Текст книги "Введение в культурологию"

А Троя продолжала держаться. Тогда осаждавшие сменили тактику. По замыслу Одиссея греки построили огромного деревянного коня. Внутри этого сооружения схоронились отборные воины, остальные же сели на корабли и отплыли от троянского берега за пределы видимого.

Осмелевшие троянцы вышли за стены города и с любопытством стали осматривать гигантскую игрушку. Кто-то высказал предположение, что конь построен и оставлен сбежавшими врагами для того, чтобы умилостивить Афину. Возникло желание втащить сооружение в город в качестве трофея. Лишь один человек, жрец Лаокоон взывал к благоразумию сограждан, усматривая в коне коварный замысел врага. Но жреца никто не слушал. К тому же с Лаокооном и его семьей неожиданно на глазах у всех случилось нечто страшное и трагическое: появившиеся со стороны моря две огромные змеи стремительно подползли к жрецу и его сыновьям, обвили их своими кольчатыми телами и задушили (скульптурная группа «Лаокоон», изваянная в III в. до н.э. принадлежит к числу шедевров греческого искусства эпохи эллинизма).

Уже когда коня втащили в город, предупредить горожан о грозящей опасности попыталась Кассандра, но ей опять никто не внял.

Так обрекла себя Троя на гибель: ночью греческие воины вышли из сооружения, перебили стражу и открыли ворота подплывшим незаметно к берегу и подоспевшим к стенам города товарищам по оружию.

А выражение «троянский конь» обозначает с тех пор скрытое коварство, сближаясь по смыслу с понятием «пятая колонна» (скрытое предательство). Известностью также пользуется крылатая фраза: «Бойтесь данайцев, дары приносящих».

Из всех троянцев спасся только Эней с семьей. Они бежали за море на Аппенинский полуостров, где, по преданию, положили начало латинским поселениям, из которых выросло Римское государство. Потомком Энея считал себя Юлий Цезарь.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ОДИССЕЯ. Победители Трои – представители греческих общин добирались до родины разобщено, испытывая трудности и опасные приключения. Хитроумный Одиссей потерял всех спутников и после долгих скитаний оказался на острове Огия у нимфы Калипсо (ее именем названо знаменитое исследовательское судно французского океанографа Кусто). «Сладкий плен» (на правах любовника) продолжался долгих семь лет.

А в это время на острове Итака, в родном доме Одиссея к его жене Пенелопе настойчиво сватались женихи. Уставший от их бесчинств и истосковавшийся по отцу Телемах ушел из дома искать родителя. Пенелопа молилась за сына. А женихи сговорились убить Телемаха, как только он вернется.

Но в судьбу Одиссея и его семьи вмешались боги. По решению совета олимпийцев Гермес слетал к нимфе Калипсо и повелел ей отпустить героя. Уговаривала нимфа пленника остаться, сулила бессмертие, но Одиссея неудержимо тянуло домой.

Он отплыл от острова Огия на собственноручно сработанном плоту. Буря долго носила его по безбрежному морю, пока не выбросила на остров, где жил народ феаков во главе с царем Алкиноем. Гостеприимно встреченный им, на пиру Одиссей рассказал о своих приключения после взятия Трои. Ниже излагается содержание его рассказа.

Отплыв из-под Трои с попутным ветром, корабли Одиссея сначала достигли земли кикоинов, которую греки взяли «на копье» и разграбили, а затем причалили к острову лотафагов. Здесь трое спутников Одиссея поели сладкого лотоса и забыли про родину. Испугавшись, что такое может случиться и с остальными его людьми, Одиссей приказал им побыстрее сесть за весла и покинуть остров.

После долгого плавания достигли греки острова циклопов. История пребывания Одиссея и его спутников в плену у одноглазого циклопа Полифема – сына Посейдона – и успешного вызволения из этого плена благодаря хитрости Одиссея хорошо известна даже детям. Напомним лишь концовку этой истории. Когда корабли греков уже отплыли от острова, Одиссей крикнул: «Знай, Полифем, что тебя ослепил Одиссей, царь Итаки». Завыл от злости циклоп и воскликнул: «Сбылось пророчество прорицателя. Но я думал, что Одиссей – грозный великан, а не такой ничтожный червяк, как ты!»

