Текст книги "Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. Учебное пособие"

А что же Горбачев? Он изложил свою методику следующими словами: важно начать, а когда процесс пойдет, он сам покажет, что надо делать. И Горбачев неоднократно доказал, что он способен лихо «начать»; но столько же раз оказывалось, что «процесс пошел» не тот, и не туда, а сам «начинатель» не знает, что делать.

В период 1986–1989 гг. экономические меры руководства СССР представляли зигзаги от рыночных мер к антирыночным и обратно; «двигателем» этого зигзагообразного метания из крайности в крайность было то, что все повороты давали отрицательный результат нарастающим итогом.

Попробуем сопоставить официальные «рыночные» и «антирыночные» меры (понимая условно под первыми все, что усиливает хозяйственную самостоятельность предприятий, индивидов и республик, а под вторыми – все, что усиливает централизованный либо региональный административный контроль) (табл. 4,1).

Следует отметить, что таким же образом можно соотнести меры в области политики: метания от мер по демократизации к мерам репрессивным и обратно. Достаточно вспомнить попытки военного подавления оппозиции в Тбилиси, Баку, республиках Балтии 1989, 1990 и 1991 гг. (последние дорого обошлись экономике СССР – банки стран Запада в 1990 г. сократили кредитные линии на 11 млрд долл., так что экспорт этих стран в СССР был резко снижен).

Предпринятая ГКЧП попытка военного устрашения Российского Съезда народных депутатов в Москве в августе 1991 г. находилась в ряду других таких же попыток, но ее провал привел к запрету КПСС (в ноябре), а вслед за этим и к роспуску СССР (в декабре).

Таблица 4.1. Официальные меры руководства СССР (а с июня 1990 г. – РСФСР, регионов и республик) в социально-экономической сфере

Окончание табл. 4.1

Но вернемся к экономической политике Горбачева. К лету 1990 г. экономическое и политическое положение СССР совершенно четко обозначилось как быстро углубляющийся кризис. Пустые прилавки магазинов, продовольственный кризис, двоевластие в политике и растущая анархия в экономике» растущий бюджетный дефицит, инфляция. Обостряющийся сепаратизм республик: непрерывные демонстрации, забастовки, саботаж, мятежи. Массовые требования отставки Горбачева.

В этих условиях Горбачев обратился за экономической помощью к Западу. Ряд европейских стран такую помощь обещали. Однако нужна была более крупная сумма, не менее 20 млрд долл. На саммите «семерки» в Хьюстоне (июнь 1990 г.), посвященном положению в СССР, по настоянию президента США и премьера Японии (наиболее крупных вкладчиков МВФ) было решено направить в СССР экспертов и подождать их заключения.

Это был точно рассчитанный ход. Сам факт работы экспертов в Москве, рассчитанной на несколько месяцев, должен был ускорить события, активизировать действия противоборствующих сторон и прояснить ситуацию. Мечущийся между крайностями Горбачев должен был наконец определить свою позицию. Ельцин должен был также сформулировать свою программу и показать свою силу.

Всякому грамотному политику было ясно, что в том хрупком равновесии между центробежными и центростремительными силами в СССР, которое еще существовало летом 1990 г., победят те силы, которые получат массированную экономическую и политическую поддержку Запада.

Так все и произошло. В июне 1990 г. Россия объявляет суверенитет, в июле Ельцин выходит из КПСС и призывает союзные предприятия переходить под юрисдикцию России, в сентябре Россия принимает программу «500 дней» (составленную группой Г. Явлинского при патронаже ряда американских экономистов), предусматривающую немедленный переход к рынку, в октябре принимается закон о переходе контроля над российскими активами от Союза к России, в ноябре создается Центральный банк России.

Здесь, видимо, западным экспертам было все ясно. А что же на стороне Горбачева?

Действия правительства Горбачева-Рыжкова явно нерешительны, противоречивы и запаздывают, это действия «обороняющейся» стороны. Мешают обостряющиеся разногласия в руководстве, поглощенность «текущим» противодействием сепаратизму республик и штопаньем расширяющихся «дыр» в экономике.

Еще в мае 1990 г. правительство Рыжкова обнародовало разработанную комиссией Абалкина стратегию постепенного (трехэтапного) перехода к рынку, рассчитанную на 5–6 лет. Однако дестабилизация политического положения и экономический кризис уже к осени лишили эту стратегию реальной основы.

