Текст книги "«Ведьмин котел» на Восточном фронте. Решающие сражения Второй мировой войны. 1941-1945"

Разведывательные донесения Бойзена содержали важнейшую информацию об отправляемых на Восточный фронт военно-воздушных формированиях, их вооружении и снабжении.

Покров тайны вокруг человека по имени Люси был поднят только после войны. Им оказался житель города Рудольф Рёслер, также входивший в шпионскую организацию «Красная капелла». Связные в разных штабах немецкого вермахта поставляли ему текущую информацию о планируемых операциях на Восточном фронте. Поэтому неудивительно, что Кремль очень часто был информирован о тактических замыслах немецких групп армий раньше, чем они начинали претворяться в жизнь.

Начавшееся 6 декабря советское наступление перед Москвой привело к новому кризису на южном фланге группы армий «Центр». Сибирские дивизии штурмом взяли позиции 2-й немецкой армии и быстро двигались к Орлу. 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана была вовлечена в тяжелейшее сражение в районе Тулы. Над фронтом между 2-й армией и 2-й танковой армией нависла угроза вражеского прорыва. Поскольку Гитлер, как новый командующий армией, запретил всякое отступление без своего личного согласия, Гудериан сделал попытку убедить Гитлера разрешить отвести находившиеся под угрозой армии на линию Зуша – Ока.

Новый командующий на предложение Гудериана ответил:

– Нет, это я запрещаю!

Гудериан верил, что весомые аргументы все же смогут убедить Гитлера. Он доложил ему, что отход обеих армий необходим, чтобы сохранить войска и перейти на зиму к обороне. Нынешние позиции все равно удержать не удастся, так что другого выхода нет.

Гитлер возразил:

– В таком случае вам придется зарыться в землю и защищать каждый квадратный метр территории!

Гудериан оставался спокойным.

– Зарыться в землю мы уже не можем, так как земля промерзла на глубину в один-полтора метра, и мы со своим жалким шанцевым инструментом ничего не сможем сделать.

Гитлер возвысил голос:

– Тогда вам придется своими тяжелыми полевыми гаубицами создать воронки и оборудовать их как оборонительные позиции. Мы уже так поступали во Фландрии во время Первой мировой войны.

Гудериан:

– В период Первой мировой войны каждая наша дивизия, действовавшая во Фландрии, занимала фронт шириной четыре – шесть километров и располагала двумя-тремя дивизионами тяжелых полевых гаубиц и довольно большим комплектом боеприпасов. Каждая же моя дивизия вынуждена оборонять фронт шириной в двадцать – сорок километров, а на каждую дивизию у меня осталось не более четырех тяжелых гаубиц с боекомплектом в пятьдесят выстрелов на каждое орудие. Если я использую свои гаубицы для того, чтобы сделать воронки, то с помощью каждого орудия я смогу только создать пятьдесят мелких воронок величиной в таз для умывания, вокруг которых образуются черные пятна, но это ни в коем случае не составит оборонительной позиции! Во Фландрии никогда не было такого холода, с каким мы столкнулись здесь. Кроме того, боеприпасы мне необходимы для того, чтобы отразить атаки русских. Мы не в состоянии вбить в землю шесты, необходимые для прокладки телефонных линий, и для этого вынуждены использовать взрывчатые вещества. Где же нам взять необходимое количество подрывных средств для создания оборонительной полосы такого большого масштаба?

Однако все эти аргументы не произвели впечатления на Гитлера. Он продолжал настаивать на выполнении своего приказа – прекратить отход и остановиться там, где войска находились в тот момент.

Только Гудериан все еще не сдавался:

– В таком случае мы вынуждены будем перейти к обороне на невыгодных для нас позициях, как это было на Западном фронте в период Первой мировой войны. Нам, как и тогда, придется вести сражения за счет использования техники и иметь исключительно большие потери, не имея возможности добиться успехов. Придерживаясь такой тактики, мы уже в течение этой зимы вынуждены будем пожертвовать лучшей частью нашего офицерского и унтер-офицерского корпуса, а также личным составом, пригодным для его пополнения, причем все эти жертвы будут напрасными и сверх того невосполнимыми.

Гитлер вспылил:

– Вы полагаете, что гренадеры Фридриха Великого умирали с большой охотой? Они тоже хотели жить, тем не менее король был вправе требовать от каждого немецкого солдата его жизнь. Я также считаю себя вправе требовать от каждого немецкого солдата, чтобы он жертвовал своей жизнью.