Вскоре прибыли греки на остров Эола. Целый месяц чествовал их пирами Эол, а на прощание дал Одиссею большой мех, завязанный серебряной бечевкой. В этом мехе были заключены подвластные Эолу ветры. Лишь один легкий Зефир оставался на свободе. Он должен был гнать корабли греков к родной Итаке. Но однажды во время сна Одиссея его товарищи развязали мех, полагая, что в нем хранятся драгоценности. Вырвались ветры наружу, и вновь закружила буря суда Одиссея по безбрежному морю, а ведь Итака была так близка.

На острове листригонов страшные великаны убили и съели всех спутников Одиссея с одиннадцати кораблей. С трудом спасся лишь один корабль, на котором находился сам царь Итаки.

Долго плыли оставшиеся в живых греки, проливая слезы о погибших друзьях, и достигли, наконец, острова Эгеи, где жила прекрасноволосая волшебница Кирка – дочь бога Гелиоса. Возле ее дворца резвились ручные львы и волки, увидев людей, они стали ласкаться к ним. Но коварной и злой оказалась хозяйка дворца. Только с помощью Гермеса удалось Одиссею умилостивить Кирку и уговорить вернуть товарищам человеческий облик.

Но еще сложнее оказалось решить вторую задачу – покинуть остров Кирки. Волшебница объявила, что Одиссей должен посетить предварительно царство мрачного Аида и там выспросить о своей судьбе у тени прорицателя Тиресия.

На земле киммерийцев, у высокого утеса, где впадают в Аид три земные реки, сносился Одиссей с душами мертвых. И сказал ему Тиресий: «Мстит тебе Посейдон за ослепление Полифема. Но и против воли бога достигнете вы родины, если только твои спутники не тронут на острове Тринакрии быков Гелиоса. А если тронут, спасешься лишь ты один. Дома ты отомстишь женихам, но после этого, взяв весло на плечо, должен будешь странствовать по суше до тех пор, пока не встретишь народа, не знающего мореплавания».

Разговаривал Одиссей и с душами некоторых других мертвых. Горько жаловался ему Агамемнон на жену свою Клитемнестру, убившую его сразу после возвращения из-под Трои. Мрачно сетовал Ахилл на безрадостное пребывание в Тартаре и высказывался в том смысле, что лучше быть последним человеком на земле, чем царем в подземном царстве.

Вернулся Одиссей на остров Кирки и рассказал ей обо всем, что видел и слышал. Отпустила его после этого волшебница с миром, и поплыл он со спутниками дальше. Проплывая мимо острова сирен, Одиссей залепил товарищам уши воском, а себя приказал крепко привязать к мачте. Тем и спаслись от кровожадных певуний (спутники Одиссея не слышали пения сирен, а сам он, хотя и слышал, не мог попасть в их смертельные объятия).

Проплывая между Сциллой и Харибдой, Одиссей смог все-таки выбрать меньшее из двух зол, а именно Сциллу: она вырвала из его экипажа только шесть человек (по числу пастей), в то время как Харибда погубила бы всех.

Наконец прибыли греки на остров Тринакрию (в древней Греции иногда так называли Сицилию). И здесь случилось то, от чего предостерегала Одиссея тень прорицателя Тиресия. Несмотря на все предупреждения своего предводителя, голодные спутники Одиссея убили быков Гелиоса и употребили их в пищу. Разгневался бог-солнце, грозился навсегда закатиться за горизонт и никогда не светить больше коллегам и людям. Но, в конце концов, довольствовался тем, что погубил всех оставшихся людей Одиссея, самому ему, однако, сохранив жизнь. После этого царь Итаки девять дней носился по бурным волнам, цепляясь за обломки корабля. На десятый день прибило его к острову нимфы Калипсо.