Приехавшие в Москву две группы экспертов работали в контакте с «союзными» министрами и чиновниками с августа 1990 г., их предварительные выводы стали известны Горбачеву заранее и не могли его не обеспокоить. Он поручил академику Абелу Аганбегяну на основе российского проекта «500 дней» и правительственной программы Рыжкова – Абалкина составить компромиссный проект, Но поскольку задача была понравиться прежде всего экспертам МВФ, то в итоге получился анекдотический «пирог с кониной и рябчиками» по рецепту; одна лошадь плюс один рябчик.

В итоге на заседание Верховного Совета 24 сентября 1990 г. было представлено 3 варианта программы реформ для СССР:

1. Правительственная программа Рыжкова – Абалкина (предусматривавшая трехступенчатый переход к рынку за 5–6 лет).

2. Представленная совместно (!) Горбачевым и Ельциным российская программа «500 дней».

3. «Компромиссная» программа Аганбегяна (повторявшая, по существу, программу «500 дней»).

Верный себе, Горбачев и здесь постарался до предела запутать депутатов. Но вместе с тем дал ясно понять, что он выступает не со своим правительством, а против него. Горбачев явно толкал Верховный Совет к принятию «компромиссного» варианта.

Однако депутаты отвергли все три варианта и поручили Горбачеву на основе всех трех представить четвертый.

Этот четвертый, «горбачевский» проект под названием «Основные направления стабилизации народного хозяйства и перехода к рыночной экономике» был принят Верховным Советом 19 октября 1990 г.

Документ был довольно кратким, его основные черты – противоречивость и расплывчатость. Он был ближе к программе «500 дней», чем к программе правительства, но в отличие от первой был рассчитан не на полтора, а на два года. Главное же состояло в том, что «Основные направления…» оставляли Горбачеву свободу рук, а его стремление «потрафлять» экспертам МВФ и Ельцину было всем видно.

Горбачев, видимо, был уверен в поддержке Запада, тем более что в октябре 1990 г. он стал лауреатом Нобелевской премии мира.

Однако мнения западных экспертов в отношении ситуации в СССР и программы «Основные направления…» разделились. Если группа экспертов, посланных Комиссией ЕС, склонна была, с оговорками, поддержать правительственную программу и полагала, что хотя в СССР наблюдается кризис, но распада можно избежать, то более влиятельные эксперты, направленные МВФ и Всемирным банком, пришли к противоположным выводам и предложили для СССР стандартный курс «шоковой терапии» как условие новых кредитов.

Нельзя забывать, что в 1990 г, Москву и другие города сотрясали массовые антиправительственные демонстрации, митинги, а магазины и государственная казна были пусты. Украина заранее отказалась подписывать проект нового союзного договора, нарастал разброд и среди других республик.

В декабре 1990 г, Рыжков и все правительство в знак протеста (явно запоздалого) против шатаний президента Горбачева подали в отставку.

Председателем реорганизованного Кабинета министров стал Павлов, бывший министр финансов» который, выступая перед телекамерами, сделал вскоре два любопытных заявления: «Состояние нашей экономики подобно положению падающего в глубокий колодец, который случайно зацепился за какой-то гвоздь и повис»; и другое: «Нам немцы-управляющие не нужны». Как говорится, «тонем, но не сдаемся».

Правительство Павлова было еще дальше от принятия «шоковой терапии», чем правительство Рыжкова. Вместо реформ оно занялось «борьбой с экономическим саботажем» и потребовало у Верховного Совета «специальных полномочий».

В итоге в кредитах Горбачеву было отказано, и реакция коммерческих банков Запада была соответствующей. Уровень бюджетного дефицита в 1991 г. достиг 26 % ВВП, импорт из стран Запада упал на 19 % из-за нехватки валюты. В июле 1991 г. Горбачев посетил очередной саммит «семерки» в Лондоне с повторной просьбой об экономической помощи. Но до августовского переворота уже оставались считанные дни. Горбачев отправился на крымский курорт «работать над статьей», а премьер Павлов вошел в ГКЧП и вместе с другими его членами оказался в Лефортово за решеткой.

Таким образом, доклад экспертов МВФ, официально законченный в декабре 1990 г. и опубликованный в январе 1991 г., сыграл немаловажную роль в распаде СССР и уже поэтому заслуживает внимания. Однако нас он интересует прежде всего как классический образец научно-прикладного творчества МВФ, как пример Вашингтонского консенсуса в действии.

