Текст книги "Макбет, или Жертва ведьм"

Влас Михайлович Дорошевич
Макбет, или Жертва ведьм
Трагедия. Соч. A.B. Южина[1]1
  Впервые – «Русское слово», 1914, 23 января.


[Закрыть][2]2
  Фельетон написан в связи с возобновлением в Малом театре спектакля по трагедии В. Шекспира «Макбет», премьера которого состоялась 21 января 1914 г. Режиссером постановки был И.С. Платон (1870—1935).


[Закрыть]

* * *

Оказывается, никакого Макбета никогда и на свете-то не было.

Был очень мягкий человек, которого погубили четыре ведьмы.

Трех он встретил в степи, четвертая – его собственная жена.

Конечно, это тоже трагедия.

Но не та, которую написал Шекспир.

Мне вспоминается другое представление «Макбета».

Театр Парадиза.

Слежавшееся небо в пятнах.

За кулисами возят какую-то тачку, и никто не думает, что это гром.

От времени до времени вспыхивает бенгальский огонь и ярко освещает морщины на небе.

Трое итальянских лаццарони[3]3
  Лаццарони (итал. lazzaroni) – бедняк, живущий нищенством или случайным заработком.


[Закрыть] ломаются и коверкаются, изображая ведьм.

Выходит Росси[4]4
  Выходит Росси. – В московском театре «Парадиз» Э. Росси выступал в роли Макбета во время гастролей в 1890 г.


[Закрыть].

Макбет.

Погруженный в глубокую задумчивость.

Какие-то мрачные и тяжелые думы бродят в его голове и глядят из его глаз.

Мне первый раз пришла в голову мысль:

– А что, если бы Макбет не встретил ведьм, произошла бы трагедия?

И тяжелый взгляд Росси ответил:

– Да.

Макбет дарует победы.

Он чувствует, сознает, что выше всех.

«Тан Гламиса» – это слишком мало для него, для его подвигов.

В Гламисе ему уже тесно.

Шотландия…

Тяжелые, еще неопределенные мысли ворочаются в его голове.

Ведьмы только формулируют его мысли.

И он вздрагивает, потому что в голосах трех ведьм он слышит голос своего сердца, своей души, своего ума.

Ведьмы только ускорили трагедию.

По Южину, ведьмы – все.

Если театр – суд, а рецензенты – присяжные заседатели театра, Макбет Южина[5]5
  …Макбет Южина… – Впервые А.И. Южин выступил в этой роли в постановке Малого театра в 1890 г., затем в сезоне 1895—1896 гг.


[Закрыть] говорит:

– Господа судьи! Это меня неизвестные старухи подучили! Ей-богу, я тут ни при чем.

И добавляет:

– Обратите тоже внимание, какая у меня жена. Все она!

И говорит это, чуть не плача.

Макбет Южина только и делает, что «чуть не плачет».

Он чуть не плачет, когда жена уговаривает его убить короля.

Чуть не плачет, когда убил.

Говорит плаксивым тоном и прижимаясь к жене.

Немножко муж под башмаком.

Сколько приходится этой леди биться с таким плаксой.

И ведьмы знают, что на этого плаксу полагаться нельзя.

Не упускают его из виду.

Сейчас начнется монолог о кинжале.

Ведьмы появляются в замке Макбета, на сцене налево.

Сейчас пойдет убивать.

Ведьмы появляются на сцене направо.

Каждый раз, как заговорят об убийстве, словно у Вагнера лейтмотив, на сцене появляются ведьмы.

«Злые мысли бродят в замке Макбета».

Боже, какая тонкость!

