Текст книги "Джунгли. В природе есть только один закон – выживание"

Дон Хорхе предложил дать для Маркуса осла и лично проводить его в Аполо. Кроме того, он хотел помочь нам с плотом. Карл объяснил ему, что нам нужен широкий и прочный плот, рассчитанный на четырех человек с рюкзаками и большим запасом провизии. Дон Хорхе сказал, что сам он такой построить не сможет, но, возможно, соседи согласятся прийти на помощь. Маркус решил проводить нас, а потом отправиться в Аполо.

У нас было свободное время, и мы решили окунуться в реку. Мы помыли голову и все, кроме Карла, сбрили щетину, которая успела вырасти за время нашего похода. Мы вылезли из воды и быстро оделись, поскольку вокруг нас кружил рой москитов. Я так торопился, что из кармана у меня выпал кошелек. Я нагнулся, чтобы поднять его. Он был сделан из красной ткани и не пропускал воду, но я на всякий случай все равно завернул его в пакет.

«Йоси, я давно хотел спросить, что ты хранишь в своем кошельке, – сказал Кевин, – я знаю, где ты носишь паспорт, деньги и часы. Так что же у тебя такого в кошельке, что ты никогда не выпускаешь его из виду? Что ты там прячешь?»

«Это долгая история», – ухмыльнулся я.

«Я слушаю», – ответил Кевин.

Мы сели в тени. «Ты когда-нибудь слышал о Каббале?» – начал я.

«Это какое-то еврейское мистическое течение?» – спросил Кевин.

«Именно, – ответил я, – но я, честно говоря, знаю о нем не больше твоего. У меня был дядя по имени Ниссим, его имя в переводе с идиша обозначает «чудеса». Он родился в Турции и учился в университете Иешива в Тверии. Затем он отправился путешествовать по Европе, работал кантором, занимался ритуальными жертвоприношениями животных и делал обрезания. В конце концов он осел в Израиле и открыл небольшую фабрику по производству игрушек в Реховоте.

Дядя всегда увлекался религиозными книгами. Тогда я этого не знал, но он изучал Каббалу. Он вел особый образ жизни и придерживался особого рациона питания. Он никогда не обращался к врачам и отказывался принимать таблетки. Когда он плохо чувствовал себя, он постился в течение одного-двух дней, до тех пор пока ему не становилось лучше.

У него никогда не было детей, но он относился ко мне как к родному сыну. Когда мне исполнилось восемнадцать и я собирался в армию, он пригласил меня в гости. Он восседал высоко надо мной, повернув ко мне голову, покрытую седой копной волос, и пристально смотрел на меня своими проницательными голубыми глазами. Тогда ему было восемьдесят три года. Из кошелька он достал небольшую книжку. Она была крохотной, тонкой, а страницы ее пожелтели от времени.

«Я ношу эту книгу в кармане всю свою сознательную жизнь, – сказал он, – она обладает особой силой. Она бережет меня. Я уже стар, а ты скоро станешь солдатом. Тебе ее защита нужна больше, чем мне. Возьми книгу и береги ее. Никогда не расставайся с ней, потому что она приглядывает за тобой».

Я поблагодарил его, поцеловал и отправился домой, полагая, что его рассказ – полная чушь. Когда я вошел в дом, моя мать плакала.

«У дяди Ниссима случился сердечный приступ».

Я побежал в больницу. Дядя был без сознания. Я отдал книгу тете, и она подпихнула ее под подушку моему дяде. Когда он очнулся, он попросил вернуть ее мне, поскольку ему она больше не понадобится. Он скончался в больнице».

«Вот это история!» – воскликнул Кевин.

«Возможно, это просто стечение обстоятельств, или, возможно, он чувствовал, что пришло его время, но на всякий случай я всегда ношу книгу с собой. Год назад я лазил по горам в Аляске. Я сбился с пути и вышел к опасному выступу. Камень, на котором крепилась страховка, расшатался, и я упал, но чудом зацепился джинсами за камень и остался жив. В моем кармане лежала книга. Возможно, мне просто повезло, но кто знает? С ней я чувствую себя в безопасности. Иногда мне кажется, что с этой книгой я несокрушим. Когда у меня появится собственный сын, я не уверен, что захочу отдать ему книгу».

