

– Привет, мужики! На выбор даже получилось. С запасом. Выбирайте, кому что подойдёт, – сказал он, протягивая пакеты. С шумом набрал полную грудь воздуха, громовым голосом, удачно копируя горластого рефери на боксёрском ринге на чемпионате мира по версии даблью какой-то там Америки, подпрыгнув, вдруг проорал. – Дружеская гуманитарная помощь от команды-ы-ы Ко-о-обзевых, Р-р-россия! Принимайте.

– Слушай, посланец высоких цивилизаций – оглушил! – а как же занятия? – одёрнул Мальцев. – Тебе же попадёт!

– Не попадёт, – ответил Кобзев. – Я позвонил старшине домой, сказал, что в длинной очереди стоим, не принимают нас без анализов. Сегодня, наверное, и не успеем сдать пацанов. Очередь потому что большая, как в мавзолей. Он сказал ладно, действуйте по обстановке, дирижёру он передаст. Так что, мы свободны, как птицы.

– А обманывать не хорошо, – с лёгкой непосредственностью заметил Генка.

– О, а это кто тут такой мудрый?

– Я! – с гордостью отозвался Генка.

– Кто – ты?

– Я – первый!

– Ну это мы ещё посмотрим, какой ты первый…

* * *

Тогда, увидев Генку около киоска, добрая взрослая тётя купила ему желанное мороженое, взяла его за руку, и они пошли. Генка уже не плакал, ему нравилась и добрая тётя, и тёплая её рука. Она что-то рассказывала Генке, но Генка пока её не слушал, потому что шумно на улице было, да и занят он был – ел мороженое. Именно мороженое – настоящее, вкусное и холодное… Которое, из-за слабого горла, мама говорила, ему никогда нельзя было раньше покупать… А тётя совсем наоборот – знала, что можно и купила… Потому что добрая была. Хорошая, значит. Так и шли они куда-то прямо по улице, неторопливо и весело. Тётя ему что-то рассказывала, а Генка с любопытством смотрел по сторонам. Ему всё здесь было ново, до жути интересно, и нисколечко не страшно. Никто его не одёргивал, не ругал даже, наоборот… Хорошо было! Генка во все глаза смотрел и на машины, и на людей, и на дома, даже в большие окна магазинов успевал заглядывать… Всего вокруг было очень много. И людей, и машин и магазинов с окнами…

В окнах особенно красиво было, интересно. Таких больших он и не видел раньше… Большие-большие, а внутри подарки и люди… Только за стеклом. Большим стеклом, всегда прозрачным, как и нет его. Генка даже пальцем недоверчиво тыкал, а попадал в стекло. А за ним, разные тёти и дяди, даже дети, иногда. Одни сидят, другие стоят… Но почему-то они не двигались. И лица у них были одинаковые, и улыбки, только одежда разная… И стояли по разному и смотрели кто куда, некоторые прямо на Генку. Смотрели приветливо, но молча. Потому что за стеклом наверное были, или им нельзя было ни с кем разговаривать, запрещено было, только смотреть им было можно… Но лица совсем-совсем как у кукол, неподвижные-неподвижные…

Генка в очередной раз замедлял ход, снизу вверх заглядывал на них то одним глазом, то двумя сразу, подсмотреть хотел, как они повернутся к нему и глазом моргнут, привет, мол, малыш, как дела? Но они словно не видели Генку, смотрели на него и мимо… А тётя вела его дальше.

– А чего они там всё же делают? – спросил её Генка, указывая на оконные витрины…

Тётя не слышала, продолжала говорить о какой-то бабушке, которая тоже очень любит детей и сильно скучает… И если бы не какая-то реформа, или какое-то другое слово, ругательное… Генка не понял, прослушал, его люди в окнах интересовали, он посильнее дёрнул её за руку, опять спросил:

– А чего они там все делают?

– Что? – переспросила тётя наклоняясь к Генке. – Кто?

