Текст книги "Гостеприимная вода"

Всеволод Васильевич Воробьёв
Гостеприимная вода
Рассказы
Путешествия с охотой и рыбалкой по водным просторам Родины

© Воробьёв В. В.

Часть первая
На Ивинском разливе

Всем моим друзьям, Рыцарям Ивины посвящается

Друзья… события… встречи

На Ивинский разлив
Отрывок из поэмы «Стрелец»

 
Тут подвернулся вариант счастливый…
И в дебри Ивинского нового разлива,
Где был пока цивилизации конец,
Первопроходцем ринулся «Стрелец»
С компанией таких же молодцов
Бывалых спиннингистов и стрельцов.
И им открылась странная картина
Затопленных лесов, болот, кустов…
К подобному никто не был готов,
Кругом вода да топкая трясина,
Нет места ни палатке, ни костру!
Вначале было всем не по нутру
От этакой нежданной чертовщины.
И всё ж – нашлись высокие места…
И на мысу уютный лагерь встал,
С разливом мы слились
В объятьях братских,
А мыс потом был назван
Ленинградским…
 

Мыс Ленинградский

«Свирь, голубая дорога…»

 
Свирь, голубая дорога… Стаи гусей в вышине.
Сердце сжимает тревога, тянет туда по весне.
Помнишь, туда пробираясь, мы утопали в снегах
Или на лодке спускались – так, что неслись берега.
Дней непогожих печали, зорек вечерних красу —
С радостью всё мы встречали на «Ленинградском» мысу.
 
 
Там – в плывунах и болотах – столько отстояно зорь,
Столько утиных налётов, выстрелов в даль и в упор…
Сколько угодий открыто,
Сколько костров сожжено,
Сколько стоянок обжито!
Только всё это – давно…
 

Эта всеми любимая Ивина

Пролог

Полтора десятка лет – много это или мало? Смотря для чего… С точки зрения Всемирной истории – пустяк, мгновение. А в жизни человека? Это уже серьёзный срок. Четверть, ну даже пусть пятая часть его жизни. Именно столько лет я отдал увлечению Верхне-Свирским водохранилищем, или как его чаще называют – Ивинским разливом.

Впервые, с компанией друзей, я попал на это водохранилище уже на второй год после его затопления. Мы тогда спустились в него по реке Муромле. И открылась нам совершенно необычайная картина затопленных водою огромных массивов лесов и болот, бурно зарастающих всевозможной водной растительностью. Мы проплывали на лодке среди уже погибших или умирающих деревьев: сосен, берёз, могучих осин и когда-то нарядных ёлок, ольшин и кустов ивняка, отчаянно цепляющихся за каждый сухой клочок земли. С трудом угадывая в низовье русло реки, мы недоумевали, – почему же эти, хотя и не корабельные леса нельзя было своевременно вырубить и вывезти для переработки. Или стране уже не нужна была древесина? Но, видимо, важней было отрапортовать о досрочном завершении строительства и пуска «Подпорожской ГЭС». Ведь дешёвая электроэнергия нужна была Ленинградской области и Карелии. Это уже значительно позже экологи и учёные доказали, что нет ничего дороже для страны, чем та самая – «дешёвая» гидроэлектроэнергия.

На огромные пространства мелких, хорошо прогреваемых солнцем водных угодий, со Свири и Онежского озера устремились огромные массы всевозможной рыбы. Новый большой водоём оказался на трассе Великого Северного Морского Пути перелётных птиц, и они сразу оценили его не только как надёжную транзитную остановку, но и как новое место для гнездования. Прекрасная кормовая база, труднодоступность и хорошая природная защищённость угодий создали отличные условия для размножения водоплавающей птицы самых разных пород. Поэтому в течение первого десятилетия существования Ивинского разлива за ним закрепилась слава добычливых охотничьих и рыболовных угодий. Весь этот бурный взлёт и затем медленное падение я наблюдал собственными глазами, наезжая туда компанией, или в одиночку долгие годы вёснами и осенями. Прекрасная незабываемая охота и рыбалка на этом непростом водоёме оставила в памяти много ярких впечатлений, о которых и захотелось теперь рассказать.

