Текст книги "Чужак: Боец демона-императора. Тропа смерти. Сквозь бездну (сборник)"

Я подхватил левой рукой легкий стул, боднул им того из уже «обласканных» нападающих, что ринулся на меня, не особо разбирая дороги. Боднул так, чтоб не отшвыривать, а перенаправить мужика плавненько мимо себя и как раз в стойку. Мысленно прикинул, сколько еще ждать гвардию. Если не явятся в ближайшие минуты, придется начать убивать, а этого уже очень не хочется. Мало ли, какие среди них могут оказаться шишки, сыновья-братья шишек или двоюродные внучатые праплемянники шишек.

Швырнув стулом в одного из приподнявшихся и уже набычившихся в мою сторону парней, я выдернул кастет, вдел в него пальцы. Ну все, вы меня разозлили! Упрямые какие. Дали же понять уже: не будет вам девчонки – нет, лезут. В глубине сознания я вполне понимал, что ребята, получившие по зубам и другим частям тела, уже слегка подзабыли о Кариншии и помнят сейчас в первую очередь об обиде. Но, расправившись со мной, про девчонку снова вспомнят. А как же – такое развлечение! Да еще и само приперлось.

Следующие пару минут пришлось повертеться. Я не думал сейчас о том, как дважды в жизни дрался один против группы, тело само вспоминало навыки, необходимые в подобном случае. Хорошо еще, что большинство из этих ребят либо не умело толком драться, либо умело только и исключительно фехтовать. Вот тот, с кинжалом, точно фехтовальщик. Вот вам и необходимость искусства владения мечом – что сейчас фехтовальщик может в условиях тесной драки, да еще и без меча?

Один из вышвырнутых из нашего тесного круга очухался под стеной, глянул сперва в мою сторону, потом повел бешеным глазом на прижавшуюся неподалеку Кариншию – и решил, что с ней ему определенно будет проще справиться, чем со мной. Рванул, схватил, прижал и поволок к выходу. Я, хоть и разбирался сейчас с двумя другими, краем глаза проследил его перемещения. Выбраться из клуба быстро ему не светит – как раз у двери кучковались перепуганные слуги, чтоб прорваться через их строй, потребуется какое-то время.

А вот подопечная моя испугалась не на шутку. Сперва забилась в руках похитителя, осознала, что не вырвется, попыталась уцепиться за какой-то декоративный канделябр – не особо эффективно. Он живенько оторвал ее, потащил дальше.

– Серт! Серт! А-а-а, Серт!!! Да Серт же!

Я оторвался от драки лишь на миг, чтоб швырнуть в ее похитителя кинжал навершием вперед. «Яблоко» угодило аккурат в голову. Следом пришлось подсекать и успокаивать бывшего хозяина кинжала, рванувшего подбирать оружие. Парень, схлопотавший железякой по голове, рухнул на пол без малого на Кариншию, и та завыла еще громче.

– Что тут происходит?! – рявкнул пожарным колоколом голос какого-то явно должностного лица. Ну, слава тебе, господи, появились наконец.

Я вынырнул из-за мужика, норовившего пырнуть меня ножом и цеплявшегося за оружие так крепко, что до сих пор вышибить клинок не удалось, и гаркнул:

– Напали на меня, господин офицер.

– Прекратить! – Голос звучал убедительно, но и без того мои противники как-то стушевались, прекратили наскакивать, опустили руки, а те, кто упал, так и остались лежать. – В чем дело? Из-за чего спор? Отвечай ты! – И ткнул пальцем в мою сторону.

– На меня напали, ничего не объяснив. Вот те двое и еще тот. А остальные кинулись на девушку.

Гвардеец покосился на выдергивающую из-под несостоявшегося похитителя остатки своего платья Кариншию.

– Твоя родственница? Почему так развратно одета? Что за безобразие?

– Не родственница. Я ее охраняю. Это дочь Прахима Айми из Киалаша.

– Ага…

– Я нормально одета! – возмутилась девушка. – Это они мне платье порвали!

– Молчать, – брезгливо бросил представитель местной системы правопорядка. – Отвечай, боец, почему позволяешь подохранной женщине так одеваться?

– Ее отец не вручал мне полномочий следить за ее манерой одеваться, – взъярился было я, но этот ответ вполне удовлетворил гвардейца, и раздражение пропало так же быстро, как появилось.

– Не смей меня так обсуждать! – со слезами возмутилась было Кариншия, но ее вспышка тут же захлебнулась в пощечине, отвешенной рукой гвардейца. Легкой, совсем легкой, но унизительной. Девчонка замерла, прижимая к щеке руку, изумленная и испуганная.

