Текст книги "Сабля императора"

Крушение империи

Наполеон Бонапарт после отречения во дворце Фонтенбло. Французский живописец Поль Деларош

Неприметная почтовая карета остановилась на берегу реки у причала. В подорожной значились французский дипломат Коленкур со своим секретарем господином де Рейневалем, граф Дюрок, граф Любо и польский офицер Вонсович.

Под именем секретаря был император Франции Наполеон Бонапарт.

Неман еще не сковало льдом и по темной воде плыли редкие грязные льдины.

Пока карету втаскивали на паром, Наполеон спросил у перевозчика – скольких дезертиров Великой Армии он успел уже перевезти с русского берега?

– Никого, – бесхитростно ответил ему перевозчик. – Вы первый. – Ну, да, – пробормотал Наполеон, – еще не успели…

После того, как путники снова заняли свои места в карете, Наполеон вдруг обратился к Коленкуру: – Как, на ваш взгляд, поведет себя Пруссия, узнав об окончательных итогах Русской кампании?

– Пруссаки могли бы нас арестовать. Если бы, конечно, посмели.

…Если нас арестуют, – с живостью сказал император, – то нас сделают военнопленными, как Франциска I. Пруссия заставит вернуть ей ее миллионы и потребует вдобавок еще новые миллионы. Если бы они отважились на эту попытку, то мы не отделались бы так дешево, государь!

Думаю, что вы правы.

Они слишком боятся меня; они захотят держать меня в заточении!

– Это весьма вероятно.

– А боясь моего бегства или грозных репрессалий со стороны Франции с целью меня освободить, пруссаки выдали бы меня англичанам.

– Возможно!

– Вы только представьте себе, Коленкур, какая бы физиономия была у вас в железной клетке на площади в Лондоне!

– Если бы я тем самым разделял вашу участь, государь, то я бы не жаловался!

Наполеон весело рассмеялся и на удивленный взгляд Коленкура ответил: – Простите, я просто представил вас в клетке на площади Лондона.

В маленькой деревушке Сморгонь Наполеон пересел в крытый возок и, оставив своих спутников, с одним только Коленкуром спешно помчался в Париж, стараясь как можно скорее миновать прусские владения. По дороге Наполеон высказал Коленкуру загадочную мысль; говоря о своей неудаче в России, он сказал, что «…от великого до смешного только один шаг…».

Что смешного он усмотрел в разгроме и погибели Великой Армии, Коленкур не понял, но уяснил, что оставаться в «…смешном положении побежденного…» Наполеон не желал.

Впрочем, император сам пояснил свою мысль, сказав, что во Франции можно делать многое, но ни в коем случае нельзя казаться смешным.

Вести о разгроме дошли до Парижа 16 декабря 1812 года – «Монитор» опубликовал страшный, так называемый «29-й бюллетень», и какая-то часть правды приоткрылась для широкой публики.

Наполеон появился в своей столице 18 декабря, ранним утром – на все путешествие у него ушло только 12 дней, что было бы прекрасным результатом даже для курьеров.

Он был совершенно спокоен. Никаких признаков неповиновения не обнаруживалось. Досадная история с генералом Мале оказалась просто мелким эпизодом.

После поражения в России и возвращения в Париж Наполеон развил бурную деятельность по созданию новой армии.

Надо сказать, что это была его особенность – во время кризисной ситуации в Наполеоне просыпалась огромная энергия и работоспособность. В своих письмах, направленных к союзникам – монархам Рейнского союза, он сообщал, что не следует верить русским сообщениям; конечно, Великая армия понесла потери, но остаётся могучей силой в 200 тыс. бойцов.

Кроме того, империя имеет ещё 300 тыс. солдат в Испании.

Всё же он попросил союзников принять меры к увеличению своих войск.

В реальности, в январе Наполеон уже знал, что Великой армии больше нет. Начальник штаба маршал Бертье сообщил ему коротко и ясно:

«Армии больше не существует».

