Текст книги "Моя жизнь"

В Вашингтоне я получил и другое представление о спорте высочайшего уровня, потому что Америка – спорт высшей пробы. Умение думать на высочайшем уровне заложено у них в генах. Коренное отличие Америки от Европы в том, что в Америке спорт регулируется через школьную систему образования, тогда как в Европе регулирование осуществляет клубная система. В Европе тебя сначала должен заприметить скаут, чтобы ты мог прогрессировать дальше, тогда как в США спорт важен настолько, что становится частью основного образования. Все ходят в школу, поэтому у всех есть шанс. Это сильно контрастирует с ситуацией, сложившейся на нашей стороне Атлантики, где спорт и учёба в школе – абсолютно разные дисциплины. В Европе школьное образование – это одно, а спорт – нечто совсем другое. Это ошибка. Спорт и учёба – одно и то же, с той лишь разницей, что в спорте ты учишься на другом уровне. В Америке люди очень грамотно разобрались со всем этим. Ребёнок имеет равные шансы вырасти как доктором или юристом, так и игроком в американский футбол. Это не отличные друг от друга карьерные пути, никак не связанные вместе, нет, они все одного поля ягоды. В среде американцев обучение в школе и занятия спортом – две стороны одной медали. Мы их отделяем, они же сводят их вместе. Вот почему в Америке подлинные Эйнштейны понимают спорт, а настоящие спортсмены понимают Эйнштейнов.

В Европе спортсменов часто воспринимают как эдаких тугодумов. Разумеется, всё далеко не так однозначно. Невозможно быть спортсменом высокого уровня, если тебе не хватает интеллекта. Это попросту нереально. Недавно я услышал отличную историю от друга, рассказавшего мне о споре, который у него случился с Яо Мином, выступавшим ранее за «Хьюстон Рокетс» в НБА. В какой-то момент разговора мой друг спросил у Яо, кто из соперников, которым он противостоял, был лучшим. Яо ответил, что Шакил О’Нил.

Объяснение, которое он дал своему выбору, я нашёл одновременно прекрасным и очень трогательным. В лице Яо Мина О’Нил нашёл игрока, равного себе по физической силе и мощи. Они были одного роста, и оба одинаково сильны. Яо Мину удалось выиграть у соперника мяч в борьбе в двух первых случаях, но после этого он и близко не мог к нему подобраться. По словам Яо, в голове каждого игрока атаки в баскетболе есть список из сотни ситуаций, случавшихся с ним под кольцом прежде, и каждая ситуация идёт под своим номером от одного до ста. В результате в ходе любого розыгрыша он интуитивно знает, что нужно делать, просто вспоминая номер подходящей ситуации.

Но О’Нил стал для Яо Мина чем-то совершенно новым. Ему никогда прежде не доводилось играть против игроков таких габаритов. Тем не менее О’Нил, как казалось, мог анализировать новые ситуации практически незамедлительно и сразу же добавлять их в свою базу данных в голове. Так что за пять минут игры в его систему добавились варианты 101 и 102, и он принялся доминировать над Яо Мином. Глупым спортсменам это сделать бы не удалось, такое под силу только очень умным игрокам. Я сам всегда говорил, что в футбол играют головой, а не ногами; ноги нужны только для бега.

Если рассматривать спорт и интеллект в таких терминах, то можно получить куда более широкое представление о том, как спорт и общество взаимодействуют друг с другом. И после этого обычно начинаешь сопротивляться узколобию, царящему в европейском спорте. Разумеется, Америка даёт куда больше возможностей для спорта, но также там гораздо труднее эти возможности реализовать, просто потому что их так много. Если у нас на одну позицию претендует пять человек, то у них пятьсот. Так что уровень внутренней конкуренции выше, и это неизбежно формирует другой менталитет.

Американцы также уделяют большое внимание данным и статистике. Высчитывают проценты того, что случилось и чего не произошло. Предположим, баскетболист, реализующий 80 % бросков, плох, а тот, кто реализует 90 %, хорош. Я же считаю, что это очень спорный способ оценивать качество выступлений. Что я знаю наверняка, так это то, что выводы, которые я бы сделал на основании своего опыта, отличались бы от тех, которые базировались бы исключительно на цифрах. Ведь если Лионель Месси забьёт три гола после десяти попыток, кто-то может раскритиковать его, сказав, что по статистике его эффективность лишь немногим превышает показатель в 30 %. Я же скажу так: попробуйте повторить за ним, и мы посмотрим, удастся ли вам выйти на его уровень. Это практически невозможно.