– Твоему отцу следовало бы одернуть тебя самым жестким образом. Если он не сделает этого, в следующий подобный раз ты окажешься в яме, тебе следует об этом помнить.

– Да ты…

– Молчать! – И девчонка запнулась, беспрестанно меняя оттенки. Я с нежностью посмотрел на гвардейца, который, похоже, не собирался обрушиваться на меня ни за нравственность моей подопечной, ни за драку, затеянную не мной. – Эй, куда?! – гаркнул он, обернувшись к двери, куда как раз пытался просочиться один из драчунов – кажется, тот самый, что едва не угробил меня стреляющим ножом. – Всем стоять! Никто из зала не выйдет без моего разрешения! – На пороге как раз замаячили еще две фигуры в гвардейских мундирах.

Специфическая тут у них форма… Своеобразная.

– Значит, говоришь, на тебя напали? – переспросил меня гвардеец. – Первые?

– Именно так. А потом уже и на дочь Прахима Айми, которую я охраняю.

– Все именно так, – неуверенно подал от двери голос один из слуг. – Тут кто угодно подтвердит.

– Как тебя зовут? – гвардеец выслушал меня. – Служишь Прахиму Айми? Все ясно. Отведи к нему его дочь, перескажи подробно происшествие. Пусть отец с дочерью сам разбирается. Только прикрой ее чем-нибудь… Никто, кроме телохранителя и девицы, из клуба не выходит! Всем стоять!

Я выволок Кариншию на улицу и поспешил закутать ее в покрывало, а когда запихнул в экипаж, только тогда заметила, что она плачет навзрыд. Зареванное ее лицо выглядело помятым, волосы уже не лежали аккуратными красивыми волнами, а висли как попало, перепутанные, неопрятные. Платье и в самом деле было разорвано почти в клочья, накидка не могла этого скрыть, поэтому, высунувшись, я велел кучеру загонять экипаж прямо во двор особняка, чтоб не позорить дочку Прахима на всю улицу.

– Как он мог так со мной разговаривать? – всхлипнула девчонка. – Ведь я дочь самого богатого купца Киалаша!..

– Неужели ты всерьез думаешь, что раз ты дочь богатея, ты гарантированно защищена от неприятностей? Сегодняшнее происшествие ничему тебя не научило?

– Тому, что ты – плохой боец! Ты почему меня сразу не отбил? Ты видел, что они со мной сделали?! Ты должен был сразу у них меня отобрать! Ты о чем думал?!

– О том, что если меня убьют, я тебя уже ни у кого и никогда не отберу.

– Думал только о своей шкуре! Свинья, мерзавец! Ты обо мне должен был думать, идиот! Ненавижу! – И она зарыдала с новой силой.

Я приобнял ее за плечи, подставил плечо, чтоб удобнее было рыдать.

– Да-да, я мерзавец, свинья и так далее. В следующий раз, чтоб это доказать, отбивать тебя у ребят не буду. Ты же хотела мужского внимания, вот и получила бы его сполна. Правда, они тебя скорее всего после изнасилования убили бы, но ничего, ты же не веришь в подобную возможность, так что все в порядке.

– Я люблю выбирать мужчин сама! – закричала на меня Кариншия и даже оттолкнула в ярости. – Я хотела присмотреться к ним, может быть, выбрать, а не чтоб они меня взяли силой!

– Таки вот совпадение – мужчины тоже любят выбирать женщин. Вот они тебя и выбрали. Массово.

– Ты должен был вмешаться!

– А ты не заметила? Я вмешался. Тебя даже не успели разложить.

– Они меня унизили!

– Ты сама себя унизила своим поведением. Ты вела себя не как царица, выбирающая того, кого она одарит своим вниманием ночью, а как дешевая шлюха.

– Ты сам дешевый, козел, урод! – Прооравшись, она вытерла лицо и посмотрела на меня с любопытством. – А как вести себя царицей?

– Для начала надо обладать изрядной долей здравого смысла. А во-вторых, если хочешь быть царицей, займись своим образованием и воспитанием. Неужто думаешь, что настоящие повелительницы мужских сердец вываливают на всеобщее обозрение свои сиськи и другие достоинства?

– Ты просто грубое быдло! Откуда тебе знать такое о женщинах? Ты же мужик!

– Я очень хорошо знаю, как должна выглядеть и вести себя женщина, перед которой хочется преклонить колени. Перед тобой не то что колено – голову не склонишь. Зато хочется по заднице шлепнуть.

– Хам! Не смей!

