Текст книги "1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода"

Пресняков считал «характерной особенностью действий Всеволода стремление укрепить за Юрием старейшинство во всей Ростово-Суздальской земле на “ряде” со всеми влиятельными элементами главных ее городов… Старейшинство во всей земле приобретало новое основание, новую гарантию, независимую от соглашений между братьями».

Советский академик Лев Владимирович Черепнин полагал: «При Всеволоде… возникает новый сословный орган, отдаленно напоминающий будущий земский собор… Акт утверждения наследника в присутствии и с согласия представителей городов и волостей должен был обеспечить единство Владимиро-Суздальской земли после смерти великого князя». Рыбаков соглашался с таким мнением. Он писал, что «возник конфликт по поводу престолонаследия: великий князь хотел оставить княжество по-прежнему под главенством города Владимира, новой столицы, а его старший сын Константин, ученый книжник и друг ростовских бояр, хотел вернуться к старым временам первенства Ростова. Тогда Всеволод созвал нечто вроде земского собора… Этот съезд представителей присягнул второму сыну, Юрию. Однако вокняжиться после смерти отца ему удалось только в 1218 году».

Идею такого раннего «земского собора» поддерживал и Лимонов: «После двукратного отказа Константина приехать к отцу и исполнить его волю Всеволод созвал нечто вроде земского собора… Всеволод собрал собор Владимиро-Суздальской земли. Этот наиболее представительный орган действовал в экстраординарных случаях… Собор не играл роли совещательного органа. Он выступал как законодательный институт, как политический гарант выборов будущего государя. Все это заставляет предположить начало складывания определенных сословно-представительных органов Владимиро-Суздальской земли и возрастание роли дворян, которые из “слуг дворских” превратились в рыцарское сословие». Фроянов писал о собрании 1211 года как о вече: «Правда, то было не рядовое вече, а общеволостное, напоминающее вечевой сход 1175 г., на котором обсуждался вопрос о замещении княжеского стола в Ростово-Суздальской земле, опустевшего со смертью Андрея Боголюбского».

Что бы это ни было – первый земский собор или вече в масштабе Владимиро-Суздальского княжества, – Всеволод Юрьевич нуждался, по сути, лишь в легитимизации уже принятого им решения, которое было далеко не бесспорным. Но в тот момент занемогшему великому князю было важно, чтобы «вся земля» целовала крест его сыну Георгию, после чего нарушить клятву было бы уже сложно.

Сведения о том, что Всеволод озаботился судьбой и остальных своих сыновей, содержатся в единственном источнике – Летописце Переяславля Суздальского, который создавался под десницей Ярослава Всеволодовича. Ему было важно сохранить свидетельство того, что этот Переяславль он получил непосредственно из рук отца. По словам переяславского книжника, еще при жизни Всеволод «раздал волости детям своим: большему, Константину, – Ростов, а потом Юрию – Владимир, а Ярославу – Переяславль, Владимиру – Юрьев; а меньших, Святослава и Иоанна, отдал Юрию на руки».

В том же Летописце приводится и наставление Всеволода Большое Гнездо, адресованное сыновьям, прежде всего Георгию. К нему обращены слова:

«– Ты им будь в отца место, и имей их, как и я имел их.

А потом ко всем сыновьям:

– И не можете ратиться сами между собою, но если на вас восстанет кто от иных князей, то вы, все соединившись, на них будьте. И будет вам Господь помощник и Святая Богородица, и молитва деда вашего Георгия и прадеда Владимира, и потом и я благословлю вас».

Константин узнал об отцовской воле, по-прежнему находясь в Ростове. На «земский собор» он демонстративно не явился и крест Георгию Всеволодовичу, естественно, не целовал. Открыто выступить против отца он не мог, а ярость его была направлена против отцовских «думцев» и против братьев, против Георгия – в первую очередь. Карамзин писал: «Константина любили, уважали; но безмолвствовали пред священною властию отца: сын ослушный казался преступником, и все, исполняя волю Великого Князя, присягнули избранному наследнику. Константин оскорбился, негодовал и, как говорят Летописцы, со гневом воздвиг брови свои на Георгия. Добрые сыны отечества с горестию угадывали следствия».

