Текст книги "И зелень августа, и иней декабря…"

«Васильевич, – возбуждённо заговорил он, – Давай, попробуем, обойдём их с двух сторон!» Я сразу усомнился в результате такой попытки, рассуждая вслух:

«Мы на открытом месте, для того, чтобы их, не пугая, обойти, придётся сначала каждому податься в сторону как минимум на триста метров, потом незаметно выйти на берег и начать сходиться, не видя ни друг друга, ни их. Это очень сложный маневр, который займёт у нас много времени, и скоро уже к сеткам придёт вода, а у меня еще и половины не вычищено».

Но мои аргументы на него не действовали, он был в азарте от увиденного, – ведь такую большую стаю тетеревов мы оба не встречали уже давно. И я вынужден был с ним согласиться, ведь и у меня, грешным делом, вспомнив прошлый успех, затеплилась надежда.

Мы сошлись чётко у нашей палатки, даже не увидев, как стая улетела, но это чудное видение ещё долго стояло в моих глазах.

Глазастая

Вертолёт в назначенный день не прилетел, несмотря на давнишнюю договорённость о сроках переброски по рабочим участкам нашего небольшого геологического отряда. Не появился он и на второй день. И на третий тоже.

Впрочем, пару дней никто, кроме Анатолия Петровича, нашего начальника, особенно и не волновался, поскольку получился неожиданный отдых, чему рад был весь отряд. Но на третий день, после краткой начальственной речи за завтраком, все поняли, что «горит» августовский план, прогрессивка, и потом придётся отрабатывать этот отдых увеличенными маршрутами. Вертолёт, конечно, задерживается явно по какой-либо важной причине, и когда-нибудь обязательно прилетит! Но вопрос – когда? А этого никто не знал, рации в отряде не было. И наш начальник принял решение – переброситься на новый участок пешком, благо расстояние по геологическим меркам было не так уж и велико, не более шестидесяти километров. Нужно лишь определить, что взять с собой для организации на новом месте нормальной жизни и работы, а главное – на сколько дней взять продуктов. А всё остальное подготовить к отправке и оставить под присмотром двух человек – коллектора Раи и одного из рабочих в помощь ей при погрузке. Уложили свои рюкзаки, и с продуктами у всех набралось, конечно, порядочно…

Тепло попрощавшись с караульщиками, тронулись в путь бодро и весело. Тем более что он шёл вначале по вполне сносной лесной дороге. В первый день прошли не более двадцати километров и пораньше встали на ночлег. Устали, кажется, все, поскольку с такими тяжёлыми рюкзаками давненько никто не ходил. По этому поводу устроили обильный ужин и утренний завтрак, израсходовав на это солидную часть взятых с собой мясных консервов и посмеявшись, что пусть будет тяжело желудкам, но легко плечам.

На второй день уже к полудню пришлось свернуть с благоприятной дороги и идти азимутом по лесу. Сразу стало труднее, и резко упала скорость передвижения. К вечеру вышли к истокам большого ручья, который должен был привести наш отряд к реке Чирко-Кемь, к новому участку нашей работы. Ручей протекал в довольно широкой и очень симпатичной долине, которая сразу поразила нас обилием птицы, особенно глухарей. До этого, на прежних отработанных нами участках, дичь встречалась так редко, что её с трудом находил даже Генкин пёс Жулик, а тут он буквально заголосил на всю округу, сгоняя то одиночных глухарей и тетеревов, то целые выводки. Два раза я видел птиц на выстреле, но прицельно ударить влёт, когда тебя в три погибели сгибает тяжеленный рюкзак, оказалось непосильной задачей. И только везунчик Генка умудрился сбить под лай Жулика зазевавшегося в берёзовых ветвях молодого глухарёнка.