Из полумиллиона человек, полгода назад маршем перешедших Неман, вернулись немногие. Однако Наполеон смог буквально за несколько недель сформировать новую армию: к началу 1813 года он собрал под свои знамена 500 тыс. бойцов.

Правда, Франция обезлюдела, брали уже не только мужчин, но и юношей.

15 апреля французский император выехал в расположение войск.

Весной 1813 года была ещё возможность заключить мир. Австрийский дипломат Меттерних настойчиво предлагал своё посредничество в достижении мира. И мир, в принципе, был возможен. Петербург, Вена и Берлин были готовы к переговорам. Меттерних предложил ему условия, которые он посчитал унизительными.

Наполеон должен был вернуть Австрии то, что она потеряла по Шенбруннскому миру 1809-го года уступить Великое Герцогство Варшавское русскому царю и распустить Рейнский Союз.

Последнее условие было, возможно, наиболее тяжелым – Франция лишалась своих германских союзников, вроде Саксонии и Баварии, которые силою вещей переходили в стан противника.

Однако, Наполеон совершил ещё одну роковую ошибку – он не захотел идти на уступки. По-прежнему, уверенный в своём таланте и мощи французской армии, император был убежден в победе.

Наполеон надеялся на блистательный реванш уже на полях Центральной Европы. Он ещё не понял, что поражение в России – это конец его мечте об общеевропейской империи.

13 января 1813 года прусскую границу перешли русские войска. Александр Первый отдал приказ по армии, в котором говорилось следующее: «…Идем положить конец нестерпимому кичению; станем за веру против безверия, за свободу против властолюбия, за человечество против зверства…» Главнокомандующий Кутузов продолжения войны не хотел, а хотел только спровадить Наполеона из России, предоставив Европе самой решать свои проблемы с Империей.

Может быть, именно поэтому он так легко выпустил Наполеона из России. И на его стороне были очень многие люди из числа российского дворянства. Царь же опасался, что Наполеон, оправившись после страшного краха, сможет нанести по России второй, более продуманный удар.

Свои резоны были у обеих сторон, но была и простая правда реальности: из 197 тысяч человек, которые были в Русской армии к началу военных действий, осталось только 47 тысяч.

Причины потерь были те же, что и у французов: голод, холод, расстояния…

В общем, в пределы Пруссии в январе вступало очень немногочисленное русское войско, но царь Александр Первый рассчитывал на очень скорое создание коалиции европейских государств, которая сможет раз навсегда покончить с Наполеоном.

Начало коалиции союзных держав было неожиданно положено командующим прусским корпусом генерал-лейтенантом Йорком, который без ведома своего короля заключил сепаратное перемирие с русским генералом Дибичем и отвел свои войска, открыв русским путь для преследования, отступающего к Неману корпуса маршала Макдональда.

Прусский король в гневе приказал отстранить Йорка от командования и отдать под суд военного трибунала, а потом, поостыв, понял, что настало время самому последовать примеру своего генерала.

8 февраля 1813 года русские мирно заняли Варшаву. Австрийские войска ушли к югу на Краков, прекратив, таким образом, участие в боевых действиях на стороне Наполеона. С ними ушло до 15 тыс. поляков из корпуса Понятовского.

Саксонский корпус Ренье отступил на запад к Калишу. Герцогство Варшавское было выбито из числа союзных Наполеону государств.

28 февраля в Калише был подписан союзный русско-прусский договор, а 27 марта 1813 прусский король объявил войну Франции. К этому времени вся территория Пруссии вплоть до Эльбы была освобождена от французских войск. За Эльбой и к югу от нее начинались земли германских княжеств Рейнского союза, сохранявших верность Наполеону.

Объединенная русско-прусская армия двинулась из польского Калиша в Саксонию, захватив 27 марта Дрезден. 3 апреля авангард союзников вошел в Лейпциг. Передовой отряд из корпуса Витгенштейна вошел 4 марта в Берлин, оставленный накануне французским гарнизоном.

