Текст книги "Цитатник бегемота"

Эпилог

– Н-да, – произнес Сергиенко после очень долгой паузы.

– А дальше-то что было?..

Лежащий на койке в госпитальной палате Иван хотел было пожать плечами, но бинты помешали ему сделать это.

– А ничего не было, – сказал он.

– То есть как – ничего?..

– А вот так. Завертело меня, понесло куда-то, пошел совсем уж полный бред – и я очнулся тут.

Сергиенко внимательно посмотрел на Ивана.

– И что же ты сам думаешь по этому поводу?

Иван невесело усмехнулся.

– Что я думаю… Ничего я не думаю. Вы хотите знать, бред это был или какие-то проблески реальности все же имели место?

– Конечно, – кивнул Сергиенко.

– Хорошо, – удовлетворенно произнес Иван. – Давайте разбираться вместе, поскольку вы первый человек, с которым я разговариваю после того, как очнулся… Какое сейчас число?

Сергиенко усмехнулся.

– Шестое декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года, – сказал он. – От Рождества Христова…

– Эге, – сказал Иван, – а почему шестое декабря?

Катастрофа произошла двадцать третьего ноября…

– Два дня тебя вообще не было, – сказал Сергиенко, – и полных двенадцать дней ты лежал без сознания…

Иван посчитал в уме.

– Ладно, – сказал он. – Еще вопрос… Откуда у вас шрам на щеке?

Сергиенко дотронулся до щеки, отдернул руку и проговорил:

– Ты должен помнить, я рассказывал… Курская дуга, в наступлении…

Иван довольно хмыкнул.

– Ну вот, уже хорошо, – сказал он. – Значит, никакого там талисмана немцы не получили, в битве и в войне не победили.., что само собой разумеется, так?

– Так, – усмехнулся Сергиенко.

– Я – Иван Громов, капитан спецгруппы "Святогор" особого подразделения "15" Восемнадцатого Отдела главразведупра Генштаба Минобороны, так?

Сергиенко слегка поднял левую бровь и подтвердил:

– Так.

– А значит, – радостно подхватил Иван, – из этого следует, что дважды два – четыре, вода – мокрая, небо – голубое… и я здоров, и вся эта чепуха мне пригрезилась, правильно?..

Сергиенко сдвинул брови и озабоченно сказал:

– Не правильно.

Иван растерялся. Радостная улыбка сбежала с его лица.

– Что – не правильно?..

– В твоих словах есть ошибка, – сурово произнес Сергиенко.

– Какая же? – спросил Иван, весь напрягшись.

Сергиенко печально покачал головой:

– На самом деле дважды два – пять, – серьезно сказал он.

Секунду Иван смотрел на Сергиенко, выпучив глаза, потом расхохотался:

– Признаю.., признаю свою ошибку…

Он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Сергиенко добродушно усмехнулся и сказал:

– Ну ладно, будем считать, что все обошлось. Врачи обещают тебя выписать уже через недельку…

– Хорошо, – радостно сказал Иван. – А что будет с лабораторией?

Сергиенко покряхтел в затруднении.

– Это, брат, пока неизвестно. После такого взрыва…

– А что, сильный взрыв был? – понизив голос, спросил Иван.

Сергиенко мрачно кивнул.

– Очень сильный. И до сих пор никто не знает почему.., как, кстати, никто не знает и того, где тебя двое суток носило.

Иван легкомысленно хмыкнул.

– А, этот ваш вакуум.., реликтовые излучения. Но теперь-то я вполне здоров? – вдруг с тревогой спросил он.

Сергиенко утвердительно кивнул.

– Да, врачи поручились мне в этом…

– А где это мы? Ни окон, ни дверей…

Сергиенко усмехнулся и похлопал Ивана по руке.

– Не расстраивайся. Подлечишься еще немного, и будут у тебя окна… в большом количестве. Он поднялся со стула, на котором сидел.

– Все, на сегодня хватит. Отдыхай активнее и помни: ты всем нам очень нужен. Побыстрее забывай про свой бред… Но отчет все равно потом не забудь написать.

Он кивнул Ивану и подошел к двери. Иван радостно сказал ему вслед:

– Слушаюсь, товарищ полковник!..

Сергиенко повернулся к Ивану, еще раз дружески ему кивнул и нажал кнопку в стене. Дверь отъехала в сторону: Сергиенко вышел, и она встала на место.

Иван проводил его взглядом и со счастливой улыбкой откинулся на подушки. Дома, подумал он. Дома… И все в порядке. Все на месте, все так, как и должно быть. Он был неизвестно где два дня – пусть!.. Этот их абсолютный вакуум… Ну и что? Он просто проспал эти две недели.., то есть двенадцать дней. Иван счастливо вздохнул и вдруг ощутил легкое сожаление. А все же весело было там… во сне. Бегемоты, двойники, мечи, профессоры. Антарктида, подумал он. Бр-р… Ни о какой холодине не может быть и речи, всем известно, что единственное, чего он боится, – это холод… Куда уж лучше легкий сумрак сновидений… А меча-то и нет, смутно подумал, он сквозь накатывающую ласковую дрему. Ну и ладно… хотя кому он его мог отдать-то? Не пришлось бы обратно забирать, усмехнулся он про себя, – чужая ведь все-таки вещь… Все в порядке, подумал он, засыпая, все в порядке. Мы отдохнем…

В коридоре Сергиенко поджидал высокий грузный человек с кустистыми бровями.

– Ну, Фомич, что скажешь? – спросил он. Сергиенко вздохнул и стал снимать халат. Блеснули золотые аксельбанты.

– Не совсем хорошо, – сказал он. – Не совсем.

– Почему?

– Да этот бред его, – с досадой сказал Сергиенко. – Ты-то все слышал? Ну вот… Надо будет с психиатрами проконсультироваться. Похоже на последствия болевого шока.

– А что такое? – живо спросил грузный.

Сергиенко посмотрел на него и невесело усмехнулся.

– Нет, не так все страшно… Дату сегодняшнюю он помнит, точнее, я ему напомнил.., но, обрати внимание, есть несколько неувязочек.

– Например?

– Например, себя в чине понизил; капитаном назвался, а ведь он уже давно штурм-капитан. Меня вот назвал почему-то полковником, а когда это звание отменили? Ведь он еще и не родился в ту пору.

Грузный хмыкнул.

– Это мелочь. Просто обмолвился. Крейсер-капитан космофлота – все равно что полковник по-старому…

– Ну да, это ничего страшного… А интересные сны ему снились, – улыбнулся Сергиенко. – Красивые… Меч опять же… Сила!

– Положим, Жуков Ла-Манш и безо всяких там талисманов-мечей спокойно перешел, – возразил грузный.

– И когда я на Амазонке за подлодками гонялся, тоже без чудес обходилось…

– Ага… Хотя, надо сказать, все-таки бывало так, что и иконы перед войсками носили…

Тут Сергиенко скривился и потер плечо.

– Болит? – сочувственно спросил грузный.

Сергиенко явно сдерживал стон.

– Болит, – ответил он сквозь зубы. – Чуть тучка какая или фон на полрентгена подскочит – так дергает, что спасу нет…

– Это ты на островах схлопотал?

Сергиенко отрицательно помотал головой.

– Нет, это калифорнийский плацдарм, в сорок девятом. Осколок, черт его дери…

– А-а, это когда ты в одиночку восемь "шерманов" изничтожил? Тебе тогда первого "Георгия" дали?

– Нет, тогда была "Слава"…

Они помолчали.

– Интересно только, – вдруг усмехнулся Сергиенко, – как это он меня тоже в своих бредовостях увидел… Надо же – Александрия Арахосийская!

– А что, такой город и вправду есть? – покосился на него грузный с любопытством. – Что-то я не слыхал.

Сергиенко пожал плечами, невольно при этом поморщившись.

– Есть такой город, есть. Случайно со времен академии помню. Сейчас он, конечно, по-другому называется – Кандагар.

– А где это?

– Да в Афганистане, – сказал Сергиенко и опять слегка усмехнулся. – Уж в этой-то дыре я точно не оказался бы… Снова помолчали.

– Ладно, что делать-то с ним будем? – спросил грузный.

– Что делать, что делать… – проворчал Сергиенко. – Ничего не делать. Выздоровеет. Один ведь из лучших… Полежит недельки три, встанет на ноги – моим заместителем будет. Не начальником же КанзасЛАГа его посылать, на горящее место!.. Все-таки почти десять лет на фронте, боевой офицер.., за последний год все холодные планеты облазил, кровью своей поливая…

– Да-а, – протянул задумчиво грузный, – Таких космодесантников на всей Земле не сыщешь…

Кстати, – тут он усмехнулся, – по поводу Канзаса. Помню, стоял наш полк году этак в пятьдесят третьем в тех краях, в городке Додж-Сити. Так вот, не поверишь, секретарем местного горкома у них значился некий Кугельсдорф! Занимательнейшая личность, сам из немцев-меноннитов – тех, что попали туда не из Германии, а из России. С ним еще, помню, какая-то странная история приключилась – пропал куда-то во время пылевой бури…

Сергиенко тоже усмехнулся, потом, морщась, помассировал плечо и сказал:

– Ладно, пошли доклад начальству писать… об абсолютном этом холодном вакууме и о реликтовых излучениях, которые были всегда. Завтра у нас трудный день.

Они пошли по больничному коридору. Из-за поворота навстречу им выскочил человек в камуфляже и черном берете с эмблемой – скрещенные молнии, большая пяти– и маленькая четырехконечная звезды на синем фоне.

– Братцы!.. – возбужденно закричал он. – Братцы!.. Наши на Плутоне Седьмую Базу взяли! Конец войне!..

29 ноября 1997 года