У вечернего костра шло горячее обсуждение охотничьих проблем. Охотников было трое, и все остальные возлагали на них надежды, как на добытчиков вкусной еды, поскольку «Ритовая каша с Геннадиной» – так в шутку называлось наше чуть ли не основное блюдо, что готовила повариха Рита из риса с говяжьей тушёнкой, единственной из ассортимента мясных консервов, которые смог достать на базе наш завхоз Гена. Варить же на всю компанию, как того требовал народ, единственного глухарёнка Рита отказалась, заявив, что если завтра мы добудем ещё хотя бы двух, а лучше трёх, то она, употребив имеющиеся у неё в заначке остатки сушёной картошки и лука, сварганит нам с грибами отличную похлёбку по известному ей охотничьему рецепту. Все понимали, что это не пустая похвальба, так как из прежних вечерних разговоров на посиделках у костра было известно, что и отец, и муж Риты были охотниками.

Утро выдалось серенькое, пасмурное. Вставали, сворачивали лагерь и упаковывались с трудом, чувствовалась не прошедшая вчерашняя усталость, а впереди предстоял, похоже, самый трудный день. Подавая нам на завтрак густую манную кашу, сваренную на сгущёнке, Рита сурово напомнила охотникам, что ждёт от них подвигов. Быстро прикончив свою миску, начальник пробурчал своё традиционное: – «…Каша до первого подъёма…», на что повариха так же традиционно ответила, что: – «Сегодня уж наверняка умный в гору не пойдёт…». Парировать начальнику было нечем, поскольку сегодняшний путь намечался по самой нижней точке рельефа – по руслу ручья. Собравшись быстрее всех и отдав кое-какие распоряжения главному геофизику Люсе, он рванулся вперёд, и уже вскоре далеко в стороне от ручья раздался звонкий стук его геологического молотка.

Сегодня «боевой порядок» отряда был растянут и представлял следующую картину. Впереди с буссолью в одной руке и маленьким, но остро отточенным топориком в другой пробирался, спрямляя меандры ручья и делая затёски, старший топограф Ваня Казанкин. Вместе с ним орудовал, но уже большим топором, топографический рабочий Коля. Вдвоём они прокладывали отряду наиболее лёгкий и кратчайший путь, так что другим оставалось только чётко следовать по линии их затёсов, хорошо видимых в это пасмурное утро. Вплотную за ними, уклоняясь иногда в сторону на собачий лай Жулика, шныряющего по всей долине, выступал главный охотничий авангард в лице молодого геолога и начинающего, но уже подающего большие надежды охотника Александра и завхоза Гены, главного охотника нашего отряда. По их просьбе остальные выступали за ними с небольшим интервалом. А следующими – как раз была маршрутная пара в составе: я – топографический рабочий и растяпа Верка – оператор-радиометрист, которая вечно попадала в самые невероятные ситуации. По распоряжению начальника она шла с расчехлённым и приведённом в рабочую готовность радиометром, делая замеры. А я, естественно, должен был вести её в створе с затёсками, представлявшими для нас не только кратчайший путь, но и плановый геологический маршрут. Таким образом, наш мудрый начальник превращал ради плана наш вынужденный переход в опоискованный участок.

Я шёл, не спеша, считая шагами расстояние и указывая Верке точки для замеров, хотя мне так хотелось рвануть, насколько позволял рюкзак, вперёд, туда, где иногда подавал голос Жулик. За нами, тоже соблюдая некоторый интервал, выдвигались две наши главные дамы: повариха Рита и старший геофизик Люся. Та в свою очередь фиксировала в пикетажке Веркины точки и давала иногда команду двум шедшим в арьергарде «горным» рабочим, в обязанности которых входило рытьё шурфов, расчистка обнажений и прочая земляная и каменная работа. Горняков представляли два местных молодых карельских паренька, демобилизованных недавно из армии и не нашедших ещё себе хорошей постоянной работы. Одетые в синюю рабочую робу китайского производства, которую в качестве спецодежды носила тогда почти вся советская геология, эти неплохие ребята Василий и Андрей были очень похожи не только внешне, но и по голосам. Сейчас они по указанию Люси на ходу быстро и ловко пробивали шпуровой лопатой нетолстый растительный слой, добираясь до четвертичных отложений годных на протолочную пробу.