С большим интересом выслушал царь Алкиной рассказ Одиссея, а потом сам руководил приготовлениями к отплытию гостя на Итаку. Одиссею дали корабль, выделили гребцов, снабдили припасами и щедрыми подарками.

Домой Одиссей явился под видом нищего странника и открылся только своему рабу – свинопасу Эвмею (которого Гомер называет «богоравным»). Узнал Одиссея и пес Аргус, узнал, встрепенулся, заласкался и тут же издох (он ждал хозяина двадцать лет).

А женихи между тем устроили очередное пиршество, требуя от Пенелопы выбора одного из них себе в мужья. Верная супругу Пенелопа пустилась на хитрость. Она предложила женихам натянуть лук Одиссея и прострелить стрелой 12 колец (до сих пор исследователям на вполне ясно, что имелось в виду под первой частью задания: то ли надеть тетеву на «рога» лука, что сделать было действительно нелегко, то ли «натянуть» лук в прямом смысле – как взвести курок перед выстрелом). Тогда принять участие в состязании попросился инкогнито Одиссей. Женихи запротестовали, но Телемах настоял на том, чтобы страннику дали лук. Одиссей справился с задачей, а затем с помощью сына и слуг перебил непрошеных гостей. Счастливая Пенелопа обрела долгожданного мужа.

Отдохнув и наведя порядок в своих владениях, Одиссей выполнил всевышний наказ: взял весло и пошел вглубь суши, и шел так долго, пока встречающиеся ему люди перестали понимать, что за жердь он несет на плече (свидетельство того, что он достиг мест, где народ не знает мореплавания).

ЦАРЬ ЭДИП. Молодой наследник царской власти в Фивах Лай гостил у другой царственной особы – Пелопса в г. Писе. Гость отплатил хозяину черной неблагодарностью – похитил у него сына Христина и увез с собой в Фивы, за что Пелопс проклял похитителя и предрек ему несчастия и беды.

Дома Лай женился на Иокасте, но брак оказался бездетным. Обеспокоенный этим, Лай отправился в Дельфы узнать у оракула о причинах бездетности. Жрица Аполлона – Пифия дала такой ответ: «Будет у тебя сын, но погибнешь ты от его руки – в наказание за нарушение законов гостеприимства».

Сын у Лая действительно скоро родился. Стремясь избежать свершения пророчества, Лай приказал своему рабу отнести новорожденного в лес и оставить там, на съедение зверям. Раб, однако, приказания хозяина не выполнил, а тайно передал мальчика рабу коринфского царя Полиба. Полиб усыновил новорожденного и назвал его Эдипом.

Вырос Эдип и уже готовился наследовать власть у отца, когда однажды на пиру один из гостей неосторожно назвал его приемышем. В душу Эдипа закрались сомнения, и пошел он в Дельфы за предсказанием. «Эдип, ужасна твоя участь, – сказала ему Пифия. – Ты убьешь своего отца и женишься на своей матери».

От такого пророчества Эдип пришел в смятение и решил не возвращаться в Коринф. Выйдя из Дельф, он побрел по первой попавшейся дороге. Вскоре повстречалась ему колесница, на которой ехал благообразный старец, сопровождаемый рабами и слугами. Произошла случайная дорожная ссора, а за ней драка, в которой Эдип убил старца и перебил всю его свиту. Лишь один раб спасся бегством.

Дорога привела Эдипа в Фивы. Город он застал в большой тревоге: кто-то убил царя фиванцев – Лая (об этом сообщил его раб), а поселившийся вблизи города страшный Сфинкс (чудовище, похожее на огромного льва с крыльями) требовал от горожан все новых и новых человеческих жертв.

Приняв близко к сердцу вторую беду фиванцев, Эдип решил избавить их от нее, и смело пошел к Сфинксу. Тот предложил ему отгадать загадку, которую загадывал каждой своей новой жертве, и которую пока никто не смог отгадать: «Скажи, кто ходит утром на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?»