11 марта в освобожденную столицу Пруссии с триумфом вступили основные силы Витгенштейна.

15 апреля 1813 года Наполеон выехал из Парижа к вновь сформированной армии (ок. 130 тыс.) в Майнц на границе Франции.

В конце апреля он двинулся в Саксонию к Лейпцигу, откуда, соединившись с войсками Богарне, он намеревался отбросить русские войска и привести в покорность восставшую Пруссию. Всего Наполеон располагал в Германии до 180 тыс. солдат против 69 тыс. русских и 54 тыс. прусских солдат, если не учитывать французские гарнизоны крепостей на Одере и Висле и осаждающие их силы.

28 апреля 1813 года в тихом городке Бунцлау умер фельдмаршал, светлейший князь Михаил Илларионович Кутузов.

С царем он не примирился даже и перед смертью: очевидцы утверждали, что царь Александр Первый, прощаясь с фельдмаршалом, по обычаю сказал ему: «Прости, Михайло Илларионович…», на что Кутузов ответил: «Я-то прощу – но простит ли Россия?»

1 мая 1813 года у Лютцена произошло столкновение между французской армией и войсками союзников, неожиданное для обеих сторон.

Почему разведка прусского командующего Блюхера приняла расположившиеся на привал части корпуса маршала Нея за горсть отбившихся от главной армии солдат, объяснить так никто, потом и не смог.

Прусская кавалерия под командой старого Блюхера атаковала французский лагерь с ходу, считая, что перед ней не больше пары тысяч человек, – и наткнулась на целый корпус.

Блюхер немедленно отошел и известил свое командование о таком неожиданном открытии. К нему на помощь подошел новый русский командующий, сменивший Кутузова, генерал Витгенштейн. У него было втрое больше войск, чем у Нея, но Ней сумел удержаться и дождаться подхода еще двух корпусов и самого Наполеона с его гвардией.

Теперь уже преимущество в численности было у французов, и Витгенштейн решил отойти.

Дело могло бы окончиться полным разгромом, но у Наполеона не было кавалерии, и преследовать отступающую союзную армию он не смог. Тем не менее, у него осталось чувство победы, а у его противников – чувство поражения. К 8 мая 1813 года Наполеон подошел к столице Саксонии, Дрездену, – и это решило все сомнения и все колебания саксонского короля.

Он встал на сторону Наполеона.

20-21 мая произошло новое сражение с союзниками, на этот раз под Баутценом. Сражение имело все шансы стать «вторым Аустерлицем», если бы маршал Ней не понаделал ошибок. Он действовал против совета, который дал ему его начальник штаба, и упустил возможность обхода позиции союзников. Ней до конца не понял замысла Наполеона: оказавшись в тылу союзных войск, он ожидал, что Бонапарт своими основными силами погонит противника на него, А Бонапарт ожидал удара Нея, чтобы завершить разгром прусско-русских войск. Воспользовавшись неразберихой, союзники отошли в порядке, потерпев поражение, не ставшее, однако, решительным.

У союзников как-то стихийно возникла и утвердилась «формула Наполеона» – они оценили его командование как «эквивалент 20–30 тысяч человек».

Таким образом, если 20 тысяч прусских, австрийских или русских солдат встречали 10 тысяч французов – надо было немедленно атаковать, чтобы использовать двойное численное превосходство.

Но если французами командовал Наполеон – следовало немедленно отступать, 10 тысяч солдат в этом случае утраивали свою силу, и надо было думать не об атаке, а о спасении.

Но император не мог быть повсюду…

В боевых действиях наступила пауза. Союзники начали сильно ссориться между собой, пруссаки и русские обвиняли друг друга в упущениях.

Царь сместил Витгенштейна, доверив армию снова Барклаю де Толли, а тем временем маршал Даву взял Гамбург.

