Текст книги "Алфавит. Часть вторая. К – Р"

ПОХОЛОДАНИЕ

Обступили события.

Серьёзные. В глаза заглядывают.

«Худо твое дело, карта твоя битая…»

Говорят, а сами козыри выкладывают.

«Хорошо зарабатываешь? Ну, это так, между прочим,

Чернильная душа, кто за тебя пойдёт,

Бизнес-вумен, принцесса? Принц-чернорабочий,

Не дави перо, сама пойдет».

В Кремле большие стрелки надкусили полночь.

Сейчас раскусят, сплюнут, и рассвету дверь отворят.

Снег идёт по стране, сигареты тушит, сволочь,

На кострах шипит. А костры всё равно горят.

Краны разворачиваются в областях адских.

В областях райских пьют амброзию, молоко.

Женщины обожают, но не любят принцев датских.

Не обращай внимания. Дыши глубоко.

Снег на страну наваливается белой тушей.

А страна работает, дышит. Не спи, дыши.

Быть или не быть? Глупостей нипочем не слушай.

Конечно Быть! – в объёме

Силы. Любви. Души.

ПОЭТ 70-х

Найдёт такое вдpуг затменье,

Зевотой вывеpнет скулу,

Поpа pазбpасывать каменья

И pазбазаpивать хулу.

Хохмить, совать в колёса палки,

Дpузей поумеpяя пpыть,

Одной молоденькой нахалке,

Рыдая, душу пpиоткpыть,

А там игpать её судьбою

Как детским мячиком, игpать

Такою чистою любовью,

Что гpех её не замаpать,

И едкий дым от папиpосы

Пустить в огpомные глаза,

Чтоб в слезы канули вопpосы

И pасставаний адpеса,

Кpичать и биться истеpично

В чаду общаг, в бpеду ночей,

Что вздоp всё общее, всё лично,

И лично я уже ничей.

И опpавданье мне найдите

Когда цаpьку или цаpю

Во ослепляющем наитье

«Не засти солнце!» – Говоpю.

Но солнце застят. И повозку

Угpюмо катишь под леса,

И небо в синюю полоску

Уже не так слепит глаза.

И есть уже pечам коppектоp,

И веpят люди за спиной

Что ты ничей, вполне конкpетный,

И тpафаpетно-номеpной.

Сомкнулся кpуг pазъятых звеньев,

Ты, наконец-то, стpоишь дом

Из тех, pаскиданных каменьев

И вновь подобpанных потом,

И всё, что стало в жизни личным,

Обобществлённые дела,

И кулаком педагогичным

На место впpавлена скула.

ПРАЗДНИЧНЫЙ ТЕРРОР

 
Сеpдечной тоской, недостаточностью
Были пpазднички нехоpоши,
Шиpоким похмельем, пpипадочностью,
Но был и пpосвет для души:
Меж пpаздничками, точно в паузе
Сеpдечной, забившись в тенёк,
Один был, цаpапался в заузи,
Как слесаpь, pабочий денёк.
Хоpоший такой, озабоченный,
Сухой такой, узенький, злой,
Пpаздничками обесточенный,
Цаpапающийся иглой,
Как будто бы ключиком в двеpце,
Меpцал и цаpапался в сеpдце…
 
 
Хоpоший, pабочий денек.
 
 
***
Предосенняя рощица. Камни. Мох. Синева.
Словно на руки просится золотая листва.
Жгут листву по окраинам, дым стоит у пруда,
А «братве» неприкаянной прислониться куда?
Время, времечко летнее, прогорело дотла,
Ну, застреха последняя, шашлычок да зола!..
Хорошо им, воробышкам, в круг повыгрести медь
И по сереньким взлобышкам, пригорюнясь, неметь,
На закате им верится, и беда не беда,
С этих камушков сереньких никогда, никуда…
За вечернею кружкою дотлевает «братва»,
Над последней пивнушкою
Тихо кружит листва…
 

ПРИЗРАКИ

 
Держава замшелого гипса,
Слои известковой культуры.
Скульптуры, скульптуры, скульптуры,
Скорлупки одических лет,
То локон волнистый, то клипса
Белеет в траве, то фигура
Встаёт из травы пионера
С трубою, с лицом изувера.
А рядом стоит туалет.
 