«Отдай ему книгу, когда тебе будет восемьдесят три», – сказал Кевин.

У него, кстати, было не меньше интересных историй. В тот год, когда он вернулся из Непала, он решил навестить родных в сочельник. Семья не ждала его – он позвонил только своей сестре, чтобы предупредить ее о приезде, но взял с нее слово, что она никому не расскажет об этом. Из аэропорта он сразу же поехал к ней, и она нарядила его в костюм Санта-Клауса. Затем он повесил на плечо мешок с подарками, завернутыми в яркую упаковку, спрятал лицо под густой бородой и постучался в дверь к родителям. Ему открыл отец, и Кевин принялся задавать им вопросы, которые обычно задает Санта. Он поинтересовался у отца и брата, есть ли у них маленькие дети, хорошо ли они себя вели и заслуживают ли они, по мнению старших, подарков. «Есть», – ответили те, не догадываясь, кто же скрывается под бородой.

Тогда Кевин не выдержал, слезы потекли по его щекам, и он выкрикнул: «Папа, это же я, Кевин!»

Ноги Маркуса все еще болели, поскольку сыпь так и не прошла. Карл посоветовал ему тщательно их вытирать и не трогать. Маркус еще раз намазал их вазелиновым маслом и вытянул их на солнце, но налетевшие москиты и мухи заставили его прикрыть ноги москитной сеткой.

Маркус хотел осмотреть больной палец сына дона Хорхе. Когда мальчик пришел, Маркус заметил, что одна его нога замотана в тряпку. Он снял повязку, и мы увидели, что припухлость спала. Следов заражения не осталось, и рана практически зажила. Маркус обрадовался, что мальчик поправился. Он очень гордился собой.

Тем же вечером дон Хорхе сообщил нам, что соседи готовы помочь строить плот. На следующий день они срезали несколько бальзовых деревьев и спустили их вниз по реке до самой деревни. Дон Хорхе пообещал, что плот будет готов через три-четыре дня в зависимости от погоды, так как древесину бальзы нужно хорошенько просушить перед использованием. Шел конец ноября, и мог начаться сезон дождей, но мы все же надеялись застать еще несколько солнечных деньков, чтобы просушить бревна. Цена в двадцать долларов, которую дон Хорхе назначил за работу, была невероятно низкой, и между собой мы решили дать им больше.

На время пребывания в деревне мы хотели купить у дона Хорхе еды: риса, мяса, фруктов и овощей. А если бы его жена была не против, мы бы наняли ее кухаркой и заплатили бы ей за еду и работу. Дон Хорхе быстро согласился на наше предложение.

«Что ж, теперь у нас отель с системой «все включено»», – пошутил Карл. Мы молились, чтобы погода была хорошей, поскольку Карл постоянно напоминал нам о том, что к началу декабря мы должны вернуться в Ла-Пас, чтобы он мог забрать дядин грузовик.

Он планировал, что по Туичи мы будем сплавляться неделю, поэтому нужно было выдвигаться как можно быстрее.

«Возможно, – добавил Карл, – если мы быстро доберемся до Рурренабака, мы съездим к дяде на ранчо. Оттуда до него рукой подать. Мы могли бы остановиться там на пару дней».

Эта идея нам всем пришлась по душе. Кевин и Маркус хотели улететь домой до Рождества, а мне торопиться было некуда.

Как же прекрасно было поспать на роскошных соломенных подстилках. В деревне царили покой и умиротворение. Местные жители быстро отошли ко сну. Между хижинами паслись лошади, их силуэты отбрасывали длинные тени на подернутую росой траву. Овцы дремали под деревьями папайи. Свиньи отдыхали в грязи. Казалось, будто они спали, слегка повизгивая во сне. Собаки молчали – им было лень лаять.

На рассвете Карл отправился с местными жителями за бальзовыми деревьями. К полудню он вернулся и, зайдя в хижину, увидел, что мы лежим на подстилках. Кевин и Маркус читали, а я ничего не делал. Он сказал, что они уже выбрали семь толстых деревьев и сейчас дон Хорхе вместе с товарищами рубили их.

