Текст книги "Поворот в сторону перекрестка"

Костяшки моих пальцев занемели. Я перестал ощущать ими не только боль, но даже плоть, по которой кулаки, прохаживались снова и снова. Подросток даже не защищался. Его будто захватил в сою власть отбойный молоток, сопротивляться которому бесполезно. И не смотря на разницу в возрасте, и совершенно несовместимые весовые категории, он не смел шевельнуться под напором чужой ярости.

Вдруг я услышал стон своей жертвы, а еще почувствовал, как кто-то тянет меня за воротник куртки. До этого в ушах шумело, и ничего извне не долетало до отключившегося от реальности сознания. Был лишь я, обидчик Луца, и гнев, такой сильный, что он почти поглотил мой разум. И если бы меня вовремя не оттащили от хулигана, не знаю, чем бы это все могло закончиться. Однако девятиклассники все же пришли в себя, запоздало бросившись помогать своему дружку. Правда, сдаваться я не намеревался.

Двое держали мои плечи, когда один из подростков ударил меня ногой в живот. Я согнулся пополам, но тупая боль и сбившееся дыхание быстро утихли. Луц поспешил на выручку. Он повис всем своим немаленьким весом на руке только что ударившего меня подростка, и тот свалился вместе с Луцем на землю. К ним тут же подбежали еще двое, пытаясь разжать мертвую хватку пухлого мальчишки, крепко державшего подростка за локоть. Я вырывался изо всех сил из чужих рук, ощущая, как суставы в плечах и локтях натягиваются до предела и трещат. Вот только я все это видел и чувствовал, будто со стороны. Словно боль пронзала тело, но не была моей, я избивал подростка, но моими руками управлял кто-то другой. Вокруг все двигалось как в замедленной киносъемке, и при этом я не был главным действующим лицом, я был сторонним наблюдателем.

Избитый подросток сидел на земле, с опухшим и покрасневшим лицом. Он держался за сломанный нос, из которого густо текла кровь. Мальчишке от меня досталось очень сильно, кажется, он понимал, что происходило вокруг, но встать сам не мог.

В моей голове помутилось на мгновение. Время остановилось, став тягучей вязкой массой. Все звуки и движения исчезли. Мысли замедлились, а я даже не понял, как что-то произошло. Вот буквально только что я был в руках хулиганов, а через мгновение меня уже тряс отцовский охранник. Вдвоем они разогнали всех подростков. И даже покалеченный моей рукой девятиклассник исчез вместе с ними. Видимо, его подобрали дружки, и быстро скрылись из поля видимости двух огромных амбалов, без усилий отвоевавших у них двух разъяренных мальчишек.

Хоть руки, удерживающие меня, и сменились, пытаться освободиться от телесных кандалов я не перестал. А у Луца, похоже, не осталось никаких сил сопротивляться. Его тоже держал охранник, но он просто смирно стоял напротив, усталым взглядом наблюдая, как я все еще трепыхаюсь в бесплодной попытке вырваться на свободу.

– Отпустите их, живо, – я вздрогнул, от раздавшегося грозного и властного голоса. Ведь раньше не слышал, чтобы дядя с кем-то так разговаривал. – Ну же, немедленно, я сказал.

– Ваш брат приказал отвезти Кирилла домой, – произнес охранник, сжимающий мои затекшие плечи.

– Ну, а я приказываю вам испариться из этого места, и оставить парней в покое. В ином случае полиции будет интересно узнать, что вы вдвоем делали с этими мальчишками в таком безлюдном и укромном местечке. Кирилла я сам отвезу домой, – Медведь совсем не походил на Андрея. Ему не досталась статная и осанистая фигура как у моего отца, зато он полностью оправдывал свое прозвище. При виде огромного мускулистого человека в потертой косухе, и взглядом сурового зверя, любой мог потерять самообладание. Поэтому я не винил охранников за их мягкотелость, которую они проявили, столкнувшись с братцем своего босса.

Охранник, державший меня, пристально посмотрел на Медведя. Он явно не собирался подчиняться чужому приказу, но легкая тень сомнений закралась в его мысли. Охранник медленно разжал руки.

– Эй! – выкрикнул его напарник. И не дождавшись никакого вразумительного ответа, не дождавшись вообще никакого ответа, и наблюдая за тем, как его коллега и мой дядька смотрят, не отрываясь друг на друга, второй охранник отпустил Луца.

Медведь сгреб меня в охапку, а я в свою очередь сцапал за рукав куртки Луца. И мы втроем пошли прочь из мрачного переулка.

– Как у тебя это получилось? – почти шепотом спросил я у дяди.

– Сила не всегда выступает единственным аргументом, иногда нужно проявить смекалку, – Медведь покрепче перехватил мою руку, и прибавил шаг. – Но нам лучше поскорее отсюда смотаться, пока эти двое не поняли всей глубины собственной дурости.

***

– Скажи, наконец, что там у вас произошло?

Мы сидели за столиком в маленьком неприметном кафе с плетеной мебелью в африканском стиле. Толи из-за столь раннего часа, толи из-за того, что заведение действительно находилось в самом, что ни на есть отдаленном захолустье нашего города, посетителей в зале «Льва» почти не наблюдалось. В этом месте я не был никогда, и оно вряд ли могло понравиться мне раньше. Однако сейчас я чувствовал несказанную радость и благодарность к Медведю, за то, что он привел нашу компанию именно сюда. Как нельзя, кстати, нам требовалось такое уединенное пространство, чтобы поговорить, да и просто перевести дух.

Я нервно возился на стуле, то и дело, поглядывая на дверь, даже когда в нее никто не заходил, возвещая о своем прибытии тонким звоном стеклянных колокольчиков, висевших над входом, а Луц неподвижно сидел на своем месте, низко склонив голову. Передо мной с другом стояла еда, но никто из нас к ней не притронулся. И лишь Медведь невозмутимо пил черный кофе.

– Перестань уже дергаться. Никто сюда не заявится. Уж, поверь, – Медведь говорил тихим обыденным голосом, и это действовало успокаивающе. Через некоторое время я прекратил беспокойно ерзать и даже залпом осушил стакан яблочного сока.

– Ну, так ты что-нибудь мне расскажешь? – Медведь повторил свой вопрос, но не особо навязчиво, без нажима. Я медленно вздохнул.

– А чего рассказывать то, ты сам все видел. Отец опять нашел меня, – я не смотрел на дядьку, но чувствовал его осуждающий взгляд. Он не всегда одобрял мои поступки, хотя при этом поддерживал и защищал.

– Да, я видел, как охранники пытались препроводить тебя к машине. Еще я видел компанию старшеклассников, испуганно улепетывающих из проулка. И один из них выглядел просто ужасно. Это ты так его отделал, Кир? – Медведь опустил свою кружку на стол, и застыл в ожидании моего ответа.

– Почему сразу я? – вспыхнул я мгновенно как факел, однако мое гордое пламя успел притушить внушительный и не терпящий лжи взгляд дяди. Я тут же потупился и нервно затряс ногой.

– Почему я подумал на тебя? – Медведь взял мою правую руку и бесцеремонно провел большим пальцем по сбитым в кровь костяшкам. – Не трудно было догадаться.

– Да это я сделал! – громко заскулил я, взвыв от дикой боли, пронзившей пальцы. Луц от неожиданности вздрогнул, но так и не поднял головы.

– Я тебя такому не учил, – Медведь отпустил мою ладонь и нахмурил брови.

– А разве нужно учить тому, чтобы защищать друзей. Они напали на Луца. Думаешь, лучше было бы стоять и смотреть? – я чуть ли не подпрыгнул на стуле, разрываемый оправданиями, хотя сам не особо верил собственным словам. Луц впервые за все то время, что мы были в кафе, посмотрел на меня из-под густой светлой челки.

– Я не говорю, что защищать друзей это плохо. Но не такими же радикальными методами, – Медведь раздосадовано покачал головой.

– Подумаешь, влепил ему пару раз по лицу, – я рассержено скрестил руки, и плюхнул их на стол.