Мы, тем не менее, начнем не с доклада экспертов МВФ, а с доклада экспертов Комиссии ЕС, который оказался в тени первого доклада, отодвинут и ныне незаслуженно забыт. Незаслуженно потому, что именно этот доклад представлял собой серьезное экономическое исследование, а не симбиоз трезвого анализа хозяйственной конъюнктуры и политики в СССР с идеологией и стандартной рецептурой Вашингтонского консенсуса, каким был доклад МВФ.

Западноевропейские коллеги-экономисты» осведомленные о работе над докладами МВФ и Комиссии ЕС, на мой вопрос, почему второй доклад был «забыт», дипломатично ссылались на «дисциплину НАТО». На наш взгляд, более полный ответ, видимо, состоял бы в том, что второй доклад выдвигал в центр внимания вопрос, который имел, сточки зрения политического и экономического опыта Европы, главное историческое и геополитическое значение. Это был вопрос о путях сохранения экономического и, следовательно, политического единства СССР в условиях его демократической и рыночной трансформации.

Забегая вперед, скажем, что развернутой постановкой вопроса о роли процессов интеграции либо дезинтеграции национальных экономик в системной трансформации доклад Комиссии ЕС сделал важный вклад в общие теоретические представления о переходе от плановой системы к рыночной. И хотя оптимистический политический прогноз доклада в этой сфере не оправдался, его анализ и предупреждения в экономической сфере оправдались полностью.

Обратимся к самому докладу Комиссии ЕС.

Заседавший в Дублине 25–26 июня 1990 г. Европейский Совет поручил Комиссии ЕС подготовить аналитический доклад о возможности и желательности расширения краткосрочных кредитов и долговременной поддержки структурных реформ в Советском Союзе.

Доклад был представлен в декабре и назывался «Стабилизация, либерализация и перераспределение власти. Оценка экономической ситуации и процесса реформ в Советском Союзе».

Исследование Комиссии, как указано в предисловии к докладу, призвано было ответить на ряд вопросов:

• ведут ли реформы к открытию экономики СССР и ее интеграции в мировую экономику?

• будет ли экономическая стабилизация ускорять темп конституционных реформ или же их взаимодействие будет иметь извращенный характер?

• будет ли передача власти республикам и Советам совмещаться с единым рынком и единой конвертируемой валютой, ведущими к реформированному экономическому и валютному союзу в рамках СССР, или переход к демократии принесет с собой экономическую и валютную «балканизацию»?

В предисловии к докладу также подчеркнуто, что при исследовании экономической структуры и процесса реформ в Советском Союзе учитывался опыт, накопленный ЕС в области экономической интеграции, федерализации налоговой системы и субсидирования.

Итак, критерии оценки процесса реформ, а тем самым и направления их анализа определены достаточно четко: это интеграция в мировую экономику, конституционные рыночные реформы, единый рынок и валюта в рамках СССР.

Доклад представляет собой полномасштабное 330-страничное исследование, насыщенное фактическими данными (заметим, что в рамках ЕС в течение ряда лет уже работала группа по анализу советской экономики во главе с Тома де Хора; на ее разработки опиралась группа Комиссии по оценке экономической реформы в Советском Союзе – SUGAR, подготовившая рассматриваемый доклад).

В докладе помимо предисловия и краткого изложения содержалось шесть глав:

1. Введение.

2. Экономическое состояние.

3. Экономическая структура и система.

4. Союз и республики: передача власти или дезорганизация.

5. Процесс реформы.

6. Оценка перспектив реформы.

Кроме того, имеются приложения и солидная библиография.

В связи с ограниченностью места мы сосредоточим внимание на подходах авторов доклада к трем поставленным в нем вопросам в одном определенном аспекте, который наиболее важен концептуально в аспекте анализа ими «горбачевской» и «российской» программы».

Начнем с наиболее важного вопроса о сохранении или дезинтеграции СССР как единого государства, ведь от этого зависело, кто и какие решения будет принимать по реформированию. В докладе подчеркивается связь между союзным договором, экономической реформой и «неуверенностью в самой способности Союза выжить». Горбачевская программа исходила из сохранения Союза ССР при значительном расширении прав республик; это означало, что контроль над важнейшими природными ресурсами и союзными налогами оставался в руках Центра.

Что касается программы «500 дней», то она исходила из полной независимости республик, их полного контроля над ресурсами, налогами и чисто добровольного, договорного участия в союзных мероприятиях и в союзном бюджете. В соответствии с такой точкой зрения «республики могли бы стать ведущей силой реформы, и предлагаемый Межреспубликанский комитет экономической политики взял бы на себя центральные координирующие функции» (с, 166 доклада[17]17
  Здесь и далее указываются страницы доклада.