Денёк выдался удивительно тихим, когда в лесу каждый звук слышится отчётливо и узнаваемо. Где-то далеко впереди стучал топор пробивающих нам путь топографов. Справа призывно свистела самочка рябчика, видимо, созывая распуганных людьми птенцов. Иногда коротко взлаивал Генкин пёс. Сзади пыхтела Верка, и мне порой отчётливо слышался писк и пощёлкивание бета-датчика её радиометра. Пара, шедшая сзади, горячо обсуждала на ходу какой-то свой женский вопрос, и оттуда же изредка доносился лязг о камень шпуровой лопаты.

Уже через полчаса движения я услышал сначала азартный лай Жулика, а затем два выстрела, из чего можно было заключить, что заготовка на великую похлёбку началась. Мне так хотелось к ним, но слышимый временами стук геологического молотка начальника, коим он «ковал» наш прохудившийся план, как бы приобщал и меня к этому благородному делу, удерживая в створе затёсов.

На некоторое время я чем-то отвлёкся и перестал что-либо слышать. Из оцепенения вывел близкий собачий лай, чёткий лопот птичьих крыльев и звук посадки птицы. Мне даже показалось, что она мелькнула справа и скрылась в ветвях разлапистой ели с затёской, на которую я держал путь. И тотчас оттуда же показался Жулик. Добежав до ёлки, он азартно залаял, задрав кверху остроухую голову. Подойдя ближе, я тоже задрал свою, но в густом переплетении еловых ветвей не видел ничего. Мешал рюкзак, и я сбросил его. Обошёл два раза вокруг ствола, но ничего не мог разглядеть, а собака лаяла уверенно и упорно. Откуда ни возьмись, подошёл геолог Саша с разгорячённым от быстрой ходьбы лицом. Сбросив свой рюкзак рядом с моим и сказав на ходу: «Жулик нашёл и разогнал большой выводок», присоединился к моим изысканиям. Минут пять, как дети, изучающие новогоднюю ёлочку на предмет самой вкусной конфеты, ходили мы вдвоём под этой зелёной глухариной крепостью, пока не услышали насмешливый женский голос, явно принадлежащий поварихе Рите:

«Мужики, чего это вы тут хоровод затеяли?» Я вкратце попытался объяснить ситуацию.

«И так пóтом глаза залило, что глухаря не видите?» – продолжила она, подходя и тоже поглядывая кверху.

«Вот что, – обратилась она ко мне тоном, не допускающим возражения и промедления – Помоги-ка снять рюкзак и дай ружьё».

Я, не мешкая, выполнил обе эти просьбы. Она профессионально проверила предохранитель и подняла ружьё к плечу. Что-то ей мешало, и она сделала шаг в сторону. Потом переступила ещё чуть и тщательно прицелилась. Грохнул выстрел. Сначала посыпалась сбитая дробью хвоя, кусочки коры, а за ними, переваливаясь с сучка на сучок, к подножью ели свалилась тушка небольшого глухарёнка, явно из позднего выводка. Возникла, как у Гоголя, немая сцена. Но ненадолго. Неожиданно раздался чей-то свежий голос:

– Ну и глазастая баба! Смотри-ка, повариха, а каких двух мужиков, охотников умыла… Это незаметно подошли, и сразу просекли ситуацию наши горняки из арьергарда, но кто из них произнёс эту великую фразу – Вася или Андрюша я, не успев оглянуться, так и не понял. А поставила точку в этой сцене опять же глазастая Рита, заявив:

– Только этого заморыша я не понесу, мне и так Генка вчера подсунул одного – и она небрежно махнула рукой в сторону, где из костровых ведер, притороченных к её рюкзаку, торчал потрёпанный глухариный хвост.