Это разные Росси да Сальвини натолковали, будто Макбет железный человек[6]6
  Это разные Росси да Сальвини натолковали, будто Макбет железный человек. – Свое понимание образа Макбета Э. Росси подробно изложил в воспоминаниях: «Макбет – счастливый человек: гордый богатством, доблестью и славой, он все больше укрепляется в своем эгоизме и живет лишь им одним. Он стремится к тому, чтобы стяжать еще большую славу и добиться больших почестей, о которых прежде лишь мечтал. Теперь ему мнится, что он достиг очень многого и что от природы ему отпущены недюжинные физические силы и умственные способности. Непомерно высокая самооценка распаляет его воображение и порождает в сердце страсть, которую любой благоразумный и честный человек называет тщеславием. Макбет даже не желает над этим задумываться. Внимательно поразмыслив над трагедией, я без колебания отверг совершенно неправильную и притянутую за уши мысль о том, что будто Макбет – игрушка в руках сверхъестественных сил, которые у трагических поэтов древности выступали в обличье рока. Будь это так, Шекспир изменил бы самому себе» (Эрнесто Росси. Сорок лет на сцене. Л., 1976, с. 210). Роль Макбета входила в шекспировский репертуар Т. Сальвини с 1877 г. Французский критик Огюст Витю писал о Сальвини в этой роли: «В образе Макбета во всем ужасе, со всею логикой и полнотой воплощено преступление. Роль эта для трагика – одна из самых трудных и желанных. Опасность быть однообразным подстерегает исполнителя, если он не обладает достаточными средствами, чтобы от акта к акту передать нарастание кровавого неистовства и страх, овладевающий гламисским таном. Величайшей похвалой г-ну Сальвини служит то, что что ему это полностью удалось» (Чельсо Сальвини. Томмазо Сальвини. М., 1971, с. 241).


[Закрыть].

Последняя ступень человеческой смелости.

– Все, что может человек, могу и я!

И гибнет потому, что захотел быть:

– Сверхчеловеком.

Ничего подобного!

Вы посмотрите, как он прижимается к жене, – словно перепуганный ребенок к маме.

– Мама, я боюсь.

Послушайте, каким плаксивым тоном говорит.

Тряпка! Настоящая тряпка!

Макбет сделался королем.

Г-н Южин умеет быть величественным.

Правда, это скорее величие директора театра.

Мы помним точно такое же величие г. Южина в Кине[7]7
  …величие г. Южина в Кине. – В главной роли в спектакле Малого театра по пьесе А. Дюма-отца «Кин, или Гений и беспутство» Южин выступил в сезоне 1900—1901 гг.


[Закрыть].

Когда г. Южин играет короля, – кажется, что его сделали директором казенных театров, он принимает актеров и делает им:

– Указания.

– Вы чего это, господа, все загримировались восточными человеками? А? Вы, например, господин убийца? Какой вы шекспировский, – вы бакинский наемный убийца за пять целковых![8]8
  …бакинский наемный убийца за пять целковых. – Образ связан с беспорядками в Баку, о которых писала тогда пресса.


[Закрыть]

В короле г. Южин величествен и спокоен.

– Слава богу, получил хорошее место.

Вот никак не думали!

Мы полагали, что:

– Макбет зарезал сон. Что трон для него Голгофа. Только он-то разбойник.

И что он мучится, как распятый разбойник.

Мы думали, что с тех пор, как «коготок завяз», эта хищная птица бьется в смертельном ужасе.

И от ужаса идет от преступления к преступлению.

И что в этом трагедия.

Нарастание трагедии!

Г-н Южин дает антракт, перерыв, отдых.

Тысяча извинений! Поезд идет все быстрее и быстрее к катастрофе. Тут остановки не полагается.

Сын Банко жив.

Откуда же это спокойствие, спокойная величавость и благополучие директора банка?

Г-н Южин объявляет:

– Остановка! Буфет!

Лакомится королевским благополучием. Получается среди трагедии картина:

– Мещанского счастья короля Макбета.

В самом преступлении есть уже наказание. Этого трагизма жизни г. Южин не дает.

Но вот все преступления совершены. Началось одно:

– Наказание.

И Макбет снова плакса.

Ему приходят сказать, что его жена умерла.

Макбет, борец, боец, вызвал на бой судьбу. Перед ним последний бой. И победа! Бирнамский лес не может пойти на Донзинан, и нет еще на свете человека, который не был бы рожден женщиной. Его некому победить!

И в эту минуту ему говорят «под руку», что жена умерла.

Росси скажет с раздражением:

– Она могла бы подождать!

Но у г. Южина Макбет, извините, не таков. Он расплачется.