«Это человек, – ответил Эдип, – ребенком он ползает на четвереньках, взрослым ходит на двух ногах, а в старости передвигается, опираясь на костыль».

Так отгадал Эдип загадку Сфинкса, и тот бросился со скалы в море (на что была воля богов). А в Фивах жители с восторгом встретили героя. Эдип сделался царем и женился на вдове прежнего царя – Иокасте.

Но однажды пал на город страшный мор. Фивам грозило превратиться в кладбище. Оставшиеся в живых с надеждой взывали к Эдипу: ведь он уже однажды спас город от гибели, неужели не спасет во второй раз.

Отправил Эдип в Дельфы своего шурина Креонта испросить оракула о причинах эпидемии. Привез Креонт следующий ответ: «Пусть фиванцы изгонят из своей среды того, кто пролил кровь царя Лая и кто повинен в кровосмешении».

Но как найти цареубийцу и кровосмесителя? Эдип сзывает народное собрание и просит подданных помочь ему в поисках. Люди указывают на прорицателя Тиресия: «Вот кто знает».

Упорствует Тиресий, не хочет говорить то, что ему известно. Но, уступая требованиям Эдипа, все-таки открывает ему страшную тайну: «Это ты убил Лая и женился на собственной матери. Постигнет тебя за это злой рок: из зрячего станешь слепым, из богача – бедняком, из царя – изгнанником».

Не меньше Эдипа откровением Тирессия была потрясена Иокаста. Не в силах вынести всего происшедшего, она повесилась в собственной спальне. А обезумевший Эдип выколол себе глаза шпилькой, выдернутой из одежды жены, и удалился в изгнание.

Опустошенный духовно и беспомощный физически, Эдип неминуемо скоро погиб бы, будь он один. Но его сопровождала дочь Антигона, решившая посвятить себя отцу.

А в Фивах сыновья Эдипа Этеокл и Полиник никак не могли поделить власть. В конце концов взял верх младший – Этеокл – изгнал из города Полиника. Тот не сдался и организовал против Этеокла поход с войском, набранным в других городах. Оба сына забыли отца. Лишь Антигона и присоединившаяся к ней вторая дочь Эдипа – Исмена находились рядом с родителем. Но пробил его час: бог смерти Танат тайно похитил Эдипа и перенос ее в Аид.

А междоусобица эдиповых сыновей закончилась их поединком, приведшим к смерти обоих. Старшему, Полинику, фиванцы отказали в погребении, как человеку, наведшему на родной город врагов. Сестра Полиника – Антигона, выполняя долг перед братом, совершила над ним погребальные обряды. Ее судили за ослушание, и по настоянию Креонта, ставшего царем, приговорили к погребению заживо в фамильной царской гробнице. После приведения приговора в исполнение Креонт спохватился и приказал вскрыть гробницу. Но поздно: свив петлю из своей одежды, повесилась Антигона.

Таков печальный конец этого мифа, вызвавшего не утихающий резонанс в духовной культуре человечества. Сюжет мифа в целом, отдельные его фрагменты и образы (например, тема Антигоны) неоднократно в разных контекстах использовались в искусстве последующих эпох. Символическое значение приобрело понятие «эдипов комплекс» (или «комплекс неполноценности»), означающее переживание человеком своих собственных слабостей и пороков (действительных или мнимых) и фаталистическое к ним отношение. В жизни и в науке (социологии) находит употребление выражение «эффект Эдипа» – для обозначения обратного влияния пророчества (социологического прогноза) на людей (неосознанного следования пророчествам и прогнозам).

3. Славянская (русская мифология)

Как подчеркивалось выше, необходимость знакомства с мифами Древней Греции определяется фактом их принадлежности к высшим общечеловеческим ценностям. Но не меньшую долю в культуре каждого человека должна занимать ее национальная составляющая (тем более что любая локальная, в том числе национальная культура имеет ценность сама по себе и, в конечном счете, она обогащает общемировую культуру).

