Текст книги "Убийства в десятиугольном доме"

Супругов Китамура убили в спальне, разбив им головы. Орудием убийства, скорее всего, послужил топор, найденный в их комнате. Еще на обоих телах обнаружили следы от веревок. Предполагаемое время смерти – после полудня девятнадцатого сентября, за день до пожара.

Кадзуэ Накамуру задушили в спальне, на ее кровати, веревкой или шнурком. У трупа отсутствовала левая кисть, она была отделена от тела уже после смерти. Ее до сих пор не нашли. Предполагаемое время смерти – семнадцатое или восемнадцатое сентября.

Сэйдзи Накамуру облили керосином и сожгли в той же комнате. В останках обнаружили большую дозу снотворного, как, впрочем, и в телах других жертв. Предполагаемое время смерти – раннее утро двадцатого сентября, когда произошел пожар. Считается, что возгорание произошло на кухне. Преступник разлил керосин по всему дому и поджег.

Как ты знаешь, полиция записала в преступники Сэйити Ёсикаву, пропавшего садовника, и на этом успокоилась. Однако несколько моментов осталось невыясненными. Например, куда делась левая кисть Кадзуэ? Зачем Ёсикаве понадобилось отрубать ее и уносить с собой? Вопрос второй: каким образом ему удалось скрыться? Единственный катер, на котором он мог уплыть с острова, остался в бухте. Трудно представить, чтобы человек после убийства четырех человек в конце сентября мог добраться до большой земли вплавь.

Конечно, полиция рассматривала и версию «пришлого» убийцы, но чем глубже ее прорабатывали, тем больше не сходились концы с концами. Исходя из тождества «Ёсикава = преступник», версия картины преступления, предложенная полицией, выглядит примерно… Давай-ка поешь. Не стесняйся, Конан-кун.

– Что? А-а…

Пока Симада говорил, Такааки принесли тост и кофе. Но он к ним не прикоснулся – и не потому, что стеснялся есть, когда человек говорит. Рассказ Симады настолько увлек его, что он позабыл о еде.

– Теперь мотивы. На этот счет имеются две версии. Первая – преступник хотел завладеть состоянием Сэйдзи, то есть ограбление. Вторая – Ёсикава питал чувства к Кадзуэ, или между ними был тайный роман. Или комбинация двух версий.

Ёсикава сначала вырубил снотворным всех обитателей виллы и, когда они уснули, приступил к делу. Связал слуг, связал Сэйдзи и запер их в одной из комнат. Потом перетащил Кадзуэ в спальню и изнасиловал. Ее он убил первой, вот почему экспертиза показала, что она умерла на день или два раньше остальных. Есть основания думать, что преступник еще и надругался над трупом, хотя стопроцентных доказательств вроде бы нет. Затем настал черед супругов Китамура. Видимо, они всё еще спали под воздействием снотворного. Сэйдзи был последним. Сонного, преступник облил его керосином, пошел на кухню и поджег дом.

– Симада-сан! – Рука Такааки, державшая чашку с уже остывшим кофе, повисла в воздухе. – Но почему преступник так долго держал Сэйдзи живым? И слуг тоже? Он все равно собирался их убить. Почему сразу этого не сделал? Так было бы спокойней.

– Возможно, сначала он не хотел их убивать, а запаниковал, когда убил Кадзуэ. Тот факт, что он до последнего не убивал Сэйдзи, поддерживает версию ограбления.

– Почему?

– Потому что Сэйдзи Накамура был архитектором.

– Архитектором? Ну и что?

– Я же говорил, что Сэйдзи был со странностями. Во всех спроектированных им зданиях, будь то Голубая вилла или Десятиугольный дом, чувствовались какая-то маниакальность, ребячество, легкомыслие. Эти проекты отражают его специфические вкусы. Одной из его «фишек» была страсть к разным секретам и хитроумным приспособлениям.

– Приспособлениям?