Или хотя бы о некоторых из них…

Дикая рыба и рубленые рыжички

Об этом писали тогда все газеты: – в Северо-западное энергетическое кольцо страны включилась ещё одна ГЭС – Подпорожская. Но это было не всё. Поднятый плотиной уровень воды в реке Свирь надёжно закрыл коварные пороги в верхней части реки, предоставив возможность судоходства для кораблей типа «река – море». Открывался в полном объёме Волго-Балтийский водный путь, и Москва становилась портом пяти морей. Страна ликовала. Меня и моих друзей охотников тоже взволновало это событие, но совершенно по другим причинам. У нас уже хватало знаний и опыта, чтобы понять – такой, большой водоём, да ещё в удачно расположенном месте и недалеко от Ленинграда, наверняка привлечёт к себе не только рыбу и птицу, но и желающих всё это в первую очередь получить. И нам захотелось быть в числе первых.

Компания подобралась, что надо – две молодые супружеские пары, и два холостяка. Все мужчины – заядлые охотники и рыболовы. Даже жёны не чурались брать в руки рыболовные снасти. Немного поломали головы, как туда попасть. Ведь ещё ни карт, ни других источников информации о районе затопления не было. Помог один знакомый геолог, работавший ранее в этих местах, разработал нам маршрут. Добирались долго и трудно и, в конце концов, попали в деревню Кушлега на реке Муромле. По ней мы и рассчитывали спуститься к разливу.

Эта маленькая деревенька произвела на нас тягостное впечатление своим жутким захолустьем, отсутствием даже самых элементарных житейских благ. Жители – в основном дети и старики, а мужчины на заработках кто где, но в основном в леспромхозе. С трудом нашли неуклюжую старую лодку. Отдавали нам её в пользование лишь при условии хорошего ремонта нашими силами, а мы к этому были не готовы. Пока нашли нужный инструмент и материалы, пока чинили – прошло два дня. Наконец, наш ковчег готов, и мы трогаемся в неизвестность.

В начале всё было, как обычно. Нормальная по нашим ленинградским понятиям и меркам лесная река. Ширины хватает, чтобы сделать с лодки спиннингом заброс, течение позволяет, бросив вёсла, всё же сплавляться потихоньку, любуясь открывшимся из-за поворота новым пейзажем, а глубины достаточно, чтобы нырнуть прямо с борта в чуть прохладную, кофейного оттенка, но очень вкусную воду. По берегам небольшие редкие покосы, густые заросли древесного молодняка на местах старых вырубок, ивняк по кромке берега, а дальше лес, лес. То заболоченный сосновый, то смешанный с огромными старыми елями и ещё более мощными, восхищающими глаз осинами. Из таких на Оредеже, я видел, делают долблёные челноки. Потом берега стали понижаться. Вскоре по сторонам замелькали солнечными зайчиками первые лужи, в которых деревья стояли по «щиколотку» в воде, а дальше – вода затопила лес уже по «колено» и он умирал. Некоторые сосны стояли с рыжей сухой хвоей, а берёзы с голыми ветвями. Фарватер реки вдруг стал теряться. Мы вплывали в разлив. Глядя удивлёнными глазами на этот необычный пейзаж, мы уже понимали, что не всё у нас дальше будет легко и просто. Но мы были молоды, сильны, чуть оптимистически беспечны, и каждый, наверное, говорил про себя: дай нам только, август, хорошую погоду; подари, разлив, удачную рыбалку и охоту, а к любым обстоятельствам мы приспособимся, привыкнем.

И мы привыкли. И приспособились: отыскивать сухие, удобные бугры для стоянок, плавать, не утыкаясь в деревья, по затопленному лесу, ловить окуней из-под коряг. Но особенно оттачивалось там мастерство владения спиннингом. Успех ловли целиком зависел от умения провести блесну между многочисленных пней и упавших в воду деревьев. А рыбалка была поистине сказочной, хотя ассортимент состоял в основном из двух пород рыб – щук и окуней. Но зато каких! Нам повезло. Там, где когда-то было речное устье, в камышах мы нашли полузатопленную небольшую лодку и сумели её подремонтировать. Полностью устранить в ней течь нам не удалось, но это нас не смущало. Главное, что она была с вёслами, поднимала трёх человек, и теперь мы могли рыбачить и охотиться с двух лодок. А охота, кстати, в тот, первый год, была ещё не самая лучшая. Птица только привыкала к новым угодьям, держалась в труднодоступных местах, а мы ещё не научились отыскивать туда подходы. Но нас вполне устраивали скромные трофеи вечерних зорь. Тем более что неподалёку простирался на многие километры нехоженый, нетронутый лес с глухарями и рябчиками, белыми грибами и поспевающей брусникой. Зато рыбалкой мы наслаждались. И, казалось, не будет конца нашему азарту и аппетиту.