Не менее 80 процентов населения России состоит из людей, имеющих славянские корни, а значительная часть остальных считают славянскую (русскую) культуру своей, или очень им близкой. Поэтому есть все основания уделить специальное внимание мифам наших непосредственных предков – восточных славян, давших начало русской народности.

Христианизированная греко-римская культура видоизменила процесс естественного развития славянской мифологии (а также германской, финно-угорской и др.). Но печалиться об этом не стоит. Заслуживает сожаления лишь факт ограниченности тех источников, из которых мы черпаем знания о мифах славян (опять-таки, в сравнении с источниковедением древнегреческой мифологии, о чем уже была речь в иной связи). Но те источники, которыми располагает наука, позволяют все-таки в определенной мере реконструировать славянскую – русскую мифологию. К этим источникам относятся древнерусские летописи, письменные свидетельства иностранцев о восточных славянах, древнерусский героический эпос – былины, выдающийся памятник древнерусской литературы «Слово о полку Игореве», произведения фольклора (сказки, песни, пословицы и поговорки), различные этнографические памятники (старинные праздники, обряды, поверья, архаические элементы быта, сохранившиеся к началу изучения мифов).

Формирование протославянского этноса приходится, вероятно, на конец первого тысячелетия до н. э. Небезынтересно, в связи с этим, отметить, что фрагменты сюжетов из некоторых древнегреческих мифов развертываются на территории протославян. Так, мать Аполлона и Артемиды титанида Латона родилась за Дунаем в земле Гипербореев. В этих же местах Геракл настиг керинейскую лань (четвертый подвиг). Этот же герой побывал в Скифии (территории севернее Черного моря). Здесь он освободил от оков Прометея и стал родоначальником скифов, вступив в брачную связь с полуженщиной-полузмеей (древний народ – скифы, несомненно, участвовал в формировании протославянского этноса).

Восприятие протославянами природы вначале было всецело анимистическим (как у всех народов, находящихся на архаической ступени развития), а затем эволюционировало по линии все более углубляющегося олицетворения объектов и явлений природы. Но у нас нет сведений о наличии в славянской мифологии человекообразных существ, из которых возник весь мир. Некоторые исследователи, однако, считают, что черты этих мифологических персонажей неявно угадываются в облике былинных и сказочных великанов (Святогоре, Горыне, Дубыне, Усыне), которые одиноко и неподвижно обитают в горах и в дела людей не вмешиваются.

В «классический» период развития восточнославянской мифологии составился пантеон русских первобогов (соответствующий богам-олимпийцам в древнегреческой мифологии). О нем сообщает «Повесть временных лет». Первое место в этом пантеоне принадлежит богу-громовержцу Перуну, обитающему вверху (на небе, на горе) и вступающему в схватку с богом Велесом, обитающем внизу (на земле, под горой). Причина их распри – похищение Велесом скота, людей, а также, по некоторым версиям, и жены громовержца. Преследуемый Перуном Велес прячется под деревом, камнем, превращается в человека, в зверя, но везде его настигает карающая молния Перуна. Победа последнего над противником завершается животворящим дождем.

Но ко времени принятия христианства Велес утрачивает демонические черты, он перестает противостоять Перуну и становится почитаемым общим богом восточных славян, покровителем домашних животных («скотьим» богом, как сказано в летописи). Перун же приобретает статус бога воинов, объединяя черты, характерные для древнегреческих Зевса и Ареса (Юпитера и Марса). Он единственный из русских первобогов, известный ныне, пожалуй, каждому российскому школьнику, благодаря упоминанию в стихотворении А.С.Пушкина «Песнь о вещем Олеге» («… покорный Перуну, старик, одному, заветов грядущего вестник»).

Кроме Перуна и Велеса в пантеон входили Даждьбог и Хорс – боги, связанные с солнцем и солнечным светом (в «Слове о полку Игореве» русичи названы внуками Даждьбога), Стрибог – бог ветра и Сварог – бог огня. Функции еще двух первобогов – Самаргла и Мокоши (божества женского рода) не совсем ясны. Некоторые исследователи считают, что Самаргл был заимствован из иранской мифологии, и что он как бы объединял всех богов пантеона, замещая при необходимости каждого из них. Что касается таинственной Мокоши, то иногда ее трактуют на манер древнегреческой Деметры (богини плодородия), в других случаях – как богиню судьбы.