Из-под лыж

С приходом зимы у птиц и зверей, зимующих в лесу, наступает нелёгкое время. Снег толстым слоем укрывает всю летне-осеннюю кормовую базу многих лесных обитателей, поэтому и приспособились некоторые звери отсыпаться в этот трудный период. Но снег – он не только враг, он ещё и друг, если уметь с ним дружить, и кто, как ни боровые птицы, знают об этом. Хотя и не обучались они физике, но тетерева хорошо соображают, что если в сильный мороз зарыться в пушистый снег, то сразу станет теплее. Для того и устраивают себе птицы – не только тетерева, но и рябчики, и глухари – снежные спальни. Нырнув прямо с дерева в пушистый снег, поработав немного лапами и крыльями, отползут они на полметра от лунки входа, снег засыплет входное отверстие, чтобы не поддувало с поверхности – вот и готов лесной снежный домик. Скоро от тепла, выделяемого пришельцем, снег вокруг него чуть подтает и схватится тонкой корочкой и ещё лучше станет удерживать тепло внутри снежной пещеры. И пусть снаружи беснуются мороз и вьюга! От тепла оттают берёзовые почки, которыми косач набил себе полный зоб, пока сидел на берёзе, начнёт он их заглатывать и переваривать, а на сытый желудок и спится хорошо. Вот и проводит он в своём «блиндаже» в самую морозную погоду часов по двадцать в сутки, выбираясь только по утрам и вечерам пополнить запас почек в зобу. И всё бы хорошо, да погода у нас на северо-западе капризная, неустойчивая.

После крепкого мороза и обильного снегопада налетит с Атлантики тёплый сырой циклон. В считанные часы температура поднимется до плюсовой, а то и дождик начнёт накрапывать, раскиснет, уплотнится поверхность снега, а к утру снова мороз. И так, порой, скуёт снежное покрывало, что идёшь по нему на лыжах, не оставляя следа. А косачи, не зная об этом подвохе, спят себе в снежных спальнях и не догадываются, что это уже не спальня, а саркофаг, из которого выход будет только весной, когда растает весь снег. Неоднократно встречал я по весне на лесных опушках под высокими раскидистыми берёзами такие печальные кладбища. И это, как я предполагаю, один из основных факторов резкого колебания численности боровой птицы в наших лесах, особенно в последнее время, когда начал резко меняться климат. А предыдущие три года – другая большая беда, – снег до Нового года совсем не образует в лесу защитного покрова. А помните, как в 2007 году встречали рождество под дождём! После таких природных катаклизмов промокшие, не имеющие возможности обсушиться и согреться, птицы часто заболевают и гибнут. Даже такой лесной богатырь, как глухарь, не выдерживает этих «сюрпризов» природы.

А всего лишь полстолетия назад всё выглядело иначе. Зима – так зима, с обильными морозами и снегами, и птицам есть, где укрыться, и охотнику на лыжах есть возможность прогуляться ранним утром вдоль берёзовых перелесков и получить одну из редчайших и увлекательнейших охот на боровую птицу. Конечно, рябчика или глухаря найти просто так, без подготовки, довольно сложно, а с тетеревами – попроще, особенно сельскому охотнику или приехавшему в знакомые места на несколько дней. Только надо не лениться, а прогуляться ранним вечером, пока ещё достаточно освещения, по подходящим для тетеревиных стай местам, оглядывая в бинокль опушки леса и все те места, где есть куртины или массивы крупного березняка. Чёрные шары косачей на опушённых инеем берёзах прекрасно смотрятся даже на очень большом расстоянии. Остаётся только хорошо запомнить эти места, чтобы не блудить утром.

Четверть века прошло с тех пор, как поселился я на севере Карелии. Ещё до приезда туда я из прочитанной литературы знал о существовании охоты на тетеревов из снежных лунок, и даже, помнится, пару раз в юности на Карельском перешейке поутру поднимал, конечно, случайно ночующих в снегу тетеревов, но всегда это было неожиданностью, и я не был готов к выстрелу.