Александр несколько смягчился, согласившись разговаривать с посланным к нему Наполеоном Коленкуром о возможностях заключения мира.

Два поражения подряд все-таки подействовали и на него.

2 июня 1813 года началось прекращение военных действий, которое через два дня стало настоящим уже перемирием, намеченным, по крайней мере, до 20 июня, с надеждой на переговоры о мире. Посредником, как и ожидалось, выступила Австрия. Объявив о своем нейтралитете и прекратив боевые действия в составе французских войск, Австрия не торопилась входить в коалицию союзников. Причин тому было три:

Во-первых, решимость австрийского императора связывали родственные связи с Наполеоном и ему была не безразлична судьба собственной дочери и внука;

Во-вторых, зная военный гений и решительность Бонапарта, он совсем не был уверен в том, что Пруссия и Россия смогут одержать победу над французским императором;

Третья причина заключалась в политике его Первого министра Меттерниха. Он поддерживал императора Франца и не возражал против «новой Франции» с его внуком на престоле и с его дочерью в качестве временной обладательницы верховной власти.

Многомудрого министра династические соображения не очень волновали, но вот иметь противовес резко усилившейся России в виде Франции (ослабленной, но союзной) ему бы хотелось. Кроме того, было бы совсем неплохо получить определенные территориальные выгоды, не участвуя при этом в боевых действиях. Французский император настаивал на формуле: «что чем владеет – пусть у того и останется». Наполеон считал, что даже малая уступка, сделанная под угрозой оружия, его унизит и сделает его дальнейшее правление невозможным.

Начавшиеся мирные переговоры не привели к положительным результатам. Обе стороны стремились лишь выиграть время. Наполеон не хотел идти на серьезные уступки, все еще надеясь сохранить созданную им империю.

Наполеон говорил впоследствии, что согласие на перемирие летом 1813-го было самой большой ошибкой в его карьере.

Многие его сторонники считали это высказывание странным.

Разве «континентальная блокада», поссорившая его со всеми нейтралами Европы, не была ошибкой много хуже?

Разве «испанская авантюра» не стоила ему несравненно дороже?

A его категорический отказ ее прекратить и перестать настаивать на том, что было явно делом безнадежным?

Разве поход в Россию в 1812 году не был катастрофой? Но, тем не менее, Наполеон упорно повторял, что он тогда просто ошибся.

Трудно сказать. Многие люди из его окружения, включая даже верного маршала Бертье, считали условия вполне приемлемыми, и возможно, население Франции, безмерно уставшее от войны, было бы благодарно Наполеону за установление мира.

Однако возвращаться в свою столицу побежденным Наполеон не хотел.

28 июня 1813 года в одном из дворцов Дрездена Меттерних встретился с Наполеоном. К этому времени Англия, а затем и Швеция присоединились к коалиции.

И Меттерних, желая сыграть на этом, дал понять, что присоединение Австрии станет последней точкой в поражении Наполеона.

Но последний не желал ничего слышать даже о сравнительно незначительных уступках: он по-прежнему верил в свою звезду, а с принятием предложений союзников рушилась для него вся хитроумная система континентальной блокады и исчезала последняя надежда рассчитаться с Англией.

Кроме того, и нарастание недовольства длительной войной внутри самой Франции заставляло Наполеона стремиться к новым внешнеполитическим успехам.

Меттерних снова предложил ему те же самые условия, которые он уже с негодованием отверг однажды, угрожая немедленным началом военных действий против французской армии. Зная дьявольское самолюбие Наполеона, его упрямый корсиканский характер, можно было предположить, что Меттерних и не надеялся на какое-то соглашение: ему просто хотелось лишний раз унизить и оскорбить диктатора. В конце концов, он довел Наполеона до бешенства.

Он кричал Меттерниху, что не может «показаться униженным перед своим народом»: Вы хотите все-таки диктовать мне законы! Хорошо, пусть будет война. Но до свидания – увидимся в Вене!

