Текст книги "Дороги. Часть вторая."

Ильгет стала рассказывать, оживилась. Принесла дневник, который начала вести Арли (писать рукой она еще не умела, печатала на клавиатуре, и это были пластиковые распечатки). Начала читать вслух.

«Мы вчера ходили с мамой и Ноки на море. Еще Дара была тоже. Мама мне купила заколку розовую и еще мороженое. Мы видели лошадь белую с черными пятнами…»

– Удивительно, – сказала Ильгет, – что ребенок выделяет из всего дня. Ведь мы еще встречались с Анри и Лайной, были в детском театре. А ей вот именно это запомнилось.

– А еще лошадь…

– Да. И ты знаешь, она так наблюдала за играющими мальками! Может быть – биология?

– Рановато еще об этом думать. Но запомнить стоит… может, попозже завести какую-нибудь зверюшку, ну, морскую свинку или пэтти. Не сейчас, конечно, она еще слишком мала.

– Может, пока завести аквариум? – предложила Ильгет, – она будет наблюдать за рыбками.

Арнис кивнул.

– Это прекрасно, но ведь это тебе лишняя забота. Ты знаешь, меня скоро не будет…

– Да что ты, какая забота с рыбками? Корм и чистка автоматические. Только на их состояние посматривать.

– Ну давай, Иль, подумай. Может, завтра выберем рыбок по каталогу? Сегодня я чего-то уже…

– Да, конечно. Выберем каких-нибудь поярче. Ты устал, золото мое? – Ильгет коснулась ладонью щеки Арниса, – пойдем, мы можем уже лечь, поболтаем в кровати. Можно и выпить немного.

– Пойдем лучше в гостиную. Я сейчас если лягу, то уже и глаз не открою. А поговорить с тобой еще хочется. И выпить – это хорошая идея. «Жемчужницу»?

Они уселись в гостиной рядышком на диван, на столике мерцала жемчужным блеском мутноватая жидкость в высоких бокалах.

– За тех, кто наверху, – привычно сказал Арнис. Они чокнулись, выпили. Ильгет покатала во рту острый пряный шарик сыра. «Жемчужница» легко прошлась по сосудам, расслабляя и веселя. Арнис обнял худенькие плечи Ильгет, сжал их рукой, погладил ее по голове. Солнышко… маленькая моя. А ты разве не устала? Целый день – маленькие требовательные ручонки и зовы «мама», и забота, забота, а те минуты, что удается вырвать для себя – тоже ведь не отдыху посвящены, а работе в СИ. Лицо Ильгет в полутьме казалось бледным и заострившимся. Господи, радость моя… как же тебе помочь?

– Тебе тяжело, Иль?

– О чем ты? – удивилась она.

– Ну дети… Видишь, я тебе сейчас так мало помогаю. Все на тебе.

– Арнис, ты что? Я так мечтала о ребенке. Ну трудно, и что? А что в мире легко дается? Это, по крайней мере… – Ильгет умолкла. Да, ей кажется, что сейчас-то вот она выполняет самое правильное, естественное для женщины дело, а все, что было раньше, представляется бессмысленным кошмаром. Но говорить об этом, наверное, не стоит.

Интересно, что она сделала бы, если бы Арнис, дорогой, любимый, прекрасный, сказал бы ей: не летай больше, не ходи на эту войну – никогда. Зачем мучить себя и, тем более – детей?

Послушалась бы, потому что «так положено»? Или нет?

Да бессмысленно так вопрос ставить. В том-то и дело, что Арнис не скажет ей этого. Никогда.

– Иль, – ладонь Арниса прикрыла ей глаза, – тебе грустно? Что ты, Иль? Я ведь люблю тебя. Господи, как я люблю тебя!

– Арнис, и я тебя люблю. Радость моя, – откликнулась Ильгет.

– Я чувствую, тебя что-то тревожит, золотинка?

– Знаешь что, пожалуй… иногда одолевают такие мысли. Я вдруг думаю, мы с тобой очень уж разошлись в последнее время. У тебя своя жизнь, у меня своя. Нет, ты, конечно, очень интересуешься детьми и мной, но… так уж получается, что работы очень много. И вот мне начало казаться, что мы уж очень стали далеки. Нет… ты меня не слушай. Я ведь все понимаю. Просто… вот всегда мы были вместе, и уходили, и рисковали, и возвращались. А теперь…

– Иль, – он взял ее лицо в ладони и стал медленно покрывать поцелуями, – золото мое, тебе просто одиноко. И мне тоже… сердце к тебе рвется. Но это у нас сейчас такая жизнь, маленькие дети… Это пройдет. Дети – это чудо, но они и столько времени требуют, труда. Если бы я был простым эстаргом, если бы мою работу можно было отложить, перенести… – он умолк.

