Текст книги "Поворот в сторону перекрестка"

– Да, музыки мне действительно не хватало, – подтвердил я, опуская взгляд на давно опустевший бокал. А ведь всего какой-то месяц назад наш разговор выглядел куда более прямым и честным, ну почти честным:

«Я согласен на твое предложение, Алик. Только есть у меня условие».

«Какое же?» – заинтересованно спросил мужчина.

«Не трогай больше Стаса», – не ходя вокруг да около, высказался я.

«Хм, о чем это ты?» – тень безупречного удивления проскользнула в блестящих глазах собеседника.

«Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я. Не вооруженным глазом заметно, как ты изводишь его своими жесткими «нравоучениями». Он не заслужил такого отношения к себе. Оставь его в покое, и пусть себе живет мальчишка спокойно. Совсем не его вина в том, что вы с ним абсолютно разные».

«Что ж, я потратил много сил, на то, чтобы вырастить его, но думаю в его возрасте уже слишком поздно пытаться что-то изменить. Кажется, пришло время оставить мои попытки и дать ему самому принимать решения. Обещаю, больше не лезть к Стасу со своим воспитанием. Ну, что доволен»?

И я бы хотел сказать, «вполне», однако кое-что еще так и просилось на язык. Я бы желал потребовать того же у Алика и для Кристину, но побоялся ей навредить. Ведь узнай он о моей осведомленности в их отношениях, это наверняка бы еще сильнее подпортило жизнь девушке, а, кроме того, вскрылось наше с ней, куда более близкое знакомство, чем мог себе представить Алик.

«Есть еще какое-то условие»? – нетерпеливо спросил мужчина. И тут я понял, что пауза слишком затянулась.

«Нет», – уверенно ответил я.

«Тогда считаю, с этой минуты наш договор можно считать заключенным»?

Я согласно кивнул в ответ.

– Ты вижу, не очень-то рад удавшейся вечеринке, – Алик наполнил свой бокал шампанским, и жестом предложил мне того же.

– Нет, говорю же, лучше б выпил пива. Вечеринка, конечно, что надо, но видимо я, с непривычки слишком устал после концерта, – совершенно правдоподобно соврал я. Хотя на самом деле, вся безмятежность настроения пропала, стоило только вспомнить о Кристине.

Вот кто действительно глубоко засел в моем мозгу. А виделись мы с ней за этот месяц так мало, что по пальцам пересчитать можно. Да и перекинулись лишь парой ничего не значащих слов. Но каждый раз наша встреча походила на холодный северный ветер, обдирающий кожу своим могуществом стихии до костей. Стоило только нашим взглядам с Кристиной пересечься, как все мое нутро вскипало и скручивало жгутом от невозможности просто нормально поговорить. И сделать это было непросто, без вероятности выдать себя и ей, и Алику. Оттого все это время я оставался при своих мыслях и желаниях. Погрузившись с головой в другие свои дела, я пытался заглушить странное зудящее чувство, которое неистребимым зверем металось во мне. И делал я это с помощью музыки.

– Пожалуй, мне пора домой, – устало произнес я.

– Да, ладно тебе. Вечер только начался, – Алик удивленно вскинул брови.

– Но не для меня. Слишком многое я вложил в наше дело, и теперь кульминация этих стараний сильно утомила.

– Что ж, согласен. Это всего лишь вечер, которых будет еще очень-очень много. И поэтому, лучше сегодня выспаться, чтобы продолжить уже в другой раз, – Алик поднял свой бокал и понимающе кивнул мне.

Я небрежно схватил со стола бутылку, и отхлебнул из нее несколько больших глотков, о том, что предстояло сесть за руль, я старался не думать. Впрочем, для меня такая ничтожная доза алкоголя давно перестала быть значимой.

***

Честно говоря, февраль мне всегда казался непонятным месяцем и особенно его вторая половина. И зима вроде, а уже не так холодно, но и прихватить может, да еще как, и в то же время конец ее близок, а снег и не думает таять. И ощущение складывается, будто погода на перепутье, и не знает, чем людей наградить, холодов наслать или уже и к весне их подпустить. И выходя на улицу каждый раз, не знаешь, вновь морозом лицо обожжет или повеет ветерком перемен. И больно уж похож такой февраль на всю мою жизнь. И стою я также на перекрестке, и думаю, что вроде на месте толочься бессмысленно, куда не взгляни всюду дороги да пустошь. Двигаться надо, только там впереди есть хоть что-нибудь, да и ноги сами просятся в путь, а куда идти, толком не понимаешь. Не хочется делать выбор, во всяком случае, пока, и тлеет где-то в глубине надежда, что тут, как и с погодой, неизбежно кончится зима, и потянет теплом, неминуемо разрешая всякие конфликты.

Привычный жар разгоряченной толпы остался позади. Дверь захлопнулась за мной так быстро, что я и не успел осознать, как скоро холод вонзил в меня свои острые когти. Но я не спешил погружаться в темную морозную ночь. Я достал из кармана сигареты, и не спеша, наслаждаясь моментом, закурил. На фоне яркого фонаря заклубился белесый дым, и удовлетворенно хмыкнув, я побрел к своему самопальному мерседесу.

Приблизившись к машине, я заметил людей, окруживших человека и неистово его задиравших.

– Какого черта тут творится? – недовольно произнес я, предчувствуя неприятный для себя исход собственного же вопроса.

Трое людей в черных куртках с надвинутыми на лоб капюшонами резко развернулись в мою сторону. Мой цепкий глаз сразу заприметил на руке одного из них массивный кастет, в руке другого поблескивал маленький складной нож. Я не видел их лиц, но догадывался, кто скрывался под закрывающими до половины лица капюшонами. Уличная шпана, время от времени промышлявшая разбоем, и не чуравшаяся при этом поугрожать опасным реквизитом, взятым на дело.

– Вали отсюда по-хорошему, – один из нападавших, тот, что был с кастетом, шагнул ко мне. – Иди куда шел, если целым хочешь остаться.

– Вообще-то я уже пришел к своей машине.

– Вот садись в нее, и уезжай, – парень с ножом, по примеру своего собрата выдвинулся вперед. И тут я увидел, кого же на этот вечер выбрала жертвой местная банда.

– Стас? – ну, нет, этот мальчишка как магнит, только и делает, что притягивает к себе несчастья.

Подросток стоял неподвижно, онемев от сковавшего его от макушки до пят страха. В своей потрепанной куртке и нелепой вязаной шапке, он представлялся таким убогим и уязвимым, что мне стало жаль его. А еще стало непонятно, как таким бывалым и отмороженным бандитам мог приглянуться этот несчастный.

– Вы всерьез думаете, что с него можно что-то взять? – ощущая, как на меня продолжает надвигаться стена, очень опасная стена, я попятился. Уводя компанию за собой, подальше от Стаса, я надеялся поймать его взгляд, чтобы без слов дать команду бежать. Вот только что-то подсказывало, что с места этот испуганный до смерти ребенок не сдвинется.

Раздосадованный тем, что успел сделать лишь пару затяжек, я небрежно отшвырнул сигарету в сторону, при этом не сводя взгляда с того бандита, который держал нож. Ведь заварушка вот-вот начнется, и главной опасностью окажется как раз этот парень, чувствующий себя явно в более выигрышном положении со своим ножом, чем, например, я, вооруженный лишь голыми руками.

– Может, мирно все решим? – без особой надежды спросил я. И в ответ не услышал отказа, впрочем, и согласия тоже не получил. Трое ублюдков продолжали оттеснять меня к машине, и уже почти окружили в кольцо, когда раздался женский голос:

– Какие-то проблемы, мальчики? – Лина с Луцем подоспели как раз вовремя. Появись они еще на пару секунд позже, и вероятно прибыли бы уже к самому разгару драки. Но их присутствие поумерило пыл нападающих, ведь позиция – трое на трое, резко уменьшала шансы бандитов, и двоих из троицы словно по волшебству потянуло прочь от меня, да и от Стаса, в общем-то, тоже.

– На это мы не подписывались, – сказал парень с ножом, и резко глянул на того, что был с кастетом.

– Сегодня неудачный день для тебя, паскуда, – бандит с кастетом стоявший ко мне ближе всех, даже не думал отступать. Он резко размахнулся и со всей силой попытался меня ударить, но промазал. Точнее я вовремя успел увернуться от разящего кулака с кастетом. Хотя, кажется, его это совершенно не расстроило. Он рассмеялся мне прямо в лицо, а затем кивнул своим церберам, и они бросились бежать прочь.

– Хотел уехать без меня? – девушка стояла, держа в правой руке биту, и наигранно постукивала своим оружием по левой ладони.

– Спасибо, что помогли, – я подошел к Стасу и взял его за плечо, показавшееся мне каменным от напряжения. Даже через куртку я это почувствовал. Мальчик дрожал, боясь шевельнуться. – Ты как?

Стас ничего не ответил, но вперил в меня свои огромные черные глаза, ровно как в тот раз, когда одним лишь взглядом молил спасти от людей брата. Мне трудно было снова выдержать этот взгляд, однако свой я все-таки не отвел, понимая какую бурю эмоций переживает в себе подросток, и что будет просто свинством, если я примешаю к этому еще и свое пренебрежение.

– Да не за что, – запросто ответил Луц.

– Хорошо, что у меня в багажнике есть это, – Лина закинула биту на плечо, и многозначительно посмотрела на моего лучшего друга, тот подхватив ее задор, пафосно улыбнулся, и, подражая девушке, закинул на оба плеча барабанные палочки.

– Да, ладно. Ты решил пойти на этих троих с барабанными палочками? – мы со Стасом уже подошли к машине, и подросток, немного успокоенный присутствием знакомых людей, слегка пообмяк и оживился.

– Ну, знаешь, у меня не было особо времени выбирать. Пришел, с чем было. К тому же главное оружие для барабанщика, его палочки, они, видишь ли, и глаз выколоть могут.

Тут уж не выдержал никто, даже Стас. Все залились диким хохотом, ставшим непроизвольным завершением спавшего так резко со всех нас напряжения. Но как только смех утих, Лина вдруг серьезно спросила:

– Интересно, что им понадобилось от Стаса?

– Думаю этой кучке уродов просто страшновато нападать на кого-то постарше, типичные мелкие бандиты местного разлива, не стоит больше о них вспоминать. Лично я желаю отсюда уже поскорее убраться. Они, конечно, не блещут умом, но отмороженные на всю голову и поэтому могут вернуться, да еще и с подкреплением. Так что, лучше не стоять здесь просто так, – Луц многозначительно осмотрелся по сторонам, а затем сунул барабанные палочки в оба кармана своего пальто.

– Верно говоришь, – я усадил Стаса на заднее сидение, а сам пошел к водительскому. – Ну, так ты едешь со мной? – Спросил я, открывая дверцу машины.

– Ну, нет. Сегодня у тебя другие заботы, – Лина подмигнула мне, и направилась обратно к клубу вместе с Луцем.

Я и представить не мог, какое чудесное проведение прислало их ко мне сегодня, но был очень рад, что на их месте оказались именно они, а не клубные вышибалы или даже кто-то из личной охраны Алика. Ведь эта история непременно попала бы к нему, во всех красках и подробностях описанная верными соглядатаями. А ни мне, ни Стасу сейчас этого не было нужно.

– Отвезу тебя домой, – я повернул ключ в зажигании, и мотор ровно отреагировал на мое действие, мягко затарахтев в ответ.

– Нет, – резко вскинулся Стас. Я посмотрел на подростка через зеркало заднего вида. Он сидел прямо, точно кол проглотил, и в ужасе теребил свою вязаную шапку.

– Тебя потеряют, – спокойно сказал я.

– Брату теперь на меня плевать.

– А Кристина?

Стас недовольно скривился, и откинулся на сидение. Я ждал, пока он ответит.

– Я напишу ей, – тихо произнес мальчишка.

Стас сидел на диване и отрешенно посматривал в сторону запыленного телевизора на старом массивном комоде. Я подошел к нему тихо, но мальчишка все равно вздрогнул, когда перед ним появилась большая кружка травяного чая. Он с благодарностью принял ее, обхватив обеими руками горячие керамические стенки посуды. Я расположился в кресле напротив со своей кружкой и принялся пить крепко заваренный кофе, давая тем самым подростку время хоть мало-мальски прийти в норму.

– Спасибо, что разрешил остаться у тебя, – Стас согрелся и окончательно успокоился. Он стянул куртку, которую вначале наотрез отказался снимать, и из-под синей дутой парки высунулись худые и бледные руки.

– Ерунда.

– Совсем не ерунда. Ты вот уже в который раз спасаешь меня.

– Это все потому, что ты все время попадаешь в неприятности, и по какой-то совершенно непонятной причине я постоянно оказываюсь рядом.

– Я совершенно не могу постоять за себя. Вот бы мне быть таким же, как ты, смелым.

– Ну, уж нет. Драки – не самая лучшая часть моей жизни. Гордиться тут нечем, – я поставил кружку с кофе на маленький столик с зашарканной поверхностью и достал из-за спинки кресла гитару. – К тому же, тебе все это не нужно.

Я стал наигрывать тихую импровизацию.

– О чем ты? – удивленно спросил Стас.

– Мне дядька сказал однажды, что, если ты глуп как пробка, этого уже не исправить, но даже, если у тебя недостает в черепушке, вполне себе можно жить с этим. Хуже, когда в голове творится бардак, ведь разобрать его в одиночку очень трудно, – я прекратил перебирать струны. – Ты совсем не дурак, Стас. Наоборот, ты очень умен, и это порой приводит тебя к опасным поворотам.

Подросток удивленно на меня посмотрел, нахмурив тонкие черные брови.

– Например, те деньги, что ты одолжил у брата. Ты наверняка их приберег для чего-то очень важного. И так никому и не сказал для чего тебе они. Даже Алику эту страшную тайну не выдал. Не выдал, ведь?

Мальчишка отрицательно покачал головой. Я щелкнул пальцами, продолжая говорить:

– Держу пари, при всей своей непростой жизни, в школе ты круглый отличник. Отличник?

Стас, ошарашенный таким поворотом событий, согласно кивнул.

– Об этом нетрудно догадаться. В школе, да и не только, есть два типа людей. Такие, как я, которые и способны защититься одними лишь кулаками. И такие, как ты, кто делает ход, хорошенько подумав прежде. И знаешь, что? – Я придвинулся ближе к столику, и увидел, как глаза Стаса округлились. Он сухо сглотнул, но промолчал. – По отдельности ни то, ни другое толком не работает. Я могу нарваться на случайную заточку в драке и только в драке, ты можешь получить то же самое, но, когда это с тобой произойдет, не предугадаешь.

– Зачем ты все это говоришь?

– Не играй против Алика. Ты умный и такое способно ввести в заблуждение, вселив веру в твою неуязвимость. Но твой брат еще умней. На каждое действие найдется свое противодействие, только есть люди, с которыми ты можешь поговорить.

– Ты о себе? – вдруг выпалил мальчишка.

– Я о Кристине, Стас. И не заставляй меня думать, что я ошибся со своей теорией о твоих умственных способностях, – я многозначительно постучал по виску. – Она до сих пор в твоей жизни, только потому, что ты есть в ее. Иной раз, сказать кому-то о своих проблемах и мыслях, намного важнее, чем быть спасенным от пары синяков и вывернутых карманов, или даже от ножа в печень. Тут как повезет. Здесь все просто. Ты либо жив, либо нет. А вот существовать в хаосе – нет ничего хуже этого. Я не тот, кто должен давать тебе наставления, уж это точно, но смотреть на твои страхи больше не могу. Не хочу, чтобы этот разговор задел твои чувства. Я не враг тебе и никогда им не был. Я больше не заговорю о подобном, но пообещай, что подумаешь над моими словами.

Не став дожидаться ответа Стаса, я забрал со стола наши кружки и направился на кухню:

– Налью еще тебе чаю.

– Кирилл?

– Да?

– Кристина очень хорошая, и я не хотел перекладывать на нее свои проблемы. Она никогда не говорила со мной о тебе, но я видел ее рисунки, хотя не должен был, и поверь, они, куда о большем могут рассказать, чем слова. О ее отношении к тебе. Когда нашел твой портрет, тогда и решился сунуть его в конверт. Не из-за себя, а из-за Кристины. Ты не должен был пропасть из ее жизни.

Я ничего не сказал. Мою грудную клетку словно стянуло стальным кольцом, и я непроизвольно сжал находившиеся в руках кружки. Мальчишка в легкую уделал меня, размазав по стенке всего лишь несколькими фразами. Не то, что я, распинавшийся перед ним, аки философ-бродяга. Да, я оказался прав, но почему-то от этой мысли легче не стало.

Я молча проследовал на кухню, и обессилено рухнул на стул. В одну минуту Стасу удалось усложнить все то, что и без его масла, пылало в огне недосказанности и неопределенности. Я спас его сегодня от чужой заточки, а он меня в отместку пырнул своей, куда более острой и опасной. Хотя сам вряд ли подозревал об этом.

Глава 10. Спаси меня

– Андрей, смотри, кто пришел к нам сегодня, – радостно объявила мама. Она приобняла меня за плечи, и лучезарно улыбнулась появившемуся в дверях мужу.

Я держал маленькую Леру. Она возилась на руках, отчаянно теребя мои длинные волосы.

– Привет, отец.

– Удивительно, что ты, наконец, навестил нас. Раньше за тобой такого не водилось, – Андрей слишком нервничал, пытаясь застегнуть пуговицы на манжетах рубашки.

– Почему бы и нет? – спокойно произнес я. – Как твои дела? Ты уже решил свою проблему?

Услышав вопрос, отец мгновенно оставил в покое свое занятие, и грубо ответил:

– У меня не бывает проблем, а если и возникают мелкие неприятности, они надолго не задерживаются. И еще, я разрешаю собственные конфликты самостоятельно, без чьей-либо помощи, и уж тем более чьих-либо советов.

– Я и не собирался тебе советовать, да и вряд ли чем-то смог бы помочь. Хотел только узнать уладилась ли та ситуация с Житняковым.

– Не смей в моем доме даже фамилию эту произносить, – отец вскипел моментально, устремив в мою сторону указательный палец.

– Андрей, какая муха тебя укусила?! Кирилл и так редко бывает у нас. Неужели все ваши встречи необходимо обращать в конфликт?! – мама встревоженно вышла вперед, закрывая своих детей от любого негатива, способного вырваться из уст отца.

Хотя мама была невысокого роста, худой и утонченной женщиной, в ней все же крылась неимоверная смелость и сила. Несмотря ни на что, она занимала мою сторону в споре, защищая от нападок мужа, пожалуй, оставаясь тем единственным человеком, кто способен утихомирить его. Отец всегда безоговорочно слушал мать, но сейчас он выглядел просто взбешенным, и не о каких компромиссах речи уже не шло. Таким злым я не видел его никогда.

– Не надо, мам. Я все понял, – тронул я рукой ее плечо. – Это был сон, тогда в больнице. Через-чур хороший и правильный для отца и сына. Ты был слишком уязвим и пьян, вот почему проявил ко мне доброту. За тебя говорила бутылка виски, и я дурак, повелся на то, что ты, наконец, признал во мне личность, а не свою марионетку, не особо жаждущую танцевать под грозный марш Андрея Ковина.

Видимо Лерка почувствовала напряжение, воцарившееся в комнате и начала хныкать, хватаясь за ворот моей футболки.

Отец молчал некоторое время. Его плечи высоко вздымались, а выражение лица говорило о ярости, что бурлила внутри. Но видимо успокоившись, Андрей переменил свой тон:

– Прости, я слишком много лишнего наговорил тогда, – уже намного тиши и смиренно произнес отец. Однако верилось в его слова с трудом. – Как я уже сказал, эти вопросы касаются только меня. Предпочитаю не смешивать свою работу и дела семьи. И надеюсь, – тут Андрей сделал паузу. И очень выразительно, и властно взглянув на меня, продолжил, – разговор обо всем этом между нами больше не повторится.

Сестра больно дернула меня за волосы, а я даже не поморщился, словно ничего не почувствовав, ведь только что сочной пощечиной наградил собственный отец. И она была куда ощутимей выдранного клочка волос.

– Конечно, – ни один мускул на моем лице не дрогнул, но не от того, что я был в диком напряжении. Скорее наоборот. Я ощутил привычное чувство безразличия ко всему, что говорит Андрей. Никакого озарения не случилось в больнице. Все закономерно вернулось на круги своя. Наши с отцом отношения не перешли на новый уровень, они остались прозябать ровно на том же месте, где и были всегда. – Мы будем говорить лишь о том, какой неудачник твой сын и как же вывести его на путь истинный. Видимо только об этом ты и думаешь, когда видишь меня. Никакой иной реакции в глазах своего отца я уже не вызываю.

Губы Андрея сжались в тонкую полоску. Я отчетливо уловил гнев, источаемый всем его видом, но в очередной раз такая реакция только откинула меня в прошлое, в привычную и до боли знакомую среду.

– Мам, возьми ее, – я передал сестру матери, напоследок заглянув в глаза Леры, такие же темно синие как небо перед восходом.

– Сынок…, – расстроено произнесла мама.

– Все хорошо. Я уже привык к такому отношению. Именно поэтому я всегда чувствую себя здесь не дома, а в гостях, – я коротко посмотрел на отца. – В любом случае уже пора уходить. – Я поцеловал маму в макушку, и погладил по пышным черным волосам. Однако про себя подумал, что в следующий раз заявлюсь в этот дом, только когда отца здесь не будет.

– Не смей так говорить со мной, – Андрей ударил кулаком по маленькому белому столику, возле которого простоял все это время.

– Ты первый все начал. Я не орал, когда ты появился здесь.

– Несносный мальчишка, в тебе ни капли уважения к отцу.

– Просто я уже устал оправдываться перед тобой всякий раз, когда заводишь подобный разговор. А других между нами почти не бывает.

– Ты устал, вот значит как. Так выкини всю дурь из своей головы. Глядишь, место освободится для чего-то более дельного и серьезного. Вот тогда будешь говорить об усталости, – Андрей со злости одним махом смел со стола все, что там находилось. Тонкая прозрачная ваза для цветов раскололась еще в полете, и ее осколки вонзились в запястье и ладонь отца.

– Андрей, прекрати, – вскрикнула мама.

От шума и ругани Лерка так сильно начала плакать, что казалось от ее крика стены стали звенеть.

– Я не позволю тебе забивать голову Леры всей этой ерундой. Я запрещаю видеться с ней, – отец обхватил здоровой рукой распоротое запястье.

– Ты не можешь запрещать. Она моя сестра. Не получилось оградить сына от собственного брата, не получится проделать это и со своей дочерью. Ну, уж нет. Такой покорности от меня не жди.

– Когда это ты был покорным? А? Ты делаешь только то, что хочешь всю жизнь, не задумываясь ни о последствиях, ни о людях, которые тебя окружают.

– Всего хорошего, отец, – озлобленно кинул я, проходя мимо Андрея, смотревшего на меня презрительным взглядом. Мне больше нечего было добавить ко всему тому, что я уже сказал, и что швырнул напоследок мне в лицо отец.

***

Ночь. А я словно проклятый брожу по комнате, и даже не пытаюсь заснуть, зная, что каждая такая попытка тщетна. Стены словно сужаются каждый раз, когда солнце опускается к горизонту. И я лишь сижу в полутьме на краю своей кровати, дожидаясь рассвета, или торопливого липкого сна, что иногда снисходительно приходит под утро. Он не дает окончательно сойти с ума от бессонницы, ведь предаваясь коварному всепоглощающему плену, я позволяю себе на время забыть про все. Но только не сегодня.

В недалеком прошлом меня не терзало столь много мыслей разом, и я не знал, что могу чувствовать куда больше чем обиду на Медведя и ненависть по отношению к отцу. А ведь по большей части только это и двигало мной. Все что я делал, делал наперекор.

Сейчас мне тесно в стенах собственной квартиры и хочется сбежать, но не знаю куда. Кажется, что мне нет места нигде в этом мире. Вот только я все еще в нем остаюсь. Неопределенность гложет до боли в висках.

Чего хочу? Этот вопрос так часто звучал от моего отца, что я перестал ощущать в нем хоть какую-то важность и смысл. Я лишь перечил всегда Андрею, говорил и делал то, что злило и приводило его в дикий ужас. А для себя так и не изыскал ответа, но отнюдь не от того, что боялся это сделать. Просто никогда не думал, что в один прекрасный момент придется со всей серьезностью обратиться к этому вопросу самому. Я не знаю, чего хочу. Но определенно знаю, чего не хочу.

По всей видимости, в последний разговор в родительском доме, отец поставил жирную точку в наших с ним непростых отношениях. Он отрекся от новых попыток излечить меня от упрямства и невежества. И я отчетливо осознал это. И хотя отец не поведал о том напрямую, я почувствовал, все то, что он так жаждал сказать, но сдержался, ведь в комнате была еще и мама. И понял я это в тот самый момент, когда Андрей запретил мне видеться с сестрой.

Пока был жив Медведь, Андрей без устали точил его грубую броню, как раз за разом волна стесывает камень. Вот только до сердцевины он так и не сумел добраться. Его брат слишком рано ушел, не оставив больше шанса что-то изменить в нем. И я не хочу думать об этом, но кажется в скорби отца после смерти Медведя была не столько горечь утраты, сколько горечь поражения. Поэтому с сыном он решил поступить иначе. Оставить меня в покое, но не оттого, что сдался на милость судьбы не способный ее переломить. Скорее он отказался от меня, как от разочаровавшей вещи, которую проще бросить, чем исправить. И все бы ничего. Я не слишком-то избалован вниманием и любовью отца. Легче легкого забыть еще один скандал. Но вот что действительно не дает покоя, так это его запрет, прямой и однозначный.

Андрей корил себя за то, что допустил мое общение с Медведем. «Плохому поддаться легче, чем правильному и важному» – всегда в назидание повторял отец, когда я в очередной раз сбегал из дома. И отчасти был прав. Но лишь отчасти. Влияние дяди на меня оказалось велико. Вот только Андрею понять было не дано, что я был ближе к Медведю потому, что он никогда не давил, при этом всегда оставаясь рядом. Весь незамысловатый секрет моей жизни крылся лишь в понимании другим человеком, а образ моего существования складывался так, а не иначе оттого, что и я понимал этого человека.

Однако имея выбор в прошлом, пошел бы я иной дорогой? Сомневаюсь. Но выбор у меня был. А за Леру отец хочет решить еще задолго до того, как она способна будет что-то понять и принять сама.

И я совсем не хочу для нее плохого. Неопределенности и жестоких метаний, что мучат меня. Тем более не хочу, чтобы сестру постигла та же судьба, что и Медведя. Но также не хочу, чтобы она была лишена своего брата, да и я не хочу быть лишенным сестры. И пусть вновь придется пойти против отца, от решения своего не отступлюсь.

С этой мыслью я резко поднялся с кровати и полный решимости подошел к окну. На улице мела метель. В отсветах уличных фонарей она казалась еще более густой и непроглядной. Как странно, за окном холодная зима, а в душе царствует бесплодная пустыня, и нещадно полит солнце, сжигая все то, что еще может жить в ней. «Но больше тому не бывать», сказал я себе, и распахнул одну из створок окна. В комнату тут же ворвался ледяной ветер, закружил в маленьком вихре крупные снежинки и бросил их мне в лицо. Превратившись в воду, снег увлажнил и остудил мою пылающую внутри пустыню. И все же я так и не сомкнул глаз в ту ночь, задаваясь вопросом, когда только со сном мы успели стать лютыми врагами?

***

Пойманный буквально за шиворот своим отцом и пропесоченный им же, я сидел на заднем сидении массивного черного джипа, и ждал своей участи. А суть ее оборачивалась довольно простым исходом. Прочитав мне очередную лекцию о том, какой я ужасный сын, посмевший покинуть отчий дом, Андрей сел в собственный роллс-ройс и, воодушевленный своей победой, отправился на работу. Меня же он приказал доставить домой, и проследить за тем, чтобы в очередной раз не сбежал. Собственно, я и не собирался, и тихо дожидался в одиночестве, когда охранники отца выкурят свои сигареты и, наконец, соизволят отвезти нашкодившего сынишку хозяина. Я совершенно не сопротивлялся такому развитию событий, потому что где-то в глубине души, сам устал бегать, и не имел ничего против возможности сделать остановку, и вернуться домой. Оттого смиренно сидел на кожаном сидении автомобиля и без особого энтузиазма поглядывал на улицу. Но кое-что неожиданно привлекло внимание.

Луц, успевший вовремя сбежать от отцовской охраны, не без моей помощи, все еще отирался поблизости. Он не смирился с тем, что его друга так бесцеремонно сцапали, и, хотя понимал, что попадись он вместе со мной, получил бы не меньше, Луц все же остался. Видимо до сих пор уповая на какую-то призрачную надежду спасти меня.

Друг стоял у самой арки въезда во двор, когда к нему начала подтягиваться компания старшеклассников из нашей школы. Они недолюбливали Луца, постоянно задирая из-за лишнего веса. Эти отмороженные подростки были такими жестокими, что иной раз казалось конфликт из «невинных» детский дразнилок грозил перерасти в нечто более серьезное. Однако до сегодняшнего дня, я всегда оказывался рядом с Луцем во время столкновений со старшеклассниками, и так яростно защищал друга, что подростки нас особо не трогали. Но сейчас Луц остался один.

Я приник к затонированному окну, буквально вжавшись в него щекой. Сердце бешено заколотилось, и я понял, что может случиться беда, а сделать ничего не смогу, точно рыба в аквариуме, замурованный в этом треклятом джипе.

Зная наверняка, что дверь закрыта, я все же подергал ее. Гневный рык вырвался из груди. Я, быстро переместился на противоположную сторону сидения, и попытался открыть вторую дверь. Тщетно. Она так же не поддалась отчаянному напору. Однако удача все-таки не отвернулась от юного упрямого мальчишки. От бессилия я плюхнулся на спину, и мой взгляд устремился вверх, туда, где зиял просвет. Люк в крыше машины, как-то уж очень непредусмотрительно остался открытым. Он словно манил свободой, призывно демонстрируя клочок пасмурного неба.

Я осторожно выбрался на крышу джипа. На мое счастье охранники, не спешившие выполнять приказ хозяина, стояли к машине спиной, обсуждая какую-то, понятную только им одним ерунду. Я аккуратно сполз на багажник, и, оставаясь все так же незамеченным, спрыгнул на землю. И стоило лишь моим кроссовкам коснуться тротуара, как я припустил изо всех сил на выручку другу.

Подоспел к арке я как раз вовремя. Благо бежать до нее оказалось всего ничего. Окруженный семью подростками, Луц отбивался голыми руками. Он без разбору молотил кулаками, по большей части попадая в воздух. Девятиклассники смеялись над тем, как нелепо толстый мальчишка пытается защититься от них, и это еще больше разжигало задор и желание в хулиганах довести беднягу до исступления. В весьма скором времени, семерке все же это надоело. Один из подростков с силой толкнул Луца, и тот грузно упал на землю. В этот момент я уже был возле друга. Не раздумывая, я бросился на самого большого из мальчишек, и повалился вместе с ним на асфальт.

Словно в пчелиный рой я ворвался в толпу старшеклассников, разбивая их паршивую сплоченную команду. Подростки ничего не предприняли, лишь ошарашенно воззрившись на меня. Они походили на пчел, подлетевших вверх, и не понимающих пару секунд, что произошло в тот самый момент, когда разбился их улей, и оттого не успели ужалить меня. Ведь я оказался так быстр, а их глупый мозг так медлителен, что хулиганы просто стояли и смотрели, как мелкий и нескладный одиннадцатилетний мальчишка оседлал здорового пятнадцатилетнего подростка, почти уже перешедшего в разряд взрослого человека, и лупил его по лицу, уж точно не как Луц, попадающий исключительно в молоко.