Принятие князем Владимиром в 988 г. христианства повлекло за собой уничтожение идолов и запрет языческой религии. По свидетельству летописца, сброшенную с пьедестала деревянную статую Перуна княжеские дружинники гнали вниз по Днепру десятки верст (момент свержения идола запечатлен в картине И. Глазунова «Вечная Россия»). Натиск нового (христианского) мировоззрения, подержанного государством, был настолько силен, что образы языческих первобогов не нашли отражения ни в произведениях фольклора (по крайней мере, дошедших до нас), ни в топонимике – географических названиях (исключение составляют днепровский остров Хортица – местоположение Запорожской Сечи, название которого восходит к имени бога Хорса и, возможно, мордовско-русская река Мокша – от имени богини Мокоши).

Несколько по-иному сложилась судьба мифических персонажей из «второго эшелона» (не вошедших в пантеон): некоторые из них пережили свое время, сохранившись в языке народа, в его обычаях и традициях, поверьях и т. п. К таковым относятся: Ярило – олицетворяющий мужскую оплодотворяющую силу; Марена – символизирующая умирание и воскрешение природы (с акцентом на умирание: отсюда выражение «Зима – Марена»); Коляда – несущая умиротворение и веселье (во время праздника Коляды – в конце декабря – прекращались распри); Купала – связанная с летним солнцестоянием (имя слилось с Иваном Купалой – народным прозвищем Ивана Крестителя); Кострома – воплощение весны и плодородия (дала название городу Костроме); Лада и Лель (мать и сын), воспевающие любовь и брак (слова «лада», «ладушка» до сих пор сохраняют значение как ласковое обращение к женщине; именем Лель А. Островский назвал одного из героев своей пьесы-сказки «Снегурочка»).

Особый тип мифологических персонажей: русалки, водяной, леший, домовой, вурдалак, упырь, кикимора.

Русалки – существа женского пола (по поздним версиям, с рыбьими хвостами) и поначалу, видимо, вполне аналогичные древнегреческим нимфам. Но затем в представления о русалках стал вплетаться мотив оживших женщин-утопленниц, могущих при определенных обстоятельствах становиться опасными для людей, в особенности мужчин. Некоторые исследователи считают, что слово «русалки» сравнительно позднего происхождения, привнесенное с Запада. Исконно же русские названия этих божеств – водяницы, купалки, лоскотухи, шутовки, хитки.

Водяной – божество мужского пола, но по своей мифологической сущности близкое к русалкам. Считалось, что водяной просыпается от спячки 30 апреля и за три дня до этого срока ему следует принести жертву, иначе он станет вредить рыбакам, мельникам, а также бортникам-пчеловодам (последним – тем, что способен подмачивать борти с пчелами).

Леший – бог леса, в чем-то близкий древнегреческому Пану. Представлялся в виде старца с длинной зеленой бородой, иногда с рогами и копытами. Может являться в облике обыкновенного человека, даже близкого или родственника. Любит «шутить», например, сбивать с дороги путников (отсюда пошло выражение «леший водит») и щекотать женщин (не только до смеха, но и до смерти).

Домовой – обычно добрый домашний бог, обитающий в печи, печной трубе или за печью. Стоном и плачем предупреждает хозяев о пожаре и других бедах. Но может по тем или иным причинам рассердиться и стать вредоносным.

Вурдалак – колдун-оборотень (чаще принимающий облик волка).

Упырь – существо в виде налитого кровью мертвеца (впоследствии отождествляемого с ожившим утопленником).

Кикимора – по одной из версий жена домового, но всегда – женщина (молодая или старая) с уродливыми чертами. Вурдалаки, упыри, кикиморы безмотивно враждебны человеку.