– Именно. Не знаю, сколько их он понаделал, но по крайней мере в сгоревшей вилле этого добра было много – потайные комнаты, шкафы, сейфы и так далее. И об их расположении знал один только Сэйдзи, и больше никто.

– Вот оно что! Значит, если преступник искал деньги, ему надо было выбить эту информацию из Сэйдзи.

– Совершенно верно. Вот почему он его сразу не убил.

Симада сделал паузу и оперся локтем о крышку стола.

– Вот что известно об этом деле и проведенном расследовании. Полиция продолжает разыскивать пропавшего садовника, хотя маловероятно, что его найдут. Ну как, Конан-кун? Есть вопросы?

– Да-а, интересно…

Такааки допил свой кофе и задумался.

Судя по тому, что рассказал Симада, линия расследования, которой придерживается полиция, выглядит наиболее логичной. Однако это всего лишь предположения, основанные на том, что осталось на месте преступления, или, говоря по-простому, попытка найти логику в запутанной ситуации.

Главная проблема в том, что Голубая вилла сгорела дотла. Поэтому информации на месте происшествия с самого начала было собрано очень мало. Кроме того, в пожаре не выжил ни один человек. Следовательно, никто не мог рассказать, что происходило на острове во время трагических событий и что к ним привело…

– Что ты такой серьезный, Конан-кун? – сказал Симада, облизывая губы. – Можно теперь я спрошу у тебя? Хотя это не имеет прямого отношения к тому, что произошло на Цунодзиме.

– Я вас слушаю.

– Я хочу спросить об этой девушке, Тиори. Я знал, что у Ко-сан есть племянница и что из-за школы она живет с родителями Кадзуэ. Я также слышал, что в прошлом году она погибла в результате несчастного случая, но я не в курсе подробностей. Какая она была, Тиори Накамура?

Лицо Такааки застыло:

– Тихая. Старалась никому не мозолить глаза, все время с какой-то печалью на лице… Я с ней практически не общался, не говорил даже. Но она была хорошая, добрая. Если компания или вечеринка какая-нибудь, она всегда уборку на себя брала.

– А как она умерла?

– В январе прошлого года Клуб детективов устроил новогодний вечер. Причиной смерти стало острое алкогольное отравление. – Такааки говорил, не отводя от окна рассеянного взгляда. – Обычно она уходила домой, как только кончалась вечеринка, но в тот день мы уговорили ее остаться и потусоваться еще. Поступили ужасно, конечно. Потому что она была слабенькая, а у всех будто вожжа под хвост попала, вроде как напоили ее…

– Напоили?

– Ну да. Я в тот вечер тоже пошел вместе со всеми на второй круг, но скоро ушел – дела какие-то были. Мы вместе с приятелем ушли. Морису его фамилия. Все произошло после нашего ухода. Но… – Такааки приложил руку к карману куртки, где лежало письмо. – Это был не несчастный случай. Может, мы и в самом деле ее убили.

Думая о Тиори, он чувствовал, что тоже в ответе за ее смерть. Не уйди тогда раньше, мог бы помешать остальным подливать Тиори в стакан.

– Ты вечером как, не занят, Конан-кун? – весело спросил Симада, будто уловивший, что творится в душе Такааки. – Поужинаем вместе, выпьем где-нибудь…

– Но…

– Приглашаю. А взамен хочу с тобой поговорить о детективах. Нет у меня приятелей, чтобы просто так потолковать. Печально, но факт. Ну что, согласен?

– Э-э… я с радостью.

– Заметано. Тогда едем в О.

– Только, Симада-сан…

– М-м?

– Я у вас еще не спрашивал. Как вы познакомились с Кодзиро-сан?

– Очень просто. Мы вместе учились. Он немного постарше.

– В университете? Значит, вы тоже изучали буддизм?

– Да, было дело. – Симада смущенно потер кончик носа. – Вообще-то мы – наша семья – настоятели буддийского храма недалеко от О.