Гудериан тоже заговорил громче:

– Каждый немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для своей родины, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы. Однако такие жертвы нужно требовать от солдат лишь тогда, когда это оправдывается необходимостью. Полученные мной указания неизбежно приведут к таким потерям, которые никак не могут быть оправданы требованиями обстановки. Лишь на предлагаемом мной рубеже рек Зуша и Ока войска обретут оборудованные еще осенью позиции, где можно найти защиту от зимнего холода. Я прошу обратить внимание на тот факт, что большую часть наших потерь мы несем не от противника, а в результате исключительного холода и что потери от обморожения вдвое превышают потери от огня противника. Тот, кто сам побывал в госпиталях, где находятся обмороженные, отлично знает, что это означает.

Гитлер слегка смягчился:

– Мне известно, что вы болеете за дело и часто бываете в войсках. Я признаю это достоинство за вами. Однако вы находитесь слишком близко к происходящим событиям. Вы очень сильно переживаете страдания своих солдат. Вы слишком жалеете их. Вы должны быть от них подальше. Поверьте мне, что на расстоянии лучше видно.

Гудериан возразил:

– Я, безусловно, считаю своей обязанностью уменьшить страдания своих солдат, насколько это в моих силах. Однако это трудно сделать в условиях, когда личный состав до сих пор еще не обеспечен зимним обмундированием и большая часть пехотинцев носит хлопчатобумажные брюки. Сапог, белья, рукавиц и подшлемников или совершенно нет, или же они имеются в ничтожном количестве.

Гитлер снова вспылил:

– Это неправда! Генерал-квартирмейстер сообщил мне, что зимнее обмундирование отправлено.

Гудериан хладнокровно заметил:

– Конечно, обмундирование отправлено, но оно до нас еще не дошло. Я проследил его путь. Обмундирование находится в настоящее время на железнодорожной станции в Варшаве и уже в продолжение нескольких недель никуда не отправляется из-за отсутствия паровозов и наличия пробок на железных дорогах. Наши требования в сентябре и октябре были категорически отклонены, а теперь уже слишком поздно что-либо сделать.

Все возражения Гудериана лишь укрепили уверенность Гитлера в правильности своего решения. Он запретил всякое отступление и приказал удерживать достигнутые перед Москвой позиции любой ценой.

* * *

Генерал-полковник Еременко выписался из госпиталя 23 декабря и немедленно явился в Ставку. Он желал отправиться обратно на фронт.

Он тотчас почувствовал, что атмосфера изменилась. С ним обращались исключительно вежливо и корректно, возможно, даже слишком вежливо.

24 декабря Сталин вызвал его к себе в Кремль.

– Товарищ Еременко, – сказал он, – я подчиняю вас командованию Калининского фронта. Вы будете командовать 4-й ударной армией. Ваша задача – прорвать немецкий фронт и разбить вражеские формирования, действующие на Ленинградском и Московском направлениях.

Таким образом, Еременко был отстранен – вежливо, почти по-дружески. Из заместителей маршала Тимошенко он стал обычным армейским генералом. Одним из многих. Сталин не простил ему краха фронта перед Брянском, хотя в действительности его вины в этом не было.

Гитлер тоже не простил Гудериану его откровенных замечаний. 25 декабря 1941 года – днем позже после унизительного смещения Еременко – Гитлер освободил Гудериана от командования и перевел в резерв.

Утром 9 января 1942 года термометры показывали 30 градусов ниже нуля. Ледяной ветер с востока заносил позиции немцев снегом.

Ровно в 8:30 утра за советскими позициями загрохотали орудия. Снаряды с ревом пролетали над полосой свободной земли к переднему краю обороны немцев.

Ураганный огонь не прекращался два часа. В течение 120 минут советская артиллерия превращала землю вокруг стрелковых окопов немецких войск в преисподнюю. В течение двух часов тысячи людей вжимались в покрытый льдом снег.

А затем прозвучал боевой клич русских. В атаку пошли сибирские дивизии с Дальнего Востока. Немецкие пехотинцы, танкисты и саперы оборонялись мужественно, не щадя своей жизни. Но русский прорыв все равно удался.

Место стыка между группами армий «Центр» и «Север» не выдержало давления. Великие Луки снова оказались в руках русских. Оттуда советские войска повернули на юг, прорвали фланговое прикрытие 9-й армии западнее Ржева и после поворота ударили с запада. Другие формирования прорвались южнее и продвинулись до района северо-восточнее Вязьмы.

