Текст книги "Камни и молнии (сборник)"

Перешагнуть через это даже для Ильи представляло проблему, и он то и дело поглядывал на хронометр, будто равномерное мелькание цифр могло подсказать решение. Но хронометр был всего лишь неумолим в своей точности.

Подходя к лабораторному павильону, биолог видел, что по бульвару опять идут люди. Теперь, покидая ферму, они брели по домам. Совсем рядом прошла Нина с семьей и, как будто, его не заметила. Это было страшнее, чем умоляющий взгляд, которым она прошлый раз его провожала. Он, вдруг, почувствовал себя виноватым. Люди шли молча, как в лунатическом сне. Но то был не сон, а шок. Биолог понял и содрогнулся. Только что они были свидетелями безумных событий: верзилы пригнали «покорное стадо» на ферму, выбрали жертвы и, скорее всего, присосавшись, у всех на глазах, несчастных «опустошили».

«Что делать»? Илья взбежал по лестнице и первое, что увидел, были разбросанные повсюду пробирки, детали приборов, кассеты, журналы, обрывки какой-то материи, пена, зловонная масса, битые стекла. На стенах – разводы и препротивные пятна. Похоже, здесь был настоящий погром. Казалось, лаборатория дрожала от возмущения и стыда, как живой организм, над которым только что надругались. Но сам биолог не успел возмутиться, а замер в дверях: спиной к нему за приборами сидел незнакомец, который, заслышав шаги, обернулся, и биолог узнал свой рабочий халат. «Все-таки явились!? – сказал неизвестный. Он, явно, был удивлен не меньше Ильи. Его коричневое лицо с плоским лбом сморщилось в подобие улыбки. – Следовало учесть и такой поворот. Зато, можно сказать, теперь мы лично знакомы. Копаясь в этой макулатуре, – он ткнул острым пальцем в ворох бумаг, – я раскопал ваше имя. Послушайте, Илья! Почему вы молчите?!» – вскричал большелобый. Илья ничего не ответил: «О чем говорить?» Перед глазами плыли бактерии, умеющие собирать свои жертвы в стада. Соберут, и раздастся парализующий вопль. И это только начало. Немыслимо вообразить, что случится после следующего скачка. Уже совсем скоро!

«Можешь молчать, сколько влезет, – сказал незнакомец. – Не долог час, – совсем замолчишь. Надеюсь, это не слишком расстраивает? Хотя могу согласиться, сама процедура – не из приятных. Но когда давят клопа, не спрашивают, приятно ему или нет – его просто не замечают».

Подняв руку и взглянув на хронометр, Илья отметил, что начинает успокаивается, или, как сам выразился: «начинает привыкать к мысли».

– Куда-нибудь торопишься? – спросил большелобый, уловив движение биолога, – или кого-нибудь ждешь? Неожиданно, он вскочил, опрокинув легкое кресло, и цвет лица его из коричневого стал зеленым, совсем, как у тех верзил. Он резко спросил: «Ты знаешь «Время»? Знаешь? Что молчишь? Тебя спрашивают! Или я неразборчиво говорю? Разве я плохо владею вашей мерзкой речью? Отвечай»!

Незнакомца, явно, охватывала паника. Его руки беспокойно бегали по лабораторному столику. Но Илья, занятый своими мыслями, почти не слышал его. Подводя итоги случившемуся, ставя точку над i, он удивлялся, как раньше не приходило в голову, что матка «странных бактерий» и есть тот самый экспериментатор, который собирал информацию и создавал новые формы. Исчезли зеленые, сгонявшие жителей на ферму, а эта тварь сидит здесь.

На восходе солнца Илья уже знал, что предел изменений «странных бактерий» непостижим, а теперь в его кресле витийствовал наглый субъект, готовившийся к новой еще более чудовищной метаморфозе. Человек еще раз взглянул на хронометр.

«Ты, действительно, знаешь Время!? – в руке большелобого блеснула сталь (вот чего он искал на столе). Биолог едва успел наклониться: над головой что-то просвистело и, ударившись, зазвенело на лестничной площадке. Зеленый дрожал от бессильной ярости. – Что ты со мной собираешься делать? – Илья не ответил: он запретил себе диалог с этой тварью. – Ты погубишь меня? Идиот! Зачем тебе моя смерть? – большелобого передернуло. – Тебе в самом деле что-то известно. Но ты не знаешь еще мне цены! Одно слово и… весь мир – у твоих ног! Безграничная власть! И эти, как вы их называете… – бабы! Видишь, я успел изучить ваши вкусы»!

Илью поташнивало. Он снова, уже с нетерпением взглянул на хронометр.

«Палач! – завопил большелобый и упал на колени, – Пощади умоляю»! – изгибаясь всем телом и быстро-быстро перебирая коленками, он засеменил к тому месту, где стоял биолог.

Теперь Илья чувствовал не злость, не азарт, а брезгливость и готовность ко всему. Загаженная, подвергнутая надругательству лаборатория корчилась от тошнотворных стенаний зеленого: «Пощади! Умоляю! Я хочу жить! Понимаешь, так все сложилось… у меня, просто, не было выбора! Если хочешь знать, кто – первая жертва, так это я! Пощади! Бога ради»! «Надо же!? Бога вспомнил»! – удивился Илья. Продолжая скулить, зеленый приблизился к нему вплотную, и, вдруг, резко выпрямившись, боднул Илью головой с такой силой, что тот оказался на лестничной площадке. Большелобый пытался закрыть дверь изнутри, но биолог подставил ногу. Тогда дверь неожиданно распахнулась и, едва успевший пригнуться Илья, получил сильнейший удар по спине. Его нанесли чем-то длинным и гибким, точно наполненным водой шлангом. Это не только напоминало хобот, но и в самом деле, служило гипертрофированным сосательным органом матки. Биолог упал на каменный пол, ударившись грудью о твердый предмет. В мгновение, боль погасила нервный подъем. Человек сжался, почувствовав себя маленьким и несчастным. Слезы бессилия катились по его щекам. Поверженный, он уже не мог помочь никому. На грудь что-то давило. Он машинально протянул руку и вытащил мешавший предмет. То был лабораторный нож для препарирования образцов фауны. Он давно затупился, и им пользовались для резки бумаг. «Так вот, чем запустила в меня эта гадина»! – подумал Илья и почти тут же другая мысль привела его в чувство, заставив вскочить на ноги: «Экспозиция!» Вот почему большелобый сейчас не добил его. Началось то, что зеленый назвал словом «Время» – фаза таинственного оцепенения матки. Пройдут секунды. Время кончится, и свершится очередная метаморфоза, – начнется такое, рядом с чем события этого утра, покажутся жалкой прелюдией.

Держа в руке нож, Илья обернулся. Выпростав из-под халата зеленые узловатые ноги, большелобый сидел, припав к косяку, и не шевелился. «Я должен ударить лежачего?!» – пронеслось в голове биолога. Ему никогда не хватало злости – из такого уж «теста» он был «испечен».

И тогда вновь обрушилась, Боль. Она, как нарочно, выбирала момент, чтобы добить до конца. Уже не его одного, а всех до единого, кто был чужд привезенной в пробирке космической дряни. Илья задыхался от ярости: вот-вот нагрянут зеленые! Такие, каких еще не было! Человек обращался к Боли: «Сделай милость, угомонись, подожди! Не лишай последнего шанса!»

Но она и не думала ждать. Да и кто он такой, чтобы слушать его? Не она ли здесь главная? Не она ли вгоняет в трепет великих, и малых? Кто посмеет ей возразить или противиться? Она, не желает его замечать. Он для нее, просто напросто, не существует.

И тогда он заставил себя в это поверить – в то, что он – сам по себе, а она – сама по себе. «Им уже не вернуться! – вскричал Илья. – Получай!»

Нож вошел в холодную массу. «Вот, тебе! Вот!» – наносил он удар за ударом, кромсая зеленую погань. В его голове бушевало пламя и гремели колокола. Потом какая-то сила отбросила человека к стене, но он тут же вскочил, чтобы продолжать кромсать матку. Только тогда Боль заметила, что происходит и оцепенела. Но все было кончено: на полу у открытой двери расплывалась и таяла жидкая зелень.

«Им уже не вернуться! Уже не вернуться!» – сквозь сжатые зубы повторял человек. Он выиграл схватку и больше не чувствовал боли. Но и радости – тоже: «Какое исследование сорвалось!»