[Закрыть]).

Это допускало, что каждая республика участвует в «координации» реформ на своих условиях, своими методами и темпами.

Горбачевская программа предполагала, что сохранится единый рынок с единой валютой, которая станет конвертируемой. При этом эксперты учитывали опыт европейского «общего рынка» и отмечали, что экономика республик СССР гораздо более взаимозависима, интегрирована, чем экономика государств «общего рынка», и что поэтому дезинтеграция означала бы для всех большие потери, а особенно для получающих межреспубликанские трансферты. Государственный же суверенитет не является помехой для экономической интеграции а политические разногласия Центра и республик вполне могут быть урегулированы.

Программа же «500 дней» считала единый рынок и единую валюту желательными, но не обязательными условиями успешной реформы.

Последующие события показали, что ликвидация политического и экономического Центра сопровождалась такими институциональными сдвигами, которые сделали дезинтеграцию и огромные потери неотвратимыми.

Другой вопрос – методы экономической стабилизации. Программа «500 дней» однозначно требовала немедленного «демонтажа» всех плановых институтов народно-хозяйственного регулирования и перехода к чисто финансовым макроэкономическим методам стабилизации. Горбачевская же программа в этом отношении была противоречива, как полагали эксперты, и допускала частичный возврат к командным методам управления.

Претензии экспертов к мерам по либерализации цен в горбачевской программе состояли в том, что они предусматривали чрезмерно растянутые сроки (сначала либерализация оптовых цен, затем постепенная – розничных) и обязательную компенсацию потерь населению, что налагало непосильное бремя на бюджет и ставило под вопрос успешность стабилизации.

Что касается приватизации государственной собственности, то в обеих программах она была подчинена задачам финансовой стабилизации и решению специфических политических задач. Сходство состояло в том, что обе программы предусматривали продажу в частные руки или группам лиц только мелких госпредприятий, сокращая тем самым «навес» сбережений.

Различие же касалось главного: «500 дней» предусматривала немедленный раздел всей госсобственности Союза между республиками с тем, чтобы сами республики далее решали ее судьбу, а горбачевская программа предусматривала сохранение в собственности Центра ключевых ресурсов и промышленных комплексов.

Далее, «500 дней» предусматривала быструю приватизацию всего жилого фонда, тогда как горбачевская программа такого пункта не содержала.

Эксперты отмечают в горбачевской программе большой разрыв между принципиальным признанием права частной собственности и реальным гарантированием этого права.

Во-первых, сохранение подавляющего количественного перевеса государственной собственности делает положение частных собственников затруднительным.

Во-вторых, вся система законодательства должна соответствовать принципу частной собственности.

Поскольку вопрос о собственности и связанный с нею вопрос об «эксплуатации» всегда занимал центральное место в коммунистической идеологии, выводы экспертов заслуживают того, чтобы их процитировать.

«После нескольких неуверенных шагов к частной собственности на средства производства в 1987–1989 гг… в марте 1990 г. произошел разрыв с социалистической идеологией в этом вопросе. Как в поправках к Конституции, так и в двух разделах законодательства были уравнены в правах различные формы собственности: государственная, коллективная… и личная собственность (ст. 10–13 Конституции, пересмотренные 14 марта 1990 г.; Закон о собственности от 3 марта 1990 г.; принципы союзного и союзно-республиканского земельного законодательства от 6 марта 1990 г.).

В отличие от Конституции 1977 г., которая запрещала "нетрудовые доходы", поправки марта 1990 г. признавали за советскими гражданами право на владение средствами производства и ценными бумагами, приносящими доход.

Теперь гражданам также недвусмысленно разрешено использовать свою собственность в коммерческих целях, при весьма туманном условии о том, что не должно быть "эксплуатации человека человеком". С учетом поправок к Конституции Закон о собственности… допускает одновременно с советской и частную собственность» (с. 178).

И здесь авторы доклада выдвигают практический тезис, имеющий весьма важное значение для теории трансформации: перемена в идеологии еще недостаточна для перемен на практике; необходимо еще изменение в психологии массового поведения (т. е. в неформальных институтах) и во всей системе законодательства (т. е. в системе формальных институтов).

«В то время, как Закон о собственности можно наверняка назвать вехой в преодолении коммунистической доктрины, его практическое воздействие кажется весьма скромным… Без дополнительного закона сущность права на собственность, на распоряжение ею и возможность ее закладывать, пределы его использования остаются неясными. Представители бизнеса подтвердили, что нынешний порядок владения собственностью не может являться основой ни для планирования инвестиций, ни для кредитования под имущество» (с. 179).