Впервые зимуя в деревне, я, естественно, вспомнил о существовании такой зимней охоты, и мне захотелось обязательно её попробовать, тем более что несколько небольших стаек тетеревов постоянно держались неподалёку от деревни, хотя и всё время в разных местах. Но их я уже знал по охоте с чучелами. Видимо, в плане трофеев было бы проще продолжать именно этот вид охоты, поскольку я стал замечать, что тетерева теперь, с наступлением устойчивого снежного покрова, садятся и на низкий березняк, и на сосняк. Но уж очень скучно было мне сидеть часами в ожидании подлёта птиц, да и холод донимал, несмотря на тёплую одежду.

В ту пору у меня имелся простенький, но достаточно сильный монокуляр, и с его помощью я стал по вечерам отслеживать местонахождение тетеревиных присад. Но уж очень они сильно перемещались. Я, к примеру, обследую безрезультатно великолепные, на мой взгляд, березняки на Тресливом ручье, потратив на это весь вечер, а утром мне рассказывают, что хорошая стая косачей и тетёрок вечером сидела в чахлом березняке с ольшаником в низовье реки за складами, хоть стреляй по ним из оконной форточки крайнего дома. И так – дней пять подряд я не мог определить место их ночёвки.

А снег всё подсыпал. Широкими охотничьими лыжами я обзавестись тогда ещё не успел. Владел роскошными «Бескидами», на которых прошёл не один сложный поход по Кольскому полуострову, но они были тяжеловаты и недостаточно широки для свежевыпавшего снега, и теперь я на них просто «тонул». Случайно отыскались на чердаке старенькие, времён войны, берёзовые «дрова» почти такой же, как Бескиды, ширины, но подлинней, а главное – полегче, так что на них я всё-таки мог передвигаться.

Засёк я всё же тетеревов и совсем недалеко от деревни. Весь вечер обдумывал детали предстоящей «великой» охоты, а подумать было над чем. Во-первых – время, я ведь не знал точно, когда они по собственной инициативе выбираются из лунок – на рассвете или позже? А от этого зависит, когда надо быть на месте, чтобы их опередить. Придти пораньше? Что толку, можно подшуметь, а в потёмках наверняка не выстрелишь. Как быть с лыжными палками? Пойти совсем без них тяжело и неудобно, но на месте, когда в любой момент возможна стрельба, они будут мешать. Хорошо, что вмешалась умница-жена, предложив простой и опробованный давно вариант. Может быть, помните, как нам в детстве мамы оборудовали на шнурках варежки, чтобы при случайном снятии с руки их невозможно было потерять. Так я поступил и с палками.

Когда я утром вышел на крыльцо с лыжами, покрашенными белой краской, одетый в белый маскхалат и с ружьём на плече, то, наверное, был похож на партизана-разведчика времён мировой войны. Серенькое пасмурное утро приняло меня в свои объятия, и я растворился в нём среди берёз, ольшин и ивовых кустов.

Быстро добравшись до замеченного вчера места, долго ходил, осторожно переступая лыжами, не находя лунок. То ли тетерева сместились перед сном, то ли сам я не точно засёк их вечернюю стоянку. А утро разгоралось. Наконец, взгляд зацепился за неровность снега. Это показалась первая, наполовину присыпанная лунка. От волнения мне сразу стало жарко, я выпустил из рук взятые специально самые лёгкие спортивные палки, и они послушно повисли на киперной ленте. Скинул с левой руки перчатку, отвернул вверх уши у старой шапки-ушанки, чтобы лучше слышать, и подал вперёд кнопку предохранителя на ружье. Теперь я был готов к их вылету… Но они и не думали это делать! Я даже засомневался, есть ли они тут вообще? Но лунки, а я уже осторожно обошёл их штук пять, выглядели так, как будто в них только забирались, а не вылезали. И потом, из прочитанных мною книг я помнил, что птицы и не пятятся назад, чтобы выбраться из той же лунки, через которую они забирались в снег, а просто пробивают вертикально корку снега над собой.