В первые дни февраля русские начали наступление к Сталинграду. Гитлер проиграл битву за Москву.

Сталинград

О настоящем Сталинграде нельзя просто говорить.

О нем можно только читать молитву.

Пастор Кайзер, военный священник 76-й пехотной дивизии в окруженном Сталинграде

29 августа 1942 года однорукий генерал Ганс Хюбе, командующий 16-й танковой дивизией, был готов нарушить приказ фюрера.

16-я танковая дивизия находилась в очень опасной ситуации. Она, а также штаб XIV танкового корпуса, 3-я пехотная дивизия и 60-я мотопехотная дивизия были в окружении.

Дело было на Волге у Сталинграда!

В ночь на 23 августа 1942 года 16-я танковая дивизия, помогавшая XIV танковому корпусу, под командованием генерала фон Витерсгейма, добралась до района исходных позиций в Акимовском районе. Вместе с 3-й и 60-й танковыми дивизиями и 37-м зенитным артиллерийским полком 9-й зенитной артиллерийской дивизии она должна была идти на Сталинград.

Атака началась ранним утром 23 августа. Отряды пикирующих бомбардировщиков перелетели через степь между Доном и Волгой, вышли на исходные позиции для наступления над Сталинградом и атаковали город.

Одновременно в наступление перешла 16-я танковая дивизия под командованием генерала Хюбе.

Со склонов навстречу атакующим ударил сильный артиллерийский огонь. На танки передвигавшегося впереди 16-го разведбата с грохотом сыпались снаряды. Однако в открытой степи сопротивление советских войск было быстро уничтожено. Танки и транспореры для перевозки личного состава стремительно двигались вперед. Мотопехота быстро покидала транспортные средства и подкрадывалась к вражеским очагам сопротивления. Над землей разносился шум от 400 танковых моторов.

Впереди, в 60 километрах перед танковыми клиньями, находился Сталинград. Этот город раньше носил название Царицын. А в годы Гражданской войны в России он стал «Красным Верденом».

16-я танковая дивизия генерала Хюбе быстро продвигалась вперед. Потери было удивительно малы. Хюбе был осторожным военачальником. По возможности он имел обыкновение беречь своих людей и не подвергать их ненужной опасности.

Только подойдя к окопам противника, дивизия встретила первое серьезное сопротивление противника. В этот раз дорогу немецким войскам освободили пикирующие бомбардировщики. Наступление продолжилось. В то время как пехотинцы двигались рядом с железнодорожной линией, отряды пикирующих бомбардировщиков приступили к новой атаке на центр Сталинграда.

Люди из передового отряда могли уже без биноклей видеть силуэт Сталинграда. Жилые кварталы прижимались к берегу Волги. В промышленных кварталах на севере к небу тянулось множество труб и возвышались доменные цехи. На юге ввысь поднимался дым от пожаров в жилых кварталах.

Вид великого города и понимание его огромного значения во много раз увеличили наступательный порыв штурмовых групп. Уже в 18:35 79-й мотопехотный полк достиг Волги к северу от Сталинграда. Примерно в то же время к реке приблизилась и штурмовая группа. 16-й саперный батальон миновал высоту 726 и штурмом захватил причал железнодорожного парома на Волге. Незадолго до отправления саперами был задержан и захвачен поезд, груженный боеприпасами и оружием. Спустя какое-то время те же солдаты потопили речную канонирскую лодку на Волге. Захват причала на Волге представлял собой особый успех, поскольку, таким образом, была нарушена железнодорожная связь со Сталинградом.

После наступления ночи немецкие войска на захваченном плацдарме к северу от Сталинграда приготовились к круговой обороне. На этом участке театра военных действий рядом со штабом командования XIV танкового корпуса находились также 16-я танковая дивизия, 3-я и 60-я пехотные дивизии. Связь с VIII авиационным корпусом была нарушена.

Командующий 16-й мотопехотной дивизией генерал Хюбе передал по радио XIV танковому корпусу следующее сообщение: «79-й мотопехотный полк был первым немецким военным формированием, которое достигло Волги. Это произошло в 18:35. 2-й танковый полк одной ротой занял Спартаковку. Вначале слабое, вражеское сопротивление постепенно становилось все сильнее. Необходимо ожидать сильные атаки с севера. VIII авиационный корпус успешно поддержал наступление».