 
Как парк этот всё же печален,
Могилен и мемориален,
Как тих он, зелёного гипса
Загробно мерцающий свет!..
Здесь плавают черви и слизни,
В беседке не убраны листья,
И кажется, намертво слипся
Целующихся силуэт.
 
 
Нет, не было в жизни былого,
Нелепого не было, злого,
А были вот эти скульптуры
И были свои мастера,
А если злодеи и были,
Злодеев злодеи забыли,
Забыли скелет арматуры
С обломком стального ребра.
 

ПРИКОЛ-ЗВЕЗДА

 
Звезда к звезде, плывут не отставая,
Переливая смутные цвета,
И лишь одна недвижна, осевая,
Полярная звезда, Прикол-Звезда.
 
 
Сияющие северные были,
Дремучие предания земли…
Кровавой мглой не раз её затмили,
Туманами её заволокли.
 
 
Но воздвигая пламень тёмно-синий,
Сияла вновь из глубины времен
Звезда надежд, Прикол-Звезда, Россия
С кочующим созвездием племён.
 
 
Там, в глубине полей сырых, туманных
Чуть брезжило в дымках дворов и трав,
Вызвезживало тайное из тайных
И проступало сказкой, песней в явь.
 
 
Движением кольцующим и плавным
Сливало голос крови вековой
И высилось из всех приколов главным,
Сплотившим души тайной круговой.
 
 
Так, явь России – тайная, доколе
История взирает свысока,
Как на её таинственном приколе
Туманные вращаются века.
 
 
Так песнь, что ход времён окольцевала,
Пронизана дымком полей и сёл,
Её граница и её начало,
И души звёзд связующий прикол.
 
 
***
Припадёшь к асфальту – шорох,
Проточивший города:
Люди в ярких коридорах,
Черви в норах, поезда.
 
 
Батюшки, а над гудроном,
Вскинешь взгляд – наверняка
Реактивные, вороны,
Серафимы, облака.
 
 
Над тобой в огнях потемки,
Под тобой огни во мгле,
И стоял бы ты на кромке,
Пёс двуногий, при котомке,
Против неба на земле.
 
 
***
Приходили к бабушке цыгане,
Пили чай, калякали с внучком.
«А играть ты будешь на баяне…»
«А немножко будешь дурачком…»
 
 
Помню я цыганскую вещунью
С космами седыми в пол-лица,
Шепоча заклятья и кощуны
Ворожила, втайне от отца.
 
 
Врачевала, склянками побулькав,
Только зелье пробуя на вкус,
Все равно перечила бабулька:
«Внучек-то мой – вылитый Иисус!..»
 
 
Бегал я от школьных расписаний,
Струны драл гитары дворовой…
Не сбылось одно из предсказаний.
Но зато другое, Боже мой!..
 
 
Так и прожил не размыслив сути
Откровенья, грозного огня,
Бабушка, о Господи Иисусе,
Ты Кому сподобила меня?
 
 
Таинств и размысливать не смею,
Попросту дивлюсь, чтоб не соврать,
Просто вот молюсь и не умею
Огненного действа разобрать,
 
 
Просто одному, кто всем внимая
Не предал нигде и никого,
Верю, верю… и не понимаю.
И не понимаю ничего.
 

ПРОГУЛКИ

Не оставлять следов, ходить по тротуарам,

Входить в дома, в сердца неслышно, чуть дыша,

Смотреть в глаза тайком, нам не проходит даром,

Чтоб невзначай в ночи не вспыхнула душа.

