Текст книги "Цитатник бегемота"

– Так вот, – заговорил тем временем двойник, – по поводу еды. В разных местностях разные правила…

– Подожди, – перебил его Иван. Ему вдруг в голову пришла странная мысль – Успеешь еще рассказать… Послушай-ка, Билли, – обратился он к бармену, – а что, индейцы у вас тут появляются?

– Ты имеешь в виду в городе? – уточнил бармен. – Бывает такое, а как же. И в салун ко мне заходят другой раз. Только это не настоящие индейцы, понимаешь, а так – подделка…

– Как это – подделка?

– Гм… – сказал бармен. – Как бы тебе это объяснить… Понимаешь, во-первых, наш город – не то место, где они, настоящие индейцы, воины то есть, должны появляться, хоть здесь и находится центр мира.., или миропорядка, ежели угодно. У них хватает и тех мест, где они чувствовали бы себя вполне комфортно и действительно находились бы там, где должны. Сюда они попадают или по ошибке, хотя, сам понимаешь, никаких ошибок здесь быть не может, или по каким-то делам.., не знаю уж, по каким. Но бывают иногда и серьезные посещения, особенно когда приходят те, кто был до индейцев… или те индейцы, что чувствуют свою не-важность…

– Подожди, – ошеломленно проговорил Иван. – Что за бред ты несешь?..

– Трудно объяснить, – вздохнул бармен. Голос его неуловимо изменился, стал каким-то бесплотным. – Мы строим свой мир, основываясь на совершенно отличных от индейских позициях, и в принципе им нет места в нашем мире, как нам нет места в их. У нас различные цели и средства достижения этих целей. Благополучие человека, его место под солнцем, его обязанности и долг перед сущим мы представляем совершенно по-разному. Ничто не стоит на месте: мы пришли, чтобы сменить их, они сменили кого-то, кто был еще раньше. Но ничто не исчезает, и об этом тоже надо помнить…

Бармен замолчал. Ивану вдруг показалось, что воздух на мгновение затвердел, застыли и все окружающие, но вот мир дрогнул и поплыл в сторону, покачиваясь на волнах воображения. Лицо бармена, грустное и какое-то даже отрешенное, смазалось, потекло вбок, подернулось рябью и обрело новые черты. Иван хотел нервно хихикнуть – перед ним, невинно улыбаясь, стоял профессор, – но не смог шевельнуть ни малейшим мускулом лица.

Мир вокруг изменил свои краски. Только что он был серо-коричневым, затхлым, мглистым, в нем ползали унылые замшелые паразиты, озабоченные только одним – как бы сделать так, чтобы можно было много жрать и мало делать, и каждый искал свой уголок среди шершавых колючих зарослей, проход в беспечное мягкое нечто, очень личное и очень свое, при этом наглухо отгороженное от другого… и вдруг все стало Отдельным. Ярко-желтая земля, какая-то ухмыляющаяся собака, сидящая на задних лапах, тень от исполинской птицы… Иван очень хотел посмотреть, что это была за птица, но не смог ни поднять, ни повернуть головы…

– Что с тобой? – услышал он голос двойника, доносившийся будто бы из-под земли. – Перебрал, что ли?..

"Если бы", – хотел сказать Иван, но не смог. Во рту было сухо, тело сотрясала мелкая дрожь. Он попытался сглотнуть и закашлялся. Потом все-таки сумел поднять глаза. Салун был как салун. Иван поглядел на бармена. Билли был как Билли. Подумаешь.

– Из чего это у тебя виски? Из кактусов, что ли? – спросил Иван хрипло, поморщился и снова закашлялся. Двойник засмеялся. Бармен не обиделся.

– Не-ет, у нас не из кактусов, – солидно сказал он. – Вот у других – да, бывает, что и так. Его, понимаешь, те пьют, кто на настоящих индейцев похожим быть хочет… Говорят, для таких умников специальный дом дураков построили.

– Что-то я такое слышал, – пробормотал Иван.

Ему все еще было нехорошо.

– А по мне – как ни пытайся изменить что-либо в себе или в других, ничего не выйдет. Особенно, понимаешь, когда это касается других: тут даже и эти кактусы не помогут. Но здесь, понимаешь, не все так думают… И вообще, – продолжал бармен, наполняя стаканы Ивана и его двойника, – наш мир – это наш мир, и другого мы себе просто не представляем. Скоро по всей Вселенной будет точно так же, как у нас, на нашем Западе.