Генка свободной рукой с мороженым указал на людей в витринах…

– А, эти… Ничего не делают. – Пренебрежительно махнула она рукой. – Это манекены. Куклы такие для фасонов разных. – Потом язвительно добавила. – Чтобы бедный народ дразнить.

Про бедный народ Генка сразу понял, про него с мамой, значит, а в фасонах не разбирался, поэтому, мимо ушей пропустил. С одним был не согласен: куклы в окнах, его, например, не задирали, не дразнили… Наоборот, хорошие были, улыбчивые. Совсем не такие, как в его младшей группе, когда в детсад ходил. Там много было задиристых ребят, даже девчонок, противные такие, ябеды, дразнилы и задиры. Генка стукнул одного в отместку машинкой, грузовик такой, большой и красивый, самосвал, вся группа тут же наябедничала. Генку сразу же наказали, а потом и мама… Генка вспомнил про злую маму, нахмурился, искоса глянул на добрую тётю, сравнил их… Тётя была лучше, и мороженое очень-очень вкусное… Только быстро почему-то кончалось… Генка шёл, старательно облизывал таящее мороженое, чувствовал приятную сладость и настоящий холод во рту, вприпрыжку шёл…

Потом они ехали на метро… Это что-то шумное и ужасное. На эскалаторе Генка даже шевельнуться не мог, дрожал от страха, ну не дрожал, боялся. Внизу чуть было не упал, когда лестница кончилась. Спасибо тётя подхватила. Весь заледенев, как на деревянных ногах потом шёл… Так всё было удивительно и страшно… И воздух там был противный, как папина потная замасляная рабочая спецовка перед стиркой. Он и людей вокруг не видел, очнулся, когда где-то, пугая, взвизгнул сигнал поезда, неожиданно дохнул сильный душный ветер, и с воем подлетел огромный вагон. Генка тогда вообще сжался, превратился в маленького-маленького солдатика – игрушки у него такие дома были, оловянные, но добрая тётя дёрнула его за руку, и почти волоком втащила в поезд. Народу там было много. Даже очень много. Как в их детсадовском столовском коридоре перед обедом. Генку это почти успокоило, но с шумом закрылись двери, и вагон дёрнуло. Пол поехал, а часть людей вместе с Генкой чуть не упали назад, хватаясь друг за друга повалились. Генке вообще-то хоть бы что, он же маленький, он бы не упал, вокруг было много ног, но одна чуть не наступила на Генку, но спохватилась, опомнилась… Но потом всё быстро успокоилось, хотя всё равно было очень страшно. Очень громко почему-то гудел колёсами вагон, Генка крепко держался за тётину руку… Держался, держался… пока не вышли из вагона, и потом ещё… Пока вообще не выбрались на улицу, на солнце… Генка тогда всё для себя сразу решил: никогда он больше не будет ходить в это метро. Потому что оно не для него, не для детей…

Потом они ехали на автобусе, нет, на этом, на троллейбусе, который с усами, потом пешком не долго шли… Хотя Генка сильно устал. Очень даже. Так долго он никогда не ходил… В детсадовской группе попрыгал-попрыгал, сел куда захотел и забыл про усталость… Дома тоже, во дворе вообще хоть где садись… Но пришли. В подъезде пахло так же вонюче, как и в Генкином… Проехали в лифте, подошли к двери… За дверью глухо залаяла собака.

– Там собачка?! – обрадовано воскликнул Генка… Очень-очень обрадовано. Потому что всегда хотел, чтобы у них дома была собачка. Своя, маленькая такая, озорная и ласковая. Мама и слушать не хотела, кричала: «Нет, итак жизнь собачья… Ещё и за ней говно убирать?!» Так вот, ругалась, в общем…

– Да, – подтвердила тётя. – Это наш Рексик… Соску-учился пёсик по мамочке, соску-учился… – ласково ворковала она, возясь с ключом. – Сейчас я тебе открою… Накормлю, прогуляю… Мой хороший.