Наполеон побледнел от ярости и швырнул на землю свою шляпу.

– Вы не военный, у вас нет души солдата, какая есть у меня, вы не жили в лагере, вы не привыкли презирать свою и чужую жизнь, когда это нужно. Что для меня значит 200 тысяч человек?

Наполеон был в одном из тех припадков гнева, когда говорил циничнейшие вещи, стремясь оскорбить противника.

– Наконец, французы, кровь которых вы тут защищаете, не могут так уж жаловаться на меня. Я потерял, правда, в России 200 тысяч человек; в том числе было 100 тысяч лучших французских солдат; о них я действительно жалею. Что касается остальных, то это были итальянцы, поляки и главным образом немцы!

При последнем слове он сделал пренебрежительный жест.

Но, в конце концов, сообщив Меттерниху, что он считает свой «австрийский брак» ошибкой, Наполеон все-таки согласился на его посредничество, не беря на себя при этом никаких обязательств.

10 августа Австрия вступила в 6-ю коалицию.

Взбешенный неудачей на переговорах, Наполеон покинул войска и вернулся в Париж. По мере его приближения к столице, злоба постепенно угасала и ей на смену приходил трезвый расчет. Так что, к семье он вернулся возбужденным и даже немного веселым.

На семейном ужине, на котором присутствовала и его падчерица Гортензия, он много шутил и, не вдаваясь в подробности, сказал жене, что он отлучится ненадолго, навестить ее отца в Вене.

За десертом, обращаясь к сыну, он несколько раз повторил фразу: «Идем бить дедушку Франца!», и делал это до тех пор, пока мальчик не начал, весело хохоча повторять ее вслед за ним.

Наполеон, слушая его, смеялся до слез, его жене, оказавшейся в ужасном положении, было вовсе не весело.

После окончания обеда Наполеон ушел в малую гостиную, куда был вызван Бертье. «Мы начинаем новую кампанию», – сказал ему Наполеон и в течение следующего часа диктовал своему верному начальнику штаба общий план и точные директивы, которые Бертье должен был к утру превратить в приказы, посланные в войска. После этого он вызвал нескольких генералов, опрашивая их о состоянии их корпусов. Начал он с гвардии. Через два дня Наполеон снова выехал в войска.

А союзники снова начали наступление.

Главный удар Наполеон планировал нанести по Селезской армии прусского командующего Блюхера, двигавшейся вглубь Германии, оставив в Дрездене только корпус маршала Сен-Сира численностью около 30 тысяч человек. Блюхер, узнав о движении Наполеона, отступил и поэтому выдвижение Наполеона оказалось бесполезным.

В это же время Богемская армия двинулась из Чехии на Лейпциг, с тем, чтобы выйти во фланг французской группировке, действовавшей против Селезской армии. Правая колонна под командованием Витгенштейна проходила мимо Дрездена и перехватила сообщение Сен-Сира, из которого стало известно о слабом прикрытии города.

Кроме того, к союзникам перешли два полка Вестфальской кавалерии, которые сообщили детали расположения французов в Дрездене. Союзники решили изменить цель наступления и повернули на Дрезден.

Наполеон, узнав о движении Богемской армии к Дрездену, поспешил на защиту города.

Дрезден, столица Саксонии, был крупнейшим городом, раскинувшимся на обоих берегах Эльбы, и являлся центральным узлом снабжения наполеоновских сил в Центральной Европе. В нём были собраны запасы для длительного содержания огромной армии. Наполеон как-то сказал о важности Дрездена: «Пусть меня отрежут от Рейна, лишь бы не отрезали от Дрездена».

Город ограждался полуразрушенной стеной, а также несколькими редутами с установленными на них артиллерийскими батареями. Положение маршала Сен-Сира было катастрофическим.

Наполеон планировал дать под стенами Дрездена решающее сражение. Перед этим он собрал Военный совет.