На улице было жарко, поэтому мы лежали в темной комнате, наслаждаясь прохладой. Карл не мог сидеть без дела (мы же с Кевином в совершенстве овладели этим навыком) и постоянно смотрел по сторонам, думая, чем бы себя занять. Он взял ботинки Кевина и Маркуса, от которых практически оторвались подошвы, молоток и гвозди и прилежно проделал дырки в верхней части ботинок и в подошвах. Затем в отверстия он вставил леску и плотно закрепил ее, словно пытался сшить две детали ботинок. Потом он взглянул на свои сапоги: на них уже давно не было подошв. Он отправился в деревню, чтобы раздобыть кожи и смастерить новую пару обуви. Он немного поторговался и в конце концов продал карманные складные ножи, которые мы планировали выменять у индейцев на оленьи шкуры. Он отрезал кусочек кожи точно по форме ботинка, по краям проделал дырочки и наконец привязал ее к сапогу с помощью рыболовной лески.

«Едва ли на свете есть хоть что-то, чего я не могу сделать своими руками, – хвастался он, – никогда не знаешь, какой навык и когда тебе пригодится».

Весь вечер Карл расспрашивал тестя дона Хорхе о том, где в окрестностях можно найти золото. Старик терпеливо отвечал на его вопросы. Карл узнал, что младший брат дона Хорхе, Пабло, наткнулся на золотой самородок на берегу реки. После его находки местные жители отправились промывать песок, но результат их разочаровал.

Карл вернулся в хижину преисполненный энтузиазма и желания поскорее двинуться в путь. Он рассказал нам о том, что ему удалось узнать, и уже начал планировать наше дальнейшее путешествие.

«Деревенские жители не прибегают к сложным способам золотодобычи, поэтому они не могут оценить всего потенциала той территории, которой обладают. Завтра я сам схожу на разведку. И если я найду что-то, то вернусь со специальным агрегатом, который автоматически отмывает золото. Все необходимое я смогу купить в Аполо и привезти сюда на вьючных мулах. А топливо для этого агрегата я доставлю на двухместном самолете, который может садиться на воду. Очень здорово, что здесь есть деревня. Я смогу там жить и покупать у местных еду. Причем и они от этого только выиграют – деревня начнет постепенно процветать. Я найму людей. Сюда будут съезжаться торговцы и предлагать свой товар, а местные жители смогут покупать его на добытое золото…»

За пять минут Карл стал миллионером и превратил Асриамас в шумный мегаполис. Пока он рассказывал о своих грандиозных планах, Кевин и Маркус продолжали читать. Только я воспринял его всерьез и искренне желал помочь ему. Он был рад, что нашел хотя бы одного благодарного слушателя.

Следующим утром на рассвете мы направились к дому дона Пабло, оставив Кевина и Маркуса сладко спать в хижине. Дон Пабло жил на другом конце деревни в часе ходьбы от нашего домика. Мы сложили в рюкзак подарки, приготовленные для индейцев. По пути мы обменивали крючки, рыболовные лески, свисток или складной нож на кофе, свежие яйца и жгучий перец. Вдоль реки стояли небольшие домишки, и мы останавливались в каждом из них. Карл попросил местных жителей ежедневно выдавать нам по четыре яйца, около дюжины килограммов юкки, жгучих перцев, сушеного лука, чанкаки, сладких и обычных бананов, чтобы взять это все с собой в поход. Он пообещал хорошо заплатить за продукты деньгами или подарками.

Дома у дона Пабло нас встретили лишь две маленькие девочки. Одна из них побежала в банановый сад за отцом, а мы тем временем устроились в тени. Карл стал дурачиться, гримасничая перед слоняющейся по двору индюшкой. Когда любопытная птица подходила ближе, он пытался плюнуть ей на голову. Затем он затих и сделался крайне серьезным. Мне казалось, он хочет что-то сказать, но не знает, как это сделать. Наконец он заговорил:

«Не знаю, как сказать, но я должен сделать это. Я уже говорил об этом с Маркусом. Помнишь, я позвал вас на дядино ранчо после того, как мы сплавимся по реке? В общем, мне кажется, я не смогу свозить вас туда. Дело в том, что мой дядя – австриец. То есть не просто какой-то там старый австриец, а австриец, который давно уехал из Австрии и теперь живет здесь. Но уехал он не по своей воле. Ему пришлось бежать. Я думаю, в свое время он работал на фашистов. Правда, я точно не знаю, но в любом случае он бежал в Боливию, и это факт. Он человек очень примитивный. Я не выношу его и его взглядов. Только идиот будет притеснять кого-то из-за его цвета кожи или религии. Мой дядя проклинает евреев и постоянно отпускает в их сторону нелестные комментарии. Поначалу я думал попросить тебя сказать, что ты не еврей, а, например, американец, как Кевин. Ведь лишние проблемы никому не нужны. Об этом я и рассказал Маркусу. Но теперь я узнал тебя получше и понимаю, что стоит моему дяде отпустить какую-нибудь антисемитскую шуточку, и ты тут же взорвешься».

«И лишу тебя наследства», – отшутился я, чтобы разрядить обстановку. И все же меня одолевали неприятные ощущения даже не столько потому, что дядя Карла был нацистом, а от самого Карла и от его историй, которые постоянно менялись, словно он что-то скрывал.

Пока мы разговаривали, вернулся дон Пабло. Он был фермером. Я познакомился с ним, когда мы впервые прибыли в Асриамас. Карл подробно расспросил его обо всем, и тот любезно ответил на все его вопросы. Он даже показал Карлу несколько золотых самородков, которые он нашел сам, правда, самый большой из них он продал торговцу из Аполо. Он принес кирку, кайло и лоток для промывки золота, дал нам кувшин тростникового сока и показал место раскопок, а затем вернулся к работе.

На склоне со стороны реки мы заметили проход в скале.

«Итак, начнем, пожалуй», – сказал Карл.

Он закатал рукава, забрался внутрь тоннеля и осмотрел каменные породы. Затем он ударил кайлом по каменной стене, отколов несколько кусочков. Он сложил их в лоток и направился к реке. Присел на камень и опустил лоток в воду, хорошенько раскрошив каменные осколки. Затем он медленно потряс лоток. Вода постепенно выплескивалась, унося с собой песок и камни. Он повторил процедуру до тех пор, пока лоток не стал практически пустым. Иногда он останавливался, чтобы раскрошить оставшиеся в лотке мелкие камешки, а затем продолжал трясти.

«Видишь, – объяснил он мне, – золото перемешано с песком и камнями. Я пытаюсь отделить семена от плевел, так сказать. Золото намного тяжелее воды, песка и камней, поэтому оно остается в лотке, а песок и камни вымываются. Для этого нужно просто аккуратно трясти лоток, как бы водить его по кругу».

Когда Карл закончил, на дне лотка действительно лежали два крошечных золотых самородка. Карл показал их мне.

«Они слишком маленькие, поэтому ничего не стоят, – сказал он, – но мы не сдаемся. Пошли, попробуем еще разок».

Я практически не слушал Карла – меня охватила «золотая лихорадка». «Мы нашли золото! Мы нашли золото!» – твердил я себе. Я взял кайло и начал долбить по камням, отдавая осколки Карлу. Он относил их к реке и промывал. Так мы работали до полудня.

Когда мы вернулись в деревню, жар «золотой лихорадки» спал, поскольку Карл заявил, что мы нашли ничтожно малое количества золота, которое не стоит практически ничего.

«В этих камнях почти нет золота».

Он сделал небольшие расчеты и пришел к выводу, что шахта была пустой.

«Не отчаивайся, Йоси. Вот увидишь, на Куриплайе мы найдем не меньше пяти граммов золота».

Дон Хорхе сообщил нам, что строительство плота в самом разгаре: бревна выстругали, кору убрали, а завтра все стянут прочными деревянными кольями. Остальное зависит от погоды. Если будет тепло и сухо, уже через два дня мы отправимся в путь, но если пойдет дождь, нам придется задержаться в деревне еще на несколько дней.