– Ничего, родной, – прошептала Ильгет. Арнис отозвался с болью в голосе.

– Я бы хотел всегда быть с тобой, чтобы все, все для тебя делать. Каждое желание угадывать. Только ты же знаешь, какая у нас жизнь.

– Есть вещи важнее, – ответила Ильгет, – ты не бойся за меня, любимый. Я буду сильной. Я буду детей растить, они ведь должны заменить… ну, тех, кто погиб. И тебя буду ждать. Это еще не самое трудное в жизни. Самое трудное – у тебя.

Она помолчала, прижавшись к Арнису. Потом спросила.

– Я совсем забыла – как сегодня насчет «Беола»? Не требуется?

– Не помешало бы, – признался Арнис. Ильгет вскочила и ушла в ванную, вернулась с маленьким излучателем и мазью. Арнис стащил скету. Новый синяк разливался ниже плечевого сустава, захватывая могучий бицепс. Ильгет стала осторожно натирать мазью ушибленное место. Потом включила излучатель.

– Не больно так?

– Не… хорошо. Этот чертов скарж… то есть, змеев.

– Как ты его назвал? Скарж?

– Скаарж – это их самоназвание. Ну в смысле, кронгов. Сегодня я его тоже кинул, – с удовольствием вспомнил Арнис.

– Хотелось бы мне посмотреть, – с завистью сказала Ильгет, – неужели в Галактике есть бойцы сильнее вас? Мне кажется, ты… Гэсс… Мира, Иволга…

– Ну, мы не так уж уступаем кронгу. И все же он нам многое дал в смысле техники. Я рад, что мы у него учимся.

– Мне бы тоже надо, – Ильгет осторожно погладила Арниса по голове, по обнаженной спине.

– Может, и надо… Тебе было бы полезно позаниматься с ним. Но как представлю тебя с ним в спарринге – худо становится.

– Почему? Ты же не возражаешь, когда меня лупит Иволга? Или Мира?

– Ну знаешь… вообще-то тоже тяжело смотреть. Но с кронгом – это уж слишком было бы…

– Кронги не попадут под влияние сагонов? – Ильгет попробовала массировать ушибленное плечо. Арнис не поморщился – значит, лечение действовало.

– Это не исключено, – ответил он, – спасибо, Иль, кажется, все прошло. Так вот, кронги – язычники, очень ориентированные на психотехники и все такое. Это угрожающий фактор, у них есть контактеры, способные общаться с сагонами, да и все они весьма чувствительны. Но они нам не так уж опасны… наверное, хватит уже облучать?

Ильгет убрала излучатель. Ее тонкие пальцы стали осторожно разминать плечо Арниса.

– Но они хорошие бойцы.

– В рукопашной. Да, им тут нет равных. Но они не универсалы, как мы. И их техника… Нет, в случае чего, Квирин с ними справится. Но конечно, нужны наблюдатели среди них. Это, правда, сложно – у них ведь хвосты…

Арнис умолк. Потом спросил осторожно.

– Иль, а ты что-нибудь написала сегодня?

– Ну… немного, пару страниц. Показать? – Иль оживилась. Она уже привыкла каждый день писать для Арниса – и показывать ему, и обсуждать. Ей казалось, что и роман-то они пишут вдвоем.

– А ты не можешь мне вслух почитать? – попросил Арнис, устраиваясь на диване, – я так люблю, когда ты читаешь…

И наступил сентябрь. И снова Ильгет осталась одна.

В половине одиннадцатого Дара заснула. Ильгет прошлась по дому, странно опустевшему, оборвала засохшие листья с растений, запустила чистку окон. Арли в школе… Ноки улетела вместе с Арнисом, на свою первую боевую акцию. Может, завести вторую собаку? На рабочую не хватит денег, а так, просто для себя… Глупо, подумала Ильгет, скоро начнем летать с Арнисом, не вечно же я буду сидеть здесь, а куда, на что тогда нерабочая собака?

Тоска холодно заскреблась в сердце. Ее нельзя пускать, знала Ильгет. Взяла четки, села, глядя на Распятие, начала молиться. Но молитвы шли плохо, что-то черное лезло извне. Тревога. Бывает вот такое неясное беспокойство, когда кажется, что-то случилось, что-то наваливается черное и страшное, а ты и не знаешь об этом. Ильгет положила четки, пошла в кабинет, перед ней в воздухе развернулась цветная виртуальная клавиатура. Ильгет не любила диктовки, всегда предпочитая работать пальцами.

"Здравствуй, мой любимый, драгоценный, светлый мой Арнис!

Я все время думаю о тебе. И хотя пишу тебе каждый вечер, вот сейчас мне хочется сделать это снова.

Я умираю от тоски и тревоги. Это не так, как было раньше. Это нехорошее, тяжелое предчувствие. Не помогают молитвы. Я разрываюсь – знаю, что нужна детям, но знаю и то, что должна быть сейчас с тобой, с вами. Мне кажется…"

Ильгет перечитала написанное. Прикусила губу и одним движением пальца отправила начатое письмо в небытие.

Не хватало еще, чтобы Арнис мучился и тосковал. И уж конечно, самое уместное – перед боем прочитать о чьих-то дурных предчувствиях.

На все воля Твоя, Господи. Ильгет вдруг почувствовала облегчение. Что бы ни случилось, надо просто выполнять свой долг, а там – на все воля Твоя. Ильгет открыла свой роман, перечитала строки из сцены, написанной вчера.

«… как змеи, хлестко и крепко сплелись дороги в пустыне. Дороги и звезды – вот все, что видят глаза, ощущают ступни, и воздух так сух, что больно дышать – но все равно, дороги и звезды, они твои».

Ильгет продолжила с этого места и работала до тех пор, пока мягкий звон не возвестил прибытие школьного аэробуса. Арли, веселая, возбужденная, в желтой курточке с капюшоном ворвалась в дом.

– Мама! Мама, Элис меня пригласила на день крещения! А что мы ей подарим?

– Надо подумать, – отвечала Ильгет, обнимая дочку и стаскивая с нее курточку. Арли продолжала совершенно непоследовательно.

– Венис такой вредный! Я с ним больше не играю. Он кидался кубиками, и Атена сказала, он должен сидеть тогда один, вот! Мама, а мы пойдем сегодня на море?

– Какое же море, детка, ведь уже холодно. Сходим в бассейн…

– Ура! В бассейн! – запрыгала Арли, хотя сие заведение они посещали ежедневно. Тут же она подошла к стене, к встроенному аквариуму и забыла про мать. Вовремя – из детской донесся крик проснувшейся Дары. Почему-то она всегда плакала после сна, и существовало только одно средство ее утешить. Хотя Ильгет сознавала, что это баловство. Она взяла девочку на руки, переменила ей трусики и села кормить. Тревога, вроде бы, ушла, осталось одно наслаждение – Дара мирно причмокивала у груди, Арли, покинув наконец рыбок, влезла на батут и теперь скакала, как заведенная. Как хорошо, какое счастье… Вдруг вспомнилась маленькая Мари, привычной болью кольнуло в груди. Вот и Мари могла бы быть здесь – у меня было бы три дочери. Господи, да что же я за человек такой, почему любая радость окрашена печалью, любой покой – тревогой?

Ильгет спустила Дару на пол – полежать среди игрушек, переваривая молоко. Арли уже цеплялась за подол.

– Мама, я хочу в фонарики играть!

– Арли, мы сейчас пойдем обед готовить, – Ильгет вышла из детской.

– Я тоже!

– Арли, последи за Дарой, ну пожалуйста!

Девочка скорчила рожицу.

– Я хочу с тобой.

– Ну ладно, – вздохнула Ильгет. Арли с восторгом стала помогать ей накрывать на стол. А что накрывать-то… две тарелки, две ложки. Арли потащила зачем-то еще и салатницу, и подсвечники, и салфетки, и стала все это располагать на столе в соответствии с собственными эстетическими представлениями. Вот ведь, подумала Ильгет, озадаченно глядя на возникший кавардак, тоже проблема педагогическая. С одной стороны, ребенок фантазию проявляет, нельзя тормозить. С другой, надо сразу учить помогать по дому так, чтобы была реальная польза, а какая польза от этого постмодернистского дизайна? В детской запищала Дара. Ильгет махнула рукой, разложила по тарелкам овощное пюре и мясо, побежала за младшенькой. Дара заползла в центр лабиринта и никак не могла найти выход. Мать подхватила ее на руки, понесла на кухню и усадила в высокий стульчик (из которого совсем недавно выросла Арли). Хотя малышка и поела, она с энтузиазмом схватила в одну ручку котлету, в другую – ломтик паприки и принялась не то за еду, не то за исследования. Арли кушала плоховато, оставила от котлеты чуть не половину, а пюре лишь поковыряла. Ильгет обычно не обращала внимания на такие пустяки.

В половине третьего она должна была встретиться в парке с Сэйн – по литературным делам, обсудить которые через сеть было не так удобно. А заодно можно и погулять в Бетрисанде с детьми, у Сэйн их четверо, и младший – почти ровесник Дары, годовичок.

Одеваясь и собирая детей, Ильгет привычно планировала: сегодня надо поработать еще хоть пару часов, да час на тренировку – с утра ничего не успела. Но это не страшно, после прогулки девочек можно будет оставить в домашней детской группе. Без Арниса Ильгет оценила все достоинства таких групп. Сама она дежурила там раз в две недели в течение восьми часов, ухаживая за чужими детьми. Но пользовалась услугами приюта почти каждый день. Иногда, конечно, дети отправлялись к бабушке, но не стоит злоупотреблять добротой Беллы.

Девочки, по крайней мере, Арли, любили группу, обстановка там была богатой и интересной, вокруг знакомые дети, всегда есть чем заняться. Оставались они там на 2-3, редко 4 часа. Зато Ильгет могла в это время спокойно поработать в СИ или со своим романом, потренироваться, чтобы не растерять все навыки и хоть немного поддержать форму, а изредка даже позволяла себе вечером погулять по Коринте, сходить в театр, без помех встретиться с кем-то из подруг.

По ассоциации Ильгет тут же подумала о крестниках. Лайна и Анри жили теперь у своей бабушки, но той было тяжеловато. Ильгет старалась почаще забирать детей – теперь уже пяти и семи лет – к себе на выходные или просто после школы на денек. Надо будет завтра взять, подумала Ильгет озабоченно. Сегодня уже никак…

Она взяла флаер, и в результате явилась на Сахарную горку слишком рано. Не беда – не все ли равно, где гулять с детьми. Уж на Сахарной им есть чем заняться. По дороге Ильгет поиграла с Арли в прятки, зашли на Беличью полянку – понаблюдать за шустрыми зверьками, подманить белочку и покормить с рук. Дара, сидящая в подвеске, весело лопотала и повизгивала, наблюдая за зверюшками. Потом дошли до Сахарной горки, сверкающей белизной громады из кварцевых валунов, похожей издали не то на дворец Снежной Королевы, не то на церковь Святого Квиринуса. Арли тут же стала карабкаться по камням. Ильгет за нее не волновалась. Спустила и Дару наземь. Девочка еще нетвердо стояла на ногах. В ее возрасте, подумала Ильгет, Арли уже бегала бы вокруг горки и лезла на камни. Дара же стояла, расставив для равновесия ножки и держась ручонками за камень, и в задумчивости хлопала ладошкой по белой блестящей поверхности кварца.

– Дара, это камень, – сказала Ильгет, – видишь, какой он твердый? Камешек твердый, белый…

Дара внимательно посмотрела на маму, будто спрашивая, что за глупости она мелет. Ильгет улыбнулась, распрямилась и в этот миг увидела Эдику.

Сердце заколотилось, и в первый момент Ильгет захотелось быстро-быстро, пока встреча не состоялась, куда-нибудь спрятаться… но детей не соберешь сразу… Да и почему это я должна убегать? – Ильгет разозлилась на себя. Как будто я чем-то виновата перед семьей Питы! Непонятно, откуда и почему эта дрожь в суставах.

А вот Эдика нисколько не смутилась. Сияя ослепительной сахарной улыбкой, гордо неся рыжую гриву волос, она прямиком направилась к бывшей невестке.

– Привет, Ильке! Это твой? – небрежно кивнула она на Дару.

– Да…

– Поздравляю! Молодец! Сколько ему?

– Десять месяцев, – пробормотала Ильгет, – это де…

– Молодец, просто здорово! Ну а как вообще живешь? Муж летает, конечно?

– Д-да…

– Работаешь где-нибудь? – продолжала Эдика сыпать вопросами, на которые, похоже, ответов не требовалось, – ну сейчас-то, конечно, с ребенком сидишь!

Ильгет покосилась на Аурелину, которая успела уже вскарабкаться метра на три.

– А у вас как дела? – наконец Эдика сделала паузу и удалось вставить хотя бы один встречный вопрос.

– У нас хорошо, – бодро ответила Эдика, – вот собрались опять переселяться. Перелетные птицы!

– На Ярну? – удивилась Ильгет. Эдика покачала головой.

– Чего там делать, на Ярне… Мы хотим на Капеллу. Знаешь, все-таки, там стабильность, и как-то… более благоустроенный мир.

Ильгет кивнула.

– А… только ты и мама… или…

– Да, мы с мамой. Пита вроде с женщиной здесь живет.

Ильгет опустила глаза.

– Желаю удачи, – промямлила она. Эдика слегка сжала ее локоть, улыбнувшись.

– Ну не буду тебя отвлекать.

– Вы скоро…

– На следующей неделе уже вылетаем, – сказала Эдика. Попрощавшись, она зашагала через площадь наискось. Глядя ей вслед, Ильгет думала, что золовка очень похорошела, стала ярче и будто моложе. Ярко-рыжие волосы подчеркивал красный шарф, дымчато-серый плащ, по-модному приталенный, облегал фигурку. Да, отлично выглядит… Моложе меня, усмехнулась Ильгет. Арнису со мной все же не повезло. «Какая чушь! – словно зазвучал рядом родной голос, – красивее тебя просто не бывает». Да, так бы он и сказал. Обязательно, подумала Ильгет. Да и прав он где-то – просто я другая, не такая, как вот Эдика, но по-своему ведь тоже ничего.

– Иль! – раздался знакомый звонкий голос. Сэйн, черноволосая, в блестящей куртке, стояла рядом. Ее младшенький уже топтался рядом с Дарой. Старый рыжий терьерчик подошел и понюхал руку Ильгет.

Они познакомились с Сэйн давно уже, в церковной общине. Муж этой живой, активной женщины, ско по имени Герт, был близким другом Ландзо и – вместе с Ильгет стал его крестным. Это кумовство и сблизило их семьи. Сейчас Герт снова был в патруле, и Сэйн частенько встречалась с Ильгет.

– Это с кем ты болтала тут? – поинтересовалась подруга.

– С бывшей… ну в общем, это сестра Питы.

– А, понятно. Пойдем в Городок?

Они двинулись потихоньку к Детскому Городку. Ильгет подхватила на руки младшую дочь.

– Оказывается, они собрались дальше эмигрировать. На Капеллу, – сообщила она. Сэйн кивнула.

– Обычное дело.

Она работала при церкви в отделе по делам эмигрантов.

– Знаешь, я как-то статистику провела – как живут наши подопечные лет через пять после въезда. Так вот, оказывается, примерно 80% на Квирине не задерживаются, летят дальше. У твоих бывших родственников вполне типичный случай.

– Но почему? – спросила Ильгет.

– А ты была на других планетах Федерации?

– На Артиксе. Да, там, конечно, все здорово. Но ведь мы там отдыхали, а жить…

– Поверь, уровень жизни там выше, так же, как на Капелле и Олди. Ну на Цергину тоже мало эмигрируют, слишком уж специфический мир. Знаешь, я была на Олдеране в гостях. Так вот, Квирин, особенно вне Коринты – это просто деревня. Да посмотри даже фильмы… Какой у них транспорт, жилища. Синтезаторы одежды, эйдотехника – все это в каждом доме. Да и просто заработки выше.

– Ну, это я знаю, – Ильгет нахмурилась, – только все же трудно понять… обычно ведь от добра добра не ищут. Для моих-то родственников Квирин – просто рай после Ярны. И у них здесь все есть, работа, жилье. Неужели им здесь плохо?

– Конечно, плохо, Иль! На Квирине далеко не всем хорошо. Разве ты это еще не поняла? У нас общество уж очень однонаправленное. Да что я тебе говорю – ведь ты же сама работаешь в СИ, знаешь, что информационные потоки у нас формируются жестко.

– Ты думаешь, на них как-то давит этот поток, который мы формируем?

– Конечно, давит! Вот представь, ты обыватель от природы, от рождения. А ведь таких явно больше половины, и это – врожденное качество, воспитание тут малоэффективно. Нельзя воспитать целеполагание, а именно этим отличается, скажем так, пассионарная личность.

– Но по-моему, обыватели на Квирине живут неплохо, – возразила Ильгет. И тут же подумала: я ведь и сама-то обыватель… можно подумать, я так уж рвалась на эту войну. Просто попала, как кур в ощип.

– Ну да, ну да… Конечно, живут неплохо. Образование у нас единое, профессию можно выбрать по душе, есть и мелкий бизнес для желающих. Обеспеченность… Эстаргов и ученых у нас реально всего процентов сорок, меньшинство, но вот инфопоток сформирован исключительно в их пользу. Сама знаешь – страна героев, страна мечтателей, страна ученых.

– Да уж, слышала такое.

– Вот этот ваш поток, который вы же… ну, мы все так или иначе – формируем. То есть – хорошо, почетно заниматься исследованиями, посвящать всю свою жизнь труду, экспедициям в Космос, заниматься творчеством… герои – на пьедестале, быть героем хорошо и почетно. У власти – опять те же эстарги. Дети в них играют, да и готовятся к такой деятельности. А вот прозябать в собственном ресторанчике – скучно и тоскливо… Не так?

– Так, конечно. Но Сэйн, разве обывателя в принципе волнуют все эти потоки?

– Да, Иль, волнуют. Каждому нужно высокое обоснование его жизни. Каждому важно ощущать себя хорошим, состоявшимся, признанным в обществе. А если человек все силы кладет на то, чтобы лично обогатиться, а в результате остается со своим барахлом сидеть – вовсе не почетный и почтенный гражданин, а так, маргинал какой-то – ему на Квирине плохо… куда? – Сэйн поймала за шиворот малыша, вознамерившегося прыгнуть в фонтан.

– Им ведь тоже нужны фильмы, книги о себе, которые утверждали бы их линию поведения. Скажем, свободный секс…

– Но ведь есть такие фильмы и книги!

– Есть, но их до обидного мало, и они всегда в тени. Под мощным грузом другой информации. Понимаешь, человеку может становиться просто стыдно жить. Ну немножко, он сам себе в этом не признается, но… сам-то он не хочет героем становиться, неинтересно это ему… а не по себе как-то становится, стыдновато просто так жить. Вот и уезжают. Конечно, не все…

Детский Городок раскрылся перед ними разом, словно дверца волшебного сундучка, и тут же мальчишки Сэйн устремились к Лабиринту, Арли решительно затопала в сторону Волшебного Леса, а малыша привлек блестящий пестрый Леденцовый Замок. Там же, у замка Ильгет опустила Дару, которая с удовольствием принялась исследовать сверкающие камешки, карабкаться и сползать по склонам.

– Не знаю, – произнесла Ильгет, – с другой стороны… Арнис – он действительно такой. Пассионарий. А я… ну что я? Если честно, я во всем этом участвую случайно.

– Ты уверена, что все это так уж случайно вышло?

Ильгет пожала плечами.

– Не знаю даже. Просто по-хорошему мне бы хотелось жить вот так, как я сейчас живу. Чтобы дети… роман писать… Вообще тихонько жить и никуда не лезть, понимаешь?

– Этого всем хочется, – согласилась Сэйн.

– Но?

– Да, вот именно – но. Тебе ж никто не мешает все бросить…

– Не могу просто.

– Вот именно. Тебе неудобно. А твоим родственникам – все равно. Ладно, так вот – мы хотели о конкурсе…

Глава 16. Анзора.

Наступило грустное Рождество.

Белла встречала его вместе с Ильгет (обещала прийти и в Новый Год, отказавшись от гулянья с подругами). После церкви и праздничного ужина пели с детьми песенки, играли… Потом Ильгет покормила Дару и уложила ее спать, пока Белла развлекала остальных. Аурелина отказалась спать наотрез, пока не ложатся старшие друзья – пятилетняя Лайна и семилетний Андорин. Хотя и играть-то с ними Арли еще толком не могла, только сердила их все время, и в конце концов нацепила демонстратор и стала что-то читать, смотреть картинки или фильм. Лайна с Анри тоже увлеклись игрой, строили башни из мелких разноцветных деталей. Ильгет уселась, подобрав ноги, на диван, рядом с матерью Арниса.

– Давай выпьем? – Белла разлила золотистый ву по бокалам. Они чокнулись и выпили – молча. И так понятно, за что и почему.

– Хорошие ребятишки, – сказала Белла негромко, – они у тебя как свои.

Ильгет смотрела на темные головки своих крестников, увлеченных игрой. В Данга пошли оба, темноволосые и черноглазые, и такие же широковатые носики.

– Да, я давно к ним привязалась, – сказала Ильгет, – еще когда своих не было… и думала, уж не будет.

– Хорошо, что они у тебя сейчас… когда отца нет.

– Я бы и совсем к себе взяла, но… вроде бабушка не против, ну и я не настаиваю, конечно.

– Тебе тяжело, ведь свои такие маленькие.

Да, подумала Ильгет, но скоро им придется оставаться вот так же без меня и Арниса – и хорошо бы нашелся кто-нибудь, кто отнесется к ним, как к своим. Впрочем, конечно, найдется! Хотя бы родная бабушка…

Белла, словно прочитав мысли Ильгет, сказала.

– Когда твои подрастут, я возьму их к себе, если надо будет.

Ильгет посмотрела на нее с благодарностью и кивнула.

– Мне придется летать снова, – сказала она, – я уже и не знаю, хочу или нет, но дело не в этом.

– Да, я понимаю, – сказала Белла, – вам досталась тяжелая доля. У меня вот так вопрос не стоял, я могла выбирать. И мне без всяких оговорок нравилось в экспедициях, конечно, это интересно, всегда узнаешь столько нового… Ну, не без приключений, конечно. Но боюсь, ваши приключения – это уже чересчур.

– Да уж, чересчур, – согласилась Ильгет.

Арли содрала очки, пошла к остальным детям. Ильгет проводила ее взглядом.

– Я очень надеюсь, что она станет нормальной… нормальным эстаргом. Будет просто летать, а еще лучше займется наукой.

– Да, это самое лучшее, – сказала Белла, – но мы не можем влиять на выбор наших детей.

– Да, я знаю…

– Надо настроиться сразу, Иль, что они вырастут и будут выбирать свой путь сами. Они – не наша собственность. Мы их растим не для ублажения самих себя. И не для собственной самореализации.

– Я читала, – сказала Ильгет, – такую книгу, автор ее, забыла имя, утверждает, что в Традиции родители воспитывали детей для себя, дети были по сути рабами родителей, и зато родители хотели заводить по многу детей и растили их с любовью, как свое продолжение и свою опору. А с исчезновением Традиции, когда старики перестали быть зависимы от выращенных ими детей, пропал и стимул вообще их заводить, растить. Это писал артиксиец.

– На Артиксе серьезные проблемы с рождаемостью, – подтвердила Белла, – народ вымирает, прирост только за счет иммиграции… А жаль, артиксийская раса очень красива, их уникальные синие глаза…

– На Олдеране вот это понимают и искусственно продлили некоторые элементы традиции. Пресловутое двоеженство, когда одна женщина реализует себя как личность, а вторая рожает и воспитывает детей.

– Ну да, а на Капелле тоже проблемы с рождаемостью.

– Но Белла, почему их нет на Квирине? Ведь у нас, вроде, тоже нет стимула детей заводить…

– Ну, есть информационные потоки, направленные на это. А потом – почему нет стимула? Мы живем в неотрадиции. У нас другие стимулы, – сказала Белла, – ведь дети – это любовь. Чем больше детей, тем больше любви… Правда, любовь, она и болью может обернуться.

Белла замолчала, видимо, вспомнив о старшем своем сыне, Эльме. И Арнису сейчас грозит смертельная опасность. Ильгет сказала.

– Я бы хотела еще детей… сына бы хотела. Хотя, конечно, здорово и то, что эти двое родились. Я ведь думала – все уже. И вот иной раз посмотришь, а какой смысл в жизни, если детей не останется.

– Да нет, Иль, почему же? Есть и другой смысл, это не главное. Живут же люди и без детей, всякое бывает, – возразила Белла. Арли тем временем схватила верхушку построенной башни и начала ею размахивать, Лайна подняла крик.

– Тихо! – сорвалась с места Ильгет, – ну-ка успокойтесь! Давайте разберемся. Арли, ты зачем это взяла? Ты видишь, Лайна какой красивый домик построила? А ты ломаешь, – Ильгет отобрала кубик у девочки, которая уже скуксилась, готовясь зареветь, – ну-ка, пойдем лучше другой домик построим, хочешь?

Белла включила тихую музыку. Все бы хорошо, все чудесно… если бы не саднило все время под сердцем – что с Арнисом? Похоже, Иль переживает точно так же. Бедная девочка. Мы хоть с Руфом прожили вместе долго, детей спокойно вырастили.

Ильгет вновь уселась рядом с ней.

– Иль, почитай мне еще раз письмо Арниса…

– Сейчас, – Ильгет вызвала на стенном экране домашний каталог, выбрала пришедшее позавчера письмо. Шло оно неделю (через подпространственные маяки), за это время могло многое измениться… Но все равно.

– Тебе разве он не написал? – спросила Ильгет. Белла кивнула.

– Написал, конечно. Но мне так понравилось, как он тебе пишет… Почему нет рейтинга в эпистолярном жанре?

На экране возникли строчки – вроде бы, набранные, но такое ощущение, что их выводила рука Арниса, словно от них пахнет его теплом.

"Милая, милая Иль…

Здесь у нас весна. Стаял снег – а в Лервене он лежит всю зиму сугробами, как на Алорке. Я все вспоминаю, как мы с тобой гуляли прошлой зимой, когда снег подтаял, и как солнце светило и отражалось в сосульках. И Арли грызла сосульку. Здесь не так красиво, и кажется, что света меньше. Но это только кажется, конечно. Да и пасмурно последние дни. Странно думать, что скоро Рождество, какое же Рождество, когда природа просыпается, уже почки набухли, и такой особый весенний запах. Помнишь – «здесь пахнет дождем и дымом, здесь небо слилось с землею, здесь черны деревья и серы дома за моей спиною»…

Меня понесло. Лирика какая-то. Обычно принято в письмах сообщать о своих делах. А я даже не знаю, что сообщить. Скучновато. Мы все сейчас разделены, мне декурия досталась десантная, смешные ребята. Один цергинец, Син, всех научил делать свистульки из тростника, здесь у нас речка и тростник. Теперь свист стоит – кошмар сплошной. Правда, Эйри и Ант уже научились что-то вроде мелодии высвистывать на два голоса. А так делать особенно нечего. Ноки тут себя чувствует как дома, купается с удовольствием. Недавно дэггеров гоняла – очень нас выручила. Но вообще-то дэггеров мало. Все больше с людьми приходится, сильно они здесь убежденные. Беда в том, что воздействие-то очень уж давнее, лет тридцать, как у них эти общины и вся эта цхарновская идеология. Впрочем, ты знаешь…

Ландзо, бедняга, переживает сильно. Хотя я давно его не видел. Да и никого почти из наших не вижу.

Солнце мое, Ильгет…"

«А ты помолись».

«Не могу».

Голос Дэцина стоял в ушах до сих пор, и теперь фраза эта казалась издевательской. Арнис смотрел в голубое, эмалево блестящее анзорийское небо. Там, за небом ничего нет. Чернота и вакуум. Когда-то ему в голову пришло – в детстве, лет в восемь: что, если ТАМ нет ничего? Что, если люди всего лишь придумали Бога? Может ли быть что-то страшнее, чем вечное ничто?

Он не верил в ничто. Но иногда это накатывало снова. Как и сейчас. Как, наверное, легко было придумать Бога, глядя вот в такое небо – невообразимо прекрасное, вечное. По краю сознания скользили аргументы против такой версии, давно известные, но сознание заполнила смертная тень.

Сагонская атака? Арнис мысленно напрягся. Да нет… здесь, на Анзоре еще никто не жаловался на атаки сагона. Все гораздо хуже.

Хотя раньше он и представить не мог, что может быть хуже. Его снова затошнило.

Да ведь я же убийца. Я убивал на Визаре, и не так, как сейчас – ножом убивал, добивал раненых, глотки резал. И ничего не шевельнулось внутри, ничего – так велика была ярость… будто год, проведенный с ними рядом, сделал меня своим, будто я стал с ними наравне.

А здесь…

Как хорошо, что Иль здесь нет. Как стыдно было бы сейчас смотреть ей в глаза. Как страшно… Нет, она бы не осудила. Она и сама мучилась бы сейчас точно так же. И все равно – лучше уж никого не видеть. Арнис сел, сорвал прошлогоднюю сухую травинку. Темная вода медленно текла под ногами.