Действительно, летописец нашел сильные слова: «Константин же, узнав об этом, сдвинул брови, гневаясь на братьев своих, особенно же на Георгия и на всех думцев, которые надумали такое сотворить, и много волнения и смуты было от этого, и многие люди отъезжали в разные места в смятении»

Но в чем была вина Георгия Всеволодовича? Мог ли он ослушаться воли отца и всей земли? Наверное, только уйдя в монастырь. И он наверняка считал справедливым первоначальное решение отца дать ему причитавшийся по старшинству Ростов, с которым наотрез отказывался расставаться Константин. Ситуация для него была безвыходной. «Юрию Всеволодовичу в это время было двадцать три года. Он должен был согласиться с повелением отца. Но теперь отношения Юрия с братом были испорчены. Тот сильно обиделся», – замечает Николай Борисов.

Хотел того Георгий Всеволодович или нет, но декорации для братоубийственной гражданской войны были расставлены. Элиту охватила паника, в воздухе запахло очень серьезными разборками. Они не могли начаться, пока был жив Всеволод Большое Гнездо.

Но вскоре Георгий Всеволодович осиротел.

Собор (или съезд) во Владимире стал последним зафиксированным событием в жизни великого князя Всеволода Юрьевича. Он ушел из жизни «тихо и безмолвно».

В различных летописях можно встретить пять разных дат смерти великого князя – случай беспрецедентный в истории отечественного летописания. Эти даты – 13, 14, 15, 16 и 18 апреля 1212 года. Летописцы Северо-Восточной Руси, как было принято, сопроводили известие о смерти великого князя пышными некрологами. А вот книжники за пределами Владимиро-Суздальской Руси смерть Всеволода Большое Гнездо как будто вообще не заметили. Что удивительно, ведь умер влиятельнейший правитель, от которого зависели судьбы княжеских столов и в Киеве, и в Новгороде, и в Галиче.

«Погребал его с песнями надгробными епископ Иоанн с игуменами, и с черноризцами, и со всем освященным собором града Владимира, и плакали о нем сыновья его плачем великим, и все бояре его, и все мужи его, и вся земля, подвластная ему». Из сыновей присутствовали Георгий, Владимир, Святослав и Иван. Не было ни Константина, видимо, остававшегося в Ростове, ни Ярослава, не успевшего на похороны из Переяславля-Залесского.

Тело великого князя было положено в каменную гробницу, которую он, скорее всего, подготовил для себя при жизни. Место погребения – на северной стороне Успенского собора, в приделе Благовещения Пресвятой Богородицы, напротив каменной гробницы Андрея Боголюбского. Сейчас саркофаг Всеволода Юрьевича находится в алтарной части собора, в Андреевском приделе, потому недоступен для посетителей храма.

Прощальные церемонии прошли быстро, словно сыновья князя торопились предать тело земле, чтобы поскорее приступить к исполнению своих новых обязанностей, осуществив отцовскую волю, и не допустить смуты.

Вторая супруга Всеволода Юрьевича, как установил Макарихин, вскоре постриглась и ушла в Успенский монастырь.

Двоевластие. Великие князья Георгий и Константин

Смена власти в нашей стране, особенно после длительного правления, всегда чревата большими потрясениями. Не была исключением и Древняя Русь, где в правовом отношении престолонаследие не было закреплено. «К сожалению, юридическая практика времен Киевской Руси не выработала четкой системы междукняжеских отношений, – замечает Толочко. – Особенно в престолонаследной сфере. Если вотчинное право было хоть как-то определено, то принцип “старейшинства” (в различных его вариантах) покоился только на моральных основаниях. Они же нередко нарушались, и тогда в Киеве или других городах князья утверждались не по принципу “старейшинства”, а по праву силы. Отсутствие на Руси юридического кодекса о порядке наследования столов, а также существование убеждения о равенстве всех представителей правящего княжеского рода порождали условия для бесконечных взаимных претензий и обид, выливавшихся нередко в военные конфликты».

И смерть Владимира Святого, и кончина Андрея Боголюбского оборачивались кровопролитными войнами. Их удавалось избежать или ненадолго отложить в тех редких случаях, когда заранее продумывались и претворялись в жизнь договоренности о престолонаследии, как это было после смерти Ярослава Мудрого. Или когда один из наследников уже обладал безусловным превосходством над другими претендентами на престол, как это было после смерти Владимира Мономаха или Юрия Долгорукого. В 1212 году не было ни того ни другого.

Очевидно, что в тот момент никто из сыновей даже близко не мог заменить Всеволода Большое Гнездо – ни по авторитету на Руси и в княжестве, ни по старшинству среди Рюриковичей. «Результатом стала междоусобная война, длившаяся четыре года и охватившая всю Северо-Восточную Русь, – пишет Пудалов. – К сожалению, события этой войны и действия ее участников приходится изучать по источникам, восходящим к новгородскому летописанию, а следовательно, отражающим мнение лишь противников Юрия, так что объективность их сомнительна».

Константин очень скоро отправил Георгию послание, в котором заявлял, что власть владимирский князь получил потому, что отец «ослаб в уме» и принимал решение по наущению «злых советников». Константин утверждал, что не хотел бы кровь христианскую проливать, но княжения младшему брату он не уступит.

Георгий гневно ответил:

– Отец мне старейшинство и град Владимир дал.

Оба стали собирать войска, не отказываясь при этом от переговоров.

Георгий даже вроде готов был на компромисс в виде возвращения к первоначальной отцовской формуле: Константину – Владимир, Георгию – Ростов. Но старший брат, не приняв такое предложение от сверхавторитетного отца, тем более не желал его принять от младшего брата. Константин был не против того, чтобы сесть во Владимире, но тогда для Ростова у него был свой князь – сын Василько. Георгию он милостиво предложил Суздаль. Однако такой вариант не устроил Георгия.

Разрешать конфликт попытались силой оружия, но, как увидим, безуспешно.

И как же с того момента стала выглядеть система власти во Владимиро-Суздальской земле? Кто там стал реально править? Сохранила она свое единство или распалась на уделы? Историки здесь расходятся во мнениях.

Ясно, что владимирским князем стал Георгий Всеволодович. Но каковы были его полномочия, на какой регион распространялась его власть? Стал ли он великим князем, старшим над остальными братьями, включая Константина? Монополии на власть у Георгия не было и быть не могло.

Карамзин считал, что в результате Владимиро-Суздальское княжество фактически перестало существовать как единое целое. «Великое Княжение Суздальское разделилось тогда на две области: Георгий господствовал во Владимире и Суздале, Константин в Ростове и Ярославле; оба желали единовластия и считали друг друга хищниками». Еще более глубоким этот раскол представлялся Рыбакову, который утверждал: «В начале XIII века Владимиро-Суздальская Русь раздробилась на несколько уделов между многочисленными сыновьями Всеволода Большое Гнездо».

Полагаю, до дробления на уделы дело пока все-таки не дошло. Братья Всеволодовичи не разбрелись по своим уездам, а стали прибиваться к двум полюсам – Владимиру и Ростову, то есть к Георгию и Константину. Увидим, что Святослав и Владимир будут тяготеть к старшему брату. А вот Ярослав – к Георгию.

С Константином и Георгием младшие братья сверяли свои действия, с их согласия получали свои княжения.

Пожалуй, прав был Пресняков, который утверждал: «Сильны еще общие интересы Ростово-Суздальской земли, кругозор суздальской политики еще слишком широк, и ее напряженность слишком значительна, чтобы во внутреннем строе земли могли получить перевес тенденции к вотчинному дроблению княжого владения… И смуты-усобицы, потрясшие Ростово-Суздальскую землю по смерти Всеволода (1212 г.), не разбили ее единства, не сломили “великого княжения Владимирского”… В Суздальщине создалось положение, напоминающее соправительство старших Ярославичей в Киевской Руси. Как при первом соглашении (1212–1213 гг.), когда старейшинство осталось за Юрием, так и после 1217 г., когда оно перешло к Константину, положение младших князей определяется “порядом” двух старших».

Это был временный дуумвират Георгия и Константина. Они едва терпели присутствие друг друга, их воины скрещивали мечи, они посягали на земли, которые каждый из них считал своими, были уверены в праве назначать туда княжить младших братьев в пику друг другу. Именно эта шаткая конструкция «соправительства» и действовала во Владимиро-Суздальской земле в 1212–1216 годах, сопровождавшихся кровопролитными войнами и недолговременными перемириями.

Константин владел Ростовом и к нему пятью городами, которые раньше получил от отца, но при этом стремился расширять пределы своего господства. Владения Георгия, как установил Кучкин, помимо Владимира, включали в себя Боголюбов, Суздаль, Москву, Городец, Соль Великую и Кострому. «Очевидно, земли по нижней Клязьме и Унже также входили в состав территории великого княжества Владимирского». Территория же Переяславского княжества, где правил третий брат – Ярослав, – «включала Переяславль-Залесский, Дмитров, Тверь, Зубцов, Кснятин и Нерехту. Ярославу должны были принадлежать также города Шоша и Дубна и, вероятно, владимирские части в Торжке и Волоке Дамском. Четвертый сын Всеволода, Владимир, получил Юрьев».

Ясно, что в начавшейся междоусобице Всеволодовичам было не до общерусских дел. Ни Константин, ни Георгий не пытались контролировать Южную Русь (за исключением Переяславля-Русского), хотя имели для этого формальные основания. «Убывание суздальского влияния на Юге связано было с отмиранием по мере смены поколений князей и оформлением различных ветвей потомков Мономаха принципа старейшинства «в Володимере племени» (по которому суздальские князья почти все время имели преимущество) – он еще действовал при Всеволоде, но уже не работал при его сыновьях, хотя после смерти Рюрика Ростиславича они остались единственными правнуками Мономаха».

Но они не контролировали и свою отчину (или свои отчины). Горский справедливо замечал: «После смерти Всеволода (1212 год) нет никаких указаний на претензии его сыновей на верховенство во всей Руси. В качестве сильнейшего русского князя в 1210–1220-е годы выступал Мстислав Мстиславич (из смоленской ветви)». И именно он – Мстислав Удатный, все еще правивший в тот момент в Новгороде, – вскоре решит судьбу великого княжения во Владимиро-Суздальской Руси.

Более того, наследники Всеволода Большое Гнездо отказались от контроля над Рязанской землей, вернув туда ее князей. Одним из первых деяний Георгия в качестве владимирского князя стало освобождение рязанских пленников. «В том же году князь великий Юрий Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, выпустил рязанских князей и епископа их Арсения, и отпустил в их отчину в Рязань, и епископа Арсения с ними, а все люди рязанские пошли каждый восвояси».

Причины такого шага интерпретируются по-разному. Дмитрий Иванович Иловайский полагал, что в условиях развернувшейся борьбы братьев завоевания Всеволода Большое Гнездо были «только лишним бременем», от которого Георгий Всеволодович предпочел избавиться «по совету младших братьев и бояр». Соловьев писал: «Но усобица была далека до конца; Юрий знал, что мир ненадежен, и принимал свои меры: ему, как видно, трудно было удерживать за собою отцовское приобретение».

Полагаю, здесь упускается наиболее очевидное. После бракосочетания Георгия Всеволодовича, ставшего свояком Кир-Михаилу, пленные рязанские князья оказались его близкой родней. «Георгий Всеволодович мог отпустить рязанских князей, исходя из родственных чувств к Всеволоду Чермному, который после смерти Всеволода Большое Гнездо на правах тестя по родственной иерархии оказывался “в отца место”, – заметил Кузнецов. – …После смерти Всеволода Юрьевича владимирские князья Георгий и Константин Всеволодовичи отказались от давления на Рязань, и, вероятно, отношения княжеств перешли на уровень паритета».

Хроника противостояния братьев Всеволодовичей пунктиром представлена в летописях (до битвы при Липице, которая удостоилась подробного описания).

Первым сигналом междоусобицы между Константином и Георгием стал уход в Ростов младшего брата Святослава, отданного Всеволодом на «руки» Георгию. Причина бегства не ясна, может быть, Святослав рассорился с Георгием или надеялся получить от Константина удел поприличнее. «Бежал князь Святослав Всеволодович из Владимира к старшему брату к Константину в Ростов, а он начал рать замышлять на брата своего Юрия, желая отнять у него Владимир.

Узнав об этом, Георгий тоже стал собирать войско и послал сказать брату Ярославу:

– Идет на меня брат Константин; ступай к Ростову, и как там Бог даст: уладимся или станем биться.

Переяславский Летописец более подробно зафиксировал, как Георгий Всеволодович предложил альянс Ярославу:

– Брат Ярослав! Если пойдет на меня Константин или Владимир, будь ты со мною заодно, a они против тебя пойдут, то я приду к тебе на помощь.

Ярослав на то целовал с Георгием крест и отправился в свой Переяславль, где заявил горожанам у церкви Святого Спаса:

– Братья переяславцы! Отец мой отошел к Богу, вас отдал мне, а меня дал вам на руки: скажите же, братцы: хотите ли иметь меня своим князем и головы свои сложить за меня?

Переяславцы отвечали в один голос:

– И очень хотим; ты наш господин, ты Всеволод!

После чего поклялись ему в верности.

Военные действия поначалу шли вяло. Георгий опередил Константина с выступлением. «В том же году начал рать замышлять и князь великий Юрий против старшего брата своего Константина, и пошел на него к Ростову с братьями своими, с Ярославом, Владимиром и Иваном». Сражения не произошло, четыре недели братья стояли друг против друга у Ростова, за рекой Ишней. Но река была «грязка велми», а Константин внимательно охранял броды, и переправиться через реку младшие братья не смогли. Они ограничились тем, что пожгли села вокруг, скот угнали да жито потравили.

Сражения так и не произошло. В конфликт вмешались бояре и «умириша братию». «И дойдя до Ростова, замирился, и они разошлись восвояси».

Воинственности убавил начавшийся тогда во всей Владимиро-Суздальской Руси голод. «В том же году был голод великий, и мясо ели в великое говение». И в тот, и на следующий год жито не уродилось, и люди ели не то что конину в пост, а дубовую кору, а иные мох, солому, «и многие люди тогда померли от голода». А вскоре «был пожар во Владимире, сгорело двести дворов и четыре церкви».

Замирение братьев потребовало, по всей вероятности, своего оформления на снеме (съезде князей) под Юрьевом. «Князь же великий Юрий Всеволодович с братьями своими, Ярославом и Иоанном, пошел на съезд с ними, и были они у Юрьева, и замирились». Однако договоренности продержались недолго.

Следующий этап конфронтации открыл брат Владимир Всеволодович, который тоже предпочел перейти на сторону Константина. Летописец лаконичен: «Князь Владимир… бежал из Владимира к старшему своему брату князю Константину в Ростов». И снова причина точно не ясна. Судя по последовавшим событиям, его не устраивал «всего лишь» завещанный ему отцом Юрьев, Владимир хотел большего.

Константин широким жестом, похоже, подарил Владимиру сперва Волок, а потом отправил на княжение в Москву, которые «вообще-то» принадлежали Георгию. «В том же году князь Владимир пошел от брата своего князя Ростовского Константина на Волок, а оттуда пошел на Москву, и, придя, затворился в ней».

Так Владимир Всеволодович стал первым нам известным князем Московским.

Уже из Москвы Владимир со своей дружиной двинулся к Дмитрову, который принадлежал Ярославу Всеволодовичу. Дмитровцы предпочли сами пожечь все посады и запереться в городе. Они отбили все приступы, ожидая помощи из Переяславля от Ярослава. И тот двинул к Дмитрову свое войско, после чего Владимир счел за благо бросить осаду и возвратиться в Москву. При этом Владимир потерял свой арьергардный отряд, который перерезали погнавшиеся за ним дмитровцы.

Междоусобица братьев Всеволодовичей продолжала нарастать.

Князь Святослав, вновь передумав, убежал теперь от Константина к Георгию. За что в благодарность получил от владимирского князя в управление Юрьев, ранее принадлежавший Владимиру. «А князь Святослав Всеволодович пошел из Ростова, от Константина, к князю Юрию Всеволодовичу во Владимир, и тот отдал ему Юрьев Польский». Как видим, и Константин, и Георгий жаловали земли, утверждая за собой прерогативы великого князя де-факто.

Очевидно, что вопрос обладания Москвой выдвинулся в этот момент на первый план в их соперничестве. Оба вновь стали готовиться к войне. «В том же году великий князь Ростовский Константин начал замышлять рать. Великий же князь Владимирский Юрий Всеволодович начал собирать против него воинство многое.

И пошел великий князь Юрий Всеволодович к Ростову с братьями своими, Святославом, Ярославом и Иваном». К ним присоединился с войсками и муромский князь Давыд.

Константин в отместку отправил свой полк на Кострому и тоже «пожег всю, а людей забрал», а вдобавок отнял у Георгия Соль Великую, а у Ярослава – Нерехту.

«Великий же князь Юрий Всеволодович пришел к Ростову и бился за реку Ишну. Стоял там несколько дней и земле той много зла сотворил, предав огню волости и села».

«Повесть о битве на Калке» поведает о серьезных боях, в которых Георгий Всеволодович терпел поражения от ростовцев, в рядах которых особенно отличился легендарный Александр (Алеша) Попович: «Когда Юрий пришел на брата с войском, Константин ушел в Кострому и сжег ее. Князь великий Юрий стоял в Пужбале под Ростовом, а войско его находилось в двух верстах от Ростова, на реке Ишне, и была для них река Ишна как крепкая стена. Тогда Александр вышел из города и перебил многих людей великого князя Юрия. А кости их собраны в большие могилы, которые и ныне есть на реке Ишне, а также по другую сторону реки Усии: ведь с князем Юрием много пришло людей. А другие перебиты были Александром под Угодичами, на реке Узе, потому что богатыри Александра, делая вылазки с различных сторон, обороняли молитвами Пречистой Богородицы город Ростов. Так великий князь Юрий многократно приходил во владения брата, но возвращался посрамленный».

Однако летописи крупных сражений не зафиксировали, обратив внимание на скорое примирение братьев. «И после этого замирились, и крестным целованием подтвердили мир».

Похоже, Георгий выговорил у Константина, чтобы тот не только не помогал Владимиру, но еще и дал свои полки, чтобы отобрать у него Москву.

От Ростова Георгий с младшими братьями двинулся на юг – на Москву. «И пошел оттуда к Москве на князя Владимира Всеволодовича, брата своего». У стен города Георгий послал сказать Владимиру:

– Приезжай ко мне, не бойся, я тебя не съем, ты мне свой брат.

Владимир выехал, и братья договорились по-хорошему. Владимир отдал Москву назад Георгию, а сам отправился княжить в Переяславль-Южный. «И свели его с Москвы, и послали на княжение в Переяславль-Русский, в вотчину его». Это, помимо прочего, подтверждало тот факт, что Всеволод Чермный признал право владимиро-суздальских Мономашичей на Переяславль-Южный. И то, что Георгий Всеволодович сохранял инициативу.

Судьба Владимира Всеволодовича в Переяславле-Южном поначалу складывалась весьма счастливо. Он нашел себе супругу, удачно породнившись, как и брат Георгий, с Ольговичами. «В том же году князь Владимир Всеволодович женился в Переяславле-Русском, взяв за себя дочь князя Глеба Святославича Черниговского». Владимир дважды изгонял половцев из пределов Переяславской земли. Однако его княжение продлилось недолго.

В 1215 году, как сообщала летопись, Владимир попал в плен к половцам. «В том же году князь Переяславский Владимир Всеволодович пошел из Переяславля-Русского против половцев и встретился с ними на реке, бились крепко, и много пало с обеих сторон. Половцы перешли реку иным путем, русь же об этом не знали, и много убили христиан, самого князя Владимира Всеволодовича взяли руками в полон, Дмитрия и Ивана, славных богатырей, убили, и много бояр, и воевод побили, и со многим полоном возвратились восвояси, а самого великого князя Владимира Всеволодовича с собою увели».

Узнав об этом, Георгий Всеволодович заплакал.

Владимир провел в плену три года и только в 1218 году вернулся на Владимиро-Суздальскую землю. Кто сменил Владимира в Переяславле – неизвестно. Константин, ставший к тому времени единоличным правителем, отдал ему Стародуб, в котором Владимир и княжил до самой своей смерти в 1228 году.

Двоевластие во Владимиро-Суздальской Руси в полной мере отразилось и на делах церковных, привело к разделению прежде единой епархии. У Ростова и Владимира появились свои, отдельные епископы.

В многотомной «Истории Русской Церкви» митрополита Московского и Коломенского Макария (Булгакова), первое издание которой вышло в 1857 году, описана процедура поставления епископа в Древней Руси: «Участие князей и народа в делах церковных постоянно обнаруживалось при избрании епископов. Если в какой-либо епархии умирал епископ или оставлял кафедру, местный князь вместе со своими подданными избирал кандидата, отправлял его в Киев к князю киевскому и митрополиту и просил о рукоположении новоизбранного во епископа: такое избрание, согласно с древними обычаями Церкви, считалось законным. Если же митрополит сам, без сношения с местным князем, поставлял куда-либо епископа, избрание признавалось незаконным».

Еще в 1190 году, когда скончался епископ Лука, Всеволод Большое Гнездо послал в Киев к князю Святославу и митрополиту для рукоположения в епископы своего духовника Иоанна. Он оставался на кафедре и в момент смерти великого князя. Но, похоже, его фигура не устроила Георгия Всеволодовича.

Заручившись поддержкой владимирских «мужей», он изгнал владыку с кафедры – «зане неправо творяше», как об этом сказано в Летописце Переяславля-Суздальского. Вероятно, Георгий подозревал владыку в поддержке старшего брата. Точно известно только то, что «епископ Ростовский, Суздальский и Владимирский Иоанн, оставив епископию, ушел в монастырь в Боголюбское». «Двоевластие проявилось еще в появлении, датированном по Лаврентьевской летописи 1214 годом, двух епископий, вместо одной, в Северо-Восточной Руси, – пишет Кузнецов. – Разделение церковно-административной единицы, инициатором которого мог быть Георгий, показывает, что он и его брат действовали, как великие князья. Удобнее это объяснить тем, что Георгий признал право на великое княжение Константина лишь в пределах его ростовских владений».

Константин, человек искренне набожный, не мог оставить свою землю, великое княжение, без официального пастыря. В 1214 году «великий князь Ростовский Константин Всеволодович послал Пахомия, игумена (монастыря. – В.Н.) Святого Петра, отца своего духовного, в Киев, к Матфею, митрополиту Киевскому и всея Руси, становиться епископом Ростовским. Поставлен был месяца декабря, а в Ростов пришел месяца января». Пахомий до этого был «постриженником Печерского монастыря, жил в Киеве 5 лет и пас стадо духовное в монастыре Святого Петра 13 лет».

Георгий Всеволодович отвечал симметрично: он отправил в Киев Симона, который, напомню, был еще духовником его матери. С 1206 года Симон стал игуменом владимирского Рождественского монастыря, который основал Всеволод Юрьевич в 1192 году. Теперь же он направлялся в Киев для поставления его в епископа, но уже не Ростовского, а Суздальского и Владимирского. «В том же году князь Юрий Всеволодович послал Симона, игумена монастыря Рождества Пречистой Богородицы, в Киев, к Матфею, митрополиту Киевскому и всея Руси, ставиться в епископы Суздаля и Владимира. И поставлен был в епископы; а в Суздаль пришел февраля в 12 день». Так в Северо-Восточной Руси образовались две епархии.

Фигура Симона стоит в Нижегородском кремле рядом с основателем города – Георгием Всеволодовичем. Они действительно были соратниками, сподвижниками. Симон был поистине выдающимся пастырем Древней Руси.

Он родился около 1166 года, монашеский постриг принял в Киеве. Митрополит Макарий (Булгаков) был о нем самого высокого мнения: «Святой Симон, епископ Владимирский, – один из достойнейших постриженников Киево-Печерского монастыря во 2-й половине XII века. В начале следующего столетия (1206) он был игуменом владимирского Рождество-Богородицкого монастыря, а в 1215 году по желанию великого князя Георгия Всеволодовича поставлен первым епископом Владимирским и Суздальским. Местная современная летопись называет его «блаженным, милостивым и учительным», и сохранившееся доныне послание его к киево-печерскому Черноризцу Поликарпу равно свидетельствует как о том, что святой Симон был учителен, так и вообще о благочестивом настроении души его». Когда Симон стал епископом Суздальским и Владимирским, послание Поликарпу еще не было написано, мы поговорим о нем в свое время.

Добавим к этому, что святой Симон положил начало Киево-Печерскому патерику, и его перу принадлежит треть этого удивительного сборника рассказов об основании монастыря в «матери городов русских» и житии его первых насельников. «Его деятельность была направлена на укрепление государственной жизни княжества, молитвенное освящение власти. Симон был хорошо образованным человеком: в своих произведениях свободно ссылался на Священное Писание. Он является автором ряда слов, посланий и сказаний», – замечал нижегородский митрофорный протоиерей Андрей Соколов.

Что касается церковного строительства в годы двоевластия, то все летописные свидетельства этого времени касаются Константина, который усиленно восстанавливал в сгоревшем Ростове храмы, строил новые в подведомственных ему городах. Уже в апреле 1213 года «князь Ростовский Константин Всеволодович заложил церковь Пречистой Богородицы на прежнем месте упавшей церкви». И дальше рассказ о том, как «князь великий Ростовский Константин Всеволодович заложил на своем дворе церковь каменную, в Ростове, святых страстотерпцев Бориса и Глеба». И в записи, относящейся к 1215 году: «В том же году князь Ростовский Константин Всеволодович заложил церковь каменную Успения Пречистой Богородицы в городе Ярославле на своем дворе».

В 1216 году скончался Пахомий, епископ Ростовский. «В Ростове на епископском столе сидел два года и отошел к Господу. Князь же великий Константин Всеволодович с Симоном, епископом Суздальским и Владимирским, и со всем священным собором положили мощи его с почестями в церкви пречистой Богородицы в Ростове.