– Ого! Выходит, вы буддийский монах?

– В нашей семье три брата. Я – самый младший, и вот в таком возрасте все еще болтаюсь без дела. Так что в моем положении нелепо цепляться к другим людям, называть кого-то странным. Отцу уже за шестьдесят, но он еще полон сил и энергии. Поэтому единственный шанс прочитать сутру по умершему мне предоставляется, только если в детективе, который я читаю, кого-то убивают, – сказал Симада и с серьезным видом сложил по-буддистски ладони вместе.

5

Тиори, которую вы убили, – моя дочь.

Кёити Морису снова взял в руки письмо с низкого стеклянного столика и в очередной раз вздохнул. Он сидел на полу, привалившись к кровати и вытянув уставшие ноги на толстом сером ковре.

Вы… убили… Тиори…

Он медленно пробежал глазами по строчке ровных иероглифов, набранных на процессоре. Мысли, крутившиеся в его голове, не поддавались описанию.

Январь прошлого года. После новогодней вечеринки Клуба детективов ребятам захотелось продолжения. Морису вместе со своим однокурсником Такааки Каваминами задержались еще немного и ушли. Потом-то все и случилось…

На оборотной стороне конверта значилось имя отправителя – Сэйдзи Накамура. Человека, которого убили на Цунодзиме полгода назад. Которого Морису ни разу в жизни не видел.

Морису жил на пятом этаже «Тацуми хайтс» – жилого дома, где снимали однокомнатные квартирки в основном холостяки. Прямо против железнодорожного вокзала города О, неподалеку от порта.

Положив письмо обратно на столик, Морису, покачивая головой, потянулся к пачке «Севен старз». В последнее время курение уже не доставляло ему удовольствия, как раньше, хотя тяга к никотину по-прежнему не оставляла.

Что они сейчас могут делать на Цунодзиме?

Эта мысль мелькнула в голове, пока Морису оглядывал свою крошечную комнату. У стены стоял мольберт с начатой картиной маслом, на которой несколько каменных будд в окружении погружающихся в сумерки деревьев всматривались в вечность. Он случайно наткнулся на эти изваяния на полуострове Кунисаки, в горах, куда люди почти не заглядывают. И только начал наносить первые мазки красками на нарисованный углем эскиз…

От сигаретного дыма запершило в горле. Морису закашлялся и бросил только начатую сигарету в пепельницу, наполненную водой.

Он не мог избавиться от плохого предчувствия. Будто должно случиться что-то неожиданное…

В этот момент зазвонил телефон.

Морису посмотрел на часы. Почти полночь.

В такое время может звонить только…

Подождав несколько секунд, он снял трубку.

– Кёити, ты?

Знакомый голос. Как он и подумал, это был Такааки Каваминами. Морису вздохнул с облегчением:

– Привет, Дойл!

– Я же тебя просил: не называй меня так. Днем пробовал до тебя дозвониться.

– Я гонял на мотике на Кунисаки.

– Кунисаки?

– Угу. Рисовал там.

– Понятно. Слушай, ты письмо недавно не получал? Странное такое.

– От Сэйдзи Накамуры? Я тебе полчаса назад звонил, чтобы задать тот же вопрос.

– Значит, получил… И я тоже.

– Ух ты! Ты где сейчас? Может, приедешь?

– Для того я тебе и звонил. Я тут недалеко. Надо поговорить об этих письмах. Нужны твои мозги.

– Считаешь, они у меня есть?

– Как там говорят: ум хорошо, а два лучше? А три еще лучше. Я к тому, что приеду не один.

– Да, приезжайте. Жду.

* * *

– Я подумал, что это чья-то идиотская шутка, хотя, в чем смысл, совершенно непонятно, – проговорил Морису, сравнивая два письма, лежавшие перед ним на столе. – Здесь написано «вы», так что, наверное, не один я это получил.