Он будет говорить вот эти именно жесткие и жестокие слова плаксивым тоном.

Словно человек, обвиняемый в убийстве отца и матери:

– Господа присяжные! Пожалейте меня: я круглый сирота!

Этот Макбет был все-таки хороший муж.

Ярости в этом мягком, милом человеке не проснется даже в минуту последнего боя.

Перед нами не пловец, переплывающий «море крови» и яростно борющийся с волнами, которые его захлестывают.

Известие о том, что противник не рожден женщиной, а вырезан из чрева матери, не наполнит Макбета безумием ужаса и ярости.

Оно просто подрежет его.

Но когда же, когда же мы увидим ярость этого «мужа кровей»?

А в сцене с вестником.

Посмотрите, как он начнет его душить!

Как будет на него сверкать глазами! Страшно смотреть!

Как рычать!

О, боже! Приколотить вестника! Какая «ярость» для Макбета!

Уж, действительно, момент – в сцене с беззащитным, злосчастным вестником показывать:

– Что такое Макбет.

Как он может быть страшен! Г-н Южин сыграл драму. Драму-с, а не трагедию. Что такое трагик? Это чувствуется.

Когда я в первый раз увидел Мунэ Сюлли в Гамлете[9]9
  …увидел Мунэ-Сюлли в Гамлете… – См. «Мунэ-Сюлли».


[Закрыть], в сцене с тенью, мне стало страшно. Не призрака, а Гамлета. Гамлет почему-то был страшнее призрака. Это трагик.

Макбет еще ничего не сделал. Росси только еще вышел. А было уже жутко.

Что-то у этого человека в голове страшное. На что-то он обречен ужасное. Это трагик. Сальвини выходил в Отелло счастливый и радостный.

А сразу вас захватывало трагическое ощущение. Этот человек тяжело кончит. Он слишком велик и значителен для окружающих. Это человек обреченный.

В жизни разве вам не случается, – очень редко, – встречать людей с такими лицами, что вас жуть берет за них. Вы сразу видите:

– Этот человек так не кончит! Что-то есть в них.

Какая-то печать лежит на них.

Трагик…

Так от разрытой земли веет могилой.

А бывает, что и не веет.

Г-н Южин прекрасный актер драмы, превосходный, умный актер комедии, режиссёр со здоровой любовью к здоровому искусству, администратор мужественный и честный, не следующий модам, чтобы понравиться сегодняшней публике, интересный драматург, в комедии автор «Джентльмена», в драме «Измены»[10]10
  …в комедии автор «Джентльмена», в драме – «Измены». – «Джентльмен» (1896), «Измена» (1903) – пьесы А.И. Южина, имевшие успех у публики и критики, шли во многих театрах.


[Закрыть].

Но нельзя же всего.

И богам не было дано:

– Все.

И боги имели свои специальности.

Афродита обладала красотой, но мудрость оставляла Афине-Палладе[11]11
  Афина-Паллада – в греческой мифологии богиня войны и победы, а также мудрости, знаний, искусств и ремесла.


[Закрыть].

Я смотрел г. Южина в Макбете и все думал:

– Кого он мне напоминает?

Но что-то очень знакомое. И милое!

– Ба! Да это М.В. Лентовский в роли Нэна-Саиба. Актер удивительно красивой «внешности». Красивых поз.

Красивого жеста.

Всевозможнейших внешних эффектов.

Но по чувству:

– Вы, сударь, камень! Сударь, лед![12]12
  Вы, сударь, камень! Сударь, лед! – Цитата из комедии A.C. Грибоедова «Горе от ума».


[Закрыть]

У г. Южина нет трагического темперамента.

Который подсказывал бы ему настоящий трагический тон и ноты.

Он старается играть:

– Как можно сильнее.

И переигрывает.

Когда хочет изобразить колебание, – становится плаксив. Когда хочет быть страшным, кричит, рычит или «страшно шепчет». А нам не страшно.

Мы смотрим на его широко раскрытые «от ужаса» глаза, в первый раз любуемся и говорим:

– Какой этот человек ощущает ужас! Но сами никакого ужаса не чувствуем.