Борису Боброву пришла идея устроить соревнование по рыбной ловле. Условия – только на спиннинг, время – с утра до обеда. Борька считал себя опытным спиннингистом и жаждал первенства. Я тоже был не новичок и принял вызов. Мы посадили жён за вёсла и разъехались в разные стороны. Мне по жребию досталась лодка-найдёныш. Она была чуть полегче на ходу, но через каждые полчаса приходилось, оставив в покое спиннинг, работать пятьдесят минут ведром, стараясь не зацепить и не выплеснуть за борт уже пойманную рыбу. В тот раз я поставил рекорд. Ни до, ни после этого мне не приходилось ловить на блесну столько. Когда днём мы подъезжали к нашей стоянке, в лодке было по щиколотку воды, а в ней тёрлись о наши сапоги 27 щук и 22 окуня. Борис поймал на 12 хвостов меньше. Пришлось временно объявить запрет на любую рыбную ловлю. Но, как ни странно, у нас ничего не пропало! Наши молодые хозяйки проявили чудеса кулинарии, аппетит у всех был хороший, и ещё нам помог мой молодой охотничий пёс, карело-финская лайка по кличке Чок. Ему очень нравилась жареная рыба.

Всё было прекрасно в той первой поездке. Даже лёгкая грусть расставания была скрашена необычным финальным эпизодом. Солидно нагруженные дарами леса и воды поднимались мы медленно по реке, прощаясь глазами и душой с этим необычным краем. Я уже тогда чувствовал, что стану его горячим поклонником на долгие годы. Сменившийся с вёсел Борис не удержался и спустил за борт блесну. Ну что ж, пусть последняя рыбина, если она захочет взять на «дорожку», поставит точку в этой замечательной эпопее. И рыбина взяла, подтягиваясь вначале легко и без рывков. Так ведёт себя обычно средняя щука. Окуни и мелкие щурята, более нервные и любыми способами стараются избавиться от крючка. Борька привычно и спокойно крутил рукоятку катушки. Наконец, метрах в пяти от лодки вода заволновалась, и показалась мощная голова и плавник. Да, это действительно была щука, но какая! Таких нам ловить ещё не приходилось. Рыбина тоже увидела нас. Она сделала такой рывок, что наша перегруженная посудина чуть не опрокинулась.

– Стреляй! – закричал не своим голосом севший только что за вёсла Марк, – Она нас утопит! Я схватил ружьё и второпях выстрелил. Неудачно. Но когда она снова показалась на поверхности, я выстрелил ещё раз, точно в голову. Вода замутнела от крови, щука дёрнулась несколько раз и всплыла жёлтым брюхом кверху. Пока Борис осторожно подтягивал её к лодке, у него дрожали пальцы.

В Кушлеге эта огромная рыбина произвела переполох. Смотреть её сбежались почти все жители деревни, особенно ребятишки. И тут я услышал чей-то возглас: – «Во, рыба-то какá дикáя»! Причём в слове дикая ударение было явно на втором слоге. Мы торжественно вручили щуку хозяйке лодки. Она обрадовалась, запричитала:

– Ай, питеряки, ну, питеряки – каку шшуку добыли, да я с яё стóка сýшшику понаделаю, на всю зиму хватит… Кто-то принёс из дома безмен, – старинный, кованный с солидным крюком на конце рейки. И хотя был он пудовым, с подвешенной рыбиной всё же зашкаливал.

Мы решили проверить старинную рыбацкую примету, что очень крупная щука не может быть вкусной. Отрезали от головы солидный кусок и пустили его в жарку. А хозяйка уже собирала на стол и тащила на него всё, что имелось в доме. И было всем радостно и весело. Но чуть не случился конфуз. Уже выпили по первой за удачную поездку, и по второй – за хозяйку дома, и чтобы вернуться сюда на следующий год, как вдруг хозяйка спохватилась и скомандовала молодухе:

– Ой, Фроська, слетай-ка в чулан, принеси мужикам на закуску рубленных рыжичков. Возникла пауза. Я подумал – рыжики, наверное, солёные, это же хорошо! Но почему рубленные? Фроська уже возвращалась, неся в руках объёмистую алюминиевую миску. Освободили место на столе, поставили. В нос ударил запах чего-то кислого, я бы даже сказал гнилостного. Так пахнет плохой силос. Хозяйка первая потянулась с ложкой и положила к себе в тарелку что-то серо-жёлтое, напоминающее консистенцией мелко нарубленную для пирогов капусту. Вся наша компания недоумённо переглядывалась. Надо было спасать положение. Я окинул взглядом стол и – о, радость! – на нём не было ещё нашей жареной экспериментальной щуки. Зато было слышно, как она шкворчит на сковороде. Закричав как можно веселее:

– А ну, давайте сюда виновницу торжества – я ринулся на кухню. Ставя шипящую сковородку на стол, незаметно убрал рыжички. И щука не подвела, оказалась лишь немного жёстковатой.

Пришлось, конечно, ночевать. Утром я осторожно навёл молодуху на разговор о рыжичках и узнал следующее. Всё грибное поголовье в этом краю делилось на две категории. То, что на суп, в жарку и на сушку – грибы, а то, что в засол – рыжики. Ну, а рубленные – сечкой, как капусту, чтобы плотней укладывались в кадушку. Всё просто. А те, что были вчера – прошлогодние и успели слегка подпортиться. Да и засолены по простому, без привычных для нас специй. На сковородке случайно остался небольшой кусок вчерашней жареной щуки. Но съесть его мне было не под силу. Вполне съедобная вечером со сковородки, пролежав ночь на холодке, рыба превратилась в упругую резину. Ну что ж, может быть, старые рыбаки и правы. Да и рыбина всё-таки дикáя!

Зато Чок – молодец, – умял-таки…

Эта – всеми любимая Ивина

Просто нашим рассказам могли бы и не поверить. Но фотографии!.. Гирлянды щук, подвешенные на верёвке, как бельё после большой стирки, полукилограммовые окуни, снятые в масштабе, связки уток и гора высыпанных на брезент белых грибов: всё это, запечатлённое на фотоснимках, так взбудоражило наших знакомых охотников и рыболовов, что от желающих попасть в нашу компанию не было отбоя. Но не могли же мы удовлетворить все просьбы! И уже строили планы на весну…

Поехали чуть обновлённым составом, но без женщин. Новичком в нашей компании был Лёня Власов. Добирались уже знакомым, проторенным путём. И снова – Кушлега, удивлённая баба Варя. Даже не успевшая рассохнуться лодка. А та, что мы в прошлом году нашли, под конец так текла, что мы её там же, в разливе, и оставили.

И этот поход удался. Мы сами разведали и прекрасно поохотились на глухарином току, постреляли селезней. Но главное, что нас поразило, это увиденный нами впервые в таком масштабе нерест щук. На огромные просторы прогретого солнцем мелководья, где глубина чуть выше щиколотки, в залитые водой кустарники, тростник и осоку выходили, чтобы совершить акт продолжения рода, зеленовато-коричневые, всех оттенков, рыбины самого разного размера. Это было фантастическое зрелище, когда вода буквально кипела от движения множества рыбьих тел, качались ветви затопленных кустов, трепетали стебли тростника, от мощных всплесков взлетали вверх брызги и в них вспыхивали солнечные радуги. У нас не было с собой никаких рыболовных снастей, мы приехали только на охоту. Но соблазн был так велик, рыба просто путалась под ногами… И, да простят нас Бог и рыбное начальство, мы не удержались, пристрелили одну «крокодилицу». Наподобие той, что попалась нам при прощании с Муромлей в прошлом году, ведь и ту нам пришлось тогда достреливать. Но разве это был урон, по сравнению с тем, что устроил через пару лет на Муромле местный рыбколхоз. Но именно этот факт и подтолкнул нас впоследствии сделать важный шаг в освоении новых территорий.

К тому времени мы отработали новый вариант заброски в разлив – с юга, со стороны Свири. Местом старта выбрали большую деревню Плотичное, куда захватил рейсовый теплоход, и куда имелась хоть плохонькая, но всё же дорога, по которой можно было подъехать на автомобиле. А у нас как раз появился в компании автомобилист. Это был Игорь Чаплыгин, начальник детского туристского лагеря от Дворца Пионеров Выборгского района Ленинграда, под руководством которого мы уже несколько лет работали с Власовым. И так удачно сложилось, что именно Игорь стал на несколько лет нашим основным компаньоном в поездках на разлив.