И дождь пошел, хотя и небольшой, но моросило несколько часов кряду. Нам пришлось остаться в Асриамасе еще на восемь дней. Большую часть времени Кевин читал, а Карл, как обычно, пытался себя чем-то занять. Он проверял, как продвигается строительство плота, ходил на охоту, торговался с местными и рассказывал истории всем, кто желал их послушать.

Ноги у Маркуса подживали, но сам он пребывал в отвратительном настроении. Он отдалился от меня и Кевина. От нечего делать он везде слонялся вместе с Карлом. «Как девчонки-скауты, которые ходят по пятам за вожатым», – с презрением заметил Кевин.

Следующим утром Карл и Маркус решили попытать удачу и отправились на рыбалку к месту слияния рек Асриамас и Туичи. Карл хвастался, что вернется с большим уловом. К полудню я пошел проведать их и посмотреть, получилось ли у них поймать хоть что-то. По пути я заметил огромную дикую утку, которая выслеживала рыбу в Асриамасе. Она была так увлечена процессом, что не заметила меня. Я бесшумно подкрался к ней сквозь камыши и вспомнил, чему учил нас Карл: «Можно есть любую птицу, которая охотится на рыбу». «Сегодня я всех удивлю, – подумал я, – когда поймаю эту утку». Я побежал в хижину за ружьем, надеясь, что добыча не улетит.

Когда я вернулся, утка все еще сидела на камне. Я залез в камыши, пытаясь подобраться как можно ближе. Я прицелился, но не мог заставить себя нажать на курок. Птица была очень красивой, к тому же у нас было достаточно еды в деревне. Было бы неправильным убивать ее. Однако мужская гордость и перспектива возможности похвастаться перед товарищами взяли верх. Я выстрелил. Птица упала в реку, не издав ни звука. Течение было очень сильным, и когда оно начало уносить птицу, я заметил, что она все еще была жива и пыталась справиться с быстрым потоком. Я испугался, что она может просто утонуть. Мне казалось стыдным убить дичь и упустить добычу. Я разделся и нырнул в воду. Птица увидела меня и почувствовала, что я иду за ней. Она перестала бороться и отдалась на волю течения, предпочитая захлебнуться, нежели умереть от рук человека. Я поплыл за ней, пытаясь справиться с мощным потоком. Практически добравшись до места слияния Асриамаса и Туичи, я схватил ее за крыло. Она яростно начала клевать мою руку, я закричал, но не выпустил ее. Я оттолкнулся ногой и свободной рукой стал грести к берегу. Затем вылез из воды и бросил птицу на берег. Она лежала, истекая кровью. Я сбегал за ружьем и размозжил ее голову прикладом. Рыхлая земля смягчила удар, и птица скорчилась от боли. Я подложил под ее голову камень и ударил снова. На этот раз она осталась лежать без движения.

В деревне меня встретили дети дона Хорхе. Они услышали выстрел и сбежались, чтобы посмотреть на добычу. Жена дона Хорхе также вышла поздороваться со мной, и я попросил ее запечь утку на ужин, но сначала я хотел показать ее Кевину, которого впечатлила моя меткость.

Вечером Карл и Маркус вернулись с пустыми руками. Карл не дал мне возможности подразнить их, сразу же спросив: «Это что такое, Йоси? Что за странную птицу ты подстрелил? Я видел ее на кухне. Она несъедобная».

«Почему?» – спросил я.

«Потому что она питается всякой падалью и змеями, и для человека она непригодна».

«Фу!» – с омерзением воскликнул Маркус.

«Но Карл, – отчаянно протестовал я, – она питается рыбой. Я сегодня сам видел, как она выслеживала рыбешек».

«Ты ошибся, – парировал Карл, – ее нельзя есть».

Я чувствовал себя униженным и был уверен, что Карл сказал так только потому, что я подстрелил ее, а не он, иначе он бы рассказывал нам, какая она вкусная. Больше всего меня раздражал Маркус, который, казалось, радовался моему провалу.

Птицу подали к столу, но никто к ней не прикоснулся. Я с грустью подумал о том, что убил птицу просто так. К горлу подступил комок, и я почувствовал, как на глазах выступили слезы.

Пару дней спустя произошла странная вещь. Маркус почувствовал себя лучше и, воодушевившись энтузиазмом Карла, передумал возвращаться и решил сплавляться с нами.