– Видал? – обратился двойник к Ивану и кивнул на бармена. – Пугают всех давно страшными инопланетянами. Прилетят, мол, скользкие кукловоды, будут манипулировать, а кто не согласится – тех сожрут. Или еще чего хуже. Алиенс, понимаешь. Да какие, к чертям, инопланетяне? Вот, пожалуйста, готовый кукловод и "чужой" в одном лице, со своими представлениями о добре и зле. Он, может быть, и добрый, но только по-своему.., а другим-то каково будет? Сожрет ведь… из самых лучших побуждений.

– Кого это я сожру? – сердито спросил бармен. – Завел, понимаешь, опять…

Двойник засмеялся.

– Скучно, понимаешь, будет! – закричал он, хватая стакан. – Тоска у вас тут зеленая!..

– Почему это – тоска? – удивился бармен. – У нас тут весело…

– Точно, – подтвердил Иван, поднимая свою емкость с виски. – У вас здесь отнюдь не соскучишься.

– Ка-акие ты слова знаешь, – восхитился двойник. – Ну что, вздрогнули?..

– Вздрогнули, – кивнул Иван.

Они чокнулись и выпили. До дна. Виски приятно согревало внутренности. Мир перестал казаться мрачным и коричневым. Иван посмотрел в окно – висевший на высохшем дереве человек почти не портил идиллической картинки.

– Кстати, о картинках, – отдышавшись, проговорил двойник. – До чего они разные…

– Ты что, мысли читаешь? – спросил Иван, закуривая поданную ему барменом сигару.

– Нет, – удивился двойник, доставая из внутреннего кармана пиджака черут.

Бармен зажег спичку и дал ему прикурить.

– Я просто продолжаю рассуждать о различных вариантах придумывания мира… Вот здесь они построили насквозь придуманный мир. Здесь все не свое, все какое-то нарисованное, причем нарисованное так, как будто начинал рисовать кто-то один, а продолжали другие, да еще те, кто не понимал исходного замысла. Хотя здесь присутствуют любопытные находки – к примеру, изящный антиисторизм…

– Чего? – переспросил бармен. Он прислушивался к разговору.

– Ну, может быть, я не совсем правильно выразился… Отсутствие прошлого, окончательная отдельность во временном пространстве. Сейчас вы придумываете вещи, а лотом они будут придумывать вас, и сделают это, кстати, очень даже хорошо. Вы и не заметите, как попадетесь в ловушку, из которой вам уже не выбраться – если, конеч-н0, кто-нибудь опять за вас не постарается…

– Одну минуту, – остановил его бармен. – Чего это ты всех опять пугаешь? И кто такие "мы"?

– Действительно, – поддержал его Иван. – Отчетливее дефинируй и расставляй акценты. Двойник хихикнул.

– Да уж, словарный запас у тебя, надо сказать… Ничего я объяснять не буду. Сами поймете.

Иван слегка обиделся. Бармен тоже.

– Ишь ты, – сказал бармен. – Ты, значит, самый умный, а остальные – просто так, да? Завел, понимаешь, любимую песню, умник хренов!

– Ага, – поддакнул Иван. – Поговорить он любит: я давно за ним наблюдаю.

– Хватит вам, – примирительно сказал двойник. – Спелись… Никакой я, конечно же, не пророк, просто все случается, как всегда – на смену одним богам приходят другие… У них ведь есть своя судьба.

– А при чем тут боги? – озадаченно спросил Иван.

– Может статься, что ни при чем, – согласился двойник, – особенно если допустить, что их вообще нет. Впрочем, смотря как к этому относиться… Если просто, как к костылям, без которых сложно и страшно жить и идти по дороге, то это – одно; всегда найдутся те, кто все будет валить на чужую непостижимую силу, оправдывая этим свое собственное бессилие и безволие; и ведь силу эту можно называть по-разному, суть остается прежней. Барин приедет, барин нас рассудит… Так что дело вовсе не в дефинициях. Можно, конечно, всех поубивать, даже не особенно злобствуя; можно обзавестись комплектом рабов для поддержания собственного высокого уровня кайфоловства; можно отращивать изящные усики и роскошную шевелюру, как этот местный тиранчик, самовлюбленный лживый герой-кавалерист, который обожает фотографироваться и резать безоружных: его здесь все прямо обожают, потому что все это тут позволяется и иногда поощряется: чтоб не скучно было…

– Ты что-то уж больно разговорился, – перебил двойника бармен, глядя исподлобья. – Мели всякую чушь, понимаешь, а генералов наших и героев не трогай… Не нравится тебе тут, так и катись отсюда…

– И покачусь, – легко согласился двойник. – Еще увидимся…

– Подожди, – остановил его Иван. – Слушай, ты не видал здесь этого, ну помнишь.., лысого, с бородой? А?

Двойник, прищурившись, посмотрел на Ивана.

– Профессора твоего, что ли? – спросил он насмешливо. – Как же, как же… Он тут известная личность. Правда, сейчас, насколько я слышал, из города он куда-то умотал.

– На Запад, – утвердительно сказал Иван.

Двойник противно усмехнулся и произнес:

– Ладно, прощевайте…

Порывшись в кармане, он выудил оттуда несколько монеток, положил их на стойку, помахал бармену рукой, подмигнул Ивану и вышел из салуна. Иван посмотрел ему вслед. Странное дело: как вышел двойник из дверей, так словно сквозь землю провалился: нигде его не было видно. Иван оглядел площадь повнимательнее и вздрогнул: рядом с давешним негром, на соседнем суку, в петле висел двойник. Висел спокойно, не раскачиваясь на ветру и вытянув руки по швам. Вдруг он открыл глаза, достал из кармана сигару и не спеша закурил. Иван вздохнул, повернулся к бармену и спросил:

– Он что, так призывает бросить курить?

Бармен посмотрел в окно и снисходительно сказал:

– Это он часто так развлекается. Он вообще-то хороший парень, только малость того…

Бармен выразительно покрутил пальцем у виска.

– Это я заметил, – пробормотал Иван.

– Да здесь полно таких, – сказал бармен. – Давеча вот тоже парень один похож на него, как две капли воды…

– Что?.. – спросил Иван.

– На него, говорю, похожий, точно брат-близнец… Так вот он ни с того ни с сего такую стрельбу на улице здесь учинил! Человек пятнадцать угрохал. Приехал сюда на какой-то непонятной лошади, увидал, понимаешь, что наши, негра вешать собираются, взял свой винчестер и давай стрелять… Кто на площади был – всех наповал. Потом развернул конягу – и поминай как звали.

– И кто же это был?..

Бармен пожал плечами.

– А черт его знает. Но не Черный Джек, это точно.

– Да, – сказал Иван, помолчав немного, – Ты был прав: у вас здесь не соскучишься, Но я все равно пойду, пожалуй.

– Да подожди: куда тебе спешить? Я тебе и не все рассказал про житье-бытье здешнее…

– В другой раз.

– Ну, выпей хоть стаканчик.

– Иван подумал.

– Нет, пожалуй, хватит, – сказал он решительно. – Поеду.

– Ну, как знаешь, – сказал бармен. Он был явно расстроен.

Иван порылся в кармане, выудил купюру, подал ее бармену и сказал:

– Сдачу себе оставь. Я, может быть, заеду еще.

– Все вы так говорите, – вздохнул бармен. – А мне и поболтать не с кем…

– Не расстраивайся, – сказал Иван. – На твой век собеседников хватит.

Он повернулся и вышел из салуна. Было жарко. Легкий ветерок не охлаждал, а лишь заботливыми мягкими мазками укладывал сухой зной на моментально вспотевшую кожу; Иван снял шляпу и вытер лоб. Потом он огляделся. Площадь была пустынна. Высохшее черное дерево раскорячилось на виду у подслеповатых окон салуна; на толстом суку болталась веревочная петля. Ни негра, ни двойника Ивана вместе со второй петлей не было. Иван посмотрел вверх и вздрогнул: в небе появилось солнце! Это было бы хорошо, может быть, даже прекрасно, если бы не одна закавыка: светило оказалось глухого черного цвета. Впрочем, могло статься, что это было вовсе и не солнце. На самом деле вокруг было светло, и все предметы хорошо различались.., правда, ни один из них не отбрасывал тени…

Ну и что ж, решил Иван, вскакивая в седло верного коня, приветственно оскалившего жуткие зубы, – раз нету здесь профессора, так надо катиться на поиски Артура, пока не поздно, пока не прошли двенадцать ночей, а стало быть – поехали!..

Он совсем было собрался пришпорить жеребца, как неожиданно кто-то громко произнес:

– Эй, мистер, далеко ли собрался?

Иван обернулся, выругавшись про себя: да что же это делается, опять кто-то из-за спины выскакивает!..

Он увидел, как к нему приближалась группа всадников, человек десять. Все они были вооружены и смотрели мрачно. Непонятно было, откуда они здесь взялись, на только что пустовавшей площади. Вот уж действительно: чистое поле, и вдруг из-за угла…

– Тебя, кажется, о чем-то спросили, мистер, – напомнил один из всадников.

Иван посмотрел на него и с удивлением узнал своего двойника.

– А в чем дело? Мы ведь с тобой уже попрощались, – произнес Иван и осторожно потянул винчестер из чехла.

Двойник мрачно ухмыльнулся. В правой руке он уже Держал свою винтовку, опустив ствол вниз.

Его, других всадников и Ивана разделяло не более двух десятков шагов, когда лошади остановились..

– Ты забыл мне кое-что отдать, – проговорил двойник. – В салуне было неудобно разговаривать, но сейчас…

– Что-то я не заметил, чтобы ты стеснялся в этом салуне, – заметил Иван – И что же это такое у меня есть, интересующее тебя?

– Сумка, – произнес двойник, скупо улыбаясь. – Моя сумка… Отдай ее мне.

– Какая сумка? – искренне удивился Иван. – О чем ты?

– Сумка, где пребывают язычки, – мягко сказал двойник, и в глазах его сверкнул опасный огонек. – Отдай ее мне, и разъедемся по-хорошему.

– Что?! – изумился Иван. – Какие такие…

Он выпустил винтовку из руки и умолк, пораженный. В самом деле, он ведь ни разу не вспомнил о тех говорливых языках, которые некогда принадлежали бегемоту с пламенной душой… Где же они, эти языки-то?

– Ты что, неужто и вправду о них забыл? – насмешливо спросил двойник. – Тебе, понимаешь, такой подарок сделали, а ты…

Иван не ответил, лихорадочно соображая. Как же так получилось… Вроде бы он ничего не терял. Ах да, тогда ом в первый раз встретился с двойником. А вдруг… Он посмотрел на седельные сумки. Открыл одну, другую…

– Чего хватаешься? – пропищал знакомый голосок. – Спросить не можешь?

Холщовое вместилище с языками внутри оказалось в одной из седельных сумок… Левой рукой Иван повесил матерчатый ремешок себе на шею, при этом правой вытащил из чехла винчестер и положил винтовку поперек седла.

– Никто мне подарков не делал, – сказал он. – И никто не просил передавать тебе что-либо.

Двойник хмыкнул.

– И тем не менее тебе придется это сделать, мистер.

Молниеносным движением двойник вскинул винтовку, но Иван оказался проворнее. Он потратил на долю секунды меньше, выхватив из кобуры кольт и прямо от бедра пальнув в двойника. Грохот двух выстрелов раздался почти одновременно. Почти – и поэтому после секундной паузы Иван демонстративно крутанул на пальце револьвер и сунул его обратно в кобуру, а двойник его стал медленно валиться набок. Спутники двойника в оцепенении наблюдали, как он упал с лошади и замер, неловко подвернув под себя руку.

– Кто-нибудь еще желает? – негромко спросил Иван и клацнул затвором винтовки.

Раздался многоголосый вопль ярости, и шквал огня обрушился на Ивана. Он моментально скатился с коня и стоя на одном колене, начал стрелять, с бешеной скоростью дергая затвор – вверх-вниз, вверх-вниз – и нажимая на спуск. Сквозь пелену из порохового дыма и пыли он видел, как один за другим падали на землю убитые бандиты, слышал между грохотом выстрелов и дикое конское ржание, и предсмертные стоны. Все было кончено за считанные секунды. Иван выпрямился, настороженно оглядывая поле боя.

Дым рассеивался, среди живописной кучи мертвых тел никто не шевелился. Лошади испуганно пофыркивали, одна из них уносилась вскачь, волоча по земле зацепившийся ногой за стремя труп. Иван подошел к своему коню, который совершенно спокойно стоял в сторонке, с холодной насмешкой поглядывая на людские игрища, сунул в чехол винтовку и вскочил в седло. Тут он уловил какое-то движение среди поверженных врагов: выхватив кольт, он выстрелил в попытавшегося приподняться человека с залитым кровью лицом. Человек молча рухнул в кровавую грязь, а Иван в который раз подивил-, какие разрушения в человеческом организме может произвести пуля сорок пятого калибра: в выходное отверстие на спине бандита можно было кулак засунуть.

– Двадцать семь, – сказал Иван сквозь зубы, надвинул Шляпу на глаза и выплюнул окурок сигары.

Над головой глухо заворчало, потом рявкнуло изо всей силы. Иван инстинктивно схватился за револьвер, но тут же отпустил рукоять: просто собиралась гроза. Открыв рот, Иван смотрел в непроницаемо синее небо. То, что он принял за черное солнце, сейчас разрасталось прямо на глазах, непостижимая бездонная язва заняла сначала четверть небосвода, потом половину… Где-то глубоко внутри этой язвы клубились исполинские вихри, там сверкали молнии и собиралась чудовищная буря. Стало абсолютно тихо даже ветерок, похоже, испуганно спрятался куда-то.

Лошади, принадлежавшие убитым спутникам Иванова двойника, ускакали, конь Ивана стоял спокойно на месте, презрительно скаля львиные зубы. Городок вокруг притих, затаился: он был весь скрыт огромной тенью от надвигавшейся тучи – или что это было на самом деле; лишь скалистые горы вдали по-прежнему величаво, без усилий, подпирали треснувший уже небосвод И вот снова загрохотало с удесятеренной силой. Темнота разом обрушилась на город, моментально проникнув в каждый закоулок, в каждый дом, в каждую щелочку.

Сначала это был звук. если бы вся Вселенная была твердой и черной, то она сломалась бы именно с таким треском. Потом с небес упали молнии, и темное пламя затопило все вокруг: вспыхивая, как спички, загорелись дома, запылал банк, неслышно взорвался знакомый Ивану салун… Все горело; весь мир полыхал, холодно издеваясь над самим собой. Но огненное буйство продолжалось недолго.

Пришло время воды, и неиссякаемые потоки сумеречной влаги хлынули на землю, затопляя город, заливая его и растворяя в своих душных объятиях. Завертелся чудовищный водоворот, вспоровший поверхность земли, точно скальпель, легко и спокойно разрезающий кожу пациента на операционном столе: показалось, что кровь земли уже выходит наружу. В буйстве нездешней стихии все перемешалось, и уже не было ни верха, ни низа, они только хотели поменяться местами, но что-то этому мешало. И тогда, не выдержав напряжения, все завертелось, задергалось в припадке неизлечимой лихорадки, мир затрещал по швам и наконец-то затвердел, а Иван, который давно уже не дышал, открыл глаза и увидел звезды. Потом все исчезло.

…Он лежал, зажмурившись, и с опаской ждал долгого падения, или кувыркания, или взлета – он уже привык реять по-над таинственной равниной. Однако все обошлось: враждебные вихри не веяли, злобные – предположительно – силы сачковали, мелькнул только отголосок далекого видения – какой-то старик в белых одеждах, папирусы и глиняные таблички, – потом все прочно стало на свои места, и Иван осторожно открыл глаза. Некоторое время он таращился в приятного голубого цвета небо, потом понял, что эта приятность еще ни о чем не говорит, потому как красивыми картинками он уже был сыт по горло. Подумав, Иван решил встать и проделал это со всевозможной аккуратностью и осторожностью. По благоприобретенной в этих местах привычке он для начала осмотрел свой гардероб и остался доволен увиденным: прежние одежды поменялись на комфортабельные кафтан и штаны. На ногах красовались сапоги из мягкой кожи. Осмотрев себя, он оглядел окрестности. В окрестностях тоже было можно жить: Иван стоял на опушке приятнейшего вида лесочка; весело зеленели деревья, среди которых имелись милые сердцу березки, осинки и прочие приметы родного края; радостно щебетали птички, перелетая с ветки на ветку; неподалеку виднелась изумительно патриархальная избушка, стоявшая на двух массивных столбах необычной формы. Иван невольно улыбнулся, до того хорошо было здесь. Он вдохнул воздух полной грудью: ах, что за чистота и сладость были в этом воздухе!..

Все, хватит, хватит крови и грязи, надоело, хочется в идиллию и хочется в сказку…

По стволу сосны метнулась белка, скользнула в дупло и тут же выскочила оттуда; устроившись на суку, замерла, уставившись своими глазами-бусинками на Ивана и быстро-быстро двигая челюстями. Не удержавшись, Иван рассмеялся, подмигнул белке и шагнул в сторону избушки. Присмотревшись к ней, он удивленно приподнял бровь: дверей в избушке видно не было. Он уже хотел обойти ее с другой стороны, но что-то его остановило.

– Какая чепуха, – пробормотал Иван, улыбаясь, но все же сказал: – Избушка, избушка, поворотись к лесу задом, а ко мне – передом!..

Раздался громкий скрежет, и Иван перестал улыбаться: столбы, на которых стояла избушка, вдруг зашевелились и, с трудом выдравшись из земли, в которой утопали, так сказать, по щиколотку, оказались непомерной величины птичьими ногами – надо полагать, куриными. Неловко переступая, изба закачалась, как корабль в бурю, заскрипела, затрещала и с натугой стала поворачиваться вокруг своей оси. Посыпалась какая-то труха, мусор и щепки: неуклюже, потоптавшись, скромное жилище оборотилось покосившейся дверью к Ивану, покачалось еще немного и замерло. Иван замешкался, не зная, что ему делать дальше, и мучительно пытаясь вспомнить что-нибудь подходящее из фольклора.

"Срам-то какой, – подумал он, – ничего ведь не помню… Зайти, что ли? Иди подождать?.."

Пока он так размышлял, дверь избушки со скрипом отворилась, и оттуда высунулась гнусного вида старуха. Она была вся зеленовато-коричневая, обладала невообразимой величины носом, кустистыми бровями, глубоко запрятанными под надбровными дугами глазами, проваленным беззубым ртом и вообще выглядела нехорошо и даже предосудительно. Иван удовлетворенно кивнул: точно так он и представлял себе бабу-ягу.

– Какой идиот тут чужой избой командует? – раздраженно прошамкала старуха. – Сегодня понедельник, и вообще запись в экскурсбюро!..

Иван деликатно кашлянул.

– Извините, э-э.., бабуся, – сказал он. – Я тут, собственно, по делу.., и не хотел вас беспокоить.

Старуха с шумом втянула в себя воздух.

– Чую, чую, – забормотала она, – человечьим духом пахнет… Э, – вдруг изумилась бабка, – да ведь я тебя вижу!

Иван не удержался и пожал плечами, хотя и понимал, что проделывает это слишком часто.

– Ну и что здесь удивительного? – спросил он.

– Да так, ничего, – протянула старуха, пристально разглядывая Ивана. Насмотревшись, она жутко улыбнулась и проворковала: – Вижу, зайти ко мне хочешь? Ну, заходи, заходи, красавчик…

Воркование в ее исполнении прозвучало ворчанием, но Иван интонацию уловил точно, хоть его и слегка покоробило от "красавчика". Однако он решил воспользоваться приглашением. Согнувшись в три погибели, он вошел в избу. Внутри оказалось темно и грязно; низкий потолок был сплошь залеплен паутиной, по которой проворно сновали здоровенные пауки, мерцая злющими красными глазками. По стенам были развешены связки сушеных грибов, трав, мышей, лягушек, еще какая-то гадость. Пыли и всякого мусора на полу имелось в избытке, возле большой печи громоздились явно давно не чищенные большущие горшки, котлы и сковороды. Один угол помещения был отгорожен грязной занавеской, в другом стояла приличных размеров метла. Посреди стоял стол, подле него – лавки.

Иван остался доволен осмотром помещения: такой вариант обстановки убогой бабусиной жилплощади он сто раз видел еще в детстве – на картинках, в мультиках и кино. Тем временем бабка проковыляла, кряхтя и охая, к столу и, чем-то скрипнув, уселась.

– Протез? – сочувственно спросил Иван. – Нога-то костяная, говорю?..

Старуха не ответила. Подперев щеку коричневой костлявой рукой, она с одобрением разглядывала остановившегося возле двери Ивана. В глазах бабки заблестели веселые искорки, и еще Ивану не понравилось вожделение в ее взгляде. Он переступил с ноги на ногу.

Поужинать им собралась старая хрычовка, что ли? Хрена с два…

Он уже собрался предупредить бабку о том, чтобы она никаких кулинарных иллюзий на его счет не строила, как старуха заговорила сама.

– Да, – скрипуче сказала она, – интерьер не по гостю, это точно. Отвернись-ка на секундочку, добрый молодец: даме надо себя в порядок привести и в помещении немного прибраться.

Иван чуть было не фыркнул, но удержался и послушно повернулся к двери лицом. Дурью бабка мается. Метлу за рогожную занавеску свою спрятать хочет, что ли? Или умыться первый раз за сто лет? Или просто оглоушить его, дурака, самой большой сковородкой?..

Иван настороженно прислушался. За спиной у него слышались странные звуки: шорохи, легкий скрип, постукивание, нежный мелодичный звон, шуршание отодвигаемой занавески. Иван попытался осторожно оглянуться, но услышал:

– Эй! Не подглядывай!..

Голос доносился как будто издалека, и Иван немного успокоился.

Но что все-таки задумала старая карга?..

– Можешь поворачиваться, – услышал он наконец.

Криво усмехаясь, Иван повернулся и чуть не упал. Наверное, он все-таки ожидал чего-то необычного, ведь странности здесь в ходу, но чтобы такое!.. Замызганное полутемное помещение пропало. Перед Иваном расстилался огромный зал какого-то средневекового замка: высоченный потолок, стрельчатые окошки с витражами, гобелены, свечи и прочие онеры. Покосившийся дряхлый стол оборотился длинным, с белоснежной скатертью столом, уставленным золотой посудой и хрустальными бокалами. Вместо лавок обнаружились стулья с высокими резными спинками. Все было как-то очень красиво, хотя и несколько эклектично, словно обустроено женщиной, которая имела очень личное представление о романтике, светской жизни и о прекрасном вообще.

Но все это было еще полбеды, потому что подле шикарного стола обнаружилась та-акая дама, что у Ивана даже дух захватило. Высокая, стройная, с красивым тонким лицом, одетая во что-то белое, искрящееся, переливающееся, она была чудо как хороша. Да, что-что, а женщины в этом вундерланде умеют себя показать, подумал потерянно Иван, нерешительно улыбаясь.

– Вы что, тут все стенки белой краской покрасили?.. – невпопад сказал он, чувствуя себя полным идиотом.

Она улыбнулась и плавным жестом руки, преисполненным такой грации, что Иван чуть не застонал, указала на стол.

– Присаживайся, гостюшка дорогой, – сказала она. – Знаю, что ты уже где-то здешней пиши отведал, но все ж не побрезгуй угощением…

Какое там побрезгуй!.. Иван смотрел на нее во все глаза. Но кто же она? И где старуха? Неужто…

В смущении он отвел глаза, медля воспользоваться приглашением и не зная, что сказать в ответ. Вдруг в дальнем конце зала он увидел давешние метлу, печку и занавеску. По метле – или это показалось только? – пробегали будто бы электрические разряды. Иван снова посмотрел на красавицу. Гм.., однако. Он прокашлялся и неловко заговорил:

– Э-э…

Красавица смотрела на него очень ласково.

– Простите, – продолжил Иван свою учтивую речь. – Я, собственно.., э-э… хотел бы… Н-да.

Девица вдруг рассмеялась. Смех у нее тоже был очень приятный, и смеялась она от души.

– Не пугайся, добрый молодец, – сказала она. Глаза ее лучились. – Это я – та, что тебя встретила… Ну не могу же я такого красавца замухрышкой привечать. Всякому гостю – свой почет…

Она поклонилась Ивану. Тот неловко кивнул в ответ и неуклюже шаркнул ножкой. Ему было очень неудобно. Срам сказать, что поначалу о женщине подумал!..

– Не бойся, говорю я тебе, и к столу присаживайся. Ты, видно, думал, что тебя сразу поедать начнут?.. Так ведь?.. Много чего рассказывают… Но к тебе у меня другой интерес.

Ага, отметил про себя Иван, интерес-то все-таки имеется. Он уселся за стол, с некоторой опаской поглядывая на хозяйку. Да уж, как сказал один давеча на пароходе, "бабец невреден", подумал Иван в некотором смятении…

– Вот и славно, – сказала чудесно преобразившаяся баба-яга, усаживаясь напротив него.

Теперь их разделял длиннющий стол, и Иван немного успокоился.

– Кушай, гостюшка дорогой, не стесняйся, – ласково сказала красавица, при этом внимательно разглядывая Ивана.

Он оглядел стол. Да, еды было вдоволь: всякие варенья, соленья, жаренья, фрукты: все было разложено на золоте и фарфоре очень аккуратно и даже строго, но вид имело аппетитный. Хотелось попробовать от каждого блюда, но при этом не объедаться: так, что-то вроде яблока познания. Иван почему-то точно знал, что баба-яга его отравить не собирается, а посему наложил себе на тарелку разной еды, наполнил бокал из хрустального кувшина, в котором плескалась игристая, приятного вида жидкость, поднял его и провозгласил:

– Ну, за гостеприимство!

– Э нет, – покачала головой красивая баба-яга. – Сегодня обойдемся без тостов. Пей да ешь – вот пока и все дела.

Иван согласно кивнул и отпил из бокала. Это оказалось вино – легкое, слегка терпкое, не совсем обычного вкуса. Ивану сразу захотелось есть. Развернув на коленях хрустящую салфетку, он пододвинул к себе тарелку, взял вилку и нож – стол был сервирован по-европейски, с массой всяких вилочек, ложечек и крючочков, – и принялся за еду. Краем глаза он уловил, что хозяйка будто бы с облегчением перевела дух, но не обратил на это особого внимания, всецело занятый процессом поглощения пищи. Все было жутко вкусно, и он жевал, отхлебывал и снова жевал до тех пор, пока не почувствовал себя совершенно сытым. Красавица же за это время едва съела кусочек и отпила глоточек: она с нескрываемым удовольствием наблюдала за Иваном и все приговаривала: "Кушай, соколик, кушай, миленький…"

Но вот Иван насытился, слегка отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку стула, чувствуя себя теперь вполне комфортно. Не хватало лишь сигареты, а лучше – сигары, но попросить он не решился, хотя и испытывал сейчас к хозяйке самые приятные чувства, вполне ей доверяя.

– Поел, соколик? – приветливо сказала красавица.

– Спать здесь, как сам понимаешь, не положено, а вот банька… банька позже будет. Так что давай беседовать.

– Давай, – согласился Иван. – С чего начнем?

– Ну, во-первых, скажи, как тебя звать-величать, а то, знаешь ли, как-то неудобно…

– Иваном меня звать, – подумав, сказал Иван.

Красавица кивнула.

– Само собой… А кто же ты будешь.., э-э…

– По профессии? – подсказал Иван.

– Да, – снова кивнула красавица.

– Солдат, – кратко ответил Иван.

– Ой, как здорово! – восхитилась красавица. – Неужто гусар?!

– С чего ты взяла? – поразился Иван.

Красавица потупила взор.

– Мне сестрицы рассказывали, – смущенно проговорила она и покраснела.

Иван с нескрываемым интересом посмотрел на зардевшуюся девицу. Ай да баба-яга!..

– Да? – сказал он. – И что же они рассказывали?

Хозяйка покраснела пуще прежнего, прямо заалела.

– Так, – почти прошептала она. – Разное…

Она подняла глаза на Ивана, и в ее взгляде неожиданно отразилась такая безысходная тоска, что Иван даже растерялся. Вдруг он подумал, что нигде ведь не говорится о, так сказать, амурных похождениях бабы-яги. Похоже, обитательнице дряхлой избушки и потенциально потрясающей красавице личной жизнью жить не положено… Пока он переваривал свое неожиданное открытие, хозяйка справилась немного со своими чувствами.