Текст книги "Моя жизнь"

Даже несмотря на то, что мать теперь зарабатывала деньги, у нас не хватало средств на то, чтобы ездить в отпуск, так что весь год я проводил обычно на «Де Мере», даже после окончания регулярного сезона. Какой бы месяц ни стоял на дворе, я всегда был на стадионе и играл в футбол. Летом, когда футбольный сезон завершался, в «Аяксе» играли в бейсбол, и я делал большие успехи в этой игре. Кетчером я даже выступал за сборную Нидерландов по бейсболу, но это продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось 15. Также я был первым бьющим, но я был так мал, что соперникам никогда не удавалось подать три страйка. Так что зачастую следовало четыре неправильные подачи, и я занимал первую базу без боя.

Бейсбол позволял мне концентрироваться на множестве разных деталей, которые в будущем оказались очень полезными применительно к футболу. Будучи кетчером, ты всегда оцениваешь бросок питчера, потому что он в отличие от тебя не имеет возможности видеть всё поле целиком. Я понял, что нужно знать, куда бросишь мяч, ещё до того, как он к тебе прилетит. Это означало в свою очередь, что ты должен видеть и оценивать всё пространство вокруг себя и знать, где находится каждый игрок, ещё до того, как совершишь бросок. Ни один футбольный тренер никогда не говорил мне, что я должен знать, куда буду делать передачу, ещё до того, как получу мяч. Но позднее, уже когда я стал играть в футбол профессионально, уроки, выученные при игре в бейсбол – концентрация внимания на всём окружающем пространстве, – воскресли в моей памяти и стали моей сильной стороной. Бейсбол из тех видов спорта, которые способны открыть талант тренировками, поскольку у него много параллелей с футболом. К примеру, их объединяют такие понятия, как стартовая скорость, скольжение, понимание пространства вокруг себя, а также необходимость думать на шаг вперёд и много чего ещё. Это те же принципы, которым следует «Барселона», оттачивающая высокий уровень контроля мяча и культуру паса посредством таких упражнений, как rondo, являющегося основополагающим элементом стиля тики-така.

Я знаю наверняка, что в моём случае уроки бейсбола оказались очень полезными, так как я продолжал и дальше углубляться в бейсбол и, уже будучи тренером, мог успешно переносить многие актуальные для бейсбола рекомендации в футбол. То же касается и необходимости думать заблаговременно, и этому меня тоже научил бейсбол. В обоих видах спорта ты постоянно занят принятием решений в ограниченном пространстве, ты постоянно рискуешь ошибиться и вынужден действовать за доли секунды. Чтобы быть успешным в бейсболе, ты должен уметь сокращать расстояние между раннером и «домом» и доставлять туда мяч раньше, чем туда прибежит раннер. Также бейсбол рассказал мне о важности тактики – о том, как важно принять правильное решение и исполнить его технически верно. Только много позже я собрал все эти знания воедино, чтобы создать собственное видение того, как следует играть в футбол. Я впитывал все эти уроки, но в то время не видел всей картины целиком. Тогда я был просто мальчишкой, который каждую минуту каждого дня возился с мячом.

Период моих выступлений за молодёжную команду «Аякса» – с десятилетнего возраста до дебюта в первой команде в 17 лет – был замечательным временем, потому что на кону не стояло ровным счётом ничего. Все помогали мне стать лучше, а мне только предстояло чего-то добиться на этом поприще. Только много позже я начал думать и рассуждать о тактике – сначала как игрок, потом как тренер, только потом я осознал важность того, что мне открывалось, и только потом стал связывать вместе происходящее у меня на глазах, скажем, в игре против мадридского «Реала», с тем, что я переживал ещё в детском возрасте. А поскольку я подсознательно впитывал всё, что происходило вокруг – потому что всегда слушал и смотрел, – я стал очень быстро развиваться как футболист. Помогало и то, что долгое время я выступал за две разные команды. Даже после того, как я дебютировал в качестве полевого игрока «Аякса» в 17-летнем возрасте, это случилось 15 ноября 1964 года, я продолжал играть в воротах в составе третьей команды клуба. И удовольствие от этого получал неимоверное. Вдобавок у меня здорово получалось, и однажды я даже был резервным вратарём «Аякса» в одном из матчей Кубка чемпионов, поскольку в те дни по правилам разрешалось держать на скамейке только одного запасного игрока.

Михелс и Яни также показали нам важность крепкой психологии. Я до сих пор помню психологическую уловку, которую Яни впервые опробовал на мне, когда мне было лет 15–16, но которая продолжала быть актуальной в первой команде и при Вике Бэкингеме, и позднее при Ринусе Михелсе. Ван дер Вен следил за тем, чтобы я регулярно отыгрывал один тайм с юниорами, а на следующий день обязательно попадал в состав первой команды в качестве запасного, которому иногда даже выделяли игровое время. Эта ситуация заставляла меня чувствовать себя морально обязанным быть лучшим игроком в составе юниоров – ведь я уже играл за первую команду. Таким я считал правильное видение игры, и смыслом каждого матча было приближение к статусу лучшего, и не важно, в составе какой из команд. Люди говорили, что я слишком много разговаривал, они раздражались от этого и постоянно просили меня заткнуться. Я был на стадионе каждый день с утра до вечера, так что, когда я получил шанс сыграть, не испытывал никаких странных ощущений, поскольку знал всех этих игроков большую половину своей жизни. Я был просто пацаном, веселившимся на полную катушку, и следующие пятнадцать лет моей жизни пройдут в том же ключе: не будет никакой философии и никакого анализа. Только веселье и радость. У меня не было страха провала. Я просто воспринимал всё как данность и получал от процесса огромное удовольствие.

В 1965 году, спустя несколько месяцев после моего дебюта, «Аякс» предложил мне первый контракт. Как я уже сказал, я был всего лишь вторым футболистом, заключившим полноценный контракт с «Аяксом» после Пита, – остальные игроки команды продолжали работать на непостоянной основе, – но все равно трудился на случайных подработках и жил своей жизнью. Большую часть своего времени я проводил на улице с мячом и, только повстречав Данни, открыл себе счёт в банке и начал планировать жизнь наперёд. Контракт с клубом я подписал в присутствии матери, и как только мы с ней покинули офис, я незамедлительно сообщил ей, что вчера она в последний раз в жизни мыла раздевалки. Я не хотел, чтобы ей приходилось ходить на работу в комнату, которую я только что изгадил. Она ещё какое-то время продолжала стирать мою футбольную форму дома, так как у нас не было денег на стиральную машину, и мне пришлось несколько месяцев откладывать с зарплаты, чтобы приобрести её.

В наши дни, наверное, трудно осознать тот факт, что так называемому «звёздному игроку» команды приходилось таскать домой грязную форму, чтобы её постирала ему мама, но такой опыт формирует твою личность. Он учит следить за своей одеждой, учит необходимости чистить бутсы и формирует твой характер. Потом, уже будучи тренером, я пытался передать это молодым игрокам. Но делал это в завуалированной форме, внушая им, что, если они сами будут чистить свои бутсы, они всегда будут знать, какие у них шипы, а следовательно, будут лучше чувствовать себя в разной окружающей обстановке. К тому же ты как тренер надеешься таким образом хорошенько приструнить своих игроков. Если это не срабатывало, то я заставлял двоих-троих футболистов помыть раздевалку, чтобы укрепить их чувство ответственности: так было в «Аяксе» и «Барселоне». Как я открыл для себя, подобное поведение очень важно для футбола, так как, оказавшись в такой ситуации, игрок будет применять на практике за пределами самой игры то, чему научился в ней. Но это открытие случилось намного позже. И хотя мне удалось превратить это в добродетель, тот простой факт, что мне приходилось стирать свою грязную форму дома, конечно же, говорит многое о том, насколько непрофессионально организован был «Аякс» в 1965 году, в мой второй год в первой команде.

Поскольку Пит Кейзер и я были единственными профессиональными игроками клуба с полноценными контрактами, мы могли тренироваться в полном составе только вечерами, так как у всех остальных игроков была основная работа, которой они занимались днём, например заправляли табачной лавкой. В течение дня нас на стадионе обычно было человек семь, а вечерами тренироваться приходили остальные – если у них было желание. Но такое положение дел продлилось недолго. Особенно после того, как в январе 1965 года завершился второй срок Вика Бэкингема на посту главного тренера команды, и её возглавил Ринус Михелс.

Глава вторая
Ответственность

В конечном счёте период профессионального роста клуба продлился около девяти лет, начавшись в мой первый полный сезон в Эредивизи в 1965 году и завершившись финалом чемпионата мира-1974. Меньше чем за десять лет мы подняли «Аякс» из неизвестности на вершину Тотального футбола, о котором мир судачит до сих пор. Часто задают вопрос: возможна ли подобная революция и теперь? Думаю, да, а говоря совсем откровенно, скажу, что уверен – конечно, да. Доказательством стали успехи того же «Аякса» в 1980-е и 1990-е годы, а также недавние примеры «Барселоны» и мюнхенской «Баварии».

Основой качественного прорыва «Аякса» стало сочетание талантов игроков, их техники и отлаженной дисциплины в команде. Как я уже говорил, Яни ван дер Вен и Ринус Михелс сыграли большую роль в этих успехах. Ван дер Вен не только учил нас любить футбол и клуб, он умел работать над нашей техникой и делал это в весьма утончённом стиле. Кроме того, у него был намётан глаз на некоторые фокусы на поле, которые мы перенимали для улучшения своей позиционной игры. Что я понял, так это то, что футбол есть процесс постоянного совершения ошибок и последующего анализа их для извлечения ценных уроков, причём по ходу этого процесса нельзя разочаровываться и опускать руки. С каждым годом мы становились всё лучше, и я никогда не оглядывался назад. В конце каждого матча я уже думал о следующем и прикидывал, что могу улучшить в своей игре. После тренировок Ван дер Вена мы далее развивали своё футбольное мастерство уже с Михелсом. Профессионализация клуба и команды означала, что теперь мы могли тренироваться все вместе в течение дня, и в результате этого стали гораздо сильнее как в техническом, так и в физическом плане. Как только мы этого достигли, он начал ковать наш менталитет. Особенным моментом было то, что следование его инструкциям никогда не создавало атмосферу жёсткого подчинения.

В «Аяксе» всегда находилось место для самоиронии и юмора. Думаю, что сочетание всех этих факторов было чрезвычайно важно для создания ауры, которая нашими стараниями стала окружать команду. Мы знали, что делаем, и занимались этим с удовольствием. И для соперников зачастую это становилось самой пугающей нашей чертой. А так как мне была привычна такая атмосфера в клубе с раннего детства, я никогда не испытывал страха неудачи и не волновался по поводу предстоящих игр. Поскольку я проводил на «Де Мере» почти каждый день своей жизни начиная с пяти лет, я знал всех игроков основы ещё до того, как попал в первую команду, а значит, переход из команды юниоров во взрослую никак не мог меня напугать. Так я подходил к каждой игре. Единственное, что мне было интересно – помимо самой игры в матчах, – это объяснение тактики, которую мы применяли. До женитьбы я о будущем не думал. Проживал свою жизнь день за днём, наслаждался ей. Меня не интересовали шаг вперёд и какое-то продвижение. Я был одержим футболом и считал, что играть в матчах – это очень круто, и мне было не важно, будут ли это матчи за юниоров, третью команду или первую.

С годами моё восприятие не слишком поменялось, даже когда я стал играть в больших матчах, таких как дебют в национальной сборной Голландии в 1966-м и первая игра в Кубке чемпионов. Я просто вышел на поле и сыграл так, как делал это всегда. В те дни Михелс называл меня неогранённым алмазом, но он всегда следил за тем, чтобы я был вовлечён в жизнь команды, в частности когда проводил со мной предматчевые беседы о наших соперниках и тактике. Таким образом он с молодого возраста учил меня думать о командной игре. Позже я сам применял этот метод в работе с игроками вроде Марко ван Бастена и Пепа Гвардиолы. Этот способ работает в две стороны: он идёт на пользу команде и помогает стать лучше тому игроку, с которым ты работаешь.

Разумеется, будучи молодым игроком, ты совершаешь ошибки. Но они – часть процесса обучения, в который ты погружён. Возьмём, к примеру, моё первое в карьере удаление. Случилось оно по ходу моего второго матча за сборную, в игре против Чехословакии в 1967 году. Соперники постоянно били меня по ногам, начиная со стартового свистка, а судья, Руди Глёкнер из ГДР, никак на это не реагировал. В итоге я спросил у него, почему он позволяет защитникам безнаказанно атаковать меня, на что он приказал мне закрыть рот. После того как меня спустя какое-то время со всей силы срубил соперник прямо у него под носом, я снова поднял эту тему. Тогда он удалил меня, и я не мог играть за сборную в течение целого года. Инцидент перерос в гвалт и потасовку с участием огромного количества людей, тот эпизод был, наверное, первым случаем, спровоцировавшим дебаты по поводу права футболиста на протест, но я-то знал, что действовал полностью в рамках своих прав, не более. Чехи весь матч были заняты моим избиением, судья закрывал на это глаза, а потом пошёл в атаку на меня, потому что я спросил у него, почему он бездействует. Сегодня и игроки, и арбитры вместе несут ответственность за то, чтобы публика, наблюдающая за матчем, получила максимальную порцию развлечений, но в 1967 году до этого было ещё очень далеко. В те времена судья был боссом, и никто не смел ставить под сомнение его авторитет, не говоря уже о том, что между нами была колоссальная разница в социальном смысле: я был молодым спортсменом с Запада, игравшим в самый разгар «Битломании», а он – восточным немцем, которому раз в неделю на 90 минут выпадала возможность почувствовать себя главным, после чего он опять был вынужден держать варежку закрытой в своей ГДР.

В «Аяксе», за который я мог продолжать играть, невзирая на запрет выступать в составе сборной, нам тоже приходилось иметь дело с разного рода преимуществами и недостатками. После того как мы завоевали чемпионский титул в мой первый сезон, 1965/66, мы попали на «Ливерпуль» во втором раунде Кубка чемпионов сезона 1966/67. В то время «Ливерпуль» не просто был лучшим клубом Англии, он являлся одной из сильнейших команд планеты. И хотя обычно я плох по части деталей матчей, игр и различных случившихся в них событий, я до сих пор помню практически все подробности той легендарной «туманной игры» (mistwedstrijd) на Олимпийском стадионе Амстердама и ответного матча, прошедшего на «Энфилде», в Ливерпуле. Помню, что Англия тогда только стала чемпионом мира, все только о ней и говорили, а в «Ливерпуле» играли такие люди, как Рон Йейтс, Айан Сэнт Джон, Томми Лоуренс и Питер Томпсон – отличные футболисты, о которых мы все были наслышаны. Все говорили, что нас ждёт неминуемое поражение, но к перерыву мы вели 4:0. Игру едва не отложили из-за густого тумана – никого не обрадовала ухудшившаяся из-за погоды видимость, но обеим командам пришлось выходить на поле и играть в таких условиях. Но главная причина, по которой я так хорошо запомнил это противостояние, заключалась в том, что мы получили подтверждение своего технического превосходства и поняли, что всё, что выстраивал в команде Михелс, работает и приносит плоды. В техническом плане мы просто разорвали английских чемпионов. В итоге матч в Амстердаме завершился со счётом 5:1, и я до сих пор помню слова их менеджера Билла Шенкли, сказавшего после игры, что такой результат – недоразумение и в Ливерпуле его команда победит 7:0.

Неделю спустя мы совершили ещё один прорыв. Я стоял на поле «Энфилда» и чувствовал, как мурашки бегут по телу. Но не потому, что был напуган нашими оппонентами, а из-за атмосферы на стадионе. Огромная трибуна «Коп», где традиционно собираются самые отчаянные и фанатичные болельщики клуба, пела, как единое целое: «Энфилд» был поразительным, очень впечатляющим местом. Я получил настоящее удовольствие от 90 минут там, а матч мы отыграли блестяще. Даже несмотря на итоговый ничейный счёт 2:2, мы полностью контролировали ход матча. С радостью и счастьем от достигнутого нами прогресса и выхода в следующий раунд по силе могло сравниться разве что впечатление, которое произвёл на меня «Энфилд»; тем вечером английский футбол покорил моё сердце. Я играл в футбол на высочайшем уровне всего пару сезонов и никогда прежде не видел ничего подобного – страсть болельщиков к игре и их невероятное желание увидеть победу своей команды натолкнули меня на мысль, что однажды и я должен поиграть в Англии. К несчастью, этой моей мечте не суждено было сбыться, так как в те времена границы оставались закрытыми для иностранных игроков. Даже сегодня я с большой досадой думаю об этом и жалею, что всё случилось именно так.

После того как мы выбили «Ливерпуль», все стали говорить, что у нас есть все шансы на выигрыш Кубка чемпионов, но в четвертьфинале мы вылетели, проиграв пражской «Дукле» 3:2 по сумме двух встреч. Проиграли несправедливо и незаслуженно, пропустив гол на последних минутах, но так уж вышло. И разумеется, это кое-чему меня научило, ибо такой была философия, формировавшая наши взгляды на футбол и наше восприятие его как игры. С каждым матчем мы становились всё сильнее, в каждой игре мы делали шаг в ту сторону, в которую нас хотел направлять Михелс. Мы хотели выигрывать матчи, но, кроме того, стремились развлекать болельщиков, чтобы домой они уходили счастливыми. Это очень непросто, но победа над «Ливерпулем» показала, что «Аякс» двигается в верном направлении. Матч с «Ливерпулем» был крайне важен для нас из-за брошенной Шенкли колкости: он сказал, что никогда раньше не слышал об «Аяксе», хотя этой фразой он не смог переплюнуть Макса Меркеля из «Нюрнберга», заявившего, что «Аякс», как он думал, это такое чистящее средство. До матча с «Ливерпулем» мы почти никому в мире не были известны. После той игры всё изменилось.

На следующий год нам не повезло со жребием: в первом же раунде нам достался «Реал Мадрид», великая команда той эпохи, но даже тогда мы сделали маленький шажок к славе, сумев перевести игру в дополнителоное время и проиграв лишь с минимальным счётом. Спустя год после этого, в 1969-м, мы продвинулись ещё дальше и достигли финала Кубка чемпионов, в котором проиграли «Милану» 1:4. После этого Михелс привёл в клуб шесть или семь новых футболистов. Васович стал «либеро» или чистильщиком – последним игроком обороны – и играл очень надёжно. Позже преемником Васовича стал Хорст Бланкенбург, он был более заточенным на атаку игроком, был более техничен, тогда как Васович давал команде мощь и стать. С Васовичем шутки были плохи. Будучи нападающим, я всегда знал, что против него у меня будут проблемы. Что более важно, он был физически очень силён, а также крепок в плане психологии и вдобавок обладал опытом в европейском футболе. Этот переход стал ещё одним шагом к Тотальному футболу.

Потом, в 1971-м, мы выиграли Кубок европейских чемпионов впервые в истории, а затем брали его следующие два года подряд. Таким образом за шесть лет «Аякс» прошёл путь от клуба средней руки до статуса лучшей команды мира. И в чём был наш секрет? Всё просто – в комбинации таланта игроков, их техники и командной дисциплины. Надо всем этим мы работали в «Аяксе» ещё до прихода в клуб Михелса. Всё это было необходимой составляющей жизни клуба. Михелс привнёс то, о чём мы с ним всё время говорили, а именно понимание важности организации игроков на поле. Тогда-то на первый план и вышла моя любовь к вычислениям в уме, она помогла мне понять, каким образом можно лучше всего использовать поле для того, чтобы обыграть соперника. Как только ты полностью поймёшь, как нужно организовывать команду, ты будешь знать, какие у тебя есть возможности. В «Аяксе» мы сумели добиться этого раньше любой другой команды.

К примеру, в «Аяксе» у нас был левый фланг из раздолбаев и правый из серьёзных и надёжных ребят. Справа, где играли Вим Сюрбир, Йохан Нескенс и Шак Сварт, всегда было безопасно и спокойно; что будет твориться слева, где обитали Руд Крол, Герри Мюрен, Пит Кейзер и ваш покорный слуга, не знал никто. Таким образом у нас получалась идеальная смесь техники, тактики, качественной игры и футбольного стиля, которая выигрывала для нас матчи, но, что не менее важно, развлекала толпы болельщиков – я прекрасно понимал, что необходимость делать их счастливыми тоже важная часть моей работы. Зрители на трибунах трудились целыми неделями; мы обязаны были развлечь их классным футболом в их выходной день и в то же время добиться хорошего результата.

Хороший футболист – это тот, кому хватает одного касания мяча и кто знает, куда нужно бежать; в этом есть смысл голландского футбола. Я всегда говорил, что в футбол нужно играть красиво, играть в атаку. Матч должен быть спектаклем. В «Аяксе» мы обожали высокую технику и тактику. Каждый тренер вещает о движении, о том, как важно много бегать и прикладывать усилия. Я говорю: «Не надо бегать так много». Футбол – игра, в которую играют мозгом. Нужно быть в правильном месте в нужный момент, не слишком рано и не слишком поздно.

Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что все эти элементы сошлись воедино в 1974 году, когда на чемпионате мира мы сыграли с Бразилией – Михелс тогда уже возглавил сборную. До того момента никто по-настоящему не подозревал, насколько мы хороши, а матч против Бразилии был, пожалуй, тем моментом, на который можно указать пальцем и сказать: вот это Тотальный футбол. Выходя на поле, мы нервничали, потому что думали, что нам всё ещё противостоит команда 1970-го, выигравшая чемпионат мира. Нам потребовалось тридцать минут, чтобы осознать, что мы на самом деле более мастеровитая команда, чем они. Мы только нащупывали пределы своего мастерства, а потом поняли, что можем победить. Победа в матче стала следствием процесса, на котором мы концентрировали всё своё внимание. Первым шагом была радость болельщиков, вторым – необходимость победы. В то время у меня не было никакого понимания значимости всего происходящего, и только заболев, я осознал, каким важным было наше командное достижение. То, чего мы тогда добились, было особенным достижением.

В тот период – начиная с 1968-го и далее – я научился у Михелса тому, что оставило неизгладимый след на моём понимании футбола как игры. К примеру, его вера в то, что задача защиты – дать сопернику как можно меньше времени на действие, или то, что, владея мячом, ты должен стремиться открыть себе так много пространства, как только возможно, а при потере его ты должен минимизировать то пространство, что есть у соперника. По сути, всё в футболе завязано на дистанциях. А уже потом идут десять тысяч часов, проведённых на тренировках для отработки практической стороны игры. Находясь на поле, я оценивал все варианты, но судил по ним только со своей перспективы. Мне был интересен сам процесс. Если ты способен анализировать свой следующий шаг, тогда у тебя есть шанс сделать этот шаг удачным. Оглядываясь назад, скажу, что тогда мы постоянно прогрессировали. Не думаю, что я многому научился, но самые ценные уроки извлёк из падений и провалов. Что случилось, то случилось, я пытался извлечь что-то новое для себя из этого, а потом двигаться дальше, к следующей главе. Я никогда не оглядывался назад подолгу, и, приходя домой, закрывая за собой дверь, я мог оставлять всё позади и забывать обо всём, даже когда мы проигрывали. Вот почему я так плох по части запоминания деталей матчей или даже забитых мною голов. Мне всегда был гораздо интереснее сам процесс. Я анализировал его шестым чувством. Мне не нужно было возвращаться на место и пересматривать матчи, чтобы понять, что требуется сделать.

К концу моего периода выступлений за «Аякс» я выиграл Кубок чемпионов три раза и получил титул игрока года в Европе два года подряд (1971 и 1972), и это здорово, но, если задуматься, что есть трофеи и медали, как не воспоминания о прошлом? Дома у меня на стенах не висит ничего из того, что напоминало бы о футболе. Когда мне вручали медаль, она непременно исчезала в коробке для игрушек моих внуков. Футбол – игра ошибок. Что мне нравилось в ней, так это математика игры, анализ её, поиск возможностей что-то улучшить. Люди часто спрашивают, как нам это удалось, что происходило в раздевалке, как мы создали Тотальный футбол, но для меня важно не это. У нас были инстинкты, мы играли вместе долгие годы, отлично друг друга знали, и это было самой важной составляющей. Разумеется, деньги тоже внушительный фактор – хотя, как я уже говорил раньше, я никогда не видел, чтобы мешок денег забивал гол, – но фундаментальная идея заключается в командной работе: приехали командой, уехали командой и командой вернулись домой.

В те годы в «Аяксе» нам посчастливилось добыть хорошие результаты, к тому же мы играли в красивый футбол, но я надеюсь, что меня запомнят не просто как футболиста, но как кого-то, кто всё время пытался стать лучше. К примеру, финал Кубка чемпионов, который мы выиграли на «Уэмбли» в 1971 году у «Панатинаикоса», вышел не очень красивой игрой, потому что у многих наших игроков были проблемы с давлением. Финал 1972-го против миланского «Интера» получился куда лучшим олицетворением Тотального футбола.

Многие люди помнят мой гол в ворота «Адо ден Хааг» в 1969-м, так называемый «кручёный гол». Для меня тот момент был чистым проявлением интуиции, но мне приятно, что люди до сих пор говорят о нём. Тогда я показал хорошую технику, да, но других вариантов у меня не было. И всё же тот гол осчастливил людей, а мы смогли выиграть матч. Только много позже я осознал, насколько важным оказался гол, и оценил его последствия. Я обработал мяч после длинного выноса от наших защитников правой ногой, находясь на левом фланге поля – я заправлял свои гетры, когда кто-то запустил в мою сторону мяч из глубины поля, вот почему в тот момент я сжимал в руке кусок подтяжки, на которой держались гетры, а поскольку мяч продолжал крутиться после того, как я направил его к воротам ударом, он перелетел через голкипера. Как я уже говорил, это была чистой воды интуиция. Как и любой другой свой трюк, этот я не отрабатывал на тренировках – мне просто пришла в голову идея. Только потом у неё появился какой-то смысл.

На всём протяжении первой части своей жизни я не следовал никакой философии, впитывал себя столько информации, сколько мог, и жил день за днём. Я переживал опыт, дававший мне понимание каких-то вещей позднее: как семена, которые ты сначала сажаешь, а потом пожинаешь их плоды, когда настаёт время собирать урожай. Только много позже я осознал, что фундамент всего, что я создал, был заложен в ранние годы. Если моё развитие, как футболиста, шло абсолютно нормально, то происходившее в моей жизни за пределами футбола было далеко не нормально. Я взял маму с собой на свои первые переговоры по контракту, и как только они завершились, я, казалось, начал спотыкаться на всём подряд. Особенно на том, что касалось внимания СМИ и коммерции, так как внезапно всё вокруг меня начало меняться с безумной скоростью. Я даже записал песню, вышедшую синглом, а фотографии с нашей с Данни свадьбы появились на первых полосах газет. Часто мне нравилась публичность, но иногда её было слишком много. Я впутывался во всё подряд, тогда как в реальности не имел ни малейшего понятия ни о чём. Вот почему появление Кора Костера в моей жизни сродни подарку от Всевышнего. Отец Данни был торговцем бриллиантами в Амстердаме и очень опытным, прожжённым бизнесменом. В первый раз, когда я пришёл с визитом к родне со стороны жены, он спросил у меня, есть ли у меня сберегательный счёт в банке. Его не было. Я сказал ему об этом. Говоря по правде, единственное, в чём я разбирался, был футбол. Кор был в ужасе, и тогда же он начал присматривать за моими делами.

С того момента я начал говорить боссам «Аякса»: «Общайтесь с ним, он пришёл помогать мне». Поначалу они не хотели так вести дела, но в 1968 году, спустя три года после того, как я подписал свой первый контракт, я привёл его с собой на переговоры о новом соглашении – он впервые действовал от моего имени. Мысль, что у игрока может быть собственный представитель, в те времена была неслыханной. Совет директоров клуба был поражён настолько, что его члены начали уверять меня, что Кору на переговорах делать совершенно нечего. Тогда я сказал: «Но вас тут сидит шестеро, почему я не могу привести кого-нибудь со своей стороны?» Когда они отказались продолжать общение в таком формате, мы просто встали и вышли. Потом они разрешили Кору общаться с ними от моего имени. Клуб был недоволен таким поворотом событий, но в конечном счёте Кор очень помог, и не только мне, но всем голландским футболистам: он поучаствовал в создании схемы пенсионных выплат, и это в то время, когда не существовало абсолютно никаких финансовых договорённостей касательно выплат игрокам по окончании их профессиональной карьеры.

Сотрудничество между мной и Кором вскоре стало для него постоянной работой. Никто не мог одурачить Кора, а он всегда следил за тем, чтобы я не впутывался в неприятности. Вот почему его смерть в 2008 году оказала такое огромное влияние на меня. Он имел колоссальную значимость для меня и моей жизни, и дело даже не в футбольной карьере, он был для меня как отец, он был замечательным тестем и дедушкой нашим с Данни детям, а кроме того, просто хорошим человеком.

Кор также помогал мне в социальной адаптации. Самое важное, чему он меня научил, это самоуважение, он понимал, что его роль состоит в воспитании меня в определённом ключе. Будучи широко известным футболистом, я входил в какой-то совершенно нереальный мир, где всё было ненормальным – зарплата, внимание прессы, – а в такой момент твой бизнес-менеджер должен добиться того, чтобы его талант не разбазаривался в двенадцать разных направлений разом. С годами для футболистов риски только росли. И не в последнюю очередь из-за стараний социальных медиа. Многие футболисты хвастаются тем, что у них огромное количество подписчиков и фолловеров, но за кем следуют они сами? На кого ориентируются? Ни на кого, как я вижу. Это никакая не крутость, это самоограничение. Кор понимал это лучше, чем кто-либо; он следил за тем, чтобы я развивался не только как футболист, но и как человек, которому предстоит ещё долгая жизнь после того, как с футболом будет покончено. К сожалению, в наши дни так мало агентов футболистов, которые по-настоящему понимают это, что я часто задаюсь вопросом: а чьим интересам они вообще служат? Они действуют в интересах футболиста или в своих собственных? Я даже пойду дальше. Когда агент действительно предан футболу, он должен блюсти не только интересы игрока, но также и его клуба. То есть выяснять, что клуб может себе позволить сделать, а что нет, в точности как это делал мой тесть в ходе переговоров сначала с «Аяксом», а потом и с «Фейеноордом».