«Как это? – воскликнул Кевин. – Ты же должен был взять осла и встретить нас в Ла-Пасе. Ты плохо себя чувствуешь, у тебя ноги воспалились».

Но Маркус настоял на том, чтобы присоединиться к нам. «Вместе начали, – сказал он, – вместе и закончим».

«Что ты пытаешься доказать? Я тебя совсем не понимаю». Кевин расстроился, но Маркус не желал отступать.

Отношения оставались такими же напряженными. На следующий день случился неприятный инцидент. Маркус и Карл отправились проверить, как продвигается строительство плота, а некоторое время спустя к нам зашел молодой зять дона Хорхе, Лазаро.

«Господа хотят, чтобы вы взглянули на плот», – сообщил он нам.

«Зачем? – спросил я. – Мы ведь его уже видели».

«Он готов. Они просят вас прийти и посмотреть».

«Скажи им, что мы полностью доверяем их мнению», – с раздражением выпалил Кевин, не отрываясь от книги.

Я объяснил юноше, что мы уже видели плот, и если Карлу и Маркусу наша помощь была не нужна, если они всего лишь хотят, чтобы мы взглянули на готовую работу, то мы, пожалуй, останемся дома и отдохнем.

«Забудь, Йоси, – внезапно прервал меня Кевин, – давай просто отправим им письмо».

Кевин надиктовал какой-то глупый текст, а я записал его:

Дорогие Карл и Маркус!

Как вы уже прекрасно знаете, мы ленивые разгильдяи и лоботрясы, поэтому нам вполне нравится валяться здесь в теньке. Мы абсолютно точно и с полной уверенностью доверяем вашему мнению по поводу плота, но если вам вдруг понадобится помощь, то тебе, Карл, достаточно снять ботинки – мы тут же почувствуем вонь и мигом примчимся к вам.

С уважением,

никчемные Кевин и Йоси.

Я отдал записку мальчику и попросил передать ее джентльменам.

Через полчаса пришел Карл. «Да что с вами, парни? Почему, черт возьми, вы не явились на реку?»

«Зачем?» – спросил Кевин.

«Да затем, что нам нужно было проверить плавучесть плота, выдержит ли он, когда мы вчетвером усядемся на него. Кроме того, помимо нас самих, нам потребуется еще два индейца, они добавят веса, и станет ясно, годен ли плот для нас четверых с провизией и рюкзаками», – объяснил он.

Кевин извинился:

«Прости, мы сразу не поняли. Парень не объяснил нам, для чего мы тебе нужны».

«Не страшно», – ответил Карл в свойственной ему манере.

Вместе с ним мы отправились к реке и погрузились на плот. Бревна слегка выцвели, но все еще сохраняли зеленый оттенок. Плот был тяжелым. Он слишком сильно уходил под воду, и им тяжело было управлять.

«Плохо, – сказал дон Хорхе, – вам придется ждать еще».

«У меня мало времени, – с беспокойством заметил Карл, – возможно, нам придется пешком возвращаться в Аполо».

«Есть еще вариант, – сказал дон Хорхе, – на той стороне деревни у соседа моего брата есть четыре сухих бальзовых бревна. Навестите его. Если он вам их продаст, мы добавим к нашей конструкции еще четыре бревна (по два с каждой стороны) и укрепим плот».

Мы все отправились в хижину. Я бежал впереди Кевина, чтобы первым занять кровать. Кевин смирился с поражением и улегся на соломенной подстилке. Карл заснул в летней кухне, а Маркус, расстроенный, еще долго стоял посередине комнаты.

«Йоси», – внезапно сказал он.

Я взглянул на него. Он выглядел странно.

«Йоси, забери свою дурацкую записку».

Он вытащил смятое письмо из кармана и бросил мне в лицо. Оно приземлилось на пол. В комнате воцарилась тишина. Кевин молча смотрел на все происходящее.

«Ты что, оглох? Подбери свою поганую записку, – Маркус почти перешел на крик, – тебе должно быть стыдно! Тебе следует презирать себя за такое, для индейца это оскорбление. Он не твой раб. Он старался изо всех сил, чтобы передать вам наши слова, а вы посмеялись над ним.