Император, заложив руки за спину, медленно вышагивал вдоль стола, за которым сидели его ближайшие сподвижники маршалы Ней, Удино, Лефевр, Ожеро, Макдональд, Монсей.

– Что скажешь, Мишель? – обратился он, остановившись, к маршалу Нею.

– Я думаю, в данной ситуации, Государь, правильнее было бы отступить во Францию, чтобы сконцентрировать силы, – ответил маршал.

– Бедный мой, Мишель. Русская кампания так тебя ничему и не научила, – иронически улыбнулся император:

– Отступление почти всегда ведет к поражению; армия теряет боевой дух и начинает разлагаться.

Наполеон начал возбужденно тыкать пальцем в карту, развернутую на столе: – Дрезден есть мой основной пункт для противодействия союзным силам. Неприятель растянут от Берлина до Праги по дуге, центр которой занимают мои войска.

Занятое мной расположение представляет такие выгоды, что неприятель, победив меня в десяти сражениях, едва ли сможет оттеснить меня к Рейну, между тем, как одно выигранное сражение приведет нас в неприятельскую столицу, освободит наши гарнизоны крепостей на Одере и Висле и принудит союзников заключить мир.

Это не просто военный расчет. Это, если хотите, политическая интуиция.

– Ваша интуиция в России дорого обошлась Франции, – язвительно произнес Ожеро.

Наполеон нахмурил брови:

– Генерал, вы ростом выше меня как раз на одну голову, но если вы будете грубить мне, то я немедленно устраню это отличие.

– Но, Государь, – снова подал голос маршал Ней: – нам будет противостоять армия Блюхера; она больше нашей в два раза.

– Ха, Блюхер! Это не военачальник, это обозный генерал. Он привык воевать количеством. Лишите его численного превосходства, и он становится беспомощным, – возразил император.

– У Сен-Сира около 40 тысяч войск. Хватит, чтобы продержаться сутки. Ты, Мишель, будешь держать правый фланг, я с основными силами ударю слева. Корпус Вандома пойдет в обход союзников к Теплицу.

Если говорить о боевых действиях как об искусстве, то Наполеон в этот момент напоминал выдающегося художника, который мысленно видит картину еще до ее завершения и точно знает, где нужно положить последний мазок, чтобы картина превратилась в произведение искусства.

Обстановка сложилась так, как и предсказывал Наполеон, за исключением последнего мазка – корпус Вандома был разгромлен при столкновении с арьергардом отступающих русских войск.

Союзные войска подошли к Дрездену утром 26 августа.

Александр I, следуя рекомендациям своих советников, желал немедленного штурма, но австрийская сторона предпочитала сначала окружить город и дождаться подхода всех сил, застрявших с обозами в горных проходах.

Против Сен-Сира союзники могли выставить в этот день 87 тысяч солдат, но вновь назначенный главнокомандующим союзных войск австрийский фельдмаршал Шварценберг считал превосходство сил недостаточным для штурма укреплённых позиций.

Генерал-лейтенант Михайловский-Данилевский, служивший при Главном штабе, впоследствии так описал в своих «записках» положение в командовании огромной армией:

«Всего неприятнее был недостаток в единоначалии, ибо тут присутствовали три монарха, и каждый окружен советниками, подававшими мнения, нередко противоречащие, а главнокомандующий князь Шварценберг не имел довольно веса, чтобы согласовать всех и принять такие меры, которые бы всех удовлетворили. Место, где стояли монархи со штабом своим и конвоем, уподоблялось шумному народному совещанию.

Какая разница представлялась с войною 1812-го года, где бывало один князь Кутузов, сидя на скамейке, возносил голос свой; около него царствовала тишина, и горе тому, кто без вызова его предлагал совет».

Наполеон со Старой гвардией прибыл в Дрезден до полудня. Остальные его части подтягивались.