А когда этот «эффект» повторяется в десятый раз, в двадцатый раз, мы говорим:

– И как этот человек не устанет целый вечер таращить глаза!

Мы подошли к технике.

А.И. Южин, я – тот самый гимназист, который аплодировал вам в селе Богородском, когда вы играли вместе с Андреевым-Бурлаком, Писаревым, Гламой-Мещерской в «Иудушке»[13]13
  …в селе Богородском, когда вы играли… в «Иудушке». – Богородское – см. «Уголок старой Москвы». «Иудушка» – инсценировка Н.Н. Куликова по роману М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» (1875—1880). В спектакле по этой пьесе Южин принимал участие вместе с актерами Пушкинского театра A.A. Бренко, в который он поступил в 1881 г.


[Закрыть].

Сына Головлева.

Помните, как очаровательна была Глама? Недаром в «Пушкинском театре» ею залюбовался сам Тургенев и целый вечер не отрывал глаз от ее ложи!

А как хорош был Бурлак! А Писарев в роли его брата. И «обстановки» никакой. Вы правы: первое в театре актер, он все.

Но это в сторону!

В последнем акте «Иудушки» вы должны застрелиться.

Вы выхватываете пистолет. К виску. Спускаете курок. Осечка! Ничего.

Надо же умереть как-нибудь.

Вы подбегаете к комоду, где стоит посуда. Ни одного ножа.

В отчаянии вы… вы режетесь пальцем.

Проводите пальцем по горлу и падаете:

– Мертвый.

В публике хохот.

В таких случаях за сценой у сценариуса другой заряженный пистолет. Он стреляет одновременно, – только одновременно! – с тем, как спускают курок на сцене. Выстрел. И публика ничего не замечает.

Но в те времена техника в театре хромала.

Хромает она и сейчас.

О, русский актер, русский актер! Все, что касается техники, голоса, – до такой степени у него все в пренебрежении! Вы не слышите, как это отдается в зале.

В Макбете, когда вы пугаетесь какой-нибудь неожиданности, вы вскрикиваете:

– Коротким криком.

Вам кажется, что это:

– Ужасно.

Это, действительно, ужасно: в зрительном зале кажется, что вы икаете. И эта икота повторяется у вас несколько раз и мучит публику.

Публика, ведь, может и рассмеяться.

В трагедии-то!

Вот то, что я хотел сказать о г. Южине в Макбете, и что сказал без всякого удовольствия.

Был ли я к нему несправедлив?

Чересчур.

Это большой актер.

И оскорблением для него было быть к нему «снисходительным».

Я вспоминал Росси…

Сравнение – не доказательство.

Но нужен же аршин, чтобы мерить.

На настоящий большой трагический аршин Южин-трагик невелик.

Но если мерить на «художественный» аршин, на трагические вершки Художественного театра, – этого странного театра, который делает трагедию, настоящую трагедию, из «Ревизора» и уничтожает всякую трагедию в «Юлии Цезаре»[14]14
  ..Художественного театра, который делает трагедию… из «Ревизора» и уничтожает всякую трагедию в «Юлии Цезаре»… – Имеются в виду постановки комедии Н.В. Гоголя «Ревизор» (1908 г.) и трагедии В. Шекспира «Юлий Цезарь» (1903 г.).


[Закрыть], – то г. Южин окажется колоссом.

Колоссом-трагиком в сравнении с «опрощенным» Брутом г. Станиславского или кричалой Кассием г. Леонидова[15]15
  …с «опрощенным» Брутом г. Станиславского или кричалой Кассием г. Леонидова. – К.С. Станиславский играл в «Юлии Цезаре» роль Брута. Леонидов (настоящая фамилия Вольфензон) Леонид Миронович (1873—1941) – русский актер. Играл в театрах Соловцова и Корша, с 1903 г. работал в Художественном театре. Был мастером, сохранявшим яркую характерность в ролях разнообразного репертуара – от остросатирических до трагедийных. В «Юлии Цезаре» играл Кассия.


[Закрыть].

Он хорош в сравнении с тем, что у нас сейчас есть, и недостаточен в сравнении с тем, чему следовало бы быть.

Да еще:

– На образцовой сцене.