XIV танковый корпус получил сообщение и передал его в ставку фюрера. В 23:40 16-я танковая дивизия получила оттуда ответ:

«16-я танковая дивизия должна удерживать позиции при всех обстоятельствах.

Адольф Гитлер».

После того как войска Гитлера появились на Волге к северу от города, промышленному центру Сталинграду и его 500 000 жителей стала грозить серьезная опасность. Хотя немцы и были окружены, но от этого опасность, грозящая «Красному Вердену», меньше не становилась.

Командующий 62-й армией генерал Чуйков тотчас отправил в бой свои войска. В Сталинград прибыл генерал Жуков вместе с начальником штаба генералом Василевским – он стал преемником Соколовского. Среди высокопоставленных офицеров находился также член политбюро Маленков. Появление столь выдающихся личностей должно было придать особое значение приказу Сталина при любых обстоятельствах удерживать город его имени. 62-й армии было приказано обороняться до последнего вздоха.

В те дни на многих домах и афишных тумбах можно было видеть кроваво-красные плакаты с обращениями Сталина, в которых он призывал население к решительному сопротивлению. Тексты на плакатах апеллировали к чести людей Сталинграда и требовали встать на защиту города. Пламенный призыв нашел живой отклик. Тысячи людей добровольно вызвались сражаться.

Однако в бой бросили не только добровольцев. Множество годных к военной службе людей вступали в рабочие бригады и шли в атаку на немецкие позиции. Винтовки с примкнутыми штыками порой были единственным оружием. Сомкнув ряды, люди шли под град пуль и снарядов. Их трупы громоздились целыми горами, появлялись целые стены из мертвых человеческих тел. За жуткими баррикадами поднимались все новые волны атаки. И эти люди тоже шли на верную смерть. Яростный огонь, словно гигантская, управляемая некой призрачной рукой коса, уничтожал людей. Свободные зоны перед немецкими очагами сопротивления постепенно превращались в сцены, на которых правил ужас. Все происходило почти так же, как в сражениях за Брянск и Смоленск, Вязьму и Москву.

Однако, несмотря на все успехи защиты, положение 16-й дивизии все еще было достаточно тяжелым. Напрасно генерал Хюбе ждал подвоза боеприпасов, топлива и продовольствия.

В этот самый день – 31 августа 1942 года – боевая российская группа, состоящая примерно из 500 человек, переплыла через Волгу на надувных лодках и вклинилась в восточный фланг немецкого фронта. Только после концентрированного удара 16-го мотопехотного батальона лейтенанту Герке и его людям удалось уничтожить вражеские формирования.

Так что и эту новую опасность удалось устранить. Однако день за днем ситуация для 16-й дивизии становилась все более тяжелой.

Тогда генерал Хюбе принял решение. Он знал, что рискует, осмеливаясь нарушить приказ Гитлера обороняться. Вместо этого во время обсуждения он представил командирам своих формирований план отступления.

– Господа, – сказал он, – ситуация с боеприпасами и горючим заставляет нас наметить прорыв на запад. Я не собираюсь вести бессмысленную борьбу до полного уничтожения войск. Поэтому я приказываю вырваться из окружения и идти на запад. Ответственность за данный приказ я буду нести лично и при необходимости смогу оправдаться. Я даю вам выбор: вы можете либо сами командовать своими соединениями во время прорыва, либо доверить вести солдат подходящим офицерам. При такой ситуации с боеприпасами мы просто не сможем больше удерживать наши позиции. Впрочем, я понимаю, что сознательно нарушаю приказ фюрера.

Командиры ошеломленно смотрели на генерала Хюбе. Они слишком хорошо знали, какому риску он подвергал себя, нарушая приказ.

Постепенно оцепенение начало отпускать офицеров. Генерал рассматривал карту с нанесенной на нее обстановкой, лежащую на столе. Он поднял глаза, лишь когда в помещение вошел офицер полка снабжения. Сообщение младшего офицера заставило командиров облегченно вздохнуть. Он сказал, что подразделениям 3-й и 60-й пехотных дивизий удалось прорвать советское окружение. Кроме того, было доставлено 10 танков и 250 грузовых машин с топливом, боеприпасами и довольствием.

На лице генерала не отразилось никаких эмоций. Он взглянул на своих командиров.

– Хорошо, – сказал он, – продолжаем следовать приказу фюрера, господа. Будем держаться!