– И – кстати! – ты так часто употребляешь слово «быдло», что сомнения в твоем происхождении улетучиваются. Люди истинно благородного происхождения никогда это слово даже не произносят. Разве что кого-то повторяя.

– Что ты можешь об этом знать?! – И на меня накинулись с кулаками.

Если бы мы не прибыли наконец в особняк Прахима, девчонка определенно успела бы меня потрепать. Ее жажда смертоубийства уже вышла за пределы просто слов или угроз и перешла на стадию «царапаться и кусаться». Из экипажа я вытащил свою подопечную не с первого раза и силой, едва умудряясь отбиваться от ощеренных ногтями рук. Поставил на ноги, встряхнул. Управляющий домом – добродушный лохматый старик по имени Адвир – бежал к нам через двор, всплескивая руками.

– Что с госпожой, что случилось?!

– Иди к черту, старый дурак! – отмахнулась Кариншия, не переставая сверлить меня разъяренным взглядом. – Не твое дело.

Я поморщился. Грубости девчонки в адрес всех окружающих уже начинали раздражать.

– Извести господина Прахима, что на его дочь напали, – вежливо попросил старика. – Госпожа не в себе, так что неплохо бы отвести ее в дом и привести в порядок.

– Я?! Не в себе?!! Да ты сам! – И она снова попыталась на меня кинуться. Но здесь, на просторе вне экипажа, я уже был далеко не беззащитен, даже перед девчонкой, которой ни в коем случае нельзя было поставить ни синяка. Подхватил ее на руки и поднял над землей так, чтоб только барахтаться могла.

– Ну вот, видишь. Есть в доме служанки покрепче? Чтоб с ней справились?

– Да… я… тебя!

– Пусть господин Серт идет за мной. – И старик засеменил к дому. Со мной он всегда был подчеркнуто любезен – не знаю, сыграла ли тут роль моя собственная вежливость, или скорее мои награды и послужной список.

Кариншию я сгрузил только в ее покоях, сдал с рук на руки няньке, даме настолько корпусной и мощной, что с нею девчонке было не совладать даже в крайней степени ярости. Нянька настойчиво выставила за дверь меня и управляющего, после чего последний повел меня на кухню – приводить себя в порядок, перекусывать, словом, восстанавливать силы.

Прахим явился вскорости после нашего с Кариншией возвращения. Кое-что о происшествии он уже знал – я понял это по холодному бешенству, в котором купец пребывал. Только завидев выражение лица хозяина дома, его жена, мачеха Кариншии, поспешила спрятаться в свою комнату, видимо, чтоб не попадаться под горячую руку. Хмуря кустистые брови, работодатель потребовал от меня подробного отчета обо всем случившемся. Я начал рассказывать, еще не до конца уверенный, что гнев Прахима обрушится на кого-то другого, не на меня.

Работодатель слушал очень внимательно, задал лишь пару вопросов, и по его взгляду я понял, что проблемы будут не у меня. На дочь он обрушился, едва только увидел ее, наплевав на присутствие рядом посторонних ушей: меня, управляющего, няньки и еще пары служанок.

– Неописуемо! Запредельно! – кричал он, и Кариншия, сперва попытавшаяся спорить с ним в громкости и умении быстро излагать свои претензии, стушевалась. – Что я вижу, вырастив дочь?! Моя дочь ведет себя как последняя развратница! Я молчал, когда ты начала заводить знакомства с мужчинами, шляться по заведениям, где уважающей себя женщине делать нечего, понимая, что после гибели твоей матери некому толком за тобой присмотреть! Но теперь ты опозорила нашу семью на все три столицы! Все – все! – знают о том, что моя дочь заявилась голая в мужской клуб и заигрывала там со всеми мужчинами!

– Да они на меня напали! Они, а не я!

– То, что ты дура, тебе простительно, как любой женщине! Но быть настолько развратной – неописуемо! Непостижимо! Твоя матушка была женщиной благородной, достойной – откуда это только взялось?! Клянусь своим кругом – ты никогда больше не переступишь порога ни одного из увеселительных заведений! И выходить за ворота будешь лишь в сопровождении Серта.

– Да он меня не защищал даже!..