Билли Бин первым это увидел. Главный человек бейсбольного клуба «Окленд Атлетикс» взглянул на статистику иначе и добился удивительных успехов. Он понимал, что дьявол кроется в деталях, но также важно уметь хорошо эти детали подмечать. Тогда правда будет открываться не только в больших цифрах – 70 % выигранных матчей, к примеру, – но и в маленьких, 1–2 % гениальной игры или ошибок, способных сделать разницу в счёте. Вопрос в том, как смотреть на эти цифры. Крайне редко большие ошибки или моменты показной эффектности решают судьбу матча, как правило, разницу делают небольшие промахи или ловкие касания. Именно их нужно стремиться минимизировать или, наоборот, реализовать по максимуму. Таким образом, я считаю, что данные и статистика никогда не смогут занять более высокого положения в сравнении с качеством выступления. Они помогают, но игру нужно смотреть своими глазами. Бин первым это понял, и самое замечательное в его изысканиях то, что вдохновил его на них Тотальный футбол, в который голландская сборная играла на чемпионате мира-1974. Он был поражён тем фактом, что левый защитник мог также исполнить и правого хавбека; что так называемые узкие специалисты были хороши в игре и на других позициях. В результате он начал анализировать бейсболистов иначе.

В Америке я также заметил, что главной целью спорта на высочайшем уровне является развлечение публики. Я всегда говорил, что должно быть именно так, но особенно приятно было увидеть, что в величайшей, пожалуй, спортивной державе планеты люди считают так же. Зрители трудятся в поте лица всю неделю. Когда они покидают стадион после матча, они должны быть счастливы, домой они должны уходить удовлетворёнными увиденным. Эти эмоции могут приходить разными путями. Ты можешь победить, можешь показать решимость и желание бороться, но вовсе необязательно, что ты будешь при этом успешен. Таким образом ты учишься релятивизации. Это звучит как клише, но победа – это ещё не всё. Я всегда искренне в это верил. Разумеется, ты всегда стремишься к победе, но более важно то, как ты собираешься её добиться. Нужно иметь адекватное представление о том, чего ждёт публика, и уметь адаптироваться к этим ожиданиям. В Америке это понимают лучше, чем где бы то ни было. Они знают, что болельщики хотят видеть на поле, они знают, за что те готовы платить, знают, что люди хотят пить, есть, всё знают.

Это касается и европейского футбола в Америке, пусть и в моё время в NASL я столкнулся с миром чрезвычайных контрастов. С одной стороны, я должен был выступать на высочайшем уровне, работая в пределах управляемой профессионалами организации; с другой стороны, я вёл телевизионную программу, в которой мне приходилось объяснять зрителям, каких размеров должно быть поле для игры, почему оно зелёного цвета и зачем на нём вычерчены линии. Футбол всё ещё был новым и незнакомым видом спорта, многим американцам нужно было объяснять самые его азы. В своей программе я объяснял, как надо бить по мячу и где обычно случаются самые интересные эпизоды матчей. На самом деле, это было безумно смешно: я играл на высочайшем уровне, но в то же время объяснял и разжёвывал правила игры людям так, словно оказался в детском саду. Но этот подход работал. Вашингтон кишел итальянцами, большинство из которых любили футбол. Англичане тоже разжигали энтузиазм американцев к игре. По правде говоря, в Америке была масса людей, которые так или иначе были связаны с футболом, но все они нуждались в ком-то, кто мог бы говорить о нём на телевидении.

Почему этим кем-то оказался я? Просто потому что в Америке ты, будучи известным, получаешь уйму возможностей, и одной из таких возможностей для меня была собственная телепрограмма. Нужное место, нужное время. Итальянские и британские тренеры нарадоваться этому не могли. Внезапно футбол попал на телевидение – а если что-то показывают по ТВ, значит, оно имеет значение. В эфире даже транслировались тренировочные курсы по футболу. Всё больше и больше людей вливалось в новый вид спорта, и популярность его росла, как снежный ком. Было приятно быть частью всего этого.