Когда вторая дверь открылась, Генка собрался было встретить под ногами маленького такого симпатичного пёсика, щеночка, даже испугаться не успел, как его тут же сбил с ног огромный пёс. Большой, нервный, с сопливой мордой, короткими ушами, и широченной грудью. Он был как большой конь, только с огромными клыками, бешеными глазами и пастью, как мамина печь в духовке… Только клыкастая, сопливая и страшная. Пес, хрипло рыча, одной лапой стоял на Генке, как на детской кукле, ощерив пасть, смрадно дышал прямо Генке в лицо, неподвижными глазами глядел на поверженного им Генку… Генка сильно напугался, в штанах стало мокро… С ним иногда случалось такое, когда папа хватался за ремень…

– Цыть, ты, холера! Фу! Играть он вздумал! – совсем не сердито, скорее довольная чем-то, вскричала тётя, безуспешно сталкивая собаку с места, с поверженного Генки. – Отойди, ребёнка напугаешь. Фу! На место, Рекс. На место. Фу!

Пёс нехотя послушался. С сожалением клацнув пустой пастью, облизнулся, игриво отскочил от Генки, больно царапнув когтистой лапой по груди, весело запрыгал около хозяйки, злобно косясь на гостя.

Генки было стыдно. Генки всегда было стыдно за свои мокрые штаны.

– Фу, зассанец. Обоссался что ли? Ты чего это? Ты не больной, случаем? – Забеспокоилась вдруг тётя, закрывая обе двери на ключ.

В прихожей смрадно пахло. Жутко пахло псиной, душно лекарством, остро туалетом… Так же, когда утром горшок полный и без крышки, или когда канализацию прорвало… Такое у них дома один раз случилось, когда кто-то внизу засорил унитаз, мама ходила туда ругаться. В туалет зайти было нельзя, и в квартире так же жутко пахло, пока специальные какие-то люди не пришли и не прочистили… Тут пахло так же. Ещё и остро больницей. К тому же, Генка с удивлением заметил, ласковых ноток в голосе доброй тёти почему-то уже не было. Ни улыбки, ни добрых глаз, ни… вообще!..

– Ну проходи-проходи, зассанец. Чего встал? Здесь теперь жить будешь. Ну!.. – сердито прикрикнула она, видя, как Генка нерешительно, скорее всего стыдливо переминается с ноги на ногу, а пёс, подозрительно шевеля носом, опустив башку, принюхивается к луже под его ногами… Генке стало страшно, он всхлипнул, собираясь громко взреветь… – Цыть! Прекрати! Мы этого не любим. – Притопнула тётя. – Начнёшь плакать или кричать, Рекс это не любит, цапнет клыками, и сожрёт вместе с твоими обувками. Понял?

Генка, сдерживая накатывающие рыдания, глотал слёзы… Переминался в луже.

– Чего стоишь? Бери, вон, тряпку, у порога, и вытирай всё за собой… Давай-давай… – приказала злая тётя. – Ну!

Генка не стал ждать напоминания про страшного Рекса. Собака итак уже была напряжена… Глаза сверкали, обвислые щёки вздрагивали, обнажая жёлтые большие зубы. Слюни, раскачиваясь, мокро подрагивая, свисали противными дугами. Схватив толстую, под порогом, грубую тряпку, Генка принялся неумело размазывать…

– Лучше, лучше давай… Ишь ты! – наблюдая работу, окриком подстёгивала злая тётя. Когда Генка закончил возиться, она протолкнула его в слабо освещённую комнату… – Люся, голубушка, – вновь тем же неожиданно добрым, заискивающим, сахарным голосом пропела она, в сторону большой кровати. – Я тебе помощника привела. Очень хороший мальчик. Добрый. Послушный. Терпеливый… Видишь? Смотри…

Из вороха одеял, грязных подушек, медленно появилась – как всплыла, почти безволосая голова, с маленьким, жёлтым, высохшим, заострённым носом, безгубым ртом, острым подбородком и глубоко запавшими глазами лицо старухи… «Это смерть! Она смерть!» – округляя глаза, подумал Генка, страшно пугаясь, едва не падая в обморок, вновь отчаянно задрожал…

