Текст книги "Картины снов и застолий. Готические стихотворения"

 
Мглу из диносов тусклых лиют,
Винный хмель расточая, менады,
И Ювенты амфорники бьют,
И ночные вершат променады.
 
 
Ах, не плачьте, царевны, сангин
Ваших барвы и пурпур чудесны,
Шеи кутайте ватой ангин,
Тьмой чаруйтесь, елико одесны.
 
 
Вместе ль будем и мы пировать,
Негу яств и глинтвейна вкушая,
И атраментный шелк обрывать
С лядвий юдиц, богинь искушая.
 

 
Феи смерти в шелках золотых
Дев беспечных манят, восклицая
Хлад и немость, одесно святых
Вновь пеют, истемнясь и мерцая.
 
 
Иль несите ко шумным столам
Под серебром вино и емины,
Будем пить-не пьянеть, ангелам
Достохвальным белить керамины.
 
 
Содрогнется еще Вифлеем,
Боги антики тусклую сводность
Оцветят – мы тогда излием
На велебные столы холодность.
 

 
Пурпур ветхий бледней и бледней,
Тийя к столам гостей оглашает,
Мнят цари хороводы теней,
Всяк юродивый хлебы вкушает.
 
 
Перманентная тушь, бледный хлад
С юных дев истекут, удивятся
Фарисеи, зерцая оклад,
И совидят, как хлебом давятся.
 
 
Станут майские кущи темнеть,
Налиет Деа Диа в амфоры
Млечный яд, чтоб легко пламенеть,
Где зефирны и благостны Оры.
 

 
Первой лунной богине хвалу
Феи тьмы воздают, бледны лики
Небовейных царевен, к столу
Именитств юн влекут сердолики.
 
 
Гей, рапсоды, кифары нежны,
Славьте див и химер опоенных,
Фаворитки ущербной Луны
Пить должны лишь со амфор всепенных.
 
 
Здесь ли мы – сны юдоли храним
Иль за Никой Пеония цветность
Прелияше, каморницы мним,
Оглашая любви безответность.
 

Портреты юдиц на хорах и в подвалах

 
Дышат розовой негой сады,
Хоры неб источают холодность,
Иль одесны гнилые плоды,
Налиющие мороком сводность.
 
 
К августовским столам поднесем
Емин хлад и златые куфоры,
Будем весело юдицам сем
Пировать, лити мглу на фарфоры.
 
 
И лекифы начнут огневеть,
И в подвальники Господь спустится —
Жечь тлеенную мертвую цветь,
Аще кровию тьма золотится.
 

 
Вишни Пила серебром тиснит,
За столами гудят фарисеи,
Ершалаим ли вновь именит,
Мы почтим балевания сеи.
 
 
Ах, одесно еще балевать,
Афинянок иль граций фиванских
Мглой чаруя, их перси свивать
Шелком неб меж аллей гефсиманских.
 
 
И юродные дщери найдут
В сны земные к иудицам вдовым,
И успенных царей оведут
Миррой темной и воском ледовым.
 

 
Белой глиною очи полны
Фей садовых и дев статуэток,
И были к нам царицы нежны,
Источаясь о злате виньеток.
 
 
Пей, Клио, золотой диамент,
Яко вусмерть хмельные монахи
И лиется всенощно абсент,
Им отмоем хотя апронахи.
 
 
Шелк гиады беленой ожгут,
Изопьют фарисеи тлеядность,
И юродицы вновь набегут
В кельи ночи – зерцать неоглядность.
 

 
И опять мы во власти менад,
За Рембо налиют и Виньоном
Темный пунш и абсент, колоннад
Цветь яркую двоят совиньоном.
 
 
На централах больших площадей
Мрак портальников звезд холоднее,
Где и встретить фиванских блядей,
Их еще ль одалиски нежнее.
 
 
Щедры к нам дочки Тийи, оне
Яд лиют чрез окарину птичью,
И блистают в свинцовом огне
Меж тарелок с отравленной дичью.
 

 
Яд в патерах, сиреневый яд,
Мы ль одесно пием, не хмелеем,
Бледны шелки у темных гияд,
Отдарил их незвездный Вифлеем.
 
 
Иль рыданья на хорах слышней,
Благолепые ангели, плачьте
Об утраченном царстве теней,
Оды к радости кровью иначьте.
 
 
И начинут зерцала пылать,
И сирению тени увьются,
И вскричим – гоям неб исполать,
Яко десно во мраморе бьются.
 

Портреты юдиц с грациями

 
Сколь урочно еще потакать
Небу дщерям бестенно-кургузым,
Яд и мирру гиадам алкать,
Мы царицам кивнем желтоблузым.
 
 
Ах, оне лишь пречествуют сех
Гостий Тривии, их наднебесность,
Звезд ли мало на темных власех—
Пусть рисует винтажи словесность.
 
 
И юродные дочери мглу
Солиют в небодержные чаши,
И к пустому насядут столу,
Тени мертвых угодников зряши.
 

 
Виноградные лозы темны,
Дышат негой цветов ягомости,
Фаворитки ущербной Луны
Жгут беленой игральные кости.
 
 
На пиры их тийяды влекут,
Кирки именем див обольщают,
Мед лесной и серебро цикут
Поднося, млечный рай обещают.
 
 
Но вседержный июль промелькнет
И церковные флоксы зардятся,
И в дьяменте эдемских тенет
Боги мглы их вином усладятся.
 

 
Пудрой темной власа навиют
Оглашенные вдовы чумные,
Меж амфорников бляди снуют,
Из ритонов пиют юродные.
 
 
Дивно шествие мертвых царей,
Безобразны опять герцогини,
Челядь ядом балует псарей,
О лекифах не спят ворогини.
 
 
Что, Фурина, еще и занесть
Институткам к столовьям овальным,
Где оне веселятся как есть,
Исклоняясь ко грешницам свальным.
 

 
От портретников темных бегут
Юны млечные, их ли неволить
Феям Ада, зерцала им лгут,
Ирод-царь будет нощно мирволить.
 
 
Озлаченые рамы, шелка
Танцовщиц, бельэтажей кармины,
Яко ангелов месть высока,
Станем патиной тлить керамины.
 
 
И вседарствуют нищенкам хлеб,
Аониды прельстятся винтажем,
И начнет легкомысленный Феб
Белых граций смущать эпатажем.
 

 
Август дичью пурпурной манит
Утонченных летящих юнеток,
Всяка дева лишь ангелей мнит,
Истеняя серебро монеток.
 
 
Ах, Кардея, гнилые плоды
О небесных корзинах темнеют,
Налиются червицей сады,
А деревы легко пламенеют.
 
 
Хлад высокий слетит и найдут
Во трапезные челяди, виться
Мглой серебра и дев оведут
Маком алым – в истерике биться.
 

Портреты юдиц у Ювентас

 
Торты с вишней, десертных емин
Чары пышные, хлебниц ваянья,
Иль угасит истечный кармин
Лет былых золотые даянья.
 
 
Се, Ювентас, ритоны богинь
И лекифы во мгле ядовитой,
Се глинтвейн для безруких княгинь,
Шелк, тесненый диавольской свитой.
 
 
Льется пурпур в точащийся хлеб,
Ссеребрились шелка и виньеты,
И в меловых окладниках неб
Чезнут царственно дев силуэты.
 

 
Снег виньеточный, тлейся, гори,
Огнем тьмы серебри канители,
Цвет бессмертия небам дари,
Услаждай сном гранатовым ели.
 
 
Из Эолии вьется арма,
Лишь ея мы и ждали одесно,
Феям ночи Геката сама
Пламень шлет, се мгновенье чудесно.
 
 
Ах, еще ль не убраны столы,
За какими холодность внимаем
Персеид, и юдицы белы,
И к вечере мы хлебы ломаем.
 

 
Локнов глянцевых шелковый мел
Золоченой осыпкой блистает,
О власах лунноликих Памел
Снег искристый виется и тает.
 
 
Длись, мгновение чудное, длись,
Буде пламень восковый нетечен,
Всяк одесный – полночно мелись,
Шелк асийский сейчас безупречен.
 
 
Иль колодницы фей облачат
К темным пиршествам Цин и Аделей,
И томящихся дев заключат
В пламень матовый благостных елей.
 

 
И не в святки ль пасхалы гасить,
Хлебы маками веять, осыпкой
Меловой истеняя, носить
Их к еминам с флеорою зыбкой.
 
 
Ах, очнемся ли – ели каждят,
Беовульф мертвых пчел воскрешает,
Иродицы из хвои следят
Гостий неб, мглу Эреб оглашает.
 
 
А и будем всенощно пеять,
Лити хмель о рождественских термах,
И чарующих юн соваять
На меловых тлеющихся гермах.
 

 
Мед в леканах полночных иль яд —
И не важно, резвитесь, юниды,
Парфюмерные столы тияд
Ныне чествуют вновь аониды.
 
 
Вновь тостовники пышны, богинь
Лунноликих венчают плюмажи,
Безобразно-седых герцогинь
К феям Асии мчат экипажи.
 
 
Оглянемся: круг темных столов
Никого, злать Ювентас вакханки
Прелиют, шелк их тускл и мелов,
И серебрят иудиц коханки.
 

Портреты юдиц в желти и серебре

 
Гребни бледные в млечных власех
Опочивших царевен туманны,
А и суе рыдать обо всех,
Мглой чаруются Юзы и Ханны.
 
 
К падшим ангелам тще вопиять,
Ядовитую мирру сливают
На хлебницы оне, чтоб пеять
Внове там, где князей убивают.
 
 
И гляни – тени див неземных,
Источаяше воск и багрянец,
Меж портретников спят ледяных
И темнит их чела ядный глянец.
 

 
Тусклый замковый мраморник нем,
Крыс в подполье Тривия считает,
Ах, богиня, и мы не уснем,
Чудищ много сейчас израстает.
 
 
Сны Корделии – вещие сны,
К ней губители ночи ль явятся,
Хладной миррой нальют ложесны,
Агонии очес воздивятся.
 
 
Зенки эти уголя темней,
Лон царевен белых нетлеенность
Зло следят и чарницей теней
Превиются, каждя лишь временность.
 

 
Ночи августа юны пеют,
Изливая дурман благовонный,
И амфорницы ядные бьют,
И диамент чаруют оконный.
 
 
Херсонесских полян виноград
Заточим в италийскую млечность,
Геть, обручники, в пламенный Ад,
Нашу там и святите калечность.
 
 
Будут рдиться ль власа Женевьев
О зеркал венцианских тумане,
Где меж райских стенают дерев
Тени фей во цветочном дурмане.
 

 
И начнут винограды темнеть,
Елеон в розный цвет облачится,
Будут нимфы кустов пламенеть,
Мгла сквозь арнику неб восточится.
 
 
Это ль, Гоподе, жизнь и престол,
Именитств и забвенья учебник,
Полн емин остывающих стол,
Ах, вели жечь Аиду сей требник.
 
 
Вижди, вижди – на гиблых местах
Ищут дочери нас юродные,
Яд таяше об алчных устах
И пасхалы кадя ледяные.
 

 
Лунный огнь пировые тиснит
Желтью ночи, окариной хладной,
Царич всякий бессмертие мнит —
Упоенный армой червоядной.
 
 
Феи Ада, зерцайте столы
Эвменид, преполняйте кофоны,
Аще бляди о воинах злы
И увиты желтицей плафоны.
 
 
Сих ли будем рейнвейном хмелить,
Мелос дарствовать юнам церковным
И серебро незвездное лить
Над хладеющим шелком альковным.
 

Портреты юдиц с дочерями

 
Черных вдов ли рамена белы,
Крови ль граций им девственных мало,
Ах, одно всещедрые столы
Ждут нас, Фреи, меловьте зерцало.
 
 
Будем пить с Габриэлем и Мод,
Очаровывать ангелей вместе,
Жечь атраменты пламенных од,
Золотить винограды ко сьесте.
 
 
Дщери наши бледны, Габриэль,
Тусклых вей их бегут и вдовицы,
И стекает в подсвечники эль,
И хранят златность мертвые львицы.
 

 
Август розовым флером пьянит
Одалисок эфирных и граций,
Кринолины их нощно хранит
За альфийским шатром декораций.
 
 
Мы ль у Тривии млечной одне
Весело пироваем и плачем,
Топим скорби в холодном вине
И киафы с беленою прячем.
 
 
Иль гиады, черствеющий хлеб
Серебряше и мглу восклицая,
Льют шелковость над пологом неб,
О смуге августовской мерцая.
 

 
Одержимые феи лиют
Яд холодный в начинье меловниц
И белятся, и нощно пеют,
Золотя бледный мрамор столовниц.
 
 
Что шампанское, несть и токай,
И рейнвейны сюда, им кимвалы —
Знак беды, всяк одесный, алкай,
Крыс чумных ли удержат подвалы.
 
 
Будет Фаям-юродкам свивать
Мглы атраментом ночи лилеи
И давиться, и зло пировать
О червице садов Галилеи.
 

 
Мало ль вретищ царям, Антиох,
Рыл кувшинных, иродиц укосных,
Терневым ли не чаять подвох,
Жаб не зреть о летах високосных.
 
 
Ах, парчевники суе таят
Наднебесной юдоли алмазность,
Феи Ада царевен поят
Беленой, се владык неотвязность.
 
 
Лей хотя бы рейнвейн золотой
С темным ядом, камены очнутся
И увиждят столешник пустой,
И меловой парчой обернутся.
 

 
Иль порфирники боги ваять
Не устали, очнемся в юдоли,
Что и к ангелам тьмы вопиять,
Что и речь Аваддону – глаголи.
 
 
Юродивые дщери несут
Кубки с ядом гонцам верхотуры,
Лярв небесных матроны пасут,
Донны Ада летят на скульптуры.
 
 
Чернь уснет и шелковье цариц,
Холод мраморный внимет Антоний,
Задыхаясь о неге кориц
И смертельной арме благовоний.
 

Портреты юдиц в зефирном июле

 
Ах, Ювента, над мрамором вод
Фей твоих соваянья блистают,
Неб царевны, держащие свод,
Хладность жалуют им и мечтают.
 
 
Дивы бледные, шелк золотой,
Гробовую ль парчу Иудеи
Ангелам намеряя, свитой
Блеск таят, хвалят их лицедеи.
 
 
Вейтесь, вейтесь, юнетки, одне
И уснете вы, чая портретный
Шелест крови о млечном огне,
Излиенном во холод корветный.
 

 
Торты с ядом, эклеры с огнем
Черных вишен тлеенных гияды
К столам носят, еще ль и минем
Их капканы, горькие их яды.
 
 
Вишни эти серебрили мы,
Именинной свивали тесьмою
О золоте асийской хурмы,
Вековой истемняли сурьмою.
 
 
Иль очнемся – в альтанки бегут
Ханы злобные, пьют-не пьянеют
И цариц всебелых стерегут,
И над чернью лекан пламенеют.
 

 
Юн шелками июль холодит,
Тусклый огнь цветников изливает
На рамена белых афродит,
Их манит и еще пировает.
 
 
Будут алые розы темнеть,
Будут сильфы зефирностью виться,
И устанут сады пламенеть,
Хлебом юдицы станут давиться.
 
 
И тогда мы насядем к столам —
Вусмерть пить, славя хмель каравая,
Где белену лиют ангелам
Вдовы черные, шелк обрывая.
 

 
Се Господнее лето, алей
Ночь юдоли, высоко до нея,
А и мы о тенетах аллей
Исторгаем лишь хлад, пламенея.
 
 
Иль серебро летейской волны
Остановит Канента, царица,
Див страшат ли всевещие сны,
Яд мышьячный гасит ли корица.
 
 
Что одесных бежали харит,
Днесь немеют стопы в формалине,
И течет с ядных усн лазурит,
На цветах запекаясь и глине.
 

 
Ах, июль, ах, пора именин,
Ярки небы, зефирницы тают,
Над костром анфиладных лепнин
Тени дев и химеры блистают.
 
 
Фьезоланские нимфы белы,
В тусклом шелке утешные вдовы,
Ах, одно, застилайте столы,
Ныне черствые хлебы медовы.
 
 
Соглядим: веселятся гурмы
Ягомостей, модисток альковных,
Лишь тогда и вскричим – это мы,
Нас презрите о флоксах церковных.
 

Портреты юдиц с изумрудами и миррой

 
Хлебы в темных леканах свежи,
На столах горы хал меловые,
Смерти косы нещадны во ржи,
А и мы ли одесно живые.
 
 
Со Господних парафий найдем
К преугодникам – вечери славить,
Леденеть под июльским дождем
И пеять, и сиречно картавить.
 
 
Много скорби от песен шутов,
Эти, Рания, столы надмирны,
И лиются из пламенных ртов
Наших черно-вишневые смирны.
 

 
Золотой виноград напоим
Тьмой июля, каморною мглою,
Яко млечность и небы таим,
Всяка юдица – с темной иглою.
 
 
Вейся, вейся, златая арма,
Над планидою нашей высокой,
И мирволит нам Кора сама,
Виждь, мы в тени ея пустоокой.
 
 
От гранатов ли чуден Эдем,
Кущей сех воспея именины,
Черной миррою мы соведем
Небоимных венечий лепнины.
 

 
Иль сангины царевен темны,
Воск их тает, елико червонный
Цвет нестоек, хранят ложесны
Бледных див атрамент благовонный.
 
 
Ах, в серебре шутов колпаки,
Иродицы меняют хламиды
На веретища, тусклы зрачки
Сих блядей, ночь пеют эвмениды.
 
 
И гляни, червоядная мгла
Вновь по лядвиям юн сотекает,
Где богиня щедрого стола —
Клитемнестра всенощность алкает.
 

 
Вновь Кибела диамент лиет
Небозвездный в начинье, араком
Чаш не полнить уже, вопиет
Ирод-царь ли за млечным сумраком.
 
 
Оглянемся – беспечность цариц
Всепьянит заколдованных гостий,
Мускус вьется о неге кориц,
Иды блещут червицею остий.
 
 
Юродивые ль дщери следят
Бледных фей, источая меловость,
И белену пиют, и ядят,
И гадалок внимают суровость.
 

 
Яд в бочонках серебряных, яд,
О пирах мы его лишь алкаем,
Изумрудами черных гияд
Восдарим, феям неб потакаем.
 
 
Юродные шуты веселы,
Дочек царских внимают капризы,
Герцогини лиют на столы
Перманент, их беспечны репризы.
 
 
И угодники темные ждут
Настоятелей с агнцами Плевен,
И всенощно серебро ведут
По меловым раменам царевен.
 

Портреты юдиц в опере

 
Фавны пышные холод лепнин
И венечий тиснят озолотой,
Это наших ли блеск именин,
Очарованных маковой слотой.
 
 
Что алкеи опять веселы,
Им фиады клико наливают,
И гнетет меловые столы
Яд Циан, и оне пировают.
 
 
Изъявимся – увидит гурма
Навиенных шелками воровок
Царских дщерей, сошедших с ума,
Под крухой золотых лессировок.
 

 
Пудрой тусклой оводят чела
Меловые юнетки, винтажи
Царских опер темнеют, бела
Ночь музеев – се фей эпатажи.
 
 
Содомитский атлас холодит
Ядный блеск наднебесных вергилий,
Князь миров юн беспечных следит,
Их восчествует пурпуром лилий.
 
 
Зри, Клеменция, нощный альков,
Отравительниц бледных туманность
И летящих по Саду волков,
И хладеющих дев недыханность.
 

 
И урочно ль в нисане оцвесть
Елеонским аллеям и паркам,
Жаб колодных, иудиц ли несть,
Отдарим холод млечности аркам.
 
 
Налиют феи цветью земной
Кущи неб, внемлем снам Лорелеи,
Мил и сильфам атрамент иной,
К гробам дев изнесутся лилеи.
 
 
Желть соцветную будем таить,
Звездность лити из диносов пенных,
И очнемся еще – воспоить
Млечным элем царевен успенных.
 

 
Муз холодных ли славить, Аид,
Жгут песок отпечатки сандалий
Гостий неб, шелк белых аонид
Льнет ко станам и лядвиям Талий.
 
 
Перси, локнов узор, очеса
Див темны, вьется хмель над ритоном,
Веи одниц гасят небеса
И бутон обжигают бутоном.
 
 
Ах, юроды, влачите меж стен
Прах царей, златоустов одесных,
Воск сливайте в амфоры камен
Под золотой шелков их чудесных.
 

 
Зрите, ангели, танцы виллис,
Фижмы бледные, лядвий мерцанье,
Темных лон о золоте кулис
Гостий опер пьянит восклицанье.
 
 
Пусть надгробную цветность лиют,
Даром им ли цвета изливали
В сны камены, и амфоры бьют,
И яркие снимают вуали.
 
 
Будут млечные фавны пылать,
Увиются огнями цесарки
Тусклых неб – и кровавую злать
Мы прельем на винтажные арки.
 

Портреты юдиц с красной патиной

 
Несть кифары, одесным столам
Хватит немости, пиры, взвивайтесь,
Расточайте хвалу ангелам
И серебром еще упивайтесь.
 
 
Эти черные шелки сведут
Лона юдиц холодной каймою,
Нас губители суе и ждут,
Яко днесь пироваем с Чумою.
 
 
И откупорят ночь вещуны,
И рапсоды слезами упьются,
Где царевны следят наши сны
И фарфорницы млечные бьются.
 

 
Из Эолии басмовый снег
Аквилон и Борей наметают,
Пировые о хмельности нег,
Денно ярусы елей не тают.
 
 
Что ж, Кибела, сколь время твое,
Пусть искрятся шампанские вина,
Золотое у нас питие,
Торты чинят Идель и Альвина.
 
 
И найдут к этим пирам златым
Ядоносицы в сне онемелом —
Над восковьем тлееть, совитым
Кровью бледных русалок и мелом.
 

 
Вишни эти с меловой каймой,
А червонна одно их узорность,
Преслаждаясь небесной армой,
Дивы Сада вспеют иллюзорность.
 
 
У царевен блажных токсикоз,
Смирной локоны фри навивают,
Барабанщики юные коз
Отставных весело пировают.
 
 
Се шумит маскерад золотой,
Се Гекаты десерты истечны,
И фиады в червнице свитой,
И никейские амфоры млечны.
 

 
От барочных ли замковых стен
Веет хладом, ах, таинство ели,
Серебро несоимных картен,
Оведенные мглою пастели.
 
 
Несть рапсодам златые щелка,
Аще пудрой белятся вдовицы
Тускло-желтой, юдоль их горька,
Пейте, бляди, хотя медовицы.
 
 
Иль зайдут ко столовьям – алкать
Воск и яд со глинтвейном эльфиры,
И начнутся юродно икать
О портретниках Леи и Фиры.
 

 
Святки чудные, злато виньет
Вдоль столовий и емин червонных,
Мел диаментный торты виет,
Гостьи жаждут аром благовонных.
 
 
Лей серебро, Ювентас, на хлеб,
Пусть десерты нимфеи вкушают,
Балевниц днесь пречествует Феб,
Их царевны к столам оглашают.
 
 
И начнет изумрудность келей
Источать, и о патинах ели
Станут фей картонажных белей,
Чтоб всеприсные мелы тлеели.
 

Портреты юдиц в призрачных столовых

 
Много яду в амфорниках, Феб,
Нимф камены уже не прельщают,
С тусклой вишнею маковый хлеб
Красносельские грации чают.
 
 
Иль одесных певцов не спасти,
Иль юродные бляди забавны
Морте властной – найдут овести
Кровью ангелей иродиц фавны.
 
 
Хватит яств на парфянских столах
И вина, и аром благовонных,
И сие о ночных зеркалах
Нас увиждят во тогах червонных.
 

 
Антиквар, не тоскуй, наливай
Совиньоны ль, шабли золотое,
Аще ломит столы каравай,
Фурий жаловать – дело пустое.
 
 
Ах, иродицы нас ли сведут
В замки морные, к хмелю белены,
Пусть губители демонов ждут,
Пусть их Лои травят и Цилены.
 
 
Дщери лишь набегутся алкать
Из шелков почивален меловых,
И начинут юродно икать
О желтице фарфоров столовых.
 

 
Настоится диаментный хмель
С мглы купажем в заварниках, феи
Бледным грациям вынесут эль
Огневой, серебро Идофеи.
 
 
Будем вишни и торты вкушать,
Преливать на исцветность глинтвейны
И царевен к пирам оглашать,
Будут нимфы садов темновейны.
 
 
Иль колодницы станут юлить,
Увиясь шелком тьмы несомерным,
Восхотят нашу кровь отбелить —
И зальются диаментом чермным.
 

 
Сад Никеи, всепризрачный сад
Нас июльской окутает сенью,
Где, Белькампо, химеры и Ад,
И благие пути к неспасенью.
 
 
Хлебы миррой оводят волхвы,
Яден мрамор, юдицы смиренны,
Под кровительством черной вдовы
Ждут явления Анны Перенны.
 
 
Ах, далек этот жертвенный снег,
Вертоград бледный огнь разливает,
И в тенетах чарующих нег
С нами вместе юдоль пировает.
 

 
Август млечное брашно лиет
На призрачные столы ночные,
Жжет фарфорники хладом виньет,
Царских дочек блюдут юродные.
 
 
От серебра патеры темней,
То серебро умолкших алкеев,
Ночь тиха и пустынна, о ней
Плачут хоры шутов и лакеев.
 
 
Оглянемся – царевны плывут
В тусклых волнах диаментной Леты,
И власа небозвездные рвут,
Холодяше серебром виньеты.
 

Портреты юдиц с мертвыми царевнами

 
Неб атраменты ночи тускней
Вифлеемской, сотлим апронахи
Червной мглой, хороводы теней
Будут ангели зреть и монахи.
 
 
От церковных ли приторных вин
Феи бледные мнят экипажи,
Их несущие, Лой и Альвин
Овевают златые купажи.
 
 
Се арома ль нагорных лугов,
Се юдицы ль в терновнике пляшут,
Где неясно с каких берегов
Им ваянья кровавые машут.
 

 
Источают арому столы,
Мускус терпкий небесно виется,
Очарованы шелком юлы,
За амфорою амфора бьется.
 
 
Ах, шелковость Цецилий и Мод,
Изумрудных княгинь премерцанье,
Пьют белену слагатели од,
Лядвий мелу дарят восклицанье.
 
 
И Гиады от царских диет
Холоднее аскезников статных,
И парча меловая тлеет
На раменах иудиц сугатных.