В течение следующих недель 16-я танковая дивизия постоянно отбивала непрекращающиеся атаки советской армии. Снова и снова генерал Чуйков бросал свои войска против немецких позиций. Часто танки поддерживали эти наступления. Более того, порой танки шли целой армадой.

Однако теперь люди генерала Хюбе не были беспомощны. У них были боеприпасы. 8 сентября они уничтожили 102 танка из 350 нападавших. После этого решающего успеха немцев Чуйков направил свои войска против немецких отсечных позиций.

Между тем соединения 6-й армии и 4-й танковой армии подошли к Сталинграду с запада, севера и юга. Немецкие передовые отряды уже были в пригороде. В промышленном районе шли тяжелейшие бои. Снова и снова русским удавалось за ночь привезти подкрепление через Волгу. Запасы материалов и количество людей в резерве казались бесконечными. С каждый днем бои становились все более жестокими. За каждый дом шло отчаянное сражение. Полуразрушенные подвалы, засыпанные обломками помещения да и просто воронки становились бастионами сопротивления, за которые шли жестокие бои.

Это была война, не знавшая пощады!

Гитлер, считавший, что сможет захватить Сталинград при помощи внезапной атаки, был сильно разочарован. Тяжелые бои «заглатывали» огромное количество военной техники и боеприпасов. И прежде всего людей. Ведь потери росли день ото дня.

Уже тогда командующий XIV танковым корпусом генерал Витерсгейм объяснил командующему 6-й армией генерала Паулюсу, что если сражения будут идти с той же интенсивностью, то уже сейчас можно предсказать, каков будет конец.

Битва не стихала.

Тем временем советские солдаты и рабочие устраивали минные тоннели, ведущие с крутого берега Волги на территорию города. Они делали это, чтобы взорвать особенно сильно обороняемые немецкие опорные пункты. Для защиты от этой подрывной деятельности немецкие саперы склонялись к тому, чтобы при помощи горизонтальных поисковых штольней обнаружить российские отряды тоннельщиков и уничтожить их.

Разрушенные кварталы Сталинграда постепенно превратились в призрачные поля, на которых господствовала смерть. Взрыхленная разрывами земля была пропитана кровью сражавшихся немецких и российских солдат.

В августе 1942 года в Москву прибыл человек, на которого Сталин возлагал большие надежды. Этим человеком был английский премьер-министр Уинстон Черчилль.

Для Сталина и всего Советского Союза, впрочем, как и для остальных союзников в то время, дела шли не очень хорошо. В Африке немецкое наступление шло очень быстро. Танковая армия Роммеля приближалась к египетской границе. На западе союзные войска в порте Дьеп провели десантную операцию, закончившуюся для них катастрофой. На кровавом Восточноевропейском театре военных действий Советский Союз нес тяжелую ношу этой войны. Немцы очень быстро дошли до Волги и Кавказа. Однако именно эта река, будучи важнейшим водным путем, не должна была попасть в руки немцев, в то время как на Кавказе добывалось горючее для советских военных машин.

Уинстон Черчилль прибыл через Каир в Москву вместе с послом Авереллом Гарриманом со специальной миссией.

Вскоре после своего прибытия он понял, что у его советских партнеров по переговорам проскальзывало порой более чем странное отношение. Это были симптомы, возможно имевшие свое начало в некоторой усталости от войны. Но Советский Союз даже после тяжелых поражений последнего года ни в коем случае не должен был соглашаться на сепаратный мир. Ведь 88 % немецкой действующей армии находилось на русском театре боевых действий. Для Великобритании и ее союзников отсутствие у вражеских вооруженных сил необходимости находиться на Востоке имело бы самые катастрофические последствия. Поэтому британскому премьеру нужно было сделать все возможное и невозможное, что убедить «великого вождя революции», так Черчилль называл Сталина, продолжить вести войну против Германии.

Встреча в Москве оказалась более чем прохладной. Все вели себя с холодной учтивостью. Переговоры прошли в напряженной атмосфере. Никто не хотел показать свою слабую сторону.

Однако у русской стороны подавленное настроение сменилось замешательством, когда Черчилль сообщил, что как английское, так и американское правительство не видят возможности в ближайшее время открыть второй фронт против Германии. К планированию подобной наступательной операции можно будет приступить не ранее 1943 года, а сейчас можно было провести лишь операцию «Факел» – вторжение союзных войск в Северную Африку.