– Молчать, дрянь! Позорница! Гулящая девка! – Лицо у Прахима побагровело, и Кариншия притихла, видимо, осознав, что дело зашло далеко. – Я приучу тебя повиноваться! Ты заслужила сотню ударов кнутом за свое поведение! Либо повинуешься – либо отправишься в монастырь. И я немедленно найду тебе мужа. Не поскуплюсь на приданое, будет нужно – так половину своего достояния отдам тому из мужчин, который возьмется тебя обуздать. А тебе, Серт, отныне даю право отволакивать мою дочь домой всякий раз, как она вознамерится совершить недостойный или глупый поступок. Бери. – Мне в руку был раздраженно сунут увесистый мешочек. – Твои заслуги я признаю. Два дня можешь отдыхать – моя дочь все равно не переступит порог моего дома.

– Но послезавтра день рождения у Джасвиндры! – возмутилась девчонка, позабыв, что отца в таком состоянии надо бояться. – Я пойду!

– Клянусь кругом, ты никуда не пойдешь, – зло прозвучало в ответ. – Адвир, мой хлыст!

Старик, вздыхая, поспешил в соседнюю комнату и потянул меня за рукав. А за спиной звучал визг Кариншии:

– Ладно-ладно, не пойду, не надо!..

– Хватит! Молчи! Ты свое заслужила!

– Пусть господин телохранитель отправляется домой, – сообщил мне Адвир. – Хозяин будет бушевать весь вечер, лучше, если расправу не увидит никто из сторонних. Я сейчас и служанок всех отошлю, чтоб потом языками не чесали где попало. И чтоб, дурехи, потом от хозяина не получили свое.

– Это понятно. Я-то молчать умею, не волнуйся.

– За господина телохранителя нисколько не волнуюсь, мужчина всегда умеет молчать. Два дня госпожа Кариншия точно из дома не выйдет, если уж хозяин так сказал. На третий день наведайся на всякий случай, но, думаю, молодая госпожа дома с неделю посидит. Самое малое.

Поблагодарив старика, я вывел из конюшни своего коня и направился домой. Удивил Моресну – она ждала меня намного позже, – но, заметив в ее глазах искорку удовольствия, порадовался лишний раз, что у нас с ней все хорошо. И только умывшись, переодевшись в свежее, прошел на кухню и выложил на стол мешочек, который вручил мне Прахим. Распустил тесемки. Внутри лежала хорошая горсть полулун. Больше, чем я уже получил от работодателя за месяц работы.

– Ого! – Я подмигнул жене. – Премия. Пришлось сегодня почесать кулаки.

– Я вижу. – Она опустила глаза на мои руки, на ссадины, пятнающие их. – Ничего опасного не было?

– Ничего, – соврал я.

– Но почему ж тогда такая большая премия?

– Ну как… Дочка отцу все-таки дорога.

– А с ней что-то случилось?

– На нее напали. Не уверен, что могу рассказывать тебе подробности, все-таки это семейное дело моего работодателя.

– Да я и не прошу. – Моресна смотрела на меня с любопытством. – Ты, наверное, очень устал?

– Не слишком. Но с удовольствием полакомлюсь и поваляюсь. А завтра сходим с тобой в ресторан – хочешь? – Я припомнил три или четыре хороших семейных заведения, где женщинам прилично было проводить время в сопровождении супругов или отцов.

– Конечно! Но разве ты не работаешь?

– Нет. Наслаждаюсь законным отдыхом. Завтра Кариншии будет не до прогулок. – Я злорадно усмехнулся.

С моей точки зрения, дочка купца получила сполна и за дело.

Хотя, конечно, едва ли она поймет, что тут к чему.

Нежданные выходные мы с супругой провели не без приятности для себя – сходили в семейный ресторанчик, где отлично кормили, посмотрели зрелище. В здешних краях деление на мужские, женские и семейные заведения совершалось весьма жестко и соблюдалось обязательно. Мужчин не допускали в женские кафе и ресторанчики, клубы и салоны. Женщины могли появиться на пороге мужского заведения, но чем они рисковали, было уже понятно, и защиты в случае неприятности или трагедии от закона не получили бы. Семейные заведения предназначались, что логично, для семейных пар, появление там незамужней девушки воспринималось с недоумением, хотя и не возбранялось.

Моресна цвела.

– Знаешь, мне мама все твердила: «Тебе слишком повезло, держись за свое счастье», – застенчиво сказала она мне. – Вот и у меня тоже ощущение, что я не заслужила такой удачи.

– У меня ровно такое же ощущение. Моя соотечественница едва ли была бы так же ласкова и внимательна к мужу, как ты, и вряд ли стала бы спокойно сносить подобный непредсказуемый режим работы, отсутствие развлечений в пригороде, да и замкнутый стиль жизни тоже. Заскучала бы быстро, задурила… Начала бы на все обижаться.

Жена смотрела на меня круглыми глазами.