Атака союзников на Дрезден, согласно составленной диспозиции должна была начаться в 4 часа дня, однако диспозиция не была своевременно доставлена в войска и некоторые корпуса начали атаку уже утром.

На левом фланге шли австрийские части, в центре прусские, на правом фланге действовал русский корпус Витгенштейна. Первыми, ранним утром, пошли в атаку на пригороды австрийские части, но завязли в боях за укрепления.

Узнав о прибытии Наполеона, Шварценберг приостановил атаки. Более того, Александр I настоял на отмене штурма. Однако приказ об отмене не был доставлен в войска, и в 4 часа раздался сигнал к всеобщему штурму.

В этот момент дивизии Молодой гвардии Наполеона, переправившись через Эльбу, вступили в Дрезден. Примерно в 6 часов вечера Наполеон, выйдя за пределы Дрездена, атаковал союзников и заставил их отступить по всему фронту на высоты вокруг города. Наступившая ночь прекратила сражение к 9 часам вечера. Союзники заняли оборонительную позицию полукольцом возле города.

С раннего утра 27 августа начался проливной дождь, повлиявший на ход боя.

Под продолжающимся дождем ружья не могли стрелять, решающую роль играли артиллерийский огонь и кавалерийские атаки.

Наибольший урон понесли австрийские войска. Под атаками французских кирасир и под огнём конной артиллерии войска австрийцев смешались в беспорядке и начали паническое отступление. 3-я легкая австрийская пехотная дивизия, сомкнувшись в каре, двигалась в арьергарде отступающих войск.

Внезапно было замечено какое-то движение в ближайшем кустарнике. Каре остановилось, готовясь к нападению возможного противника. Каково же было изумление австрийского генерала, когда из кустарника вышел один единственный французский поручик с белым платком на шпаге.

– Я предлагаю вам сдаться, сударь, – сказал он командующему дивизией, – иначе вы будете уничтожены.

– Сколько вас? – спросил удивленный генерал.

– Артиллерийская батарея.

Это действительно, была одна-единственная батарея, выдвинутая для поддержки наступающих французских войск.

Поручик поднял шпагу. Солдаты быстро сбросили ветки, прикрывающие пушки. На австрийское каре грозно смотрели восемь орудийных стволов. Прислуга раздувала тлеющие фитили, готовясь открыть огонь…

Дивизия сложила оружие.

Наполеон потом часто с восторгом рассказывал об этом эпизоде.

На правом фланге русские тоже отступали от Эльбы, но контратаковали гусарскими полками наступающие французские каре. Закрепившись на высотах, русские остановили продвижение французов.

Надеясь на дальнейший успех, Александр I приказал Барклаю-де-Толли подтянуть артиллерию с высот на помощь правому флангу.

И тут случилось невероятное: Барклай отказался выполнять приказ императора, мотивировав это тем, что в случае неудачи он не сможет увезти орудия обратно по скользкому склону и войска останутся без артиллерии. Император промолчал. Окружение царя уже предвидело расправу над Барклаем за неповиновение.

Однако, после сражения ему был жалован чин фельдмаршала. У союзников оставалось ещё немало свежих резервов, но тут пришли сведения о глубоком обходном манёвре за Эльбой их расположения французским корпусом Вандама.

Главнокомандующий Шварценберг, боясь оказаться отрезанным от своего тыла, настоял на немедленном отходе в Богемию. В 5 часов вечера союзники начали планомерный отход.

Это была последняя крупная победа французского монарха.

Однако, победы под Лютценом, Бауценом и Дрезденом только усилили веру Наполеона в свою звезду. Он уверовал в свое военное превосходство.

Было ясно, что Витгенштейн и Шварценберг, как полководцы, сильно уступали Наполеону, еще меньше в военной стратегии и тактике понимали враждебные ему монархи.

Но Наполеон хорошо понимал, что союзники имеют огромные материальные и людские ресурсы и, чем дальше, тем эти ресурсы становятся больше, поэтому любое промедление в боевых действиях смерти подобно.