– Хороший помощник нам будет… – не обращая внимания на Генку, медовым голосом заторопилась рассказывать тётя больной старухе… Генка уже ей не верил. Не верил её голосу, её словам. Она обманщица. Она не хорошая. – Мой родственник, – сладко пела тётя, указывая на Генку, – из деревни он. Зовут его Гена. – Повернулась к Генке, строгим голосом сказала. – Запомни, ты мой родственник, из деревни. Неправильно ответишь, Рекс твою башку, вместе с языком, и откусит. Запомни. Будешь нам помогать. Пока я на работе, ты за меня здесь… Лекарства когда надо дать, воды… Рексика накормить… Цыть, не плакать, я сказала… Ну!.. Рекс здесь! Он наблюдать за тобой будет… Как заплачешь или закричишь – конец тебе. Чего столбом стоишь? Марш в ванную, зассанец, стирай свои штаны…

Не выходя из квартиры Генка прожил там и серую осень, дожди потому что за окном – он видел – лили, потом снег на улице пошёл – из окон холодом сильно всю зиму дуло – потом весна пришла, солнце всё-всё на улице высушило. На улице вновь появились зелёные и разные другие весёлые краски, а в квартире всё так же было мрачно… Но Генка привык. Спал он часто с собакой, так теплее было. Ел в основном то, что Рексу предназначалось, потому что тётя забывала человеческие продукты покупать… Сама она дома не ела, говорила, утром не успевает, а вечером, говорила, сил уже у неё нет. Иногда она с ложечки кормила больную старуху, часто делала ей какие-то уколы, стирала её бельё, в комнате и сушила… Генка, страшась собаки, усердно мыл пол, выносил и подкладывал судно под старуху – горшок такой необычный, специальный, всё своё в ванне стирал себе сам – в основном, когда тётя заставляла… Выстирав, мокрое ещё, сил таких не было выжать, вешал на батарею, так обычно тётка делала, там точно быстро сохло… Боком обходил старуху. Боялся её. Боялся и Рекса. Рекс то лизал его, то набрасывался на него, валил на пол, дёргался тазом, крепко держа Генку передними лапами, играл так… Тётка смеялась, когда дома была, а старуха молчала. Старуха всё время молчала. Только неподвижно смотрела на Генку скорбными глазами, словно не видела, или не могла вспомнить, что хотела сказать… или в потолок сутками смотрела. Ещё дома тётка много курила… Научился и Генка. Потом однажды утром старуха почему-то взяла и не проснулась… Умерла, значит. Тётка быстро перекрестилась, сказала: «Ну слава Богу! Преставилась!» Обрадовано засуетилась, захлопала дверями… зазевалась с вызовом врачей… карету какую-то заказывала… Генка и прошмыгнул в двери…

На улице на какое-то время он почти ослеп, от яркого солнца, и голова почему-то сильно закружилась от неожиданно вкусного воздуха, прямо до звона в ушах. Генка, чтобы не упасть, присел на корточки, держась рукой за холодную стену переждал, когда круги перед глазами исчезли, поднялся, и пригибаясь, чтобы тётка из окна случайно не увидела, побежал от этого дома, куда ноги побежали.

* * *

Правильно говорят, что короля делает свита. Кто будет спорить? Действительно, каким бы не был хорош брильянт, без оправы он – камень. Не кирпич, конечно, но стекляшка. Так и в армии, полк без оркестра – обычное воинское подразделение… зелёное, потное, наверное опасное… Ни лирики в нём, ни красы, ни романтики… Потому что без музыкантов, без оркестра… Всё равно, как, извините, бритьё на сухую. Это особенно заметно, когда полк молча топает по городу. Куда? Зачем? Не важно… На какой-нибудь, например, парад, или на встречу с ветеранами… Он тогда сильно похож на неуклюжего слона в посудной лавке, как говорится, костюмчик жмёт. Стесняются солдаты своих прямоугольных форм в «коробках», неповоротливости своей, холодной молчаливости… А когда с оркестром… Ну, с оркестром! Тогда другое дело! Совсем другое!