И тогда мне пришла в голову весёлая мысль: – они же спят, видят, может быть, самый сладкий утренний сон, и я их сейчас начну будить! И, приподняв правую ногу, я громко шлёпнул лыжиной о снег рядом с одной из лунок. Такой мгновенной реакции я, честно говоря, не ожидал. Между моих широко расставленных лыж на уровне их загнутых концов словно взорвали гранату, черныш чуть не оцарапал мне лицо крылом, запорошив на мгновенье глаза снегом. Это меня так ошеломило, что я не смог по нему выстрелить, только тупо проводил его глазами до тех пор, пока он не скрылся. Стоял, очухивался, обтирая платком мокрые от снега лоб и щёки. Но хорошее настроение быстро вернулось. Я даже пожалел о невозможности с кем-то пошутить пришедшей на ум фразой, что на такой охоте нужно доплачивать за риск и вредность.

Второго я будил не так настойчиво, но в результате он ушёл от обоих сделанных по нему выстрелов. Третий поступил со мной точно так же. Я был в бешенстве, тем более, что пока я перезаряжался, следующая птица, оказавшаяся тетёрой, «вышла из спальни» без моей просьбы и ушла без выстрела, о чём я уже через минуту не жалел, поскольку рыжие тетёрки никогда не считались объектом моей охоты. Окинув взглядом «поле боя», я сообразил по количеству лунок, что это была только отдельная группа птиц, а остальные могут быть где-то неподалёку, что давало мне возможность взять тайм-аут и немного собраться с мыслями. Я должен был понять причину своих неудач.

Ну, не «чайник» же я в охоте, в конце концов! Я могу сбить на лету рябчика, когда он срывается с дерева, я попадаю в чирка на вечерней зорьке, так почему же я так позорно промазал по двум таким большим, в сравнении с чирком, птицам и упустил третьего совсем без выстрела. Ладно, этого я не жалею, он ошеломил меня неожиданностью, но к тем-то я был совершенно готов. И тут меня осенило – в этой необычной охоте, когда дичь вылетает у тебя прямо из-под ноги, не можешь удержаться от соблазна пальнуть по ней как можно скорее, а в стрельбе накоротке промахи не редки. Это даже хорошо, что я ни разу не попал, – что бы от них осталось?

Следующая группа лунок отыскалась даже раньше, чем я предполагал, но здесь картина была уже иная. Ночующие тут птицы не могли не слышать моих выстрелов и были настороже. Едва я приблизился к ближней лунке, как из снега с эффектом красивого фейерверка поднялось сразу пять птиц и все черныши. С дистанции десять-пятнадцать метров это выглядело гораздо красивее, чем когда они поднимались прямо у лыж. И теперь, с нормальной дистанции, я умудрился сделать один из красивейших в своей жизни дуплетов. Если бы это видел наставник моих юношеских охот, незабвенный Анатолий Николаевич, он наверняка горячо похвалил бы меня…

Я никогда больше не стрелял тетеревов из лунок. Для этого не находилось ни времени, ни возможности, ни тетеревов. Но я не жалею об этом! Едва ли мне удалось бы повторить те два незабываемых, таких красивых выстрела, а на меньшее мне как-то не хотелось соглашаться.

В лесах

Рассказ – Второе знакомство

«Впервые держу в руках глухаря…»

Первая одностволка

Рассказ – Подранок

Руслан и автор.

С первым тетеревёнком.

Рассказ – Голубой дунай

Станция Сосново

Жека и «одноглазый»…

Рассказ – В осеннем шалаше

Стая тетеревов на кормёжке.

Установка чучел.

Заманивают гостей…

Результат.

Сергей с тетеревами и ястребом.

Рассказ – Сентябрьские концерты

Мыс Наумиха. За скалами «прячется» лагерь…

Лагерь на Наумихе, когда вдвоём…

Так он пел над палаткой…

Гоготание гусей для охотника тоже музыка…

Рассказ – Из под лыж

Примерно так, как на этой картинке, бывает и на самом деле…

Здесь ночевали тетерева…

Покинутая ночная «постель»…

Результат охоты