Нам вспомнится ещё и глаз соприкасанье,

И то ещё потом, поверь мне, как болят

Глаза, и то, как жизнь потом вся наказанье

За этот взгляд,

Совсем

Не бывший, может, взгляд.

Плыл город в тишину, в листву, в ночные светы,

По линиям аллей у ночи на руке

Мы шли не разгадав, не веруя в приметы,

Чем перед нами путь блистал невдалеке.

Что вспомнится ещё? Сказать определённо

Едва ли. Но усмешка – вполуоборот…

На перекрёстка свет

То красный, то зелёный,

Троллейбуса из мглы

Печальный

Разворот…

ПОСЛЕ РАСКОЛА

Как ни глянь – послесмутье. Хоть не стой, не смотpи.

Но в смиpенье, в pаспутье, в нищих гpязях заpи

Есть pоскошная деpзость пpосто взять, умеpеть,

И на всю эту меpзость никак не смотpеть.

Ибо в целой вселенной вообще, вообще

Всё, что есть, неизменно в самой сути вещей.

И куда-то стpемленье, яpкой мысли посыл —

Только пpеодоленье тёмных сжатий и сил.

Эхом Богу отвечен, всем стихиям pазвеpст,

Ты одним человечен – пpесекающ твой пеpст!

Посветлей и попpоще есть, однако же, путь:

Вот сейчас, к этой pоще потихоньку свеpнуть,

Дpевесами сухими гpеться в ночь у огня,

И спасти себя в схиме до гpядущего дня,

Где пpед бездной надменной, на юлящем пути,

Пpедстоять неизменно – неизменно идти.

Свет заpи догоpает. У заpи на кpаю

Всё стою, выбиpаю…

Тpи столетья стою.

ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ

Тут хоть пошли, хоть не пошли,

История пошла,

Он девочке сказал пошли?

И девочка пошла.

На остановке, под дождём,

История светла,

Он девочке сказал пойдём?

Пойдём ответила.

В мыслишках грай, в детишках рай,

В пальтишках набекрень.

Он девочку привёл в сарай,

Под райскую сирень.

Чулочки мокрые ссучил,

Трусишки, то да сё,

Спросил как звать, и получил

Согласие на всё.

Пыхтели, как в цеху наждак,

Потели, как в депо.

– «Ты по? – спросил, – ну чо, ништяк?»

Ответила – «Не по…»

Тут хоть пошли, хоть не пошли,

История пошла,

Он девочке сказал пошли

И девочка пошла.

На остановке, под дождём,

Святая простота,

Поёжась, он кивнул: идём?

Идём, кивнула та.

Сирень, бекрень, курай, сарай,

Трусишки, то да сё,

В мыслишках грай, в детишках рай,

Согласие на всё…

Был просто май. Была гроза

И ветер в голове,

И мальчик девочке сказа…

И девочка отве…

***

Прости меня, родная, посвети

Вослед мне приглушённым светом окон,

Прости меня, любимая, прости

За то, что тих твой свет, что одинок он,

Прости меня за всё, что не сбылось,

Прости меня за всё, что получилось,

Что поутру росою так зажглось,

Что ввечеру слезою помрачилось,

Прости, когда на то достанет сил,

Прости меня за то, что я не знаю

За что всю жизнь прощения просил,

Но все равно, прости меня, родная.

***

Пускай в былом та вешняя боязнь,

Где завершённость чувств ещё излишня,

Она сладка, давнишняя приязнь,

Как тёмная, надклёванная вишня.

Она теперь воистину мила,

Превозмогла апрельскую прохладу,

И сумасшедший зной перемогла,

Склонённый к августеющему саду,

Тех утренников дрожь и колотьбу,

Тех полдней сушь избыв, всей статью плавной

Вошла в повечеревшую судьбу,

Как в лунный сад, хозяйкой полноправной,

И месяц, осиявший нас, медов

Той, старомодно вызревшею новью…

Приязнь была лишь завязью плодов,

Под осень обернувшейся любовью.

И пусть отчаяньем наш долгий путь извит,

Пусть ноет там минувшее щемяще,

Блаженно искушавший, он язвит,

Накрап тот, терпким привкусом, всё слаще…

***

Пчела взлетела – точка золотая,

Вся в звоне, точно в облаке тугом.

Вот цель её предельная, простая —

Взять каплю мёда гибким хоботком.

А сколько шума, дыма, мельтешенья

Раздуто в тихом воздухе, и цель

Уже как будто скрылась в нём, и звенья

Причин и следствий перепутал хмель.

Не так ли ты, в цветных туманах роясь,

С простым и ясным смыслом расходясь,

Кружишь меж «так сказать», да «бишь», да «то есть»,

Сверх сути непомерно разрастясь?

Но если некто вынет из объёма

Той ауры тебя, со стороны

Ты разглядишь тоскующего гнома,

Оставленного облаком весны,

И, как сквозь марсианский лепет, хрупко

Сквозь речь твою проступит суть твоя:

Нетающая точечка поступка,

Волнуемая дымкой бытия.

ПЬЯНЫЙ ПРИГОРОД

 
Лучшие пьянки, как дети,
Краденым счастьем вольны,
учшие песни на свете
Кликами воли хмельны.
 
 
Слышишь? Трубят электрички,
Личики смотрят в стекло,
Как тут не брать по привычке
Вместо билета бухло?
 
 
В тамбуре запираться
Где-то на станции «Лось»…
Кончилось время пространства.
Время любви началось.
 
 
Солнышко, как тебя кличут?
Песенкой грусть озари,
Под перебор электрички
Горлышко посеребри,
 
 
Вздрогни, Маришка-Иринка,
Разовая дереза,
Пригородная соринка,
Розовые глаза,
 
 
Вздрогни и спой мне, Аришка,
Слёзку стряхнувши, как сор,
И не горюй, что воришка,
Кто не воришка, тот вор.
 

ПЕПЕЛЬНИЦА

 
Мнима духовность, возвышенность мнима,
Пепельница одна
В нашем дому струйкой синего дыма
Легко одухотворена.
Грустно ей, снова вечерняя зорька,
Снова, как было не раз,
Пепел сбивая, встречаются горько
Руки… и губы у нас.
 

СОНЕТ С ОБРАТНОЙ СТОРОНОЙ

Преполовение любви…

О, дурь! Скажи уж лучше – страсти,

Грызни, зубасти и мордасти,

И больше ни в какой напасти

Высоким словом не зови

Того, что делится на части.

А целое делилось так:

Сперва возвышенные враки

О доме, о семье, о браке.

Потом исчезло слово брак.

Плохое слово. Полный мрак.

Затем семья. За ней во мраке

Шатнулся дом. Возня и драки.

Преполовенье? О, дурак!

………………………………….

И впрямь. Такого слова нет

В давильне этой плотоядной.

И тут кончается сонет,

И начинается обратный

Сонету безобразный «штиль»

Незавершённых отношений,

Угроз, проклятий, слёз, прощений,

Казалось, списанных в утиль.

Ан нет, однако ж. Ты смотри,

Ты только посмотри сторонне

На двух безумцев, на балконе

Сводящих счёты до зари!

Что это? Драма двух сердец,

Чей пафос репнул к середине,

И двое, бившихся в гордыне,

К утру смирились наконец?

И вот объятья, соловьи,

И рыд, и край небес в крови,

И бред какого-то обета…

Ты посмотри в разлом рассвета,

А может быть, и вправду это

Преполовение любви?

***

Перекошенные осины,

Шум вдали, голоса, неурядицы…

Это было когда-то, в России.

А Россия всегда повторяется.

Это странно, когда вдруг присмотришься,

Вот в лесу человек. Явь и таинство.

Смотрит в небо. Закурит и морщится.

Бродит молча один. Может, кается?

И прозрачно в лесу, и задымлено.

Человек бродит грустно, задумчиво.

А порублено как, а попилено!

Отрешённо-то как, неуступчиво…

И змеится в душе, над раздумьями,

Хмель, зовущийся дымом отечества,

Словно тихая сказка с колдуньями,

Где ответить по правде и нечего.

Так в сердцах вызревают трагедии

Скрытой прежде от всех отчуждённости.

Стая птиц. Лучше просто глядеть её,

Просто так за спиною ружьё нести.

И сладимо чадит, и коробяще

Гарь несбывшегося человечества.

Мироздание. Родина. Рощица.

Дым отечества, дым отечества…

***

Перелетная! Постели

Перепархивая, сны,

Континенты, колыбели,

В самом деле новизны

Ищешь? Или так, помстилось

Нечто в области огня?

Почему-то опустилась

И пригрелась у меня.

Богомольна и нахальна,

Скрытна и обнажена,

И бесстыжа, и сусальна,

Растворилась где-то на

Грустном вздохе. В самом деле,

Неужели ты была,

В самом деле на постели

Бились жаркие тела?

Крестиком ожгла солёным,

Сладким прикоснулась ртом…

В белом небе самолётик

Тает сахарным крестом.

«Песни народностей»

***

Молодой израильтянин,

Русский патриот

«Широка страна…» – затянет

И ревёт, ревёт.

Солона слеза Синая,

И тоска, тоска,

И длинна страна родная,

И узка, узка…

***

Вскричал мордвин, в удмурта

Злой перст вперя:

– Вот морда!..

– Будь твёрд – решил – будь мудр.

И промолчал удмурт.

– Цэ хам, по морде видно —

Подумал про мордвина,

Но промолчал, как тать,

Хохол, ни дать, ни взять,

Мечтатель, супротивный

Всей сволочи партийной,

Нацьоналист активный

С Украйны самостийной,

Задумчивый такой…

И вытер пот рукой.

***

Жил один один чувак.

Чуваш.

Чавкал по ночам, чувих

Чухал, хавал свой лаваш.

– Псих? – его спросил я,

– Псих —

Мне чуваш ответил —

Дашь

На полбанки?

Малых сих

Обижать не стану.

Дашь?

Дашь – разделим на троих,

Ты, да я, да наш лаваш… —

Тут захохотал чуваш.

Псих!

* * *

К зырянам чукча не придёт.

Зачем ему идти?

В родимом чуме пропадет.

И мать его ити.

К зырянам чукча не придёт,

К тувинцам эскимос,

К эвенкам нивх. Но вот вопрос,

Но вот мучительный вопрос,

Последний нонешний вопрос —

А что произойдёт

Когда никто и ни к кому,

Ни к лешему, ни к самому

Себе корявому, во тьму,

Гуськом, ползком, по одному

Возьмёт и не придет?

* * *

Это было в старом парке,

Ночь туманная была,

Мы коньяк свекольной парки

Нежно пили из горла.

Мы сидели, целовались,

Рисовался наш роман…

И зачем-то рисовались

Два чечена сквозь туман.

И зачем-то из тумана

Вышел месяц, как чечен,

У чечена из кармана

Что-то светится… зачем?

Почему один сгустился,

И сгущается досель,

Где второй запропастился?

Где скамейка? Где мамзель?

Почему никак не вспомню

И ума не приложу

Как засел в каменоломню

И сижу, сижу, сижу?

И сгущается сквозь дымку,

Скалит зубы горячо,

И сидит со мной в обнимку

То ли месяц, то ли чо…

***

Один мордвин

мордатый

Мордоворот

Сказал:

«Когда б я был поддатый,

Я б лыка не вязал.

А как вяжу я лыко,

Так и не поддаю.

Тоскливо мне и дико,

Вяжу за лыком лыко,

За лыком, блин, да лыко,

А вот, не поддаю!

Ты ран не береди-ка,,

Ты во что, брат мусью,

Поближе подойди-ка,

По морде надаю!..»

***

Старый жопашник Вартан

Был певуч, как Ив Монтан,

Потихонечку мурлыкал,

Приспуская свой «Монтан».

Ах, Вартан, ах, Вартан,

Просчитался ты, братан,

Тряс башку твою седую

Милицейский капитан:

– Всё чирикаешь, свистун,

Всё мурлыкаешь, блядун,

Малолеток совращаешь,

Старый жопашник, пердун!

Как заплакал, заморгал:

– Я ведь что предполагал?

Я ведь думал – дикий мальчик

Через рощу пробегал…

Вах, вах, вах…

***

Жил в долине старый Азик,

Он латал свой старый «ПАЗик»

И влетал в Нагорный Карабах,

Слышал там стрельбу, наганы,

Слышал: «Азербуд поганый!..»

И гранаты гробное ба-бах.

Почему же старый Азик

Не жалел свой старый «ПАЗик»

И себя, безумного, губил?

Потому, что – сердце пело!

Потому, что – кров кипела!

Потому, что – родину любил!..

***

– «Я вэс бэс вас скучаю,

Позволь вас прыгласы

На палку чая,

На стакан колбасы…»

***

Не говори в конце

«Алаверды»*,

Не говори в конце

«Аяк талды»**,

На хинди, на фарси

Ты не форси,

И не гони коней,

Жив скромней,

Говнализы мочи

Боготвори,

И вообще, молчи,

Не говори…

– – – – – – – – – – – —

*Алаверды – типа «Наше вам» (Груз.)

** Концерт «Аяк-талды» типа «Всё, концерт окончен». (Каз.)

Конец цикла «Из песен народностей»

………………………………………………………………………

и т. д.

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —

Клич-заклинание для партийного подкаблучника

ты очухайся гражданин ты вставай с покаянных колен из широких своих штанин доставай свой красный билет перед дамами не плохуй доставай свой мужской билет и билетом себя страхуй и на стол его и на стол и билетом себя страхуй или ты позабыл что член не забыл так давай страхуй ты активный страхующий член значит ты поактивней страхуй страх выходит уже из колен страх выходит но ты страхуй доставай и страхуй страхуй страху нет зато есть билет страху нет в тебе страху нет страху нет продолжай страхуй ты ведь член ты отличный член ты свой член бесконечно страхуй повторяй член член член член член член и востри его и страхуй и давай доставай страхуй доставай свой членский билет и мужсккй половой член и такой половой член как мужской половой хуй…

***

Писатель третьего «эшелона»,

Кто тебя помнит? Никто.

А второго? Неявно, уклонно.

А первого? Кое-кто.

Поэт из ударной «обоймы»,

Неважно какой «эшелон»,

Взорвал все мины и бомбы,

И смолкнул ходиков звон.

Писательский продержался

Долее всех «десант».

Но как запевал тех жалко!

Как вино текло по усам!

Я не о гениях, к ним-то

Ни время, ни ярлыки

Не липнут. И ходит имя,

Мёртвым ходикам вопреки.

О тех я, в ком были силы

Пружинами заведены,

Кому, грех сказать, в России

Страшно жить без войны.

Чьи выжгли сырую бездну

Огненные матюки…

Царствие вам Небесное,

Железные старики!..

ПЛАЧИ

Плачу. Родину своровали.

А крутое крутили кино!

Плачу. О первой любимой? Едва ли.

Это было слишком давно

Плачу во сне. По горькой обиде?

Я кого хочешь обижу сам.

Плачу. Может быть, по Атлантиде?

По граду Китежу? По небесам?

Плачу, как плачет глупая баба,

Которой привиделось то, сё.

Жизнь не сложилась? Вроде, не слабо

Пелось, гулялось. Плачу, и всё.

Утром опять подушку хоть выжми.

Купил кило, и к друзьям на плов.

А у друзей вся квартира в пижме.

Тоже плачут. – Изводит клоп…

………………………………….

*Пижма – народное средство от клопов

«ЗНАНИЕ – СВЕТ»

 
Полночь. Журчание лампочки.
Жужжелицы воркотня.
Как обнажаются бабочки
Под зеркалами огня!
Тянет мучительной тайною
Огненный вызов, дурной,
Перед любовью летальною
Скинуть прикид кружевной!
Самая тайная мания,
Самая маята,
Самое тамое знания,
Самое тамое, та…
 
 
***
По вечерам выгуливаю ногу
Скрипучую, в громоздком сапоге.
Я выхожу, как Байрон, на дорогу,
И снег скрипит, ответствуя ноге.
 
 
Бредёт нога, измучена артрозом,
А наверху звезда моя горит,
Искрит, вовсю распущена морозом,
И Лермонтов со мною говорит:
 
 
– Не Байрон я, и ты, урод, не Байрон,
Что хнычешь тут, взывая к небесам?
Тут каждый сам холоп себе и барин,
И каждый на дорогу ходит сам.
 
 
Ты не ищи товарищей в подмогу,
Свой путь доводит сам любой зоил…
– Не хнычу я, выгуливаю ногу,
Она меня доводит, Михаил!
 
 
Выводит из себя, но и доводит
До ели у опушки, до звезды,
Выводит, но доводит, ведь доводит!..
А про друзей не надо ерунды!»
 
 
ПО ГРЕБНЮ БАРХАНА (Песня)
 
 
Ракетницей чёрная даль осветилась
И бабочка медленно в ней запорхала,
И вдруг – распустилась, и вдруг покатилась
По гребню бархана, по гребню бархана.
 
 
А утром её отмерцавшие крылья
Втоптали в песок сапогом беспощадным.
Мне снились следы сапогов тупорылых
На гребне песчаном, на гребне песчаном.
.
Я шёл на заданье, боясь оступиться,
Шатнуться на гребне, упасть бездыханно,
И вдруг покатиться, и вдруг покатиться
По гребню бархана, по гребню бархана.
 
 
Я выжил, я встал из песчаных заносов,
Сошлись мирозданья разбитые части,
Расплавились гвозди сапог тупоносых
С подковками счастья, с подковками счастья.
 
 
Уже далеки эти сны и печали,
Столица рекламами благоуханна,
А память всё тянет в те дальние дали,
По гребню бархана, по гребню бархана.
 
 
***
Поверни изумруд на градус,
Перевёрнутый кем-то во мраки —
Распахнётся такая радость,
Засверкают такие драки!
Неужели никто не видел
Залежь молний, огней и гроз?
Видел, видел! Да ненавидел.
И завидовал. Глупо, до слёз…
 

ПОВИЛИКА

 
Ты говоришь бессовестно, неясно,
Перечисляешь чьи-то имена,
Пьяна, как от полночного вина.
От каждого бесстыжего нюанса,
Сама собою заворожена,
Сидишь, обняв колени, на кровати
В каком-то лунатическом хмелю,
Как повилика гибкая в халате,
И пьёшь свой тёмный бред, а я терплю
И жду, когда ты вздрогнешь, отшатнёшься,
Опомнишься, залатик расстегнёшь,
Вокруг меня всем телом обовьёшься
И выпьешь кровь… и, всё-таки, вздохнёшь.
Но умертвишь – как самка богомола…
И жвал, присосок, рта не отерев,
Искать пойдёшь, кто так же глуп и молод,
И ждать, когда очнусь,
Вновь умерев…
 
 
***
Пока земля ещё вмещается
Рубином в часики небесные,
Пока в земле ещё сгущается
Посев и огоньки чудесные,
Смерть далека. Неясной силою
Земля, напружив корешки
И выгнав травы над могилою,
Крестом сшивает узелки…