Невероятно поразительный эффект в душах от военной маршевой музыки возникает! Невероятно… Что интересно, рассказывают, есть люди, кто заслышав какую плясовую, тут же выскакивают в круг, принимаются самозабвенно плясать… Хоть час, хоть два… Не знаю, наверное они есть, но звуки военного марша собирают толпы людей, можно сказать стадионы, чтобы поднять свой личный тонус, сверить, выровнять сердечный ритм под жизненно важный, созидательный маршевый камертон – настроить, – это точно. Замечали? В военных маршах есть что-то колдовское, не от лукавого, а от чего-то близкого и родного… Как плечи своих близких рядом почувствовать, – что очень полезно впору неожиданного общественного разлома и разъединения – весьма полезно. Как например больному нужное лекарство. И что очень важно, сами музыканты, выразители той питательной музыки, если посмотреть, внешне такие же, вроде, как и все, в том строю, как мы, но…

На самом деле, нет, конечно. Музыканты очень сложные существа. Потому что многогранные. Не в том смысле, что ничто человеческое им не чуждо, что и молоды, и мужчины, это понятно, главным образом потому, что всю эту маршевую, классическую, часто народную и некоторую танцевальную музыку – лучшие для армии образцы – через себя пропускают, сквозь сердце. А как иначе? Иначе нельзя! Они же не музыкальные автоматы, – люди. Без артистизма, исполнительского мастерства и чувств «Гоп-стоп…» не сыграешь, не говоря уж о… И они – сами – тоже положительными патетическими зарядами заряжаются. Ещё как! Это уж непременно. Действительно, попробуйте-ка не зарядиться, если целыми рабочими часами, из месяца в месяц, из года в год исполнять чувственные, ритмичные, возвышенные марши о любви к стране, к народу, к вооружённым силам, к человеку…

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», «Славься, Отечество, наше свободное…», «Всё выше всё выше и выше, стремим мы полёт наших…»… Птиц или душ, не важно… Важно, что стремим. А потом за двери оркестровой комнаты выйти, за ворота воинской части, и… Окунуться в прозаическую сегодняшнюю действительность, на которой лежит печать яростной перестройки и её смачные демократические следы, как собачьи экскременты на детской площадке… Пришлось это заметить, извините. Не к слову, а чтобы другую сторону в характерах музыкантов открыть, негативную. Объяснить, почему музыканты в быту часто выглядят скептиками и циниками. Всё просто: рефлекс защитный такой. Чтобы от психушки уберечься. От сдвига. Большие контрастные нагрузки на мозг музыканты испытывают… Яркие и разрушительные… Даже сознание можно от этого потерять, упасть, удариться… очнуться – в лучшем случае – гипс, в худшем… и угадывать не стоит. Потому что сердечная восприимчивость у них первична… У банкиров, и около денег сидящих, видимо мозг, им проще. У чиновников, мафии и бандитов, вообще этого нет… только проблемы… Что аксиома.

Мы, извините, не о них говорим, мы говорим о военных музыкантах. Музыканты – вообще лучшие образцы общества, тем более военные. Настоящие граждане, профессионалы, творцы и патриоты… К тому же, побывавшие за границей, как те военные музыканты оркестра, где по контракту служат наши друзья: и Кобзев, и Мальцев, и Трушкин, и Чепиков, и Завьялов, и Тимофеев, и старшина Хайченко, и дирижёр, и все остальные – весь полковой оркестр. Заслуженно отмеченные отличием и премией международного интеллектуального жюри в Швеции, в Стокгольме, как лучшая музыкальная группа военной направленности. Да и у себя, на Родине, в Росси, все проверки у них только на «4» и «5»… Больше на «5», конечно, что безусловно положительно их характеризует, не считая мелких нарушений когда воинской дисциплины, когда общественного порядка… Об этом можно не говорить! С кем не бывает. Люди-то молодые, везде и всё хотят узнать, испытать, попробовать. Короче, лучшие они… Такими себя и считали… Если уж все так считают…