– Не понимаю. Как такое возможно? Твои соотечественницы что же – не ценят семью?

– Многие не ценят.

– Но тогда зачем им семья в этом случае?

– Чтоб легче было жить.

– Но если с семьей жить легче, то как же можно ее не ценить?

– А вот так. Запросто. – Я запнулся. – Знаешь, зря я, пожалуй, тебе все это говорю. Ты еще возьмешь и переменишь ко мне отношение, тоже задуришь.

– Ни за что! – торжественно произнесла Моресна. – Никогда. И вообще я буду делать только то, что ты хочешь. Правда-правда. Обещаю!

– А что тебе самой хочется?

Она засмущалась, спрятала лицо под краешком покрывала. Помолчала, словно собираясь с духом. А может, с мыслями, с воображением – что бы такое попросить в подарок у расщедрившегося мужа.

– Я очень хочу тебя полюбить.

– И как? – тихо, осторожно спросил я. – Есть надежда?

– Конечно.

Нам обоим стало неловко, словно мы коснулись вопроса, который не принято было обсуждать при свете дня и пусть в отдаленном, но присутствии других людей, а только в темноте супружеской спальни, шепотом и иносказательно. Я даже испугался в какой-то момент, не позволил ли себе больше, чем следует, – жизнь человека, а в особенности супружеские отношения были обставлены в этом мире таким густым частоколом традиций, запретов и предписаний, что только держись. Нужно было много времени, чтоб разобраться во всем этом.

В какой-то момент пришло в голову, что и на моей родине не все чисто с традициями и привычками, с тем, что супруг мог делать, что он не мог категорически, а что можно было в виде исключения и изредка. Но эту мысль я отмел с негодованием – там все было проще. И, наверное, Моресне приходилось терпеть много неприятных минут, которые я доставлял ей просто по незнанию.

Я чувствовал к жене нежность, замешанную на благодарности.

Через день все-таки решил для очистки совести заглянуть в дом работодателя, но, столкнувшись на пороге с ним самим, узнал, что ближайшую неделю могу полноценно отдыхать. Хмурый Прахим говорил о дочери раздраженно, упомянул, что она отцовский урок не усвоила и потому будет сидеть взаперти, пока хоть чуток не утихомирится и не прекратит бунтовать. Судя по всему, перспектива скорого брака девчонку не порадовала.

– Непременно отдам ее замуж, – заявил мне купец. – В скорейшем же времени, как только найду того, кто клюнет на приданое и согласится в придачу к деньгам взять на себя воспитание моей мерзавки. Но уж я найду такого! И не волнуйся за место, не сомневайся, я дам такому отличному и ответственному бойцу, как ты, самую лучшую рекомендацию. Думаю, ее будущий муж захочет видеть тебя при ней за те же, если не большие, деньги. Я ему это порекомендую.

– Считаешь, мужчина спокойно будет смотреть на то, что его жену везде сопровождает другой мужчина?

– Ты достаточно убедительно показываешь, как мало она тебя интересует. Воины и при этом добропорядочные семьянины всегда в цене. Как бы там ни было, я тебя порекомендую. – И, ободряюще кивая, Прахим отпустил меня отдыхать.

Собственно, я нисколько не волновался за свою судьбу – карьера развивалась гладко, лучшего и желать не надо. Уже достаточно освоившись в здешнем мире, чтоб понимать, как могло все развиваться, если б мне меньше везло, я по-настоящему успокоился. Еще год назад ни за что не поверил бы, что могу испытывать императору благодарность. И за что? За то, что по его приказу не только вытащили меня сюда, но и заставили выступать перед ним – в противном случае я не получил бы почетный статус бывшего императорского гладиатора, открывший передо мной все двери здешнего общества.

Конечно, не будь его величества, никто бы меня не вытянул из моего родного мира, не заставил бы жить здесь… Но бог его знает, было ли бы это лучше для меня? Об иной возможности как-то не хотелось думать. Какой смысл тешиться несбыточным? Правильней рассматривать реальное и довольствоваться им.

Гуляя с Моресной по рынку, помогая ей выбирать фрукты, я задумчиво рассматривал прилавки, дома, торговцев, покупателей, как человек, с одной стороны, совершенно всему этому чуждый и потому способный судить более или менее беспристрастно, а с другой… С другой, я уже почти привык ощущать себя частью нового мира, частью Империи, пусть еще и не до конца интегрировавшей в общий монолит, однако уже приступившей к этому процессу.

Несомненно, впереди меня ждало множество неожиданностей и испытаний, но зато – я уверен – депрессии больше не будет места в моей жизни. Не до нее…