В тот год мы вышли уже из Плотичного. Благополучно перейдя самый широкий плёс, вошли в знакомые места устья Муромли, где сразу столкнулись с необычным явлением, – не могли поймать рыбы даже на жидкую уху. На спиннинг клевали только мелкие окунишки. И не одной щуки! Это было невероятно. В течение двух дней мы меняли места, блёсны, время суток – ничего! Щука не желала ловиться. Это было, как гром среди ясного неба. Лишь на третий день от вознесенского рыбака мы узнали, в чём дело. Просто – не было щуки! да и окуней почти тоже. Весной крупнейший на Северо-западе рыбколхоз не то имени Кирова, не то Ленина, перегородив мерёжами все подходы к устью Муромли, вычерпал всю нерестующую щуку, а заодно и окуня, вывозя оттуда рыбу десятками тонн. Оставалось одно – искать новые места…

Как тогда, в первый раз, мы тронулись в неизвестность. Снова вышли в разлив, разглядели на горизонте Каменный остров у поворота разлившейся Свири и пошли на запад, огибая огромный массив плывунов. Замаячил далеко впереди белый остов церкви на Остречинском погосте – маленьком островке, оставшемся посреди воды.

Погода благоприятствовала. Тяжёлую нашу лодку покачивала и слегка подталкивала ласковая волна. Через пару часов гребли горизонт ощетинился сухими вершинами гниющих по колено в воде деревьев. Ещё через час уже можно было разглядеть урез воды, в котором они стояли, небольшие, не как на Муромле, островки сплавин, и везде зелёная стена тростника, рогоза, осоки… Берега – не было, только затопленный лес! Отгребли ещё час. При помощи Вики, подруги Игоря, сварганили какие-то бутерброды, запили их водой из-за борта. Настроение портилось. Рушились надежды… Посовещались, а не повернуть ли, пока не поздно назад, вернуться, поискать еще, быть может, не обловленные рыбные плесы и новые стоянки. И, наверное, повернули бы, но вмешался Игорёша. Вглядываясь в даль уставшими от яркого света глазами, он серьёзным, непохожим на его обычный шутливый тон, голосом произнёс:

– Кажется, я вижу песок!

– Хорошо бы сахарный – вставила Вика, – А то я мало взяла.

– Молчи, женщина, когда беседуют добытчики мужчины, – сразу повеселев, продолжил он, – Даже тонну рафинада я отдал бы сейчас за крохотный песчаный пляжик на берегу сухой лужайки. Решительным гребком кормового весла он направил лодку в сторону, изменив прежнее направление. Так был открыт мыс «Ленинградский», хотя это название он получил значительно позже и даже не от нас.

Уже на подходе справа открылся широкий и длинный залив, в конце которого на небольшом возвышении явился глазу такой же, как и на Остречине остов бывшей церкви. Но все наши взгляды были прикованы к узкой полоске песка. И когда нос лодки мягко в него уткнулся, я подумал – «как хорошо, что в природе кроме зелёного цвета существуют ещё и другие». Да, это действительно был маленький пляж, а за ним сухая зелёная лужайка, густо заросшая разнотравьем. Пляж обрамлял мысок, левую сторону довольно широкого в устье Поротручья. Но об этом мы узнали чуть позже у местных рыбаков, а сначала думали, что это и есть та самая река Ивина, о которой мы уже немало слышали и к которой стремились, но не дошли всего пару километров. А к её устью тянулось вдоль берега полуоткрытое, местами заросшее густым кустарником пространство, перед которым остановился, не добежав до воды, высокий, суровый лес. Росли там и разлапистые могучие ели, и золотистые с курчавыми кронами сосны и высоченные толстые осины. И только несколько молодых, весёлых сосёнок всё-таки выбежали на мыс, почти к самой воде, как будто угадали, что нам будет удобно натягивать между ними палатки. Началась новая и довольно продолжительная в моей жизни эпопея – Ивинская.

На Муромлю нас больше не тянуло. Здесь было как-то просторней, свободнее, ярче… С поиском новых рыболовных и охотничьих угодий мы справились быстро, – сказался опыт.