Сталин был поражен. Он упрекнул Черчилля в том, что западные союзники в противоположность Советскому Союзу просто не хотят рисковать.

Совещание военных экспертов также прошло в холодной обстановке.

Когда же Черчилль и его спутник прощались, у них, должно быть, возникло ощущение, что напрасно они приезжали в советскую столицу. Вслед за этой мыслью появилась другая. Она касалась того, что Сталин ввиду катастрофического положения на фронтах все еще может рассматривать возможность заключения мира и в конце концов решить приостановить борьбу.

Еще в 1941 году в Германии Генерального штаба армии генерал-полковник Франц Гальдер высказывал подобные соображения. Он считал, что продолжение агрессивных действий против Советского Союза в конечном счете окажется не столь уж многообещающим.

Гальдер был не единственным, кто придерживался подобной точки зрения. Многие генералы также считали, что лучше закрепить тот успех, которого они уже добились, и использовать его. Генерал-фельдмаршал фон Рундштедт и генерал Риттер фон Лееб даже предлагали прекратить наступательные действия на Востоке и перейти к обороне. Также думали о том, чтобы отвести войска далеко назад, чтобы благодаря такой, несколько похожей на любезность, мере, возможно, суметь закончить войну с Советским Союзом сепаратным соглашением.

Однако Гитлер придерживался другой точки зрения. По его мнению, последняя русская зима должна была значительно ослабить силы Советского Союза. Поэтому он был убежден, что сильно измотанному врагу не хватает всего лишь одного, последнего удара, чтобы рухнуть без сил.

Этот последний удар он хотел нанести в сражении за Сталинград. Если бы Волга оказалась в руках у немцев, то тогда Советский Союз лишился бы одного из своих самых важных путей снабжения. А если бы, после этого, немцы продолжили свое наступление в направлении Кавказа, то тогда они смогли бы захватить территорию, славящуюся своими нефтяными промыслами. А все это, по мнению Гитлера, привело бы к окончательному поражению России благодаря потере жизненно важных для ведения войны областей.

Однако немецкий диктатор здорово ошибался. Так как даже после успешного блокирования Волги и захвата кавказских нефтяных месторождений Советский Союз не лишился бы жизненно важных областей.

Расположенный на Волге город Саратов был превращен в транспортный узел большого значения. Саратов, как и Астрахань с Москвой, был центром транспортных сообщений с новым промышленным районом, расположенным к востоку от Урала. От Саратова до Оренбурга было удобно добираться. И в этом городе начинался трубопровод, ведущий к нефтяным месторождениям на Каспийском море.

В те дни начальник Генерального штаба Гальдер обратил внимание Гитлера на то, что, когда немцы добрались до Волги, остался незащищенным северный фланг немецкого наступательного клина длиной около 600 километров, что, в свою очередь, могло вызвать у врага желание предпринять попытку прорыва.

На это важное замечание Гитлер ответил, что этот выступ фронта можно легко укрепить итальянскими, румынскими и венгерскими войсками.

Гальдер уже довольно давно прекрасно понимал, что Гитлер упорно придерживался своей собственной стратегической концепции. Поэтому начальник Генерального штаба попытался спасти то, что еще можно было спасти. Он предложил Гитлеру провести наступательные действия на Волгу и Кавказ не одновременно, а раздельно по времени друг от друга. Таким образом, можно было избежать раздробленности войск и повысить их ударную силу.

Однако Гитлер не хотел ничего слышать. И его антипатия к Гальдеру росла день ото дня.

24 сентября 1942 года он вызвал Гальдера к себе и сказал:

– И ваша, и моя нервные системы серьезно пострадали. Половина нервных клеток погибла по вашей вине. То, что еще должно произойти на Востоке, будет нуждаться не в профессиональных знаниях, а в накале национал-социалистической убежденности. Этого, разумеется, я не могу у вас требовать.

Генерал-полковник Гальдер был уволен. На следующий день в ставке Гитлера, расположенной в Виннице на Украине, появился начальник штаба группы армий «Запад» генерал пехоты Цейтцлер. Он был назначен преемником Гальдера, то есть начальником Генерального штаба армии.

* * *

Между тем в Сталинграде шли ожесточенные бои. За каждый дом, за каждый этаж велись упорные сражения. Вскоре потери стали просто ужасающе высоки.

В эти дни гражданское население Сталинграда также должно было платить высокую кровавую дань.

Унтер-офицер Крумбаар из 79-й пехотной дивизии описывал те события в письме своей жене следующим образом:

«…Видя здесь этих бедных людей, я думаю о тебе и о Хейнере, который уже должен был начать бегать. И я молю Бога, чтобы вас не постигла та же судьба, что этих людей.

Вчера я видел несколько гражданских. Они выползали из подвалов своих разрушенных домов, где до этого находились. Это были только женщины и дети. Мужчин я не видел, их за некоторое время до этого перевезли на другую сторону Волги. Женщины с детьми на руках бежали через советский артиллерийский огонь. Они кричали и бежали под взрывами вдоль улицы. Я видел, как одна женщина упала. Она лежала там и больше не двигалась. Через свой бинокль я видел, что ей пробило шею. Кровь струилась по разорванному пальто. Трое детей стояли вокруг нее. Ни одному из них не было и четырех. Они стояли и оцепенело смотрели на свою мертвую мать. Они не понимали, что происходит, и ждали, что их мама вот-вот поднимется. Через полевой бинокль я отчетливо видел их неестественно белые лица. Я видел их удивленные и испуганные глаза. Сердце у меня неистово заколотилось. Затем ситуация снова изменилась. С другой стороны Волги русские открыли огонь, и внезапно я увидел, что ни троих детей, ни их матери там больше нет.

Другие с криками понеслись дальше. Вдруг загремел пулемет. Очередь ударила по скоплению людей, и я увидел, как несколько человек рухнули на землю. Нет, это был не наш пулемет. Знаешь, Хельга, русские приползли сюда через канал сточных вод и внезапно оказались позади наших линий. Никто не знал, откуда они пришли, и их заметили, только когда раздались выстрелы.

Однако хуже всего то, что мы не можем помочь. Едва кто-то из нас поднимает голову, как тут же в нескольких миллиметрах от него начинают свистеть пули. Два наших санитара-носильщика получили ранения, желая прийти на выручку беднягам.

Это я описываю все то, что видел собственными глазами. Однако это всего лишь малая часть того, что происходит вокруг. Вчера прибыло пополнение. На пути к нам наши товарищи перед городом встретили колонны гражданских людей. Люди тащились на запад и протискивались через похожую на каньон впадину с наружной стороны степи на Дону. Молодежь из пополнения рассказывала, что они видели сотни людей, лежащих внизу. Дети голодали, матери были измучены. Они сначала попали под бомбежку, а потом под сокрушающий огонь советской артиллерии. Слов не хватит, чтобы описать то, что здесь происходит…»

Унтер-офицеру Крумбаару повезло. Спустя три дня после написания этого письма он получил двойное ранение легкого. Его доставили на перевязочный пункт, а оттуда на грузовом автомобиле он был перевезен через Дон около Калача. Он тогда даже не мог себе представить, какого кошмара ему удалось избежать.

Сражение продолжалось. Штурмовые группы пехотных формирований все дальше заходили в лабиринты улиц Сталинграда. Сентябрь подошел к концу. В ожесточенных сражениях немцам удалось медленно оттеснить русских к Волге. Однако в окрестностях «Оружейного завода» советские солдаты не отдали ни пяди земли.

К северу от «Оружейного завода» подразделения 6-й сибирской армии собрались на химическом заводе «Лазурь» и отбивали все атаки немцев.

В начале ноября для ликвидации этих плацдармов отправили 50, 162, 294 и 336-й саперные батальоны. Их самолетами доставили в Сталинград. Это были прекрасно обученные и отлично вооруженные солдаты, великолепно показавшие себя на Западном фронте. Они были прикреплены к 305-й пехотной дивизии. Их задачей было уничтожить советский плацдарм «Оружейный завод».

В ночь на 9 ноября батальоны шли к своим районам исходных позиций. 336-й саперный батальон получил приказ собраться в заводском цехе.

Вот рассказ бывшего солдата этой боевой части:

«…Мы тяжело шагали по железнодорожному пути, ведущему к советскому заводу „Лазурь“. На северной стороне промышленного района в воздух то и дело взлетали сигнальные ракеты, а вблизи бывшей сталинградской школы пилотов звучали артиллерийские залпы.

У нас пока еще было спокойно. Мы пробежали по заваленной разнообразными обломками площади. В воротах стояло штурмовое орудие. Некоторые из членов его экипажа курили за брезентом. Другие, закутавшись в пледы, сидели на карточках возле боевой машины.