Французский император, оставив в Дрездене сильный гарнизон и выставив заслон против Богемской армии Шварценберга, двинул войска под Лейпциг, где хотел сначала разгромить армии Блюхера и Бернадотта.

Однако, те уклонились от битвы и Наполеону пришлось иметь дело со всеми союзными армиями одновременно.

Под Лейпцигом у французского императора было примерно 160 тысяч войск, у союзников около 200 тысяч.

Такое небольшое преимущество не особенно беспокоило Наполеона.

Но к месту предполагаемого сражения уже подтягивались Польская армия Беннигсена, Северная армия Бернадотта и австрийский корпус Коллоредо.

16 октября около 8 часов утра русско-прусские силы генерала Барклая-де-Толли открыли артиллерийский огонь по противнику. Затем авангардные части пошли в атаку.

Русские и прусские части под командованием фельдмаршала Клейста около 9 часов заняли деревню Марклейберг, которую обороняли маршалы Ожеро и Понятовский. Противник четырежды выбивал русско-прусские войска из деревни и четырежды союзники вновь брали деревню штурмом.

В результате, наступление союзников не принесло успеха, и весь фронт антифранцузских сил был так ослаблен сражением, что был вынужден защищать исходные позиции.

Наполеон принял решение перейти в контрнаступление.

Примерно, в 3 часа дня 10 тысяч французских кавалеристов под командованием маршала Мюрата сделали попытку прорвать центральные позиции противника.

Их наступление было подготовлено артударом 160 орудий. Кирасиры и драгуны Мюрата смяли русско-прусскую линию, опрокинули конную гвардию и прорвали центр союзников.

Французские кавалеристы даже сумели прорваться к холму, на котором располагались союзные монархи и фельдмаршал Шварценберг, но в последний момент были отброшены, благодаря контратаке лейб-гвардии казачьего полка под командованием полковника Ивана Ефремова.

Наполеон даже посчитал, что битва выиграна.

Но в разгаре боя случилось самое страшное: вся Саксонская дивизия (3 тысячи солдат, 19 орудий), сражавшаяся в рядах наполеоновских войск и находившаяся в самом центре боевых порядков, перешла на сторону союзников. Чуть позже то же совершили вюртембергские и баденские части.

Позже Наполеон описывал это событие образной цитатой:

«Страшная пустота зазияла в центре французской армии, точно вырвали из неё сердце».

Удар был настолько жестоким и неожиданным, что французские батальоны начали оставлять линию обороны и отходить к городу.

Жестокий бой продолжался до ночи, французские войска удерживали все основные ключевые позиции, но на севере и востоке союзники вплотную подошли к городу. Французская артиллерия израсходовала практически весь боезапас. Наполеон дал приказ об отступлении.

Войска под командованием Макдональда, Нея и Лористона должны были остаться в городе для прикрытия отступления.

В распоряжении отступающей французской армии оказалась только одна дорога на Вайсенфельс.

Началось отступление с боем, войска шли через Лейпциг и по мостам, с надеждой уйти через заболоченные места через дамбу у Линденау. Этот путь отхода был загодя минирован – надо было взорвать мосты для того, чтобы отсечь преследование.

Поручение сделать это было дано Наполеоном инженерному генералу Дюлолуа. Тот перепоручил его полковнику Монфору, который, подумав, оставил поле боя и доверил все подготовленные заряды какому-то капралу из саперного батальона. Бедняга подумал, что убежать и бросить все – стыдно и что прежде, чем сделать это, надо выполнить порученное ему дело наилучшим возможным способом.

На возвышенностях появились австрийские уланы. Он взорвал мост.

Штурм города был назначен союзниками на утро, но когда утренний туман рассеялся, стало ясно, что штурма Лейпцига не понадобится.

Король Саксонии Фридрих-Август I прислал офицера с предложением сдать город без боя, если французским войскам будет гарантировано 4 часа на отступление.