О г-же Смирновой мы уже достаточно говорили вчера.

Когда в пятой картине поднялся занавес, мы увидели на ступеньках лестницы женщину с очень злым лицом, злым выражением глаз, злыми тонкими губами.

С прямыми, почти сросшимися бровями.

Она провела белую полосу вдоль носа, – это делается для прямизны, – и даже у нее получилось армянское лицо в этой пьесе из кавказской жизни!

Ах, до чего зла, каждую минуту зла эта леди Макбет!

И до чего она старается это показывать.

Чтобы публика не забыла, избави Бог!

Очень хороши злые взгляды «мельком» при приеме короля Дункана.

Но потоньше! Ради Бога, немного потоньше!

До публики и так эти взгляды доходят.

Не надо отправлять их «заказными».

Мы и так видим, что вы играете, много играете.

Переиграли самого Макбета.

Вот победа феминизма!

Настоящим-то Макбетом оказался не он, а леди Макбет.

Это у нее при появлении на сцене готовы честолюбивые замыслы и планы преступлений.

Это она письмо читает, как выражение своих собственных мыслей.

Не письмо зажгло в ней честолюбивые мечты.

Чрезмерные слова о том, как она поступила бы с ребенком, – это говорится не в увлечении, не в порыве страсти честолюбия.

Все это холодно и злобно обдумано.

Вот железная женщина!

И артистка с фантазией.

Ей дали роль леди Макбет.

А она сыграла Макбета. Только злющего.

Очень сильны ее сцены притворного ужаса.

И она показалась нам слишком опрощенной королевой.

Вряд ли так уж широко размахивает руками королева Шотландии, говоря:

– Гости дорогие!

Пир суровых танов – не студенческая пирушка.

Королевы, вероятно, в те суровые времена были сдержаннее. А леди Макбет, – она-то наслаждается властью, – и величественнее.

Мы поблагодарили г-жу Смирнову за то, что она избавила нас от «традиционной» заунывной, однотонной декламации в сцене сомнамбулизма.

Благословен всякий артист, не соблюдающий традиций!

Это спасает публику от шаблона.

Но лепет, бормотанье, отрывистые слова «сквозь сон» были бы превосходны для всякой женщины, у которой неспокойна совесть.

Раз г-жа Смирнова играет «самого Макбета», – ей следовало бы для этой сцены найти интонации более тяжкого кошмара, полные:

– Более трагического ужаса. Силы, трагической силы нет!

Драма, а не трагедия.

Остальные исполнители в «Макбете»[16]16
  Остальные исполнители в «Макбете»… – В роли Малькольма выступил В.В. Максимов, Дункана – С.А. Головин (1879—1941), Макдуфа – Е.А. Лепковский, Банко – С.В. Айдаров.


[Закрыть] никогда никого не интересуют. И справедливо. Фон картины.

Который резал глаза только тем, что шлемы на танах блестят, как вычищенные самовары. Война, а не парад! Изрубленные шлемы, щиты и разорванные плаши больше соответствовали бы мрачной картине.

Ведьмы, которым у г. Южина отводится главное место, лучшие из ведьм, каких мы видели[17]17
  Ведьмы… лучшие из ведьм, каких мы видели. – В этих ролях выступили Е.Д. Турчанинова, В.О. Массалитинова (1878—1845) и экстерн (сдавал экзамены за курс театрального училища, в котором не учился) Скрябин.


[Закрыть].

Г-н Коровин выдумал хорошо[18]18
  Г-н Коровин выдумал хорошо. – Художественное оформление спектакля осуществил К.А. Коровин.


[Закрыть].

Ведьмы сливаются с утесами, со стенами.

Словно в морском аквариуме спруты, которые сливаются с камнями. Сразу его и не разглядишь, и вдруг, страшный и отвратительный, он протянет свои серые шупальцы.

Музыка, какая-то далекая, заунывная, странная, придает таинственный и мистический колорит трагедии, в которой, по мысли Малого театра, так много места уделено «потустороннему миру».

По нашему мнению, это излишне.

Но раз так задумано, – настроение получается.

Веет потусторонним миром.

Жутковато.