В докладе подчеркивается принципиальное различие между ролью экономического закона в командной и рыночной системах. В первой это прежде всего роль административного инструмента. Во второй закон выполняет 3 основные экономические функции:

1. Обеспечить бесконфликтное взаимодействие экономических агентов.

2. Стимулировать предпринимательство и долгосрочные инвестиции в интересах экономики в целом.

3. Сделать стремление к частной выгоде совместимым с общественными потребностями и целями (с. 169).

Авторы на протяжении всего доклада неоднократно возвращаются к вопросу о зависимости успеха рыночной реформы от ее влияния на благосостояние населения. В заключительной главе (VI) они рассматривают этот вопрос специально. Они пишут: «…очень важно оценить, по крайней мере качественно, издержки и промедления перехода. Можно ли ожидать, что предложение отреагирует на реформу в ближайшие годы вот вопрос, имеющий первостепенную важность как с точки зрения разработки политики реформы, так и с точки зрения отношения к ней общественности» (с. 205–206).

В докладе выделяется 3 группы факторов, делающих неизбежными «издержки и промедления перехода»:

1. Техническая отсталость основного капитала и профессиональных навыков, требующая времени и средств на модернизацию и переобучение. «Однако в среднесрочном плане открытость экономики может значительно сократить эти издержки и промедления…» (с. 208–209).

2. Системные факторы торможения, которые, «вероятно, в наибольшей степени ответственны за низкий уровень ВВП надушу населения», могут быть преодолены системной реформой (либерализация цен, коммерциализация и приватизация госпредприятий, построение правовой и технических инфраструктур рыночной ориентации). Если правовые и административные меры могут быть предприняты относительно быстро «то приватизация повышение эффективности труда или введение адекватных технических стандартов потребуют определенного времени» (с 209).

Авторы доклада указывают: «Данные мероприятия могут иметь в краткосрочном плане как позитивное, так и негативное влияние на сферу предложения. С положительной стороны можно ожидать, что предложение увеличится, поскольку фирмы начнут действовать на конкурентной основе. В то же время потребуются значительные издержки для адаптации к новым условиям, так как с введением рыночных цен, иностранной конкуренции и жестких бюджетных ограничений значительное количество производителей скорее всего обанкротится» (с. 209).

Ссылаясь на опыт Китая, Польши и ГДР, эксперты отмечают: «…поскольку между эволюцией предложения и темпами стабилизации существует тесная взаимосвязь, опыт этих стран отражает и микро-, и макроэкономические факторы. На микроэкономическом уровне ключом к позитивной реакции предложения вероятнее всего является существование секторов, в которых либерализация может, без дополнительных инвестиций, ослабить сдерживающие факторы расширения предложения: классическим примером служат мелкие фермерские хозяйства» (с. 209).

«Характерные черты советской системы предполагают необходимость преодоления некоторых очень сложных проблем: размеров государственной собственности, недостатка предпринимательской культуры и, по-видимому, враждебного отношения по крайней мере некоторых слоев населения к частной собственности и предпринимательству. Это могло бы определенно означать, что даже при благоприятных условиях проведения реформы реакция сферы предложения будет медленной. То же самое, вероятно, из-за размеров коллективизации относится и к сельскохозяйственному сектору» (с. 210).

Эксперты делают интересное наблюдение, что при централизованной системе «распределение неэффективно в большей степени, чем производство» (с. 210), С этим связан их вывод, что «показатели деятельности кооперативов за последние два года показывают, что результатов можно ожидать в относительно короткие сроки в секторах распределения, хранения и складирования, транспорта» (с. 210).

3. Неправильное распределение ресурсов по секторам, корректировка которого обычно носит долговременный и затратный характер. «По грубым оценкам, для того, чтобы советская производственная структура достигла уровня структур развитых рыночных экономик, потребуется перемещение примерно одной трети рабочих сил в другие отрасли деятельности (половина из них в другие сектора а половина внутри того же сектора). Этот процесс неизбежно будет медленным и положительные результаты можно ожидать только в течение десятилетий» (с. 210).

«Подведем итог: перспектива явно представляется в виде длительного процесса урегулирования из-за упомянутых факторов, ни один из которых не предвещает быстрых улучшений. В краткосрочном плане могут ожидаться дальнейшие производственные потери и потери в доходах, и потребуется несколько лет, прежде чем корректировка сферы предложения даст значительное увеличение производства.