В Вашингтоне я также впервые столкнулся с тем, что позднее натолкнуло меня на идею организации собственного фонда. Выше я упоминал, что владельцем клуба был член демократической партии, и через него я стал контактировать с семьёй Кеннеди. В какой-то момент сестра Джона Ф. Кеннеди, Юнис Кеннеди Шрайвер, попросила меня стать послом Специальной Олимпиады. Она учредила организацию для атлетов с умственными отклонениями, которая теперь известна по всему миру. Для меня было честью открывать вместе с ней Специальную Олимпиаду в Польше несколько лет назад.

Первые семена будущего фонда были заложены мной в первый сезон выступлений за «Вашингтон Дипломатс». По работе мне приходилось делать то, что в конечном счёте оказалось таким стоящим делом, что его можно было согласиться делать и просто так. Но если быть честным, то я не могу приписать все заслуги в этом деле себе. Когда я перешёл в «Вашингтон Дипломатс», мне сообщили, что на каждом выездном матче я буду обязан проводить тренировочную сессию для детей с ограниченными возможностями. Поначалу мне было очень тяжело этим заниматься. После нескольких месяцев попыток я сказал, что хочу бросить это занятие, так как не вижу в нём абсолютно никакого смысла. Всякий раз, когда я говорил им бить по мячу в одну сторону, они изо всех сил лупили по нему в противоположную.

Когда я рассказал об этом организаторам, они попросили меня посмотреть видео одной из таких тренировок, которую я проводил. Они сказали мне, чтобы я забыл о том, куда летит мяч, и вместо этого чаще смотрел в глаза детям, их матерям и отцам. И просто видеть в них счастье, которое охватывало их, когда они просто били по мячу, чего никогда ранее делать не могли. Конечно, потребовалось бы очень долгое время, чтобы они хотя бы немного подтянули свои футбольные навыки, но смысл этих тренировок был не в этом. Смысл был в том, чтобы они просто пинали мяч и тем самым немного улучшали свою координацию. Организаторы добавляли: «Когда вернёшься сюда в следующий раз, увидишь совершенно другого ребёнка и человека. Ты увидишь счастье, которое даёт им сама возможность коснуться мяча ногами».

Такое объяснение по-настоящему открыло мне глаза. Внезапно я осознал масштабы счастья, которым делился с детьми. Я начал получать удовольствие от этих тренировок; начал иначе смотреть на вещи и думать иначе. Вместо досады я стал испытывать невероятную радость и удовлетворение от того, что делал. Я понял, что на самом деле совершал очень незначительные поступки, но при этом помогал случиться очень важным событиям. К примеру, у соседского малыша был синдром Дауна. Как-то раз он вдруг забрёл в мой сад с мячом. Я стал учить его бить по мячу головой и ногами, кое-каким приёмам и другим мелочам. Так продолжалось месяц или два, а однажды я вернулся домой из долгой поездки и увидел, что он играет в футбол с другими детьми на улице. Когда он увидел меня, он побежал ко мне, прыгнул мне на руки, и мы поцеловались. Он был так счастлив, что мог теперь присоединиться к другим детям на улице. Или скорее они разрешили ему играть с ними. Не суть, сам простой факт, что он смог теперь начать играть с ними, вселил в меня невероятную уверенность в том, что я делаю что-то действительно полезное.

Это затронуло и другие сферы моей жизни. В жаркую погоду семья мальчика должна была особенно внимательно за ним приглядывать. У них был бассейн, и они страшно боялись, что когда-нибудь их сын, не умевший плавать, упадёт в него и утонет. Однажды я сам плавал в этом бассейне, и как только он увидел меня, он подбежал и прыгнул ко мне. Казалось, что он утратил свой страх воды. Уверенность, которую он приобрёл, играя в футбол, помогла ему преодолеть боязнь воды, так что теперь он мог начать учиться плавать.

Тогда я осознал, что, помогая понемногу в том и другом, ты можешь существенным образом изменить жизнь ребёнка. Что приложив столь незначительные усилия, ты можешь получить столь существенную отдачу. Этот жизненный урок я выучил до конца, поучаствовав в Специальной Олимпиаде уже после завершения футбольной карьеры. Вот почему меня несколько напрягают люди, твердящие на каждом углу, что победа – есть Святой Грааль профессионального спорта. Конечно, результаты важны, но самое важное – это болельщики: люди, в чьих жилах течёт любовь к клубу. Ты обязан дарить им приятные эмоции. Некоторые люди могут со мной поспорить, но в этом отношении я всегда рассуждаю как профессиональный спортсмен-идеалист, знающий, о чём он говорит. Ребёнком я рос в «Аяксе». Я покидал клуб трижды в результате разных ссор и скандалов, но как болельщик клуба я всегда радуюсь его успехам. Это чувство любви к нему у меня в крови. Его совершенно невозможно описать словами, но это лучшее чувство из всех.

Спустя почти 35 лет с тех пор, как я поиграл там, Америка попала в топ-25 футбольных сборных мира согласно рейтингу ФИФА, а матчи внутреннего первенства там с каждым годом собирают всё большую и большую аудиторию зрителей на стадионах. Меня это не удивляет. Американцы способны работать с прицелом на успех. Они способны распознавать собственные недостатки и признавать провалы, и всегда борются за их исправление, потому что главная их цель – успех. Конечно, у такого подхода есть и свои минусы. Юрген Клинсманн, с 2011 года работающий главным тренером сборной США, часто не мог набрать самых сильных игроков в команду, так как был обязан включать в состав представителя каждой франшизы. То есть он не мог пригласить в сборную четверых игроков одного клуба, например. Поскольку каждая из франшиз вносит вклад в формирование бюджета национальной сборной, все они должны представить сборной хотя бы одного своего игрока – чтобы не обидеть болельщиков. Я не знаю, до сих пор ли в Америке действует это правило, но я знаю, что для тренера это очень серьёзный ограничитель и если подобная практика сохранится, она будет тормозить развитие национальной сборной ещё долгие годы.

В Америке спорт – неотъемлемая часть образовательной системы. Она стимулирует большее количество детей играть в футбол, а это значит, что задействованных в игре детей становится всё больше, следовательно, франшизы получают более широкий выбор потенциальных игроков. В наши дни все американские команды, конечно, очень сильны. Как в матчах против национальной сборной, так и против лучших клубов MLS любая команда столкнётся с очень серьёзным сопротивлением. Сегодня хороших игроков там в избытке. Но при этом американцы ещё не имеют статуса «топ». Исключительных, выдающихся игроков там ещё нет. Нет таких талантов, которые могли бы решать исходы матчей и турниров.

Их появление – вопрос организации процесса сверху; вопрос тренировок, правильного подхода к ним и умения выбирать тактику на матч. Потому что такой особый талант, которому будет суждено со временем появиться на свет, нуждается в обучении и взращивании. Думаю, что в этом кроется самый значительный недостаток американской системы: исключения пока ещё не подтверждают правило. И это касается не только футбола. Если возьмём гольф или конный спорт, то увидим, что там все делают то же самое. Неотступно следуют каждой букве инструкций. В каждодневной жизни это проявляется постоянно. Масса правил и ограничений, но где же все Эйнштейны? Где ваши козырные карты? Если американский футбол сможет стать гибче в этом плане, с пути к успеху будет убрано одно очень существенное препятствие.

В целом же я очень многому научился в Америке. И эти уроки я смог позднее применить в своей личной жизни. Мы только въехали в наш дом в Вашингтоне, как вдруг кто-то позвонил мне из клуба: человек был взволнован и активно интересовался, какую схему страхования ответственности мы выбрали. Я подумал: ответственности за что? Я узнал, что там требуется страховка даже для крыльца у двери в дом. Потому что если кто-нибудь на нём поскользнётся, а у вас не будет страховки, в суде вас ждут проблемы. Я ушам своим поверить не мог. Потом мне сказали, что кто-нибудь может пожаловаться на то, что на моём крыльце валяется банановая кожура, пусть даже я сам не буду об этом знать. Такой человек мог сам положить банановую кожуру на крыльцо и сделать фотографию. «Вам действительно нужно держать в уме все подобные варианты», – говорил мне представитель клуба.

После такого начинаешь менять свой привычный ход мыслей. Не просто пожимаешь плечами и отказываешься принимать во внимание подобные сумасшедшие предупреждения, но действительно переключаешь скорость в мозгу и миришься с такой ситуацией. В конечном счёте я сказал человеку из клуба: «Ладно, будет здорово, если вы разрешите для нас эту ситуацию». Я мог и более умно прокомментировать особенности юридической системы страны, но, с моей точки зрения, то, что клуб пытался предвосхитить возникновение проблем даже такого уровня, положительно его характеризует. Не надо смеяться, лучше проявите максимум уважения.