Всю прошлую неделю мы с Карлом занимались делами, ожидая от вас помощи. А вы только спали. И когда мы попросили всего лишь об одной вещи, вы увиливали как могли. Это сильно оскорбило Карла, особенно после всего, что он для нас сделал».

Голос его стал пронзительным. И когда он закончил, он с упреком смотрел на меня. Возможно, он долго сдерживался, перед тем как взорваться.

Я неловко молчал, не зная, что сказать. Маркус узнал мой почерк и теперь обвинял меня в том, что я единолично написал это письмо.

«Да я просто дурачился, Маркус, – сказал я тихо. – Я не знал, чего хотел ваш гонец, и у меня не было намерения оскорбить кого-то. И если это так, я извинюсь. Но если ты не понимаешь шуток, это твои проблемы».

Тут вмешался Кевин. «Эй, вы оба, – сказал он, – как насчет того, чтобы прекратить эту ерунду? Вы что, не можете вести себя как взрослые люди? Давайте все успокоимся, сядем и поговорим по-человечески. Нет смысла продолжать эти препирания. Мы не можем допустить, чтобы проблемы во взаимоотношениях помешали нашему путешествию. Давайте просто раз и навсегда забудем об этом».

Кевин посмотрел на нас, ожидая ответа. Маркус молчал.

«Я согласен, – сказал я. – Но мне кажется, это наше с Маркусом дело, поэтому нам стоит выяснить это между собой. Ты согласен, Маркус?»

«Да», – покорно ответил он.

После ужина я предложил Маркусу прогуляться в окрестностях деревни. Мы вышли на большую зеленую поляну, где паслись лошади. Я любил сидеть здесь на поваленном дереве и наблюдать за ними. Я заприметил одну особенную лошадь, она была сильной, мускулистой, породистой и непокорной. Каждый вечер я ходил сюда один и не рассказывал об этом месте даже Кевину. Я сидел здесь, наслаждаясь одиночеством и распевая песни на идише.

Мы с Маркусом устроились на поваленном дереве. Было сложно начать, но наконец Маркус первым нарушил тишину.

«Не думаю, что мы когда-то еще будем общаться, – сказал он. – Я столько раз пытался поговорить с тобой, но ты всегда избегал меня. Сколько бы я ни пытался подойти к тебе поближе в дороге, ты всегда убегал к Кевину. Ты все время с ним. Болтаешь с ним, рассказываешь ему истории. Я пытался присоединиться к вашей беседе, но ты просто игнорировал меня».

И мне пришлось слоняться с Карлом и слушать его дурацкие истории. Больше у меня никого не было. Ты все время общаешься только с Кевином, а я чувствую себя лишним. Я хотел поговорить с тобой, спросить, что же произошло между нами, но ты все время избегал меня.

Помнишь тот вечер, когда мы остались вдвоем у костра? Я хотел поговорить, но ты просто ушел в палатку. Я сидел у огня, надеясь, что ты поймешь, вернешься и мы сможем все обсудить. Но я ошибся.

Весь этот поход стал для меня одним большим разочарованием. Я чувствую себя несчастным. Я не получаю никакого удовольствия».

«Думаю, ты прав, Маркус, – сказал я, – что-то изменилось, но я не знаю что. Ничего особенного не произошло. Мы просто отдалились. Мы общаемся не так, как раньше. Возможно, я слишком грубый и невоспитанный парень, а тебе просто неуютно оставаться наедине с дикой природой».

«Ложь! Ложь! Дешевая отговорка! – со злостью выпалил Маркус. – Даже не пытайся впарить мне эту ерунду еще раз. Это слова Кевина. Я знаю, потому что я уже слышал это от него. И знаешь, когда это было? Через два дня после начала нашего похода. Уже тогда он решил, что мне «неуютно наедине с дикой природой». Он сказал, что ему сложно со мной, что он чувствует некую враждебность по отношению ко мне, и предложил меньше общаться друг с другом. Прошло только два чертовых дня, а он сказал мне такое. Для меня это стало жестоким ударом. Я оставил Анник в Ла-Пасе, чтобы отправиться в поход с близкими друзьями. А через два дня один из них вот так вот поступил со мной. И у меня оставался только ты, Йоси, я нуждался в друге, я нуждался в тебе. А ты… Ты никогда ничего не замечаешь. Тебе просто хочется тусоваться с Кевином. Почему вы бросили меня?»

Он тихонько всхлипнул, и все его тело задрожало. Впервые за все время похода я сочувствовал своему другу. Меня больше не радовало то, что я полностью заполучил Кевина, оставив его ни с чем. Я понимал, как много я значил для Маркуса, и попытался утешить его.

«Слушай, Маркус, – сказал я, – давай снова станем дружить, как раньше. Я не знаю, что произошло между нами в джунглях. Мы вернемся в Ла-Пас, и все будет хорошо. И я не бросил тебя ради Кевина, это неправда. Мы же целую неделю были вместе в Ла-Пасе, и Кевин никак не мешал нам. Давай попробуем все вернуть. Давай снова дружить».

Но это все были лишь слова. Возможно, я смог немного подбодрить Маркуса, но близкими друзьями мы так и не стали. После этого случая мы разговаривали другом с другом, но наше общение было натянутым и неестественным.

Мы купили четыре сухих бальзовых бревна. Кевин и Маркус отправились на другой конец деревни и спустили их по воде. Ребята вернулись промокшими до нитки. Настроение у Маркуса улучшилось.

Мы с Карлом отправились за волокнами бальзового дерева. Из них мы сплели длинные веревки, которыми привязали к плоту бревна. Мы с энтузиазмом подошли к выполнению поставленной задачи. Новые бревна были сухими и невероятно легкими. Мы прикрепили их к плоту (по два на каждой стороне), который теперь стал шире и лучше держался на воде.

Дон Хорхе уверил нас, что плот прочный и безопасный. На следующий же день мы решили отправиться в путь.

Вечером мы все занимались делами. Карл соорудил некую платформу в центре плота. Следующим утром мы погрузили провизию и рюкзаки на плот, закрепив их и укрыв листами пластика, чтобы ничего не намокло.

В последний вечер перед отправлением мы собирали провиант и вещи. У нас было порядка пяти килограммов риса. Больше мы купить не смогли, поскольку в деревне больше и не было. Мы взяли три-четыре килограмма сухих бобов, целый пучок бананов и остальные продукты, которые насобирали накануне: юкку, огурцы, лук, много жгучего перца, «мед», добытый из сахарного тростника, соль и специи. В Асриамасе соль была на вес золота. Мы расплатились за все разными подарками. Продавец получал то, что хотел больше всего. Карл отвечал за бюджет, и он допустил множество ошибок. Так он отдал практически всю рыболовную леску, оставив нам лишь несколько метров. То же самое он сделал с рыболовными крючками, оставив нам только три штуки. Когда мы приехали в Асриамас, у нас с собой было целых десять зажигалок, а теперь мы довольствовались одной, и то полупустой. И даже бо́льшую часть спрея от насекомых, который был бы нам крайне полезен, он оставил дону Хорхе, взяв с собой лишь маленький флакончик.

В тот вечер у нас был настоящий пир. Дон Хорхе одолжил у нас ружье и пристрелил огромного кабана. Мы хотели щедро заплатить ему за строительство плота, продукты и работу его жены, но он взял с нас всего лишь 1450 песо (меньше 50 долларов): 800 за овец, 600 за плот и 50 за рис. Он отказался брать деньги за еду, которой угощал нас в своем доме: за кур, которых забили специально для нас, за свежие овощи, которыми они кормили нас каждый день, за дичь, которую он вместе со своей семьей ежедневно добывал для нас на охоте, и за огромное количество каньи, которое мы выпили. Кроме того, он не взял с нас ни копейки за дюжину плодов папайи, которые мы съели за все время пребывания в деревне. Он сказал, что мы его гости, поэтому он не хочет, чтобы мы платили за его гостеприимство или работу его жены. Немного посовещавшись, мы решили бесплатно отдать ему то, что он когда-то покупал у нас. Кроме того, мы добавили еще 800 песо сверх той суммы, что он просил. Дон Хорхе остался доволен.