Открытость внешнему миру может способствовать корректировке и сократить ее экономические и социальные потери» (с. 210).

«Экономический анализ указывает несколько требований к пакету мер по либерализации, которые могли бы помочь поправить ситуацию. Во-первых, критическая масса исчерпывающих реформ должна быть введена в действие с самого начала для того, чтобы создать минимальные условия для развития рыночных отношений… Во-вторых, меры, которые могут войти в противоречие со стабилизацией, должны быть отложены до ее завершения. В-третьих, последовательность мероприятий должна быть построена таким образом, чтобы избежать возможных превратных эффектов частичной либерализации.

Отвечая этим требованиям, "Основные направления…" предполагают исчерпывающую программу взаимосвязанных мероприятий, которые, однако, чрезмерно осторожны применительно к либерализации розничных цен» (с. 9).

В свете той критики, которая содержится в докладе Комиссии ЕС в адрес «Основных направлений…», этот общий положительный вывод на первый взгляд кажется нелогичным. Однако он вполне логичен, если учесть исходные критерии оценки и общую логику рассуждений экспертов. Дело в том, что эксперты не выдвигали требования, чтобы в СССР за полтора – два года была создана рыночная экономика. Вот ключевые положения их выводов; «Конечным показателем успеха экономической реформы будет ее способность увеличить благосостояние советских людей через расширение предложения товаров. При том, что только с решением этой проблемы возможно в конечном счете ожидать движения к рынку, в ближайшее время нельзя ожидать значительного роста агрегатного предложения как реакции на реформу Скорее регулирование экономики будет продолжаться хотя процесс перестройки может ускориться благодаря появлению открытости к остальному миру» (с 9).

Итак, эксперты констатируют противоречие: с одной стороны, движение к рынку возможно лишь в условиях, когда рыночные реформы приносят рост благосостояния людей; с другой стороны, в ближайшее время реформы такого роста благосостояния не дадут. Отсюда следует, что необходимо сочетать продолжение госрегулирования экономики с комплексом мер, создающих «минимальные условия для развития рыночных отношений».

Получается, что рыночная трансформация должна проходить этапы:

1-й этап: сочетание госрегулирования с созданием минимально необходимых условий для развития рыночных отношений. Как ближайший результат – стабилизация экономики и рост благосостояния.

2-й этап: на основе стабилизации и роста благосостояния дальнейшее продвижение рыночных реформ и создание полноценного рынка.

Вот этим требованиям первого этапа, по мнению экспертов, и отвечали, в общем, горбачевские «Основные направления…».

Но остаются еще проблемы (самые болезненные в тот момент) межреспубликанских отношений – экономического и политического объединения или распада Союза. В выводах экспертов резюмируется экономический аспект, а в отношении политического ставится большой знак вопроса.

«Передача экономической власти республикам включает как вопросы распределения, так и производства. Что касается противоречий в сфере распределения (в том числе относящихся к собственности на природные ресурсы), важно, чтобы они были урегулированы без отрицательного воздействия на эффективность производства. Что касается производства, то по чисто экономическим причинам для республик было бы потенциально более выгодно остаться в реформированном экономическом и монетарном союзе как из-за высокого уровня их взаимной торговли и экономической интеграции, так и из-за общей ограниченности опыта деятельности на мировом рынке Однако чтобы эти потенциальные выгоды материализовались должны существовать важные условия а именно:

а) развитие четких правовых и институциональных рамок;

б) удачная стабилизация на всесоюзном уровне, открывающая путь к конвертируемости рубля;

в) установление федеральной бюджетной системы, включающей предсказуемые ресурсы для союзного бюджета и эффективный надзор за бюджетными процедурами (формированием и распределением) в республиках» (с. 10).

И вот вывод: «"Основные направления…" могут обеспечить работающую схему децентрализации и координации в процессе реформ, но ее политическая приемлемость еще должна быть продемонстрирована».

Итак, экономические предложения горбачевских «Основных направлений…» в отношении Союза экспертами одобряются, а политические?

Учитывая, что в 1990 г. чаши весов между силами, разрывающими политическое объединение республик, и силами сплочения колебались (шла настоящая «война законов»), то все зависело оттого, какие силы поддержит Запад своей финансовой мощью и политическим влиянием.

Эксперты-экономисты Комиссии ЕС свою миссию выполнили объективно и квалифицированно. Теперь лидеры Запада должны были принимать решение: кому помогать?