Все рассмотренные мифоперсоны (начиная с русалок) характеризуются тем, что выступают, с одной стороны, как герои народных сказок, а, с другой, как существа, вера в реальность которых среди определенной части населения (главным образом сельского и малообразованного) дожила до конца XIX в. и даже перешагнула этот рубеж («взаправдашние» рассказы о встречах с лешим можно было слышать, к примеру, еще в 40—50-е годы XX в.; что касается домового, то он как бы передал эстафету таинственному полтергейсту, в которого ныне верят некоторые люди, причем не только малообразованные).

Выделим еще три сказочных персонажа – Бабу Ягу, Кощея (Кощея Бессмертного) и Змея (Змея Горыныча). От русалок, водяного, лешего и т. п. они отличаются тем, что давно уже (но кто знает, с каких пор конкретно) не «претендуют» на роль реальных существ, оставаясь всецело принадлежностью фольклора.

В древности Баба-Яга выступала одной из мифологических персонификаций смерти, на что, кроме ее повадок, указывает и такой символ смерти, как костяная нога (аналогичная черепу и кости в современной смертьнесущей символике). Наиболее близким прообразом жилища Бабы-Яги – «избушки на курьих ножках» вероятнее всего следует считать так называемую «домовину» – миниатюрный срубный домик, иногда без четвертой стены (впоследствии просто гроб), куда во время погребального обряда ставили угощенье для покойника. Реального прототипа «летательного аппарата» Бабы-Яги – ступы пока не найдено (хотя помело может, при некотором усилении воображения, напомнить «воздушное» весло или правило). Вполне возможно, что ступа – это чисто фольклорный довесок к мифу о Бабе-Яге.

Кощеевым царством в древности именовали царство мертвых (славянский Аид). Охраняет это царство Кощей. Имя этого персонажа взято из тюркского языка: «кошичи» – буквально «раб», «пленник» (в «слове о полку Игореве» князь Игорь пересаживается из злата седла «в седло кощиево»). Но кроме смерти Кощей воплощает также коварство, неблагодарность, вероломство и т. п. Те же знаковые функции несет образ Змея. По своей мифологической сущности Кощей и Змей – одно и то же.

В заключение задержим внимание на вопросе о связи мифа с былинами. В отличие от древнегреческого эпоса («Илиады» и «Одиссеи», например) содержание русских былин не было всецело мифическим. Языческие первобоги (Перун и др.) в них вообще не фигурируют, на что указывалось в иной связи. Что касается человеческих персонажей, то их тоже нельзя рассматривать по прямой аналогии с персонажами древнегреческих мифов: былинные богатыри (в первую очередь знаменитая троица – Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович) – в полном смысле народные герои с ярко выраженными нравственными характеристиками – защитники родины от нашествия врагов. Предположительно они имели исторических прототипов.

Вместе с тем, в былинах повсюду встречаются следы предшествующего мифотворчества. О былинных великанах, как возможных отдаленных прообразах стихийных сил природы, речь уже была. Явными мифологическими чертами наделены враги былинных богатырей: Соловей-разбойник, Идолище, Тугарин Змеевич и др. Но и сами богатыри не лишены мифологической атрибутики. Так, образ Ильи Муромца, как компетентно заключают исследователи, имеет одним из своих истоков представление о боге-громовике (через промежуточную «ступень» – христианский образ Ильи-пророка). В подвигах богатырей варьируется мифологический мотив о борьбе громовержца с существами змеиной породы. Оружие богатырей также напоминает арсенал мифических героев: меч-кладенец, топор-саморуб и т. п. Наличествующий в былинах об Илье Муромце эпизод о предостережении богатыря «каликами перехожими» от боев со Святогором, Самсоном-богатырем, Микулой Селяниновичем, Вольгой (Волхом) восходит к известному мифологическому сюжету об «уязвимом месте» («ахиллесовой пяте») и предсказании гибели от будущего противника. Сражение Ильи Муромца с неузнанным сыном Сокольником также перекликается со схожими сюжетами в некоторых мифах (о царе Эдипе, например).