Только вот происшествие с «налётом» на машину друга, Валентина Завьялова (большой, высокий, 32 года, русский, женат, в оркестре на флейте играет), последующие затем поиски преступников, и разборки с ними бросили тень на честь мундира. Не прямо так на форму, как клякса такая, а глубже, по душам царапнуло. По совести. Музыканты вида не подали, даже вздохнули вчера с облегчением, когда второпях, почти единогласно приняли решение сдать это хулиганьё за решётку, в детприёмник или куда там, в милицию, но тень на души легла… В разной правда у всех степени, но легла. Сегодня – более того, отсутствие на разводе музыкантов Мальцева и Кобзева, назначенных конвойных, в смысле сопровождающими, добавило беспокойства, как досадная незавершёнка: как там, и что там?

О, 9.00. Время…

Утро. Войсковой плац. Развод.

– По-о-олк, равня-я-ясь… смир-рно! – Косясь за спину, зычно, на весь плац, кричит начальник штаба полковник Колесов. Красавец мужик, молодой, только что из Чечни. Пороха нюхал, одно ранение, боевые награды тому свидетель. Естественно спортивен, конечно, подтянут…

Полк, несколько рот солдат и вспомогательных подразделений, в полном составе, за небольшим, как всегда рабочим исключением, без оружия, по линеечке выстроившись, подтянувшись, стоял, глядя на середину плаца. Солдаты, прапорщики и офицеры спокойно наблюдали, как в сторону плаца сворачивает, торопливо шагает командир полка, полковник Золотарёв. Прямой, строгий, наглажен, начищен – истинное тебе воплощение устава. Командир. Отец. И возраст у него «взрослый», и фигура ничего себе ещё, и сам… а вот, говорят, не женат. Потому всегда и строг, и суров, как отметили солдаты. Был бы женат, вообще бы тогда был отличный мужик – батя. А так – отец, всего лишь. К офицерам и прапорщикам показательно строг, к солдатам только на «вы» и уважительно по уставу. Гроза, в общем. Туши свет называется. Хотя, к этому привыкли, приспособились.

Колесов краем глаза проследил, как полковник Золотарёв на ходу поправляя сначала фуражку, потом складки под тугой портупеей, ступил на плац…

– Р-равнение на ср-редину! – скомандовал начштаба, чётко повернулся на сто восемьдесят градусов, приставив вытянутые пальцы правой руки к околышу фуражки, к виску, шагнул навстречу командиру полка.

Дирижёр вовремя отследил этот момент, как ворон взмахнул крыльями, и оркестр, задавая ритм, точно вступил под шаг начальника штаба. Старшие офицеры показательно чётко шли навстречу друг другу. Да и «Встречный» марш, извините, не «Прощание славянки», особенно здесь хорош. Дирижёр оркестра, лейтенант Фомичёв, самый молодой в полку офицер, с нежным девическим цветом лица и таким же нежным румянцем, стоя спиной к оркестру держал правую руку высоко вверху, чтобы всем музыкантам была видна его отмашка…

Развод. Обычный в армии. Постоянный.

Но каждый раз как первый раз – торжественный, и строгий. Трубы, как фанфары, легко пробивали вялую, не выспавшуюся ещё психику военнослужащих. Баритоны, вместе с тенорами, валторнами, тромбонами и альтушками приковывали внимание к резкой мажорной патетике, напрочь отодвигали всё в армии несущественное и малозначимое, вычёркивали, как суетное и пустячное. Тубы, вместе с барабанами и тарелками разогревали тонус в солдатских душах до ста двадцати ударов в минуту, высоко держали накал, не позволяя отойти от достигнутого. Кларнеты, флейты, украшали всю патетическую феерию этих звуков замысловатыми и игривыми мелизмами, как сладкая крем-паста украшает праздничный красавец торт…

– Здравствуйте, товарищи! – с подъёмом в голосе, громко здоровается командир полка.