В Европе подобные вещи не очень хорошо отрегулированы. Здесь люди редко или вообще никогда не тратят время на то, чтобы предвидеть и рассчитать возникновение проблем. Отсюда столько шумихи вокруг футболистов, рождённых в бедных семьях, ставших хорошими игроками, разбогатевших и слетевших с катушек. Поставьте себя на их место. Просто попытайтесь переварить подобную историю. На деле очень мало европейских клубов (если вообще такие есть) изучают эту проблему. Потому что наши миры слишком далеки друг от друга. Совет директоров, управленцы и менеджеры, которые должны следить за подобными вещами, не понимают культуры игроков с таким происхождением. У них просто нет жизненного опыта, чтобы суметь представить себя в подобной ситуации. Кто будет наставником для них, кто поставит их на путь истинный? Нам в Европе предстоит пройти ещё очень долгий путь к пониманию этого.

Америка подарила мне три роскошных, очень многому научивших меня сезона в составе «Ацтекс» и «Дипломатс», на протяжении которых я смог оценить и переосмыслить свою жизнь. К тому же это время получилось невероятно богатым на положительный опыт. Мэр Лос-Анджелеса Том Брэдли сделал меня почётным гражданином города, а управляющий комитет Специальной Олимпиады Северной Америки сделал меня своим почётным членом. Одновременно с этим я очень много узнал об управлении профессиональными организациями. Поработал со специалистами в своём деле, трудящимися в окружении, в котором цель каждого, начиная от кассиров, продающих билеты на игры, и заканчивая менеджерами, ответственными за экипировку, – улучшить качество выступлений команды.

Там же, в Америке, я стал размышлять об организации того, что впоследствии получило воплощение в виде моего фонда и моих школ. Я начал прощупывать почву для подготовки того, что будет реализовано 15 лет спустя благодаря опыту, полученному мной на Специальной Олимпиаде, и изучению того, как спорт и учёба сплетаются воедино в Америке. Даже сегодня я продолжаю гордиться тем, что был в рядах тех пионеров – среди которых были Франц Беккенбауэр, Пеле, Йохан Нескенс и многие другие, что поднимали популярность футбола на этом всё ещё активно развивающемся континенте. Когда я вижу, какие успехи делает в Америке футбол, я понимаю, что выигрыш сборной США чемпионата мира – лишь вопрос времени. Как фанат футбола думаю, что это здорово.

Глава пятая
Инициатива

С тех пор как я завершил свой американский этап карьеры, я ещё много раз возвращался в США. Это очень интересная и вдохновляющая страна, уж в том, что касается спорта, так точно, и за три года жизни в Америке я узнал всё, что только мог, об их системе образования и спорта, обдумал очень многие вещи и вернулся в дело в качестве игрока, готового соревноваться на высоком уровне. Годы, проведённые там, были замечательными, но как футболисту мне не хватало там многого. Я жаждал большего и должен был больше отдавать сам. Это ощущение только укрепилось, когда я приехал тренироваться с «Аяксом» по ходу межсезонья в американской лиге. Я по-прежнему мог выдерживать конкуренцию с игроками основы клубов Эредивизи, а потому решил вновь сделать этот шаг. Навстречу голландскому футболу. И после краткого пребывания в Испании с «Леванте» я принял решение возвратиться в Амстердам.

Снова сыграть за «Аякс» было очень здорово. Команда там собралась молодая, и эти футболисты с нетерпением ждали возможности поиграть вместе со мной. Но я быстро столкнулся с проблемой. В Америке я успел привыкнуть к тамошнему подходу к управлению клубами. Теперь я считал, что эффективная игра в футбол предполагает не просто качественную игру на поле, но и соответствующий уровень управления клубом в целом. Меня интересовало, как и почему менеджеры «Аякса» ведут свою работу. И то, что я увидел за пределами поля, меня не обрадовало.

К счастью, на поле «Аякс» оставался всё тем же «Аяксом». Он выиграл титул в сезоне 1979/80, а в команде была масса интересных молодых игроков. Мне было 34, когда я вернулся в команду, но я смог хорошо поладить с большинством молодых ребят. С Франком Райкардом, Марко ван Бастеном; внезапно я стал лидером команды во всех отношениях. Сначала как футболист – мне нужно было убедить всех в своей готовности и профессионализме с первого же дня. Мне было что доказывать. Все только и говорили про старого хрыча, вернувшегося домой. Так уж мы привыкли в Голландии жить – видим только негативную сторону. Но мне повезло забить быстрый гол в матче против «Харлема». Гол вышел хорошим. У всех снова отвисли челюсти. Критикам пришлось заткнуть рты, потому что я по-прежнему показывал то, что требовалось на этом уровне.