– Твое письмо, похоже, копия. А у меня вроде оригинал, нет?

Такааки взял свое письмо.

– Точно такое же письмо получили в доме Хигаси. Я им звонил. Еще одно письмо – там написано немножко по-другому, но смысл тот же – за подписью Сэйдзи Накамуры прислали Кодзиро Накамуре.

– Кодзиро Накамура? – Морису сдвинул брови. – Это кто? Брат Сэйдзи?

– Точно. В его письме написано: «Тиори убили». Сегодня я ездил к нему в Бэппу и встретил там Симаду-сан.

Морису слегка поклонился человеку, с которым он только что познакомился. Гости до прихода к Морису выпивали, и смуглое вытянутое лицо Симады налилось краской. Такааки тоже, похоже, принял изрядно – дышал неровно, глаза покраснели, да и по запаху было понятно.

– Давайте с самого начала, – предложил Морису.

Такааки начал первым и быстро рассказал о том, что произошло за день. Выслушав приятеля, Морису изумленно посмотрел на него.

– Так ты что же, со вчерашнего дня совсем не спал?

– Ну, можно и так сказать… Но ведь история действительно непонятная. Кому и зачем понадобилось рассылать эти письма? Что думаешь?

Морису приложил руку к виску и закрыл глаза.

– Получается обвинение, угроза и желание привлечь внимание к тому, что произошло на Цунодзиме. И всё в одном флаконе? Хм-м… Здесь что-то определенно есть. Особенно призыв разобраться с Цунодзимой. Конечно, эту мысль нам навязывают, но все равно интересно. Мне кажется, в этом деле не до конца все ясно. Извините, Симада-сан…

Симада привалился спиной к стене и незаметно задремал. Услышав голос Морису, он поднялся и провел рукой по лицу, как кошка лапой.

– Симада-сан, хочу вас спросить…

– А-а, давай. Чего?

– Где был Кодзиро Накамура, когда все это случилось на Цунодзиме?

– Ты алиби имеешь в виду? – Симада улыбнулся, глаза у него были сонные. – Берешь быка за рога? Понятно. Кто больше всего выиграл от смерти Сэйдзи и Кадзуэ? Правильно – Ко-сан.

– Верно. Может, вам неприятно это слышать, но в первую очередь, наверное, подозрения падают на господина Кодзиро. Разве не так?

– Мой дорогой, в полиции тоже не дураки сидят. Конечно же, они проверили его алиби. Но к сожалению для них, оно у него оказалось стопроцентным. Не было его на острове.

– А где он был?

– С вечера девятнадцатого сентября до следующего утра Ко-сан проводил время со мной. Позвонил, что нечасто случается, и предложил выпить. Мы до глубокой ночи гуляли в Бэппу, а потом поехали к нему домой. Утром, когда ему сообщили о происшествии, мы сидели вдвоем.

– Да, действительно, алиби стопроцентное.

Симада кивнул.

– А ты-то что обо всем этом думаешь, Морису-кун?

– Сейчас ничего нового в голову не приходит, но, прочитав тогда об этом случае в газете, я вот что подумал…

– И что же?

– Это трудно объяснить. Наверное, просто интуиция.

Сделав такую оговорку, Морису продолжил:

– Я считаю, самое главное в этом деле – исчезнувшая рука Кадзуэ. Мне кажется, все прояснится, как только ее найдут.

– Хм-м… Рука, говоришь?

Морису и Симада посмотрели каждый на свои ладони и замолчали.

– Кстати, Кёити, ты знаешь, что целая компания из нашего клуба поехала на Цунодзиму? – спросил Такааки.

– Знаю. – Морису сухо улыбнулся. – Меня тоже звали, но я отказался. По-моему, это дурной вкус – лазить по таким местам.

– А когда они возвращаются?

– Говорили, через неделю. С сегодняшнего дня.

– Целую неделю? В палатках?

– Как же! Устроились получше. В том самом Десятиугольном доме.