Наши восторженные рассказы о новых местах по возвращении в Ленинград были так красочны, а трофеи так убедительны, что все те, кто нас слушал, включая даже потенциальных пока сторонников Муромли, конечно же, захотели поехать только на Ивину. И сразу остро и резко встала проблема подъезда. Теплоходы, конечно, туда ходили, но редко, долго и всегда переполненные. И хотя далеко не проста была тогда автодорога до Лодейного поля и дальше вдоль Свири, всё-таки предпочтение отдавалось автомобильному транспорту и тем из друзей, кто его имел. Это было быстрей, да и природных даров можно было увезти с собой побольше.

С арендой лодок в Плотичном тоже не всё складывалось просто. Тогда и началось… В ход пошли туристские байдарки и специально спроектированные и построенные своими руками маленькие, лёгкие мотолодочки, которые мы привозили на багажниках автомобилей. Однако и кроме нас нашлись «завоеватели» просторов Ивинского разлива. Постепенно туда стали проникать моторизованные рыболовы и охотники из Подпорожья, Вознесенья, Лодейного поля. Пока ещё места, рыбы и дичи хватало всем. Чтобы как-то упорядочить этот стихийный процесс, ленинградское общество охотников и рыболовов объявило всё водохранилище охотничьим хозяйством со всеми вытекающими из этого регламентами и ограничениями. А разворачивать эту непростую работу поручили молодому специалисту-охотоведу. И ведь надо же, – тому самому Геннадию Москвичёву, моему давнему приятелю, с которым уходили мы когда-то вместе в армию и охотились последний раз перед этим на Суходольском озере. Местом центральной охотбазы оказалось уже знакомое и обжитое нами Плотичное. Теперь мы гордо загоняли наши автомобили во двор директорского дома, оформляли совсем недорогие поначалу путёвки, брали на базе лодки. А за отдельную плату специальный работник мог на большой моторке отвезти любую компанию куда угодно, взяв подъездные лодки на буксир. Открыли базу и на нашей любимой теперь Ивине, хотя, честно говоря, особой радости нам это не доставило. Там сразу стало больше народу. Бородатый егерь Николай, зная, что его начальник является мне приятелем, нашу компанию отличал, одаривая иногда хорошей рыбкой, пойманной сетями. Мы же по старинке предпочитали спиннинг, реже удочку. А рыбалка уже резко стала ухудшаться. Всё водохранилище планомерно облавливалось рыбколхозом. Но ещё по-прежнему радовала охота. Хотя площадь плывунов, главного места обитания местных уток, стала сокращаться. Каждую весну по большой воде отрывало то огромные, по несколько десятков квадратных метров, то маленькие островки от общего массива сплавины и несло ветром в какую-либо из сторон. Иногда они оседали на мели у берегов, образовывая новые утиные угодья. Но чаще попадали на течение, в Свирь, и их уносило вниз, создавая угрозу для турбин электростанции. Зато на оставшихся плывунах разрослось огромное количество клюквы, что не могло не привлечь туда людей на её заготовку. И всё-таки, нас пока что всё устраивало. Потому что стояли вокруг ещё почти не тронутые леса с брусникой и грибами, с рябчиками и глухариными выводками, был у нас мыс Ленинградский, рыбный Поротручей, утиный «коридор», спрятанный от посторонних глаз в затопленном лесу, и ещё много других разведанных нами укромных мест.

Шли годы…Мы уже познакомили с нашей Ивиной своих жён и друзей, матерей и даже добрых тётушек. И всё-таки, каждый год находился кто-то новый, кому обязательно хотелось там побывать. А любимая Ивина была уже на столько нашей, что мы могли себе позволить щедро делиться ею даже с не очень близкими людьми, чувствуя себя при этом радушными хозяевами.

А главное – каждый год на Ивинском разливе случалось что-нибудь необычайное или очень интересное… Но об этом – в следующих рассказах…

Рассказ – «Дикая» рыба и рубленные рыжички

Виктор (Бусик), Рита, Марк, Дина, Борис (Жорик) – Подведение итогов соревнования

В устье Муромли

«Дикая» рыба, спасшая компанию от рубленных рыжичков…

Рассказ – Эта всеми любимая Ивина

Автор, Л. Власов, Марк – второй поход на Муромлю, весна.

Стоянка в устье Муромли

Трофеи…

Рассказ – Эта всеми любимая Ивина

Ивинская церковь издали

и вблизи

Мыс «Ленинградский»

В разливе…