После этого большую часть своего времени на поле я проводил, играя роль сменщика для других игроков – собственно, по этой причине меня и подписали. К тому моменту своей карьеры я поиграл почти на всех позициях на поле, кроме вратарской. Форвард, хавбек, чистильщик – я поиграл везде. И насколько могу судить, ни одна из позиций не была для меня новой. Но теперь мне приходилось иметь дело с новым поколением игроков, которые привыкли к тому, что за них решают многие вопросы, которые мы в их возрасте, десять, двенадцать лет назад, вынуждены были решать сами. Договорённости и привычки, с которыми они выросли, казались логичными для них самих, но для того, чтобы быть футболистом топ-уровня, нужно уметь думать. Нужно уметь импровизировать. Если в тебе это есть, когда ты выходишь на поле, показывай это своей игрой.

Я сейчас говорю по большей части о социальном аспекте жизни игрока. Об определённости в их жизнях. Моей матери, а потом и жене приходилось стирать мою грязную форму после матчей и тренировок, этих же парней чистая и выглаженная форма ждала в раздевалке каждое утро. У нас не было приятной милой леди, которая бы варила нам кофе, приносила свежий сок и делала бы пасту и сэндвичи к нашему возвращению домой. Ничего такого. Абсолютно. Вернувшись в «Аякс», я увидел целый набор привычек людей, живших куда более лёгкой жизнью и нёсших на своих плечах гораздо меньше ответственности. Чтобы футболисты чистили свои бутсы? Такого я не видел. Парни заявлялись на разминку и со смехом говорили: «Да блин, пришлось самому менять шипы на бутсах». В их тренировках проявлялись недостатки, которые мне приходилось исправлять.

Вместо Ринуса Михелса и Штефана Ковача тренером «Аякса», с которым мне приходилось работать, был Курт Линдер. У него я очень многому научился. Когда я снова пришёл на «Де Мер» в качестве игрока, подписав с клубом новый контракт в декабре 1981-го, первыми его словами в мой адрес были следующие: «В твоём возрасте излишне тренироваться слишком усердно. Постарайся как следует позаботиться о том, чтобы твой мотор никогда не останавливался».

Так что на тренировках мне не приходилось бегать так много или так быстро, как молодым ребятам, поскольку, по словам Линдера, в этом не было никакого смысла. Он также постоянно следил за тем, чтобы я не получал травм. Линдер покинул клуб спустя год, и в свой второй сезон в «Аяксе» я работал уже с Адом де Мосом. Он был ещё очень молодым менеджером – мы с ним были одногодками, – и он хотел научиться у меня премудростям игры.

Когда у человека возникает такое желание, это становится понятно сразу же. Он начинает задавать определённые вопросы, говорит определённые вещи, а потом вы просто общаетесь. Всё происходит не так, что ты думаешь: «Эй, я должен научить его этому или тому». Нет, темы просто возникают сами собой, и вы разговариваете, обсуждая их. Если он не знал того, что знал я, это никогда не было для нас проблемой.

Итак, всё складывалось для меня хорошо как на поле, так и в раздевалке. Я уже говорил, что положение дел в совете директоров меня не устраивало. Благодаря времени, проведённому в «Вашингтон Дипломатс», и сотрудничеству с таким суперменеджером, как Энди Долич, я смог увидеть много недочётов в их работе и распознать, какие сферы их деятельности нуждаются в улучшении. Моя неудовлетворённость их работой росла с каждым днём, особенно с началом второго сезона.

Но давайте вернёмся в начало. Возвратившись в Нидерланды, я вновь оказался на земле, где с доходов нужно платить 70 % налога. Я получил самую большую для голландского профессионального футбола зарплату. «Аякс» просто не мог платить мне ещё больше. Однако в ходе переговоров мои советники сообщили мне, что клуб мог помочь мне сформировать пенсионный капитал, который бы не имел отношения к моей зарплате.

Кор составил изумительный план, построенный на том факте, что моё присутствие в команде могло увеличить посещаемость домашних матчей клуба. Предположим, «Аякс» обычно собирал на среднестатистический матч 10 тысяч зрителей. Мы выдвинули клубу предложение: если продажи билетов превышают отметку в 10 тысяч, то деньги от продажи билетов сверх этой цифры делятся пополам между мной и клубом. Таким образом, если на стадион приходит 20 тысяч человек вместо десяти, «Аякс» забирает себе стоимость 5 тысяч билетов, а доход от вторых пяти тысяч перечисляется в мой пенсионный капитал.

В тот первый сезон мы выиграли чемпионат и собирали на трибунах огромные толпы болельщиков, чем помогли мне заработать огромную сумму денег. Разумеется, потратить их я не мог, они откладывались на будущее, но такой пенсионный план имел колоссальный успех. То же касалось и второго сезона, не в последнюю очередь потому, что многие свои матчи «Аякс» проводил на Олимпийском стадионе, вмещавшем более 50 тысяч зрителей. Почти вдвое больше, чем «Де Мер».

Как бы то ни было, мы были заняты игрой в красивый футбол и одновременно с этим развлекали публику. Когда всё складывается хорошо, тебе приходят в голову оригинальные идеи. Как, например, идея исполнить пенальти вдвоём. В матче между «Аяксом» и «Хельмонд Спорт» мы устроили такое вместе с Йеспером Ольсеном. Разница в классе между двумя командами была так велика, что никакого напряжения в матче не ощущалось. Так что когда мы получили право на пенальти, мы решили немного потешить публику. Вместо того чтобы пробить по воротам с «точки», я отпасовал мяч Ольсену. Поначалу голкипера это ошарашило, но когда он стал выдвигаться на Йеспера, Йеспер вернул мяч пасом мне. Поскольку я оставался за линией мяча, я не попал в офсайд и смог легко закатить мяч в пустые ворота. Люди сочли этот розыгрыш блестящим.

Тот сезон получился очень позитивным во всех отношениях, кроме одного: совет директоров решил, что я зарабатываю слишком большие деньги. «Но разве вы не получаете столько же, сколько и я? – спросил у них я. – Почему вы жалуетесь на меня, набивая собственные карманы деньгами? У вас никогда не было такого количества болельщиков на трибунах». Они со мной не согласились, и у нас случился разлад.

Тем временем мой тесть наладил хороший контакт с руководством «Фейеноорда». Когда они прознали о моих проблемах в «Аяксе», они незамедлительно сообщили нам: «Приезжайте к нам, и мы всё организуем по той же системе». Это, конечно, было очень интересно, так как стадион «Фейеноорда» вмещал до 47 тысяч человек.

В итоге так я и поступил – принял их предложение. В конце сезона 1982/83 я подписал контракт с «Фейеноордом». «Аякс» по-прежнему был клубом всей моей жизни, но люди, им управлявшие, отказались идти мне навстречу. Я слышал, как они называли меня слишком старым и толстым, обвиняли в том, что я набираю лишний вес. Мне приходилось мириться со всеми их обвинениями. Вдобавок они требовали, чтобы я удовлетворился своей обычной зарплатой, но, разумеется, я не был готов на это пойти.

Должен сказать, в «Фейеноорде» я провёл замечательное время. По-настоящему классное. «Аякс» и «Фейеноорд» – заклятые враги, так что поначалу я был злодеем в глазах фанатов. Мне пришлось убеждать болельщиков в своей преданности и добиваться того, чтобы мы регулярно побеждали. Как это уже было в «Барселоне», «Лос-Анджелес Ацтекс», «Вашингтон Дипломатс» и «Аяксе», я смог покорить их сердца в первом же матче. Я забил великолепный гол в рамках турнира, называвшегося тогда Rotterdam Tournament. Все начали аплодировать и подбадривать меня. Как вдруг осознали, что аплодируют тому, кого ещё недавно ненавидели. В какой-то момент весь стадион пришёл в полнейшее замешательство, но лёд растаял, когда болельщики увидели, насколько счастливы мои партнёры по команде. Отличным завершением всего этого стал выигрыш нами турнира.

Часто доводилось слышать, что по ходу последних трёх моих сезонов в качестве игрока тренеры зачастую играли декоративную роль в команде, а все решения за них принимал я. Это чепуха. В спорте высочайшего уровня всё работает не так. Я всегда помнил о том, что Курт Линдер следил за тем, чтобы мой мотор не барахлил. Ад де Мос был новым человеком в моей карьере, но и с ним у нас всё шло гладко. Подход Тейса Либгертса в «Фейеноорде» был таким же, как у Линдера. Когда мы бегали по пересечённой местности, он всегда повторял мне, что ему не важно, где я остановлюсь: «Беги со всеми, а там будет видно, сколько сможешь выдержать».