Текст книги "Затянувшееся задание. Колесо сансары"

ГЛАВА 8

Искатель сокровищ ключник Джу Ди

Родился Джу Ди в семье мелких мандаринских чиновников и считал себя очень умным человеком. Он знал три тысячи иероглифов, прочел тысячу трактатов и книг, знал три китайских диалекта, немного говорил на английском языке, азам этого языка научился во время своего детства в Кантоне (порт в Китае), мог изъясняться на японском, основы которого выучить заставила жизнь, после того как Япония оккупировала Северный Китай. Знал около сотни слов и на русском языке: во времена своей молодости он четыре раза пересекал границу Поднебесной с Российской империей, нанявшись спиртоносом в команду своего дяди, контрабандно носившую крепкую водку ханжу и самогон из рисовой шелухи на таежные прииски в Забайкалье, где был запрет на продажу алкоголя во время прежней большой войны. Знания ему давались легко, обучался он моментально. Незабвенный его дядя, из рода Джу, толстяк и скареда, тоже был грамотей: знал пять китайских диалектов, но еще очень ловко умел считать деньги, и не только монеты с квадратным отверстиями, подержав горсть таких, мог точно определить сумму, но и пачка бумажных купюр выглядела почти живым существом в его ловких толстеньких пальцах. Дядя-то и наставлял Джу Ди на путь знаний: «Учись, мальчик! Что деньги? Сегодня они есть, а завтра можно их потерять. А вот знания у тебя никто не украдет ночью, не отберет на пустынной дороге, и сгореть они могут только вместе с тобой, – говаривал он, – знания всегда тебе помогут обхитрить любого купца, расположить к себе чиновника. А это значит, ты всегда будешь сыт и при деньгах». Джу Ди все схватывал на лету. Хорошо он усвоил и еще одну истину: «Не бойся, что не знаешь, – бойся, что не учишься». Он читал, когда другие играли в кости или маджонг, он читал, когда другие слушали политического разного рода оракулов и ораторов. Но к пятидесяти годам не нажил себе богатства, а когда дядя скончался и кормить его стало некому, Джу Ди в силу пытливости своего характера решил овладеть каким-нибудь настоящим делом, а еще лучше ремеслом. Нужно было как-то зарабатывать на пропитание и кров. Осел он тогда в городе Хайлар, город был с железнодорожной станцией и хорошим богатым рынком. Терпения и любознательности ему было не занимать, и он нанялся подмастерьем к уважаемому изготовителю ключей и замков. Работал, не зная устали, за чашку рисовой похлебки в день, делал всю черную работу в мастерской. На улице, где он жил, многие посмеивались над ним, мол, прожил полвека и подался в ученики. Но неюный подмастерье не обращал внимания на эти ухмылки и остроты. Как говорил мудрец сотни лет назад: «Тому, кто никуда не плывет, не бывает попутного ветра!» Через год мастер стал поручать ему изготовление заготовок, а еще через год Джу Ди сам изготовил свой первый замок и к нему два ключа. Удивительно, хотя замок был сделан не на заказ, его сразу купили. Времена в Китае наступили смутные, народ стал бояться за свое имущество – замки и засовы начали пользоваться все большим спросом. Вскоре старый ключник умер и Джу Ди невольно унаследовал мастерскую, а затем так увлекся новым для себя делом, что перестал читать, а когда стал выполнять заказы на изготовление замков и засовов от состоятельных граждан, то пришла ему в голову мысль, а не зря ли он терял время, читая книги, не лишний ли груз этих знаний наполнил его голову. Оказалось, нет. Прав был покойный дядя, знания – это свет, освещающий дорогу путнику. А случилось это так. Заказало уездное начальство пять больших надежных замков-запоров, весом сто лян каждый (сто лян – кит., примерно 3,7 кг) для нового уездного архива. Гоминдановское правительство