– Кодзиро-сан сказал, что избавился от своего «поместья». Но что-то здесь есть подозрительное, непонятное: экспедиция отправляется на остров мертвых, и в это время приходят письма от мертвеца…

– Может, это просто такое странное совпадение.

– Совпадение?

– А может, и нет. – Морису снова закрыл глаза. – Если мы хотим разобраться, что к чему, нужно в первую очередь узнать, получили ли письма остальные участники той вечеринки. А то мы пока только про Хигаси знаем.

– Ты прав.

– Займешься этим?

– Займусь. Сейчас все равно каникулы, делать особо нечего… Неплохо будет попробовать себя в роли детектива.

– Молодец! Ты себе не изменяешь. Может, тогда еще что-нибудь по этому делу попытаешься разведать?

– Что конкретно?

– Ну, например, можно съездить к родным Ёсикавы, пропавшего садовника.

– Наверное, но…

– Слушай, Конан-кун! – заговорил Симада. – А ведь это интересная идея. Я говорил тебе, что Сэйити Ёсикава жил в Адзиму. Его жена, должно быть, еще там, а ведь она раньше работала у Накамуры на Цунодзиме… Единственный живой человек, знающий, как у них там было. Можно попробовать ее навестить.

– А ее адрес вы знаете?

– Узнать много времени не понадобится. – Симада весело рассмеялся, проводя рукой по впалым щекам. – Давай так, Конан-кун. Завтра с утра ты узнаешь насчет писем, а после обеда мы на моей машине едем в Адзиму. Согласен?

– Согласен. Морису, хочешь с нами?

– Я бы поехал, но поработать надо. Картину закончить. – Морису показал глазами на мольберт.

– Это будды с Кунисаки? Ты про них говорил? На конкурс хочешь их выставить?

– Не собираюсь. Просто хочу написать этот пейзаж до того, как расцветет сакура. Поэтому каждый день туда гоняю.

– Ого!

– Я никогда не был таким живчиком, как ты. Даже с незнакомыми людьми стесняюсь разговаривать… Позвони завтра вечером. Пусть поздно, когда сможешь. Мне интересно, что вы узнаете. – Морису устало привалился к кровати и закурил, хотя знал, что не получит от сигареты удовольствия. – Побуду кабинетным детективом, если не возражаете.

Глава 3
День второй
Остров

1

Она проснулась, толком не поспав.

Во сколько все разошлись? Часа в два, наверное. Она тут же легла в постель, но сразу уснуть не получилось. Она долго смотрела в полную мраком пустоту и никак не могла успокоиться. Из событий прошедшего дня в память врезались только неприятные моменты, которые никак не оставляли ее.

Эллери, Ван, По, Агата, Леру, Карр… Нельзя сказать, чтобы они ей не нравились. Скорее наоборот, она относилась ко всем, даже к Карру, вполне доброжелательно. Единственный человек в их компании, который ей не нравился, – она сама.

Обычно, когда происходила какая-то неприятность, она находила спасение, вернувшись в пансион, где жила, в свою комнату. Там был ее мирок, в котором она могла скрыться. Там она могла предаваться своим мыслям, воображать все, что ей заблагорассудится. В этом мирке жили ее лучшие друзья и подруги, идеал мужчины, которого она могла бы полюбить, и даже люди, любящие и ценящие ее просто так, без всяких оговорок. И сама она наполнялась очарованием, становилась такой, какой мечтала быть.

Однако…

Она в первый раз в жизни на этом острове, в этом доме, в этой комнате… И хотя здесь полностью предоставлена сама себе, на сердце все равно как-то неспокойно.

Она уже жалела, что оказалась здесь, потому что знала, что так случится. Наверное, ей не надо было сюда приезжать.

Но для нее эта поездка имела особый смысл.

Цунодзима, Десятиугольный дом… Заметили ли это остальные?

Она знала. Знала, что этот остров был домом для девчонки, которