Текст книги "Тоннель"

– Да не понимает он ни хрена. Чего их на работу берут-то таких. Переведи ему! – крикнул Патриот таксисту и снова постучал.

Седой темнолицый таксист сложил руки на груди. Красномордой обезьяне, очевидно уверенной, что таджики и узбеки говорят на одном языке, он отвечать не стал. Обезьяна, скорее всего, даже не видела разницы.

– Ну как вам не стыдно! – сказала мама-Пежо. – Дети же! Откройте машину!

– Сиди, брат, – повторил таксист. – Они хотят забрать нашу воду.

Молоденький Газелист кивнул, об этом он и сам уже догадался. Но он ведь и не мог, правда не мог ничего им отдать, потому что триста двадцать пятилитровых бутылок в кузове ему не принадлежали, и девять часов назад он должен был доставить их в бизнес-центр на Верейской улице и сдать по накладной, восемь туго обтянутых целлофаном поддонов, по сорок бутылок на каждом. Именно по этой причине он и сам со вчерашнего вечера не пил и очень мучился от жажды, потому что, если бы он разорвал целлофан и вытащил хотя бы одну пятилитровку, у него бы не приняли весь поддон и накладную ему никто бы не подписал. Вода была чужая, и трогать ее было нельзя. Он и так уже пропал – не доставил груз вовремя, не сдал машину сменщику и к тому же разбил бампер желтого Рено Логан. В том, что работы у него больше нет, юный водитель Газели не сомневался и даже успел подумать, что мог бы позвонить дяде Файзуллоху и попроситься к нему в бригаду отделывать коттеджи, хотя мама заставила его пообещать, что к дяде он и близко не подойдет. Он мог бы наняться дворником или на мусоровоз, у него все еще оставались варианты. Но потерять груз целиком и вернуться с пустой машиной – такого даже представить было нельзя. Это был уже совсем другой, серьезный проступок, за который его не просто уволят, а совершенно точно посадят в тюрьму, как вора. И ничего из этого он не мог им объяснить – ни людям снаружи, ни сердитому человеку на соседнем сиденье, потому что не знал их языка.

– Нет, вы посмотрите на них, – сказала дачница в шортах. – Сидят, как будто так и надо. Закрылись, главное.

– Закрылись? – переспросил Патриот недобро. – Это ничего, это мы щас поправим, – и пошел к УАЗу.

– Господи, – сказала Саша. – Они им стекло сейчас разобьют.

Толпа вокруг Газели действительно сгустилась и как-то потяжелела, Патриот уже нетерпеливо протискивался обратно, сжимая монтировку.

– Ну вода-то и правда нужна, Саш, – начал Митя и осекся, потому что она отпустила его руку и посмотрела, как смотрят на незнакомца, прижавшегося в автобусе. – Погоди! – сказал он вслед Патриоту. – Эй, ну куда, стой, – и тоже начал толкаться к Газели.

Когда он добрался до запотевшего окна и постучал, оба азиата в кабине повернули к нему одинаково напряженные лица и в эту минуту вдруг стали похожи на отца и сына.

– Послушайте, мужики, – сказал Митя, повышая голос, чтобы было слышно через стекло. – Можно же по-хорошему. Ну сколько она там стоит, эта вода? Сами видите, что творится. Вам деньги возместят же потом, ну или хотите, она вам справку напишет, напишете же справку?

Женщина-Мерседес кивнула.

– С компенсацией мы решим, – сказала она сухо. – Это не проблема. Мне понадобится транспортная накладная. Документы на воду есть? Покажите.

– Ну чё ты глазами мне хлопаешь! – вмешался Патриот. – Всё, решили, давай открывай!

Маленький таксист перегнулся через своего юного соседа, приблизил смуглое лицо к стеклу и раздельно, почти с удовольствием произнес на своем безупречном русском, глядя Патриоту прямо в глаза:

– Справки нам не нужны. Это наша вода, и мы сами решим, на что ее обменять.

– Чего? Чего ты сказал, блядь? – взревел Патриот, багровея.

– Вы не в том положении, чтобы торговаться, – сказала женщина-Мерседес. – Можете даже на это не рассчитывать.

– Почему это – ваша? – звонко спросила мама-Пежо. – Как это вы ее присвоили вдруг, интересно? Этот мальчик – просто водитель, а вы тут вообще ни при чем, это даже не ваша машина!

Толпа загудела.

– Менять они собрались, главное! – возмутилась дачница в шортах, оглядываясь. – Нет, ну нормально?

– Может, им брильянтов еще отсыпать? – сказал кто-то.

– Наглость какая, и не стыдно же…

– Погодите, то есть воды не будет?

– Как это не будет, минуточку, сорок градусов…

– Так, закончили пиздеть! – рявкнул Патриот и покрепче перехватил монтировку. – А ну подвинься, Очки! – и полез к покрытому испариной окну Газели, обдав Митю жаром. – Я ему обменяю щас, меняла!

Да пошли вы, тоскливо подумал Митя, пошли вы все. В висках у него опять застучало, во рту горчило. Пускай делают что хотят. Бьют стекла, торгуют водой, меняют на инсулин. Сторож я им, что ли? Чего они, в самом деле, уперлись, эти двое?

Газель качалась, шум нарастал. В кабине тоненько причитал юный водитель. Патриот замахнулся.

– Вы что! Вы что, эй, ну вы что! – закричали вдруг рядом, и, оглянувшись, Митя увидел светловолосого лейтенанта.

Рубашка на нем была насквозь мокрая, глаза воспаленные, как будто он нырял без маски и только выбрался на берег, и никакой силы в его беспомощном выкрике не было, никакого гнева, только испуг. Он вообще выглядел очень испуганным, даже больным, но в руке у него был «Макаров», а курок был взведен, и этого оказалось достаточно. Шум немедленно смолк, Патриот опустил монтировку.

– Ты чего это, старлей? – сказал он. – Нормально всё?

– Вы поймали его? – спросила мама-Пежо. – Вы же поймали его, да?..

– Где ваш начальник? – перебила женщина-Мерседес. – Где капитан?

Лейтенант не ответил. Казалось, он только сейчас понял, что пистолет до сих пор у него в руке, и неприятно этому удивился. Он поспешно отжал курок и принялся старательно запихивать свой «Макаров» назад в кобуру, думая о том, что толстый капитан лежит сейчас в семи сотнях метров отсюда на спине с уродливым черным пятном на груди и сердито смотрит в потолок и от распоряжений неприятной бабы из Мерседеса поэтому совершенно свободен.

– Не поймали, – ахнула мама-Пежо, и глаза у нее сделались круглые.

– Лейтенант! – резко сказала женщина-Мерседес, и он вздрогнул и обреченно поднял голову.