– Пару раз?

– Ну, да. А что такого?

– Что такого? Неужели, ты вообще ничего не понимаешь? – строго и сердито произнес Медведь. – Я все видел, Кир, из окна репбазы. Ты чуть не убил этого парня. У него все лицо было в кровавую кашу. Откуда же в тебе столько злости?

Я громко сглотнул, хотя особо то и нечем было. Во рту все вдруг пересохло, ведь Медведь попал в самую точку, и мне вдруг сделалось страшно от осознания этого. Я посмотрел на Медведя, будто ожидая какого-то спасения. «Что мне делать?» – кричало все мое нутро. И этот вопрос был адресован дяде.

– Гнев не поможет тебе. Никогда не выпускай его наружу. С ним станет только хуже. Ты слышишь Кир? – Медведь положил ладонь мне на запястье. – Просто не дай ему взять верх над собой. Хорошо?

Я кивнул. Мне стало спокойнее с дядей. Мой страх в том переулке, что буквально разрывал изнутри, понемногу улегся. Я испытал облегчение. Ведь слова Медведя означали, что мой гнев не приговор. Мою злость можно подчинить, закалив самообладание. Вот только всем спасительным надеждам как машине с поврежденными тормозами суждено было умчаться под откос, ведь всего через неделю дяди не стало.

***

Туго натянутая струна на гитаре вдруг резко оборвалась и ударила меня по плечу. Я замер, ощущая, как легкая боль пронзает руку, а по коже вверх по бицепсу ползет красной нитью след от ожога струной. Я стоял в окружении тишины и прислушивался к нервному стуку, что в такт пульсирующей боли стал нарастать в моей голове. Я был один, но на мгновение показалось, что в пустом и холодном зале клуба есть кто-то еще.

Алик не имел привычки подкрадываться и прятаться в полумраке портальных светильников. Луц никогда не отличался молчаливостью, всегда громко возвещая о своем прибытии. Лина непременно бы дала о себе знать, сразу же появившись в поле зрения, а больше в клубе никого не должно было быть, ведь до открытия оставалось еще несколько часов.

Я осмотрелся по сторонам, но слабое освещение зала не дало возможности толком что-то разглядеть. И кто таился в тени просторного помещения я так и не разгадал.

– Мне понравилось, – робко произнес мягкий тембр, который стал забываться. Ведь последний раз с Кристиной говорил уж очень давно. Девушка вышла на свет опасливо, будто кошка, крадущаяся в ночи.

– Вот только последний аккорд не удался, – сказал я так осторожно, словно боялся спугнуть ее.

– Ничуть. Скорее наоборот, порванная струна придала остроты твоей песне. Возможно это как раз то, что должно было быть в конце, именно такая точка. Может нам и дано самим составлять предложения, но вот знаки препинания в них явно дело рук судьбы. Твоя струна верное тому доказательство. Планируй и строй сколько угодно, в конце все равно окажется, что главная мысль брела совсем не в том направлении, – Кристина улыбнулась. Она проявила смелость и приблизилась почти к самой лестнице, ведущей на сцену. На ней было молочного цвета вязаное платье с высоким воротником и широкое белое пальто. Рыжие локоны, рассыпанные по плечам, в свете приглушенных софитов и на фоне светлой одежды походили на жидкое золото, разлитое по белой эмали.

– Хорошо сказано, – я отложил гитару на стоявший рядом высокий стул и подошел к лестнице. – Полностью полагаться на судьбу неправильно, как и во всех ошибках своей жизни винить одного себя. Вот только не всегда это получается. – Я медленно начал спускаться по ступеням. – Иногда, кажется, что делаю недостаточно для достижения желаемого, но не знаю, что могу сделать еще, чтобы добиться цели.

Поравнявшись с Кристиной, я крепко сжал стальное перильце, словно дав себе неосознанную возможность удержаться на некотором расстоянии от девушки, но моя рука все же непроизвольно затронула ее руку. Нервный импульс остро прошелся по ней. Я ощутил внутри себя такую глубину последствий от этого простого прикосновения, что удивился себе. Никогда прежде такого чувства необходимости в другом человеке я не испытывал. И только сейчас понял, как чертовски мне одиноко на самом деле.

– Почему ты пришла так рано в клуб? – я отвернулся от девушки, стараясь даже не смотреть в ее сторону.

– По правде сказать, я часто бываю здесь на твоих выступлениях, и когда ты просто один играешь. Ты не замечал меня, возможно и сегодня бы не увидел, если бы не порвалась струна.

– Для чего?

– Мне нравится твоя музыка, и все, что ты говоришь в ней. В твоей лирике много того, что близко и мне.

– Все это бессилие. Лишь в стихах я способен продвинуться дальше, чем нахожусь сейчас на самом деле, в реальной жизни, – я горько усмехнулся. – Я хочу разрубить паутину, которая дает возможность разглядеть, что за ней, но не пускает к этому. Я хочу пройти темный и холодный коридор, что последует за паутиной. И я хочу добраться до сияния в конце. Все это могу. Вот только стоит нарушить хрупкое и неустойчивое равновесие, и я рухну, а вместе со мной в бездну понесутся другие люди.

– Почему?

– Потому, что то, чего хочу напрямую связано с другими людьми, но я не уверен, что, если доберусь до желаемого, в полной мере смогу утешиться, а их хрупкий мир оскверню уж точно, – я развернулся к Кристине так резко, что девушка от неожиданности отпрянула.

– Зачем ты мне все это говоришь? – глаза девушки расширились в полнейшем недоумении. Я и сам не понимал, отчего все это нес. Однако не таким уж абстрактным бредом казались мои слова, правда, казались они таковыми лишь для меня одного.

Прошло несколько месяцев с момента нашего последнего с отцом разговора. С тех пор, я больше не виделся с ним. Как не виделся с мамой, как не виделся и с Лерой. Андрей напрочь перекрыл мне все возможности навещать их. Я страшно злился поначалу, пытаясь продираться напролом, изыскивая любые способы добиться встречи. Потом немного успокоился, осознав, что все это делаю для себя, а не для Леры. Я сомневался в том, что пытаюсь изменить. Впрочем, отец все равно не оставил никаких шансов. Ко всему прочему, я очень давно не говорил с Кристиной. Возможно, поэтому из меня словно потоком хлынуло то, что мучило долгое время. Ведь я мало кому мог открыться. Разве, что Медведю. Но вопреки утверждению, что на этой земле и в этом мире, он исключительно из-за меня, появлялся дядька, когда сам того хотел. А Кристине не знаю отчего, но доверял. И мне хотелось с ней говорить. Вот только я никогда не позволял себе этого.

Понимая, как хрупко то, что происходит в ее отношениях с Аликом, в ее жертвенности ради Стаса, я просто не мог ломать то, что из последних сил старалась сохранить девушка. Уж не знаю, насколько правильными были ее действия. Но я не чувствовал в себе никакого морального права это разрушать. И все же я был живым человеком, чувствующим невероятную необходимость в понимании. Я сам походил на натянутую струну, способную в любой момент вырваться из кандалов и ужалить кого-то своей свирепой холодностью и мощью метала. И прикосновение к руке Кристины, будто разломило хрупкий сосуд терпения пополам. Я подошел к девушке почти вплотную и наклонился так близко к ней, что ощутил жар ее вспыхнувших щек.

– Что ты делаешь? – испуганно воскликнула Кристина, когда, отступая от меня назад, она оказалась прижата чужим телом к сцене.

– Ничего! – будто холодной водой окатили слова девушки. Сковывающее меня напряжение вмиг исчезло, и я осознал, что моя ладонь уперлась в сцену, преграждая Кристине путь. Я отступил на шаг и быстро развернулся, оказавшись плечом к плечу с девушкой.

– Я ничего не делаю, абсолютно ничего. В этом то и вся проблема, – ноги словно подкосились, и я безвольно опустился прямо на пол.

Кристина, стоявшая бездвижно на месте, вдруг в мгновение сорвалась прочь из зала, даже ничего не сказав. Я напугал ее, а оттого не имел права винить в том, что она ушла. Ведь то, что я к ней испытывал какие-то странные и непреодолимые чувства, совсем не означало, что нечто подобное ко мне испытывает и она.

Бесспорно, я хотел ее, но в куда большем смысле, чем когда-либо мог желать женщину. Вот только до сегодняшнего дня даже не смел думать о Кристине, запрещая хоть на дюйм углубиться в эти опасные дебри. Однако безумный порыв, которому подвергся, полностью руководил моими действиями против собственной воли, и я нарушил тонкую границу, которую не стоило переступать, отвращая от себя Кристину окончательно. И хотя, в сущности, между нами ничего не было, я растоптал единственно возможную, хрупкую и до безумия сложную форму сосуществования с ней в мире, где был я, и где была Кристина.

Глава 11. Откровение.

Рожденным приоткрыты двери,

Но каждый входит в них один,

И суждено не всем из нас поверить,

В холодный и притворный мир.

Его незримый, тонкий полог,

Скрывает страх открытых ран –

Земли томящейся в неволи,

Где человек – хозяин и тиран.

Здесь каждый жертва и убийца,

Здесь каждый властелин и раб.

Над собственной душой глумиться,

Любой безвольно и надменно – рад.

И здесь расцвет надрывов и изломов,

Чужих горячих судеб и любви.

Здесь путь смятений слишком долог,

И на исходе все ответят за грехи.

Здесь пасть безжалостного зверя,

Там – не известно, что нас ждет.

А в жизни только в том уверен –

Она когда-нибудь пройдет.

И кубарем, скатившись по ступеням,

В пылающий водоворот страстей.

Мы призраками ходим по земным аллеям

И гаснут огоньки в глазах людей.

И здесь, в таящемся краю безмолвном

В избытке боли, словно яда получив,

В серебряный туман уходим вольно,

Напиток, горькой истины, испив.

(Стихи автора)

– Ты звал меня? – я задержался у двери. И опустив гитару на пол, взялся за ее головку как за трость.

Я частенько бывал в кабинете Алика, и уже успел привыкнуть к обстановке, которой он всегда окружал себя, даже в таком заведении как рок-клуб. И хотя сейчас находился не в изобиловавшей роскошеством комнате, отяжеленной небывалым количеством мебели и дорогих предметов, она выглядела довольно нетипичным пространством для своего предназначения и места, однако оставалась в выдержанном строгом стиле. И, конечно же, кабинет во всех отношениях подходил Алику. Ощущалось, что его хозяин великолепно чувствует себя в этом пространстве. Мужчина всегда любил предметы искусства и дорогую антикварную мебель, правда любовь эта распространялась исключительно на свойства предмета, выбранного им, но никак не на сумму, уплаченную за него.

Все было, как и раньше на своих местах, однако в этот раз кое-что удивило довольно сильно. На высоком кожаном подлокотнике кресла цвета бургунд, рядом с Аликом изящно восседала ослепительно красивая девушка, со светло-золотистыми волосами и кожей в меру смуглой и блестящей. Она была одета под стать мужчине, роскошно, и в то же время с невероятным вкусом и стилем. Прекрасное тело блондинки, облаченное в платье оттенка спелой сливы с открытыми плечами, могло без сомнения позировать лучшим художникам и скульпторам, тщетно способным повторить столь безукоризненные и манящие силуэты и черты этого идеального существа. Невольно я засмотрелся на нее.

– Это твоя доля от прибыли клуба, – Алик наклонился вперед и пододвинул в мою сторону весьма пухлый белый конверт. Я подошел ближе и с безразличием посмотрел на него.

– Каждый месяц предлагаешь деньги, которые приносит клуб, и каждый месяц я отказываюсь от них. Что ты думал изменится на этот раз?

– Я надеюсь, что в один прекрасный момент ты, наконец, примешь те условия, о которых мы договорились, открывая клуб. Он принадлежит тебе точно также, как и мне. Поэтому я не перестану пытаться.

Алик вернулся в то положение, в котором я его застал всего каких-то пару минут назад. Он с наслаждением вновь себе позволил расслабиться в кресле, положив голову на его высокую грубую спинку. Девушка прильнула к мужчине, приложив свою узенькую изящную руку к его груди. Этот жест показался довольно интимным, однако взгляда я не отвел, больно красивой была блондинка.

– Меня никогда не интересовали деньги, ты же знаешь. К тому же того, что я получаю от концертов, вполне хватает.

– Разве не желаешь большего? Не пора ли записать первый альбом? Твоя группа могла бы стать успешной, за пределами «Клетки», нужно только дать ей шанс раскрутиться. Ты не думал об этом?

– Еще как думал, – тут же ответил я. – Правда, пока мне сложно определить, в каком направлении двигаться. Я всегда был в музыке с головой, и сейчас ничего не изменилось. Поэтому не хочу торопиться, чтобы не загубить единственное по-настоящему важное дело в своей жизни.

– Думаю, понимание данного вопроса придет к тебе, и все же с этим затягивать не стоит. Твоя команда набирает обороты, и при этом является эксклюзивом нашего клуба. В том, конечно, есть определенная изюминка. Однако поклонники вскоре захотят большего, и это очевидно, даже такому профану в музыкальной индустрии как я. Пойми, я не против подобного расклада, ведь клуб выгодно отличается от других, представляя ваши концерты. Но как же твои стремления?

– Мне сложно с ними определиться, пока. А ты видимо с этим проблем никогда не имел, твердо зная, чего хочешь?

– Да, – с улыбкой произнес Алик. – Мои цели и желания всегда витали где-то рядом, но на исполнение большинства из них требовалось много денег.

– А кроме материального тебя хоть что-то волновало?

– Конечно, – Алик высвободился из сладкого объятия девушки. Взгляд ее янтарных глаз со страстного и горячего сменился мягким и подобострастным, а тело в мгновение приняло позу покорную и смиренную. – Деньги не самоцель, но без их наличия трудно добиться необходимого.

Я подошел к креслу, стоявшему напротив Алика, и небрежно плюхнулся в него, аккуратно поставив гитару рядом.

– Милая! – мужчина даже не повернул головы в сторону девушки. Она тут же встрепенулась, готовая ловить каждое сказанное Аликом слово. – Принеси-ка нам выпить.

Девушка с легкостью соскользнула со своего места, и, зацокав высокими каблуками, направилась к стойке со спиртным. Уже через минуту она стояла возле стеклянного столика, разделявшего нас с Аликом, а в руках у нее блестел маленький серебряный поднос, едва вмещавший пузатый графин виски и два широких стакана.

Торопливо разлив напиток, блондинка все так же молча и без указаний мужчины отправилась в дальнюю часть кабинета. Она устроилась в уютном кресле возле высокого и узкого окошка и принялась читать какой-то глупый глянцевый журнал, будто всем своим видом демонстрируя, что ее здесь нет, а утонченный неподвижный силуэт следует воспринимать за куклу, хоть и при этом довольно красивую. Алик так и поступил. Как только шаги девушки стихли, он продолжил говорить:

– Свой первый миллион я заработал в девятнадцать. У меня хорошая интуиция и довольно неплохое чутье, и поэтому в биржевых торгах я был не превзойден. Впрочем, вскоре эта деятельность мне наскучила, тем более что воспринимал ее только как возможность заработать стартовый капитал. И поэтому все бросив, я занялся тем, чем действительно хотел. Так появились первые бойцовские клубы по всему городу. Благо он огромен, и мое предприятие по внедрению драк официальных и не очень, получилось успешным. Клубы быстро начали приносить неплохие деньги, как чистые, так и теневые, и я, наконец, смог позволить себе многое, но не все.

– И что тебе создавало трудности?

– Люди… Знаешь, одних очень легко купить, а некоторых можно подчинить себе и вовсе без денег, но по-настоящему нужные и важные люди, никогда на это не поведутся. Да и я бы не хотел таким способом отстаивать свое. Однако бывает трудно совладать со своими желаниями. На то они и желания, что без них жизнь просто не имеет смысла.

Удовольствия мимолетны, проходят быстро, и после них остается неприятный осадок и возврат к прежнему состоянию. Познать истинное счастье и пребывать в вечном блаженстве, конечно тоже не для меня. Но вот отказ и неспособность добиться чего-то, чего страстно вожделею способны сильно огорчить. Я не верю в вечность и безграничность чувств, какова бы не была их природа – любовь, братство, дружба, но я однозначно верю в связь между людьми и влияние одних на других. И подобный импульс может подпитывать бесконечно. Проблема лишь в том, что сложно найти человека, способного оказать на меня такое воздействие. Даже, если в нем отчасти присутствует нужная искра, переделать под себя полностью такого человека невозможно. Изменить людей бывает очень трудно. Их можно заставить, запретить что-то, а вот сознание всегда останется неприкосновенным. Даже если вырвать их из прежней жизни, сделать такими, какими хочешь, они не перестанут быть собой в своем сознании. Рабом возможно сделать кого угодно, но мысль всегда будет свободна, ее ты не изменишь как ни старайся. Любой смертник свободнее своего палача.

– Все, что ты говоришь, крайне откровенные вещи, не боишься, что я задам тебе вопросы?

– Ты уже начал это делать. И вот тебе мой первый ответ. Да, я предельно откровенен сейчас, и я не боюсь быть таким с тобой. Ну же, спроси почему? Задай главный вопрос. Ведь бьюсь об заклад, ты его носишь в себе с самой нашей первой встречи. «Почему я?», – мужчина расплылся в довольной улыбке, и позволил себе отпить виски из наполненного стакана больше пары глотков. Разговор становился непросто интересным, он начал раскрывать всю суть наших с ним отношений. И Алик действительно был прав, это волновало меня уже довольно давно.

Прежде мы проводили с ним бездну времени вместе, за разговорами о многом, но о мыслях столь глубоких и личных, о смысле собственных убеждений и жизненных принципов дело заходило едва ли. Сейчас же все обретало крутой и непредсказуемый поворот. Вероятно, Алик решил, что я достаточно хорошо узнал его разные стороны, и настало время узреть еще одну, куда более важную. И хоть она раскрывалась под довольно острым углом, в мужчине присутствовало достаточно уверенности в том, что я не сбегу в ужасе от его истинной сущности ведь это не в моей природе, уклоняться от чего-то сложного и непостижимого, если это сильно притягивает меня. И подобное могло говорить о том, что Алик меня весьма неплохо изучил.

– Прежде чем задать его тебе, я должен понять кое-что еще, – я медленно наклонился вперед, и в ожидании начал крутить тяжелый бокал виски в своих руках.

– Все что угодно, – Алик распростер свои руки, будто готов был заключить меня в дружеские объятия.

– То, что ты рассказал сейчас, было о Кристине и Стасе?

– Ну, конечно, – губы Алика тронула едва заметная улыбка, и в ней промелькнуло что-то очень похожее на грусть, и только чуть позже я понял, что это было сожаление. – Я думал, ты это знаешь?

– Знаю. И все же хочу понять. Объясни?

– Они это то, что не стоило трогать. Но такова уж моя натура, – мужчина отпил немного виски из бокала. Я непроизвольно повторил его жест. – Не все в моей идеальной жизни оказалось идеальным. Как понимаешь, брат достался мне судьбой, и я вырастил Стаса, пытаясь сделать из него человека. Я слишком много вложил в этого мальчишку, и он оказался слишком умен, чтобы разделить с братом общий интерес, ведь у него назрел собственный. Он слишком не похож на меня, и в то же время настырность и собственное мнение делают его моей точной копией. Чего я собственно не хотел. Я сделал из Стаса себя, а я не подчиняюсь никому, вот и брат не стал. Даже ко мне он не оказался ближе и участливее. Возможно, специфические методы воспитания оттолкнули его. Но я делал это намеренно, вот только получилось все совсем не так, как я рассчитывал. Однако подобные ошибки уже слишком поздно исправлять. Брат не со мной своим разумом и не был никогда. Я сам не понял, когда упустил его окончательно.

С Кристиной все обстояло совсем по-другому. В ней я как раз рассмотрел то, что взволновало меня. В ней я ощутил некую целостность, жертвенность и полную отдачу. Но всецело им она придаться не смогла, ее перетягивало на свою сторону искусство. И я ненавидел в ней это, и до сих пор ненавижу. Ее рисунки доводят до исступления. И при этом я не готов отпустить Кристину, ведь жена в отличие от брата, мой выбор, а таковых я не делаю случайно.

До этого спокойное и расслабленное лицо Алика исказилось гневом, а пальцы так крепко сжали бокал с алкоголем, что костяшки на них побелели. Впрочем, мужчина сумел совладать с собой и тут же успокоился.

Теперь я наверняка узнал, что о размышлениях Кристины он не знает. О том, что она ждет совершеннолетия Стаса, чтобы уйти, он даже не догадывается. И это лишний раз строит преграду между мной и девушкой. Ведь коли ей удавалось так мастерски скрывать свои намерения перед Аликом, я не имел право пошатнуть этот хрупкий баланс весов, которые в любую секунду могли потерять свою точность. И я спросил о другом:

– Тогда, кто она для тебя? – я кивнул в сторону красотки, продолжавшей прилежно изучать глянцевый журнал.

Мужчина проследил за моим движением и в голос рассмеялся.

– Я сказал, что удовольствия мимолетны, однако они не перестают быть удовольствиями. Ты видишь, как все неоднозначно в наших отношениях с Кристиной, и не скажу, что мне не нравится ее внутренняя сложность, но иногда просто не хочется думать обо всем этом. И наполнение с легкостью я меняю на красивую форму, – мужчина постучал пальцами по подлокотнику кресла, и на мгновение погрузился в себя. Оживился он только после моих слов:

– Нелегко уловить твою мысль, и все же, кажется, я знаю, о чем ты говоришь. Не скажу, что разделяю все, но однозначно понимаю, – и кому как не мне дано было это делать. Ведь я точно так же менял сложные и неоднозначные чувства к Кристине, на простые и незамысловатые, находящиеся на уровне плотских, к Лине.

– Вот поэтому сейчас передо мной сидишь именно ты. Что ж, пришло время главного вопроса. И его даже не потребуется озвучить, ведь ответ лежит у самой поверхности, – Алик поставил виски на столик и поднялся со своего места. Он медленно приблизился ко мне, а я будто завороженный его действием и красивой блондинкой лучезарно улыбающейся чему-то в периодическом издании, даже не шелохнулся.

Мужчина обошел меня сзади, и, положив локоть на мое плечо, нагнулся к самому уху:

– Впервые у меня нет желания разбавлять напиток, хочется лишь пить его с наслаждением, не оставив ни капли.

***

Я уже с лихвой поднабрался в кабинете Алика, и все же этого мне показалось мало, чтобы осуществить задуманное. Поэтому незамедлительно отправившись в бар «Клетки», я прикупил крепкого и дорогущего виски.

По дороге за алкоголем, еще достаточно соображающий мозг, зародил в своих недрах нехитрую идею, позвонить Луцу, и в первый раз в жизни попросить об одолжении. Он без сомнения бы сорвался на любую из моих просьб, но я никогда не злоупотреблял такой возможностью, не имея привычки кого-то и о чем-то просить, но с некоторых пор, принципиальная убежденность, взращенная на инстинктивном уровне начала давать сбой.

Друг без промедления согласился поработать моим водителем в этот день, пообещав приехать уже через тридцать минут. Тут же захотелось упрекнуть самого себя, за то, что так запросто обратился к его помощи. Правда что-то в глубине души подсказывало, что подобное вполне нормальное явление, и что я поступил бы для Луца также. А помощь действительно была необходима. Мне срочно нужно было попасть в одно место, а сесть за руль пьяным почти в стельку я не мог.