тогда активно проводило реформы и разного рода бумаг появилось много. Джу Ди в течение месяца изготовил пять однотипных замков, только ключи сделал разные. Привез на тачке заказ в управу. Удивился, что гоминдановские чиновники были высокорослыми для китайцев, шустрыми, в отличие от прежних – толстых, вальяжных и высокомерных. Сухонький очкастый чиновник в европейском костюме бегло осмотрел замки, перебрал руками связки ключей, удовлетворительно покивал головой и расплатился. Потом на гуаньдунском диалекте попросил Джу Ди вставить эти замки в двери за отдельную плату, на что он согласился. Чиновник привел его в соседнее здание без окон. Ранее, при прежних властителях здание, видимо, тоже было бумагохранилищем, куда сносили все записи и документы, которые попадали в руки чиновников зловредной императрицы Цы Си. Новая власть в старых бумагах разбираться не собиралась, часть, как водится, сожгли, часть лежала кучками в большом центральном коридоре, некоторое количество еще находилась на полках. Документы были разные, были книги в свитках, были европейские книги, были папки, перевязанные цветными лентами, и папки, перетянутые простыми веревками. У Джу Ди загорелись глаза от такого книжно-бумажного богатства. Чиновник показал пять дверей и, пообещав, что заглянет к вечеру, примет работу, ушел. Джу Ди поначалу решил подавить в себе давнюю страсть к чтению и рьяно занялся установкой замков. К полудню четыре его изделия уже находились на предназначенных для них местах. Но когда он сел отдохнуть и вытереть пот, все же не совладал с собой. Стал брать руками книги, свитки, альбомы, просто бумаги и даже обрывки. Это было как наваждение. Собрав силу воли, он заставил себя вернуться к своему ремеслу и через сяоши (один час) он поставил последний замок на место. Еще раз проверил все пять. Механизмы работали безупречно. Ключник остался доволен своей работой и как бы в поощрение себе взял книгу, испещренную китайскими иероглифами, но имевшую переплет как европейская тетрадь. Это оказалась книга полицейских доносов, которую вела полиция еще до того, как японцы захватили север Китая и случилась Китайская революция. На титульном листе значился год Синего кабана (по европейскому календарю 1923 год). Джу Ди стал ее листать, книга несла в себе информацию, которая совсем не красила народ Поднебесной. Чего только в ней не было: кляузы на соседей по любым поводам, доносы на родственников и коллег по работе и много другой грязи было записано четкими каллиграфически безупречными иероглифами. Тут его взгляд задержался на очень интересной записи: «В год синего водяного тигра (1902 год) месяца свиньи (ноябрь) 5 пятого дня стражей были задержаны двое. Один назвался Лю Хэнем, а второй человеческим (китайским) языком не владел, только повторял: „Би буряаад! Моришо, Моришо!“ При допросе с пристрастием обоих оборванцев выяснилось, что Лю Хэнь является подданным Поднебесной, второй был из диких азиатов северных степных районов. На допросе с пристрастием Лю Хэня тот поведал, что они сопровождали в торговой поездке достопочтимого торговца Дчажао Канга в русский город Иркутск, где тот занимался торговлей шелковыми тканями. На обратной дороге по Маньчжурии в местности „Бооржоа“ – возле соленых озер, на берегу одного из них под названием Хара-нор на них напали бандиты, угнали лошадей, убили купца и его работников. Им двоим удалось убежать, перед этим ему, Лю Хэню, удалось спрятать в кожаном мешке весь доход от торговли на южном берегу озера возле желтого камня. Рассказ его выглядел полным вымыслом. Оба были отведены к судье, осуждены за бродяжничество, наказаны пятью ударами бамбуковой палкой каждый и отправлены на постройку дороги». Рассказ Джу Ди очень заинтересовал, и он, воровато оглянувшись по сторонам, хотя в здании никого не было, вырвал страницу из книги, листок скатал в тонкую трубочку и спрятал в складки платка, который носил на голове. Ночью в мастерской, где он жил, уже улегшись на твердую, покрытую соломенной циновкой постель, он все думал об интересной записи. «Наверняка, то, что рассказали эти двое чиновнику, было правдой. Только жирный и тупой циньский бюрократ не захотел верить или проверять». Джу Ди все больше и больше, распаляя свое воображение, увлекался мыслью найти эти спрятанные деньги. «Деньги-то, наверно, немалые, шелк в Северной стране (России) всегда был дорог, – думал он, – наверняка место там приметное, раз про камень помянули. Может, попробовать поискать?» В нем стала нарастать уверенность, что если он окажется на южном берегу соленого озера Хара-нор (Черная нора или дыра) возле желтого камня, то непременно сразу найдет это место. Ему очень хотелось стать богатым. А быть богатым – это значит быть свободным. В ту ночь он так и не сомкнул глаза, все думал и думал, пока к утру у него не созрел окончательный и, по его мнению, очень реальный план. А план был таков. Поехать в соседнюю Россию, там освоиться – как-никак страна-то чужая… Взять в напарники какого-нибудь никудышного человека, одному-то боязно, а от него можно избавиться в любое время, но нужен местный – эвенк, бурят или монгол. Таких сейчас полно в степи. Может, даже поискать этого «Моришо», по возможности у него выведать про клад. Потихоньку добраться до озера с желтым камнем и забрать казну несчастливого купца. План был реален. Смущало, что прошло уже немало лет, но уверенности и вдохновения к поискам добавили высказывания мудрейших, да и клады на то они и клады, чтобы десятками или сотнями лет лежать в земле. Узнать нужно, как со степного языка переводится «Моришо». Утром он углем на дощечке написал车间关闭 (мастерская закрывается – кит.), дощечку привязал к столбу у входа в мастерскую. В этот день и вообще более он заказы не принимал – доделывал ранее принятые. Одновременно стал готовиться к дальнему и нелегкому пути. Скопленные деньги у него были. На рынке он купил пару ношеных, но крепких монгольских ичигов (сапог) толстой свиной кожи с подметками из тройной шкуры яка, большую холщевую суму с лямками для плеч. Долго искал, но все-таки нашел мастера по изготовлению документов, и тот предложил советский паспорт – китайского работника КВЖД. Джу Ди согласился, это было то, что нужно, и попросил вписать его имя, так как решил не путаться в именах. Только в русском паспорте кто-то «очень грамотный» синими чернилами вывел «Чу Диев Иван». Обладатель паспорта сначала хотел вернуть документ изготовителю, но потом решил, что ничего страшного, пусть его имя звучит как-то по-русски. А имя Иван ему понравилось – коротко и просто. В сборах прошел месяц. За это время у старого полицейского чиновника узнал Джу Ди о судьбе тех двоих, что были пойманы стражей, наказаны к побитию палками и принудительным работам. Один из них – северянин, то ли монгол, то ли бурят, как выяснилось, «моришо» на бурят-монгольском – это всего лишь «всадник», убыл на свою родину. Второй, не отбыв положенных работ, сбежал, но спустя полгода был пойман, посажен в «стоячую колодку» (ли-цзя), откуда и отправился на встречу с предками. К этим сведениям Джу Ди отнесся с двойственным чувством. Радовало то, что один покойник, который знал точное место и явно не успел добраться до сокровищ, а вот второй мог добраться до казны убитого купчишки, но опять же точного места не знал. Но Джу Ди решил: шансы есть, и немалые, может, тот, второй «моришо», тоже отдал богу душу или что там у этих кочевников…

В год Белого дракона (1940 г.) в месяц дракона (май) – дата сулила большую удачу – Джу Ди ранним утром сел в вагон третьего класса на поезд в Хайларе, произнеся изречение мудрейшего Конфуция: «Путешествие в десять тысяч ли лучше прочтения десяти тысяч книг».

Ехал он сутки, на китайской стороне дважды проверяли документы какие-то люди в военной форме, но не придрались. Поезд дальше не шел, и предстояло в пешем порядке пересечь линию, разделявшую государства. На пограничном пункте он предъявил русский паспорт, маньчжурский полицейский презрительно посмотрел на него, бухнул печать и бросил паспорт на стол. На советской территории солдат в зеленой фуражке тоже проверил паспорт, что-то записал у себя в толстой книге, потом задал несколько простых вопросов. Джу Ди обстоятельно и спокойно ответил на них на китайском, вставляя русские слова, недаром же готовился так тщательно. Ответы удовлетворили пограничника, и он пошел дальше по вагону. Джу Ди вздохнул свободнее – все-таки боялся проверок, вместе с этим он чувствовал, что удача сопутствует ему. Русская станция Отпор (ныне пос. Забайкальск) встретила красным цветом. Красные флаги метались на ветру то тут, то там. Широкие красные полотнища были прибиты к стенам нескольких зданий, а на них большими белыми буквами были написаны какие-то русские слова. На глухой стене пакгауза был пришпилен здоровенный рисунок, на котором русский мужик с русской бабой улыбаются, он держит в руках молоток, а она толстый сноп какого-то злака. Рисунок тоже почти был весь в красном. Красный цвет для китайцев – это цвет праздника, удачи и счастья, и у Джу Ди на лице появилась улыбка, опасения окончательно выветрились. Разномастный народ ходил без дела тоже с улыбками на лице. Это разительно отличалось от тех впечатлений, приобретенных Джу Ди еще до революций и войн в русском государстве. Наметанный глаз искателя сокровищ уловил отсутствие дорогих нарядов, золотых и серебряных украшений. Стройно промаршировало человек двадцать из русской пограничной стражи – все были крепкие, подтянутые, в выцветших гимнастерках и зеленых головных уборах, они хором громко пели какую-то, видимо, боевую песнь.

Согласно сведениям, старого полицейского, выведанным Джу Ди о Моришо – наезднике, тот был откуда-то из Агинской степи и обитал в районе бывшего Могойтуйского дацана, значит, ехать следовало было до Онона-Китайского (ст. Оловянная). Так что путь был еще не окончен. Джу Ди неспешно прошел таможенный досмотр. Его завели в отдельный кабинет, и какой-то советский чиновник, по выговору чистый китаец, спросил его, мол, откуда, куда, где жить будешь? Джу Ди чистосердечно ответил, что после захвата КВЖД империалистами работы в Китае для него нет, на железку не берут, и он решил жить и работать в Советском Союзе. Чиновник все записал, пристально посмотрел в глаза и отпустил с миром. Джу Ди вышел за пределы станции и прошел по улице поселка. Здесь он ощутил себя как-то свободно, сам не поняв почему. Встречные люди ему улыбались, и он в ответ стал тоже улыбаться. Вспомнил, что давно не ел, и зашел в чайную с красивой вывеской на которой красовался русский кипятильный агрегат самовар, где увидел, что все столы заняты компаниями из чисто одетых мужчин и женщин. Некоторые мужчины пили из стаканов не только напиток, указанный на вывеске, но и водку, наливая ее из прозрачных малых бутылок, ловко сбивая сургучные пробки. Даже некоторые женщины, правда, немного таясь, прикладывались к рюмкам. Все оживленно болтали, некоторые вставали, горячо выкрикивая: «За товарища Сталина!», «За товарища Буденного!», «За Международный день пролетариата!», – это, наверное, были здравицы и тосты по случаю праздника. Буфетчица, огромная рыжая женщина, раскрасневшаяся и потная, налила ему чая в чудный формы – граненый стеклянный стакан на белом блюдце. Джу Ди отхлебнул: жидкость только отчасти напоминала чай, к которому он привык, но поданное к чаю пирожное оказалось очень вкусным, масляно-сладкое с фигурной завитушкой. Такого он не ел никогда. Какой-то хмельной мужчина в пиджаке и шнурке-галстуке подошел к стойке буфета и слегка заплетающимся языком попросил у рыжей буфетчицы фруктовой воды, а потом, посмотрев на Джу Ди, произнес: «С праздником, товарищ!». Джу Ди в ответ вежливо закивал головой и растянул рот в улыбке. Мужчина, что-то хотел спросить, но Джу Ди испугался возможных расспросов, разговоров или того хуже – в силу русского гостеприимства тот заставит его пить спиртное, он быстро дохлебал чай и вышел из зала. Определенно ему здесь нравилось – несомненно, дышалось легче, чем на родине. Он даже на мгновение забыл, зачем сюда прибыл. Но рассудительность и упорство были главными чертами характера Джу Ди, вспомнив об этом, он, решительно семеня – уж такая походка выработалась годами, – поспешил на вокзал. В кассе народу практически не было, сказывался праздничный день. Впереди стоящая женщина в большом цветастом платке, намотанном на голову, кричала кассирше: «Милая! Мне два билетика на „мотаню“ севодня!» – при этом пытаясь головой втиснуться в окошко кассы. «Что за „мотаня“?» – подумал Джу Ди и сообразил: так, наверное, поезд называется на местном жаргоне. Спустя пятнадцать минут он положил в карман билет до станции Оловянная, а еще спустя три часа разместился в деревянном вагоне на деревянной лавке. Соседями оказались все та же женщина в цветном платке с девочкой, похожей на нее как две капли воды, только без платка и поменьше в размерах, какой-то военный, перетянутый кожаными ремнями, от которого пахло свежим спиртным, и азиат, видимо, местный бурят, в чистой белой рубахе на пуговицах и с книгой, на которой было русскими буквами выведено «Мать». Джу Ди ему уважительно улыбнулся: «Вот ведь какой хороший сын. Книгу о матери читает!» Вагон был первый с головы, и поэтому все нервные дергания паровоза перед отбытием моментально отдавались на пассажирах. Даже военный чуть не упал с лавки, когда, наконец, локомотив резко дернулся с места, отрывая застоявшиеся колеса от чугунки, и покатился. Почему поезд назывался «мотаня», Джу Ди понял уже в начале путешествия своими ягодицами и непрерывными остановками чуть ли не у каждого столба. Но, в общем, доехал до своей конечной цели хорошо, соседи угостили ужином, а военный достал из фанерного чемоданчика бутылку с коричневой жидкостью и объявил: «Ну что, товарищи, коньячку в честь праздника и за здоровье нашего вождя!». Никто не отказался, даже девочка понюхала пустой стакан, после того как ее мать залпом осушила его, наполненного на четверть. Такую же дозу пришлось выпить Джу Ди. Он поперхнулся, закашлялся, его замутило. Женщина одной рукой хлопала его почему-то по спине, а другой очищенное куриное яйцо толкала ему в рот, приговаривая: «Закуси, милай, закуси!» Видимо, слово «милый» было ее любимым словом. Все смеялись, даже невозмутимый бурят, который начал нараспев говорить складные слова, помахивая руками в такт ударениям на отдельных фразах. «Стихи читает», – понял Джу Ди, но смысл их до него не дошел. Станция Оловянная, по глухому ночному времени, встретила тишиной и лаем собак. Когда он сошел, соседи уже дремали, только не спавшая девочка, сидевшая у окна и смотрящая в темноту ночи, на прощание сказала: «До свидания, дяденька китаец! Счастливо вам!» У Джу Ди даже выступили слезы: так никогда и никто по-доброму не желал ему удачи.

На удивление помещение для ожидания на вокзале было открыто, а идти пока было некуда, Джу Ди решил побыть там до утра. Возле здания вокзала стояло две подводы. На телегах спали возницы. Сошедшие с того же поезда мужчина в полувоенной форме и женщина в крестьянской одежде разбудили одного из мужиков, потом с минуту с ним поторговались полушепотом, затем погрузились с вещами в телегу, уехали. Джу Ди сел в полупустом зале на лавку. Рядом на лавках расположились люди, положив под голову кто баул, кто чемодан. Но спать Джу Ди не пришлось, в зал зашел милиционер в сопровождении двух солдат с красными повязками на рукавах и стал проверять документы. Делал он это очень долго и придирчиво, а документы Джу Ди изучал, наверное, битый час, задавая те же вопросы, что и советский чиновник на границе. Джу Ди понимал не все слова, но улыбался во весь рот и в такт вопросам кивал головой. Наконец милиционер отстал, военные отошли от дверей, и все трое удалились. Из полумрака на соседней лавке послышался ворчливый мужской голос: «Все проверяют и проверяют, не уснешь, за ночь третий раз приходют. Мог ли бы уже всех запомнить в лицо». Джу Ди вежливо покивал в сторону голоса. Мимо станции прогрохотали пара составов. Тот же ворчливый голос вздохнул и произнес: «О боже Исусе! Никакого покоя, помереть что ли!» Джу Ди смысл высказывания не понял вовсе, но опять вежливо покачал головой. Наконец, сначала закричал один петух, затем второй, третий – наступило забайкальское майское утро с его легким прохладным северо-западным ветерком, который бодрит и заставляет моментально вырваться из грез уходящей ночи. Вслед за петухами послышались паровозные гудки. Спящие в зале стали просыпаться, Джу Ди вышел на свежий воздух. На улице уже появился местный люд, по виду рабочие и сельские жители. Недалеко стоял ночной военный патруль. План его был прост: первое – снять где-нибудь недорогой угол, пойти в милицию и зарегистрироваться, второе – начать работать. Как грамотный человек и битый – наученный жизнью – он понимал, сейчас главное – обустроиться и попробовать найти этого «моришо». Начинать нужно с жилья, и он спросил у первого же мужчины в черной промасленной куртке, где рынок, тот махнул в сторону центра населенного пункта, и Джу Ди зашагал в указанном направлении. Там на рынке он все и разузнает. Найдет жилье и договорится насчет работы. Жизненный опыт его не подвел. Уже через два часа хозяйка побеленного дощатого домика с палисадником показывала ему небольшую чистую комнатку. Потом с трудом, но все же поняв друг друга, Джу Ди с ней расплатился авансом, отдав золотую цепочку. А ближе к полудню, немного обустроившись в комнатке, он пошел узнавать насчет работы. Уже вечером, умаслив хозяйку тем, что, отремонтировав ей старый ржавый замок и купив две большие рыбины на рынке, Джу Ди в ее сопровождении сдал документы в милицию для прописки. С работой тоже помогла хозяйка, точнее, ее брат, который посоветовал сходить в поселковый совет и взять патент на работу. Но, не удовлетворившись советом, сводил назавтра китайца в указанное государственное учреждение, где за него написал заявление и отдал его черноволосой тучной тетке делопроизводителю, которая отправила их в кассу оплатить квитанцию. Пришлось Джу Ди купить бутылку водки брату хозяйки. За какие-то дни он начал понимать этот советский народ, или так стало казаться, что понимает. Народ советский был прост, в основном приветлив и дружелюбен, правда, к Джу Ди относились снисходительно, но его это не обижало. «Ну что, ходя, как дела?» – так какой-нибудь мужик подходил к нему и хлопал ладонью по спине ключника. Потом даже помогли поставить будку на рынке. Все тот же брат хозяйки со своим товарищем притащили десяток досок не пиленных, а из распущенных бревен, где-то стащили два листа жести, и они втроем соорудили будочку недалеко от рынка, возле водокачки. Сын хозяйки, крепенький и шустрый мальчик, красной краской на ее стене нарисовал большой ключ, красную звезду и написал: «Починю замки». Пришлось Джу Ди еще раз раскошелиться на бутылку водки, а мальчику купить лакомство – большого петуха на палке из жженого сахара. Бутылку водки брат хозяйки с товарищем выпили в один присест, заставляли и Джу Ди, но он смог избежать этого наказания благодаря хозяйке, которая заругалась на выпивох и вытолкала их из дома. Так он обжился, а со временем и втянулся в жизнь в чужой стране среди чужих людей. Но чем больше он находился среди них, тем больше ему нравилось, то первое впечатление не испортили ни суровая зима, ни холодные весенние ветры, ни даже война, начавшаяся посредине лета. Стало больше военных, лица у жителей посуровели, даже видел заплаканных женщин, тех, кто проводил мужей на войну. Джу Ди даже однажды испугался, когда брат хозяйки пришел с серьезным лицом и сказал: «Ну вот, ходя, мой черед пришел. Ты, брат, помогай сеструхе!» Пожал руку и ушел. Хозяйка всю ночь что-то стряпала, а утром ушла провожать брата, вернувшись, проплакала до вечера. А когда Джу Ди зашел на ее половину спросить, не нужна ли помощь, она внимательно посмотрела на него и сказала: «Тебя бы не забрали…» Тут-то Джу Ди испугался: «Могут. Получается, что я советский человек, и еще не старый. Нужно быстрее искать „моришо“, клад и уходить». Конечно, этот год он времени не терял, узнал, что «моришо» еще жив – зовут его Содном Гомбоев, живет в Агинской степи и работает чабаном. В один из сентябрьских дней Джу Ди закрыл на замок свою будочку и пешком отправился в сторону села Агинское с целью разыскать этого Гомбоева.

Все перипетии и старания Джу Ди были вознаграждены: он нашел, кого так долго искал и уже не надеялся увидеть живым, этого нужного человека – Соднома Гомбоева. Два дня ключник приглядывался к этому угрюмому человеку с хищным и подозрительным взглядом. Потом, наконец, решился. Нет, про клад он спрашивать и не думал, Джу Ди решил в беседе и по поведению выяснить, не прибрал ли тот казну погибшего купца. Да и повод познакомиться нашел подходящий – предложил ремонт домашней утвари. «Моришо» встретил его неприветливо, пахло от него спиртным. Разговор долго не клеился. Джу Ди своим простоватым и добрым поведением расположил к себе степняка. Он подремонтировал ему кой-какую посуду по мелочи, угостил сахаром. В ответ Гомбоев расслабился, напоил его густым зеленым чаем с молоком, куда было добавлено масло. И только после этого завязался разговор. Ключник сразу понял, что за человек его собеседник – озлобленный, недоверчивый человек. С таким будет очень трудно, такого можно привлечь на свою сторону только за деньги, и ему даже мысль пришла в голову – не взять ли его в компаньоны как первоначально и планировал. Но тут же отказался – слишком опасен.

Начал он разговор издалека, отхлебывая чай, то и дело раздавая похвалы хозяину.

– Уважаемый, а как в ваших местах с продуктами? Очень голодно?

– Голодно тому, кто запаса не имеет! – угрюмо отвечал Гомбоев.

– А родственники ваши как поживают?

– Нет у меня родственников! Кто умер, кого я сам видеть не желаю.

Помолчали. Каждый отпил из своей чашки.

– А работа как? Не тяжела?

– Тружусь помаленьку, мы к животине привычны.

– А с доходами как? – Джу Ди решил добиться своего и выяснить материальное положение этого Соднома моришо. Судя по убранству дома, где они сидели, этот чабан не особенно-то зажиточен. Хотя кто его знает, раскопал купеческий клад, спрятал в укромном месте, может, здесь же под полом и теперь сидит важничает.

Два битых часа Джу Ди вел беседу со степняком, задал много хитрых вопросов, но на многие не получил вразумительных ответов. Потом, сидя у себя в будочке за работой и размышляя, завладел ли Содном кладом, пришел к одному выводу – нет, и наверняка даже не знает место, где он спрятан. И получилось так, что осталось Джу Ди последний отрезок пути сделать одному, добраться до желтого камня и закончить свое дело.