Полк, все военнослужащие, через короткую паузу, обвалом, отрывисто и громко кричат…

– Здра… жела… товар… полковник.

Зимой, в такой момент, обычно снег с ближайших крыш стеной сыплется, весной сосульки обрываются, летом птицы испуганно в небесную высь вспархивают, осенью жёлтые листья вместе с сухими ветками обламываются… Такой вот получается незамысловатый физический эффект от бодрости и сотрясания воздуха.

Обычное дело развод в армии, рутинное… Но особенно важное, когда с оркестром… Особенно важное!

Вернувшись с развода в оркестровый класс, музыканты пребывали в необычайно молчаливом и рассеянном состоянии. Что непривычно. Потому и недолго.

– Мужики! – прервал прокисшую тишину прапорщик Тимофеев. Женька Тимофеев, Тимоха, 26 лет. Первая труба, солист, симпатичный парень, не женат ещё. Этой осенью свадьба планируется. В Америке. Гейл – его невеста, живёт в Сан-Франциско, там и ждёт его, там и свадьбу сыграют, спросил. – А где Генка Мальцев с Кобзевым, кто знает?

– Анализы сдают, – мгновенно ответил Лёва Трушкин. Большой, крупный, 32 года, не женат, русский, мама армянка, тубист, хохмач, часто скептик). Видя, что не все, кажется, знают об этом, пояснил. – Да не хохма это, не хохма! Старшина сказал. Он дирижёру докладывал – я рядом стоял, слышал.

– Товарищ старшина, Константин Саныч…

– Не знаю, – как ждал, быстро ответил старшина оркестра. – Мне Кобзев утром позвонил, сказал, что они в очереди стоят. Без анализов там не принимают…

– Кого?

– Куда? – Уточнил Гарик.

– Как кого, – пожал плечами старшина, неужели не понятно. – Их…

– О, а Мальцеву-то с Кобзевым зачем анализы сдавать? С какой стати?

– Да не им, а пацанам этим, беспризорникам нашим…

– Аааа…

– Да какие они наши? Вшивота подзаборная!

– А что, вполне возможно, что и Мальцеву с Кобзевым придётся сдавать… Они же вместе ехали, контактировали…

– И мы контактировали, вчера… – заметил Мнацакян.

– И что? Нам тоже сдавать, что ли, да? – нервничал Лёха Чепиков.

Возник диспут. В том смысле, что не просто разговор, а с раздражением, по возрастающей… Как от спички бикфордов шнур к взрыву…

– Я, например, не буду, и точка. – Заявил Чепиков. – Я к ним и близко не подходил… Как знал… И Фокин тоже, я видел, далеко стоял, и старшина, и Жека Тимофеев, и все… Я помню. Только Валька Завьялов, Генка Мальцев и Кобзев, и они…

– А что, мужики, наверное и правильно… Мало ли где обмылки эти могли ошиваться, по подвалам и чердакам… – поддержал старший сержант Фокин. 36 лет, самый пожилой контрактник, не считая старшины оркестра, конечно, кларнетист и флейтист высочайшего класса. Отличный мужик, но в последнее время сильный зануда и скептик, потому что его дочь, старшеклассница, «оторва», все музыканты знали, с рокерами какими-то связалась, дружит, говорит. Как мёдом ей там намазали… Гоняет по ночам на мотоцикле, пиво пьёт, курит… С ума отца сводит своими «историями» с… с мальчиками.)

– Они не ублюдки, они пацаны, – хмуро поправил Завьялов. Он давно уже жалел, что вязался в эту историю… Вернее, что таким именно образом поступил. Надо было отпустить мальцов с миром и забыть, ругал он себя, чтобы не будоражило потом совесть, не беспокоило… Бурлит сейчас, как пурген в животе.

– Я и говорю, – не вникая в детали, согласился Фокин. – Им девчонку испортить, что мне гамму одним пальцем сыграть.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации