Текст книги "Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда"

– Пожалуйста, садитесь, – сказал наконец полковник.

Он взял один из паспортов и начал медленно его листать.

– Значит, вы господин и госпожа Лотц?

Я подтвердил это.

– Туристы из Германии?

– Мы живем в Каире.

– Да. Из ваших паспортов я вижу, что вы уже находитесь здесь некоторое время. Чем вы занимаетесь?

– Я коннозаводчик.

Густые брови полковника изумленно поднялись: «Коннозаводчик?»

– А что тут удивительного? – Я вытащил мой бумажник. – Вот моя визитка с каирским адресом, вот удостоверения члена конноспортивных клубов: «Кавалерийского клуба», «Ассоциации любителей верховой езды» и «Гезира».

Я разложил все это на столе, и полковник не спеша стал рассматривать эти бумаги.

– Если вы, господин Лотц, занимаетесь разведением лошадей в Каире, то что привело вас сюда, в запретную зону?

– Послушайте, полковник, я все это уже рассказывал вашему капитану. Он уже провел бессмысленное и бестолковое расследование нашего «преступления». Чтобы сберечь ваше время, я могу все снова сам рассказать вам.

– Сделайте одолжение, но я хочу предупредить вас, что вы попали в очень неприятную историю. Проникновение в запретную зону – это серьезное преступление.

– Я не знаю ни о какой запретной зоне. Утром мы с женой выехали из Каира и направились к Горьким озерам на пикник. Мы ехали по шоссе Суэц – Исмаилия, за рулем была моя жена…

– Машину вела ваша жена? Разве не мужчина должен вести машину?

– Может быть, но на прошлой неделе я повредил колено и хотел отдохнуть. К тому же моей жене очень нравится водить машину.

– Как вы повредили колено, господин Лотц?

– Упал с лошади, поскользнулся в ванне, какое это имеет значение?

– Не надо волноваться, господин Лотц. Я просто хочу установить факты.

– Хорошо. Факты таковы: моя жена вела машину. Я спал, и она, видимо, свернула не там, где было нужно. Я проснулся, когда машина уже застряла в песке. Вот все, что я знаю. А потом налетели ваши солдаты с автоматами. Вы удовлетворены, полковник?

– Не совсем. Часовой на перекрестке сообщает, что он пытался вас остановить, но вы ему не подчинились.

– Я не видел никакого часового. Я спал.

– Но ваша жена не спала. Почему она не остановилась? Там же есть надпись, запрещающая въезд посторонних лиц.

– Моя жена тоже не видела ничего подобного. Во всяком случае, никто не пытался ее остановить. Если ваш часовой, который сам, наверное, спал, говорит правду, то почему он не позвонил сюда?

– Телефонная связь с этим постом сейчас не работает, но это вас не касается. Если часовой спал, то он будет наказан. Что же касается вас, господин Лотц и госпожа Лотц, то соответствующие власти проведут полное расследование.

– Но это просто смешно, полковник. Мы с женой намеревались приятно провести время на Горьких озерах. С чего нам было заезжать сюда, смотреть на солдатские казармы и на этот ничем не примечательный кусок пустыни? Объясните мне!

– Откуда я знаю? Может быть, вы шпионы или диверсанты. Это предстоит выяснить соответствующим властям.

– Это просто какая-то ерунда! В самом деле, полковник, эта шутка, кажется, зашла слишком далеко. Я хочу сказать вам, что меня довольно хорошо знают в этой стране. Почему бы вам не позвонить, например, генералу Гурабу из полиции? Это мой хороший друг. Он может за меня поручиться. Вы его знаете?

Командир немного помолчал.

– Да, я его знаю, но мы ему не подчиняемся. Хотя его мнение может быть принято во внимание людьми из службы безопасности.

– Служба безопасности! Полковник, это замечательно. Вы сами все решили. Могу я воспользоваться вашим телефоном?

– Для чего?

– Позвонить тем самым людям из службы безопасности, о которых вы говорили. Начнем с генерала Фуада Османа.

– Вы его знаете?

– Знаю его и еще нескольких человек, – сказал я, доставая записную книжку. – Позвоните ему, и он подтвердит, что я не шпион. Он меня очень хорошо знает.

Полковник взял со стола мой паспорт и снова стал его перелистывать.

– Очень странное дело, – сказал он подполковнику по-арабски. – Вы думаете, он говорит правду?

– Откуда я знаю, – ответил подполковник. – Лучше не усложнять дело и передать их в службу безопасности. Пусть она расследует. Обычное дело.

– Если бы только этот идиот не привез их на базу… Госбезопасности это не понравится, у меня могут быть неприятности.

– Он говорит, что дружен с генералом Османом. Откуда он может знать таких людей, как Гураб и Осман? Может быть, он на самом деле один из немецких экспертов?

Полковник оторвался от паспорта и внимательно посмотрел на меня:

– Господин Лотц, вы действительно коннозаводчик?

– Я уже сказал вам, – резко ответил я. – Но если вы не верите ни одному моему слову, то почему бы вам не последовать моему совету и не позвонить тем, кто разбирается в этих вопросах?

Он еще немного подумал и наконец принял решение.

– Хорошо, – сказал он, снимая трубку одного из телефонов. – Я позвоню генералу Осману. Какой у него номер?

Я передал ему свою записную книжку, и он заказал междугородный разговор. Несколько минут мы молча ждали. В соседней комнате кто-то истошно вопил, пытаясь соединиться с Каиром. Я открыл новую пачку сигарет и протянул ее офицерам, но те отказались, и мы с Вальтрауд закурили вдвоем.

Зазвонил телефон, и полковник снял трубку.

– Да. Что? О, понимаю… Попросите его, пожалуйста, перезвонить мне.

Положив трубку, полковник объяснил мне:

– Генерал Осман в отъезде, и неизвестно, когда вернется.

– Очень жаль, – ответил я, – но мы можем позвонить еще кому-нибудь. Вы знаете полковника Мохсена Сабри из госбезопасности?

– Никогда не слыхал о нем. Он не имеет к нам никакого отношения. Система госбезопасности очень большая.

– Хорошо, полковник, давайте я поговорю с ним или вы поговорите сами, и, если вы не удовлетворитесь, он может связать вас с кем-нибудь другим. Что мы теряем? Вот его номер.

Некоторое время он колебался, а потом раздраженно сказал:

– Хорошо, хорошо. Это никому не повредит, только я буду выглядеть глупо и причиню беспокойство многим людям, у которых есть более важные дела.

С раздражением в голосе он все-таки назвал телефонисту номер телефона Сабри. Линия на Каир, по-видимому, была еще открыта, и соединение произошло сразу.

– Алло… Кто у телефона? Адъютант? Это говорит полковник Абдель Азиз. Могу я поговорить с полковником… полковником Сабри? Алло… Полковник Сабри? Доброе утро. Извините, пожалуйста, за мой вопрос, но не могли бы вы сказать, с какой областью безопасности вы связаны? Да… Да… Я объясню вам, почему это меня интересует. У меня тут странная ситуация. Вы, случайно, не знакомы с супружеской парой Лотц? Знакомы? Вы их хорошо знаете? Почему спрашиваю? Потому что они сидят передо мной в моем кабинете… Ну… мне пришлось их временно задержать. Сегодня утром они въехали на мой объект, как к себе домой. Вам не надо объяснять, что это значит… Что? Да, полковник. Конечно, часовой был. Да, и снаружи. Нет, нет, конечно, вы в этом не виноваты. Просто один из моих офицеров несколько погорячился и привез их внутрь. Нет, на базу они не попали, просто были поблизости от запретной зоны… Да, я знаю, я сам об этом говорил, но лучше обсудим это в другой раз. Заверяю вас, что мы тут ни в чем не виноваты. Мой вопрос – что делать с этими немцами? Да, конечно.

Полковник протянул мне трубку:

– Полковник Сабри хочет говорить с вами.

– Алло, Мохсен!

Голос на другом конце линии был слабым, но четким.

– Доброе утро, господин Лотц. Что там у вас случилось? Как вы попали на секретный военный объект и что вы там делаете?

В голосе Сабри чувствовалось напряжение. Он что-нибудь заподозрил?

– Послушай, Мохсен. Нас с женой силой, под угрозой оружия затащили на этот объект. Мы ехали на Горькие озера на пикник. Потом свернули не на ту дорогу и увязли в песке. Откуда ни возьмись, подъехали солдаты. Капитан, который ими командовал, видимо, не имеет представления о том, как надо обращаться с людьми. Нас под конвоем доставили на эту базу, в эти проклятые казармы. И вот теперь нас допрашивают как двух преступников и не верят ни одному моему слову. Я звонил Фуаду. Но его не оказалось на месте. Когда вернусь в Каир, я расскажу кое-кому о том, как здесь обращаются с туристами. Извини, Мохсен, что пришлось тебя побеспокоить…

– Никакого беспокойства, – ответил Сабри. Теперь его голос звучал уже значительно спокойнее. – Хорошо, что ты мне позвонил. Я уверен, что произошло недоразумение, но факт остается фактом – ты проник в запретную зону. Может быть, тебе и удалось убедить их, но они очень беспокоятся. Есть строгий приказ. Мы ведь находимся в состоянии войны и не можем рисковать. Ты должен это понимать. Любой, кто проникает в запретную зону, подлежит аресту. Конечно, в твоем случае я позабочусь, чтобы все было решено как следует. Теперь передай трубку этому полковнику. Мои наилучшие пожелания госпоже Лотц. Увидимся в Каире. До свидания.

– До свидания, Мохсен. Спасибо. О, кстати, могу я попросить их, чтобы нам помогли с машиной? Отлично. Спасибо.

Я передал трубку полковнику Азизу и следил, с каким напряжением он слушал то, что ему говорил Сабри. Сам он отвечал односложно: «да», «конечно». Я не мог слышать, что ему говорил Сабри, но на лице Азиза ясно отразился тот дискомфорт, который доставлял ему этот разговор.

Этот случай еще раз наглядно продемонстрировал мне, каким влиянием пользовался в стране аппарат госбезопасности. Передо мной сидел полковник, командир важного военного объекта, который действовал четко по инструкции, но сейчас он раболепствовал перед офицером равного с ним звания, который не имел никакого права отдавать ему приказания. Но этот другой офицер принадлежал к службе госбезопасности и мог при желании доставить серьезные неприятности тому, кто ему не понравился.

– Наам, эфенди, хадыр, эфенди[6]6
  Да, сэр. Слушаюсь, сэр (араб.).


[Закрыть]. Как прикажете. Немедленно будет сделано. Все будет в точном соответствии с вашими инструкциями. Да, понимаю. Извините меня… Я не мог знать. Да, конечно… До свидания. Благодарю вас.

Полковник положил трубку и встал из-за стола. На лице у него появилась вымученная улыбка.

– Приношу вам свои извинения. Полковник Сабри мне все объяснил. Сожалею об этом недоразумении, но вы должны понимать, что у нас есть приказы. Военные секреты надо беречь. Нельзя допускать посторонних к секретным объектам. Теперь я понимаю, что у вас не было никакого злого умысла. Вы стали жертвой ошибки. Просто мадам сбилась с дороги. Часовой должен был остановить вас. Но он проспал. Его строго накажут.

– Полковник, вам не за что извиняться, – великодушно подхватил я. – Вы все делали правильно. От своих связей в руководстве республики я хорошо знаю, как ответственно вы подходите к вопросам национальной безопасности. Я даже сам, в меру своих скромных возможностей, старался кое в чем вам помочь. Вы действовали совершенно правильно, и, если меня кто-то спросит, я так и скажу со всей определенностью. Но я все-таки предложил бы вам поставить какой-то барьер на этом съезде, чтобы исключить повторение такого инцидента.

– О да! Полковник Сабри тоже говорил об этом. Это будет сделано немедленно. Теперь уже первый час, и прежде, чем вы уедете, я хотел бы просить вас оказать мне честь пообедать со мной. – Он широко распахнул дверь кабинета. – У нас на базе довольно скромный офицерский клуб, но мы сделаем все, чтобы вы остались довольны.

Снова зазвонил телефон.

– Одну минуту. – Полковник взял трубку. – Кто это? Я иду обедать и не хочу, чтобы меня беспокоили. Что? О, сэр… Да, сэр.

Снова последовали бесконечные «да, сэр» и «хадыр, эфенди», пока, наконец, он не передал мне трубку:

– Генерал Осман, господин Лотц.

– Привет, Рыжий! Старый черт, что это ты затеял? Мне позвонил Сабри и доложил, что ты занимаешься шпионажем на нашей ракетной базе. Ты сразу поставишь мне бутылку шампанского или сначала погниешь в тюрьме?

Он расхохотался своей шутке так громко, что мне пришлось отодвинуть трубку от уха.

– Если это местное шампанское, то я согласен, – ответил я в тон генералу.

– О нет, мой друг. Не будь жидом! Только французское! Серьезно, Рыжий, как там с тобой обращаются? Какие-нибудь проблемы?

– Никаких. Все в порядке. Все очень предупредительны. Командир пригласил меня на обед. А потом мы возвращаемся в Каир.

– Хорошо. Если что-нибудь нужно, скажи мне. Кстати, мы с Абдо и еще несколькими ребятами в следующий четверг устраиваем холостяцкую пирушку. Ты сможешь освободиться на вечер? Будет о-ч-ч-ень интересно.

– Думаю, что это можно устроить.

– Смотри не пропусти. Я тебе говорю, будет действительно интересно.

– Вечеринка как та, которую мы устроили в прошлом году в Гарден-Сити?

– Лучше. Намного лучше. Все, что полагается. О’кей, я просто хотел убедиться, что ты в порядке. Увидимся в четверг, а может быть, и раньше.

При выходе из кабинета командир базы пропустил меня вперед и с поклоном прошептал:

– Вы, очевидно, большой друг генерала Османа. Ваш визит к нам, полковник Лотц, – это большая честь.

– Полковник? Вы назвали меня полковником? Я был всего лишь капитаном, и это было очень давно.

– Конечно, сэр, как скажете. Вы можете гордиться своим секретом. Я знаю, что СС были цветом германского рейха. Я очень много читал об этом. Настанет время, и у нас тоже будет великое арабское государство.

Конец связи

В ту ночь я спал плохо, часто просыпался и смотрел на часы. Дважды я проверял, поставлен ли будильник на нужное время, но в ту ночь я мог вполне обойтись и без него. За десять минут до начала сеанса я был полностью готов и разминал пальцы перед работой[7]7
  Разминка пальцев перед отправкой шифровки позволяет сделать вывод, что Лотц работал в так называемом «ручном» режиме, то есть передавая шифровки с помощью обычного телеграфного ключа. Это очень медленный и уязвимый способ радиосвязи, от использования которого почти все разведки отказались вскоре после окончания Второй мировой войны, перейдя на автоматические кратковременные передачи продолжительностью от долей секунды до нескольких секунд. Похоже, что израильтяне исходили из того, что в Египте нет современных средств для пеленгации и розыска агентурных радиостанций, работающих в ручном режиме. Наказанием за эту самодеятельность оказался провал Лотца. (Примеч. перев.)


[Закрыть]. На этот раз я сообщал: «Наблюдение на месте подтвердило наличие ракетной базы. Точное местонахождение…»

На следующее утро от шефа пришел короткий ответ: «Ваша информация получена. Поздравляю отличным результатом. Благодарю».

Через несколько дней после этого сеанса я отправился на холостяцкую пирушку. Нужный мне адрес я записал на листке бумаги, но, не будучи уверен в том, что нашел нужный мне дом, я остановился и посигналил. В ответ на балконе верхнего этажа показался Абдо.

– О, Рыжий, это ты! Поднимайся скорее, мы уже тут устроились. Али, проводи бея.

Из дома выбежал бавваб и открыл ворота. Я последовал за ним по ярко освещенной садовой дорожке в зал, где Абдо встретил меня крепким рукопожатием.

– Я рад, что ты пришел, – сказал он, приглашая меня в большой салон, обставленный в восточном стиле, с толстыми коврами на полу и низкими диванами вдоль стен.

С потолка свешивалась роскошная хрустальная люстра, в которой горело только две лампочки, создавая в комнате обстановку полумрака. Около входа на полу стоял большой телевизор. В другом конце комнаты на большом столе с мраморным покрытием стоял бар с бутылками, бокалами и ведерками со льдом. Около бара прохаживалось человек шесть гостей, которые оживленно между собой разговаривали.

– Будь как дома, – сказал Абдо. – Думаю, что ты всех тут знаешь.

В самом деле, я знал всех. Тут был Фуад, который оживленно разговаривал с адмиралом Фавзи и Мохсеном Сабри. Присутствовал еще один военно-морской офицер с четырьмя нашивками, с которым меня когда-то знакомили, но чье имя я забыл. Полковник бронетанковых войск Абдул Карим Халавани смешивал коктейль в серебряном шейкере. Похоже, что все были настроены крепко выпить, и от последствий такой попойки я мог многого ожидать в плане информации.

Первым меня заметил Фуад и заливисто расхохотался:

– А вот и наш шпион!

Все головы повернулись ко мне. Я ожидал нечто подобное от Фуада и заранее к этому подготовился.

– Если тебе нужен выкуп, то в багажнике моей автомашины лежит ящик шампанского. Пошли за ним кого-нибудь из слуг. Правда, я должен тебе только одну бутылку, но потом подумал, что мне стоит принести еще несколько бутылок для изнывающих от жажды мусульман.

– Дай я обниму тебя, дорогой мой шпион! – не унимался Фуад. – Послушайте, друзья, – это конец света! Наш благородный друг отправился на пикник на одну из ракетных баз в зоне канала. Там его арестовали, и мне пришлось его выручать.

В красочной форме он под общий смех рассказал, как все происходило. В этот момент в комнату вошел Абдо.

– Куда ты пропал? – спросил я его. – Тут все надо мной насмехаются – мне нужна моральная поддержка настоящего друга.

– Самое непростительное заключается в том, что никто не предложил тебе выпить. Виски?

Потом Абдо пригласил нас в просторную столовую, где мы сели за огромный дубовый стол, за которым свободно могли разместиться человек двадцать. По египетской традиции все кушанья уже стояли на столе. Это по большей части не нравилось европейцам, которые предпочитают неостывшие блюда. Но я уже привык к тому, что для египтян это не имело значения. Для них было важно, чтобы пища была обильной и хорошо приправленной специями. Наш хозяин постарался на славу. Весь стол был уставлен блюдами. Среди них – целый зажаренный баран, индейка, курица, фаршированные голуби, телячьи котлеты и эскалопы, а также разнообразные гарниры и салаты. Вино не подавалось, однако на столе стояло несколько бутылок виски, и в ведерках со льдом остывало привезенное мной шампанское.

– Ужин, достойный короля, – заметил я, усаживаясь за стол.

– Ужин, достойный примерных республиканцев, – поправил меня Осман, чем вызвал ироническую улыбку Абдо.

Наши глаза встретились, и он заговорщически подмигнул мне. С ростом цен и перебоями в снабжении продовольствием нужно было быть действительно очень хорошим республиканцем, чтобы угостить своих друзей таким грандиозным ужином. На зарплату полковника, которая не превышает ста фунтов в месяц, такой ужин не по карману.

Наш хозяин был либо из богатой семьи и обладал достаточным весом, чтобы сохранить свое богатство в то время, когда собственность так называемых феодалов подвергалась секвестру, либо у него имелся еще какой-то источник дохода. Я знал, что многие офицеры обогащались за счет контрабанды гашиша из сектора Газа в Египет, но Осман служил в Каире в штаб-квартире танкового корпуса. Возможно, тут не обошлось без взяток, но взятками больше промышляли полицейские и правительственные чиновники. Кому в голову придет мысль о том, чтобы давать взятку полковнику-танкисту? Интересный вопрос! Я мысленно сделал себе зарубку на будущее. Если мои первые впечатления о коррумпированности Османа подтвердятся, то его любовь к деньгам и страсть к наживе могут быть использованы. Я решил сойтись с ним поближе.

– Ребята, вы совсем ничего не едите. Вы что, бережете свои фигуры? – сокрушался Осман.

Все мы уже крепко закусили и выпили, но это практически никак не отразилось на изобилии той еды, что была перед нами. Оставшейся едой можно было бы кормить большую семью в течение целой недели.

– Отличный ужин, Осман, – сказал Фуад, со вздохом поглаживая свой живот. – Но больше в меня не влезет ни кусочка. Я и так уже готов лопнуть.

Адмирал Фавзи громко рыгнул, прикрыв рот рукой, а затем залпом опрокинул полстакана виски.

– Давно я так не ел, но всему есть предел, – сказал он. – Завтра мне придется сесть на диету.

– Я не сидел за таким столом уже много лет, – поддержал я адмирала. – Но и я тоже, кажется, объелся.

– А теперь немного послушаем Умм Кульсум, – объявил Осман и включил телевизор.

У меня опустилось сердце. Это было уж слишком! Я тяжело плюхнулся на диван рядом с Абдо и покорился судьбе. Умм Кульсум, или, как ее звали в Египте, «арабский соловей», в течение многих лет считалась самой известной в арабском мире исполнительницей лирических песен. В первый четверг каждого месяца с десяти вечера и до раннего утра по телевидению передавали ее концерты, и по всей стране мужчины на несколько часов как будто приклеивались к телевизорам, слушая любимую певицу в состоянии полугипноза, прикрыв глаза, покачиваясь из стороны в сторону и постанывая от наслаждения.

Я достал пачку сигарет «Плейерс» и приготовился закурить, но Осман остановил меня.

– Подожди, – сказал он, – для гостей у меня есть кое-что получше.

Он достал книжечку сигаретной бумаги, табак и небольшую круглую шкатулку, которую он открыл и поднес к моему носу.

Я понюхал коричневатый порошок, похожий на сухие дрожжи, – гашиш. В шкатулке его было достаточно, чтобы каждый из нас получил двадцать пять лет тюрьмы.

Наказание за употребление наркотиков в Объединенной Арабской Республике было исключительно суровым. Насер пытался вытащить свой народ из привычного ему гашишного ступора и заставить его работать. Но без видимого успеха. Миллионы египтян готовы были держать свои семьи на голодном пайке и тратить последние пиастры, рискуя тюрьмой ради ежедневной затяжки.

– Скрути себе сигарету, Рыжий, – предложил Осман. – Ты сразу почувствуешь себя лучше. И для пищеварения это хорошо.

– Я не привык к этому, – ответил я, – но маленькую попробую. Думаю, что она хорошо пойдет с Умм Кульсум.

Я взял листок тонкой рисовой бумаги, насыпал табаку, щепотку гашиша и скрутил сигарету. Шкатулка пошла по кругу и каждый щедро угощался гашишем.

Сидевший рядом со мной Абдо глубоко затянулся и блаженно выдохнул:

– Замечательная штука. У Османа его тонны.

– А где он достает гашиш? Не боится попасться?

Абдо многозначительно улыбнулся:

– Осман несколько лет служил на Синае, и у него там отличные связи. А поскольку он регулярно снабжает этим снадобьем маршала Амера, то с ним ничего не может случиться. Как, ты думаешь, ему удалось получить эту должность в штаб-квартире и за год превратиться из майора в полковника? Посмотри, как он живет. Как принц!

Он встал и налил нам еще по хорошей порции виски.

– Думаю, что это тебе больше по вкусу.

Через полчаса мы с Абдо отправились в ночной клуб «Шампанское» с целью подобрать девушек для нашей холостяцкой компании. Клуб сохранил свое высокопарное название еще со времен монархии, когда он являлся одним из самых фешенебельных ночных заведений Каира. Десятки шикарных манекенщиц из Парижа и Рима захаживали в бар этого заведения, демонстрировали свои прелести в зале для танцев. Членство в этом клубе могли позволить себе только очень богатые люди. С приходом к власти Насера ситуация изменилась. Некогда знаменитый клуб превратился в третьеразрядную забегаловку, которую посещали главным образом иностранные туристы. В зале играл убогий джаз из пяти инструментов, девицы в дешевых вечерних платьях предлагали себя в качестве партнерш для танцев. Дважды в течение вечера эти особы устраивали весьма посредственное шоу, которое давало им статус «артисток». Когда мы с Абдо вошли в клуб, трое из них скучали около бара, а четверо других сидели за соседним столом и курили. Посетителей почти не было.

– Давай сначала выпьем, – предложил Абдо, подводя меня к бару.

Он подал знак бармену, который прекратил чистить свои ногти и подошел к нам.

– Ахмед, два двойных виски. Нет, не этого дерьма. Принеси новую бутылку «Джонни Уокер» и дай мне ее осмотреть, прежде чем ты, ворюга, ее откроешь.

Абдо внимательно осмотрел пробку и наконец дал согласие.

Одна из девиц, высокая и довольно симпатичная брюнетка, пододвинулась к Абдо и обняла его за плечи. Абдо критическим взглядом окинул девушек и сказал:

– Я предлагаю взять хотя бы вот этих и не тратить время на поездку в «Континенталь». Так мы только потеряем время. Как ты считаешь, Рыжий?

– Согласен. Ты думаешь, их для всех хватит? Лично мне что-то ни одна не нравится.

– Дома у тебя лучше, да? А нам придется довольствоваться этими. Все равно некоторые из ребят уже пьяны, и от них не будет никакого толку. А если потребуется, то можем и поделиться.

Абдо широким жестом поманил девушек, и те веселой стайкой окружили его. Мы двинулись к выходу, но в дверях возникла сутолока из-за того, что два египетских официанта пытались удержать буйствующего европейца, который стряхивал их себя, как медведь собак, и орал во всю глотку:

– Прочь, сволочи! Где она? Где эта грязная сука?

Мы с Абдо его сразу узнали. Это был один из сотрудников американского посольства, которого часто можно было встретить в ночных клубах.

– В чем дело, Билл? – спросил я. – Успокойся.

– В чем дело? Успокойся? Я потратил семь фунтов на одну вшивую сучку, и она обещала ждать меня на улице. Где она? Она думает, что может вот так просто надуть меня? Я ей покажу. Где она?

– Остынь, Билл, – пытался я его урезонить. – Ты пьян, иди отоспись.

– Пьян? Да, я пьян!

С этими словами он выхватил из кармана складной нож.

– Слушайте, гады, я потратил семь фунтов на эту проститутку, и, если она не даст мне все, что за это полагается, я отрежу семь фунтов от ее ж…

Он сделал выпад ножом в сторону одной из девушек, которая истошно завизжала и выскочила на улицу. Я быстро перехватил руку с ножом, завел ее за спину и, слегка подтолкнув, усадил Билла на пол. Тот тупо смотрел на меня, соображая, почему он оказался на полу.

Когда мы вернулись домой к Осману, там танцовщица в сопровождении скрипки, барабана и гитары уже исполняла танец живота. Она танцевала в центре комнаты под одобрительные ритмичные аплодисменты мужчин. На ней были узенький вышитый лифчик и трусики.

Все шумно приветствовали наше возвращение. Мужчины сразу же стали целовать и тискать девушек. Для «прогрева двигателей», как выразился адмирал Фавзи, им налили по бокалу шампанского. Один за другим гости стали исчезать с девицами в соседних комнатах. Посчитав свою миссию выполненной, я двинулся к выходу.

– Мне пора идти, – сказал я Фуаду.

– Но почему, Рыжий? А как же продолжение?

– Я предпочитаю секс в приватной обстановке.

– Твое дело, старина. А я заночую здесь. Кстати, я хотел бы кое о чем попросить тебя. Небольшое одолжение. К нам приезжают новые немецкие специалисты, электронщики, для работы над очень секретным проектом, связанным с ракетами. Им потребуется некоторое время, чтобы освоиться с обстановкой. И ты лучше, чем мы, знаешь, что им будет нужно. Я тебя познакомлю с ними, и мне хотелось бы, чтобы ты поопекал бы их пару недель. Заодно прислушайся, как они относятся к нашему режиму, о чем они говорят между собой и т. п. Другие немцы ведь не расскажут мне об этом, они все держатся вместе, как клеем намазанные. И мне надо использовать того, кому я могу доверять. Ты сделаешь это для меня, Рыжий?

Я сделал вид, что обдумываю его предложение.

– Ты знаешь, Фуад, откровенно говоря, мне очень не хочется шпионить за своими соотечественниками.

– Но это совсем не шпионаж, – изумился Фуад. – Ты будешь защищать интересы страны, которая тебя приняла как родного сына. Ты уже наполовину египтянин, и твое сердце принадлежит нам. Ты окажешь мне большую личную услугу.

– Ну, конечно, я понимаю, как это важно для вашей военной мощи. И если ты просишь меня об этом как друга, то не могу тебе отказать. Но это должно быть строго между нами. Только на таком условии.

– Конечно, Рыжий! Даю тебе слово. Никто никогда не узнает о нашей договоренности.

Выходя из дома, я с удовольствием шлепнул одну из симпатичных брюнеток по соблазнительной попке и вспомнил немецкую пословицу: не важно, если ты не умен или не красив, но ты обязательно должен быть везучим.

В это же время силой обстоятельств я оказался вовлечен в довольно глупую и опасную ситуацию, связанную с моим знакомством с семейной парой Болтер. Доктор Генрих Болтер был немецким археологом и возглавлял работавшую в Египте экспедицию Йельского университета. Большую часть года он проводил в Верхнем Египте, а его жена с маленьким ребенком жила на вилле недалеко от нас.

Каролина Болтер говорила, что она наполовину голландка, наполовину венгерка. Она хорошо владела немецким языком, но всегда отрицала какую-либо связь с Германией. Поскольку большую часть времени она проводила в Каире одна, мы часто приглашали ее к себе вместе с другими немцами и вообще европейцами. Однако вскоре у нас появились подозрения. О чем бы ни зашел разговор, Каролина всегда пыталась перевести его на тему о ракетах. Она постоянно возвращалась к этой теме, напрямую спрашивала о том, где размещены египетские ракеты, какова их численность, радиус полета и т. п. Я также заметил, что стоило ей немного выпить, как она начинала говорить на идише!

Более того, Каролина весьма навязчиво пыталась подружиться с Марлис Кнупфер. Несмотря на то что Каролина жила в противоположной части города, она записалась в спортивный клуб Гелиополиса, где могла часто встречаться с госпожой Кнупфер. В то же время она никогда не посещала спортивный клуб, расположенный в непосредственной близости от ее дома, что было довольно странно.

Офис Карла Кнупфера находился неподалеку от его дома в Насер-Сити. Прямо из окна спальни открывался превосходный вид на его кабинет, по стенам которого были развешаны чертежи и диаграммы. Возможно, именно поэтому Кнупферы всегда держали жалюзи на окнах своей спальни закрытыми, а дверь запирали на ключ, который по непонятной причине всегда торчал из скважины замка.

Однажды поздно вечером, уже после полуночи, обычно осторожный и довольно замкнутый Карл приехал ко мне домой. Он был очень взволнован и с порога заявил, что Каролина Болтер – израильская шпионка. Я выразил удивление, но согласился выслушать его рассказ.

Однажды Каролина Болтер, как обычно, встретилась с женой Кнупфера в спортивном клубе. Они покинули его вместе, и Каролина стала вести себя так навязчиво, что Марлис просто не могла не пригласить ее на чашку кофе. Хозяйка оставила Каролину в гостиной, а сама пошла на кухню, чтобы сделать распоряжения прислуге. Когда Марлис вернулась, то Каролины в гостиной не было. В недоумении госпожа Кнупфер стала искать свою гостью, и наконец обнаружила ее в собственной спальне, откуда та через окно фотографировала кабинет ее мужа. Пойманная с поличным Каролина покраснела и стала бормотать какие-то объяснения насчет поиска детского мячика, который куда-то закатился.

Карл Кнупфер знал, что у меня имелись солидные связи, и хотел посоветоваться со мной. Его особенно встревожило то, что совсем недавно на его заводе произошли акты саботажа, которые, по его мнению, были организованы израильскими спецслужбами. Он полагал, что о поведении Каролины нужно немедленно поставить в известность египетские службы безопасности. Естественно, этот инцидент, на мой взгляд, убедительно свидетельствовал о том, что Каролина Болтер действительно могла работать на одну из израильских спецслужб. Вступиться за нее означало рисковать своей собственной головой, и все же я решил попробовать спасти ее от ареста. Я сказал Кнупферу, что поскольку у него нет отснятой Каролиной фотопленки, то нет и никаких доказательств. Он может сообщить только о своих подозрениях. Я великодушно согласился помочь ему, сказав, что я попрошу своих влиятельных друзей в египетских службах безопасности установить за Каролиной наблюдение, пока не будет сплетена веревка, на которой ее можно будет повесить. Кнупфер остался очень доволен тем, что кто-то другой взял на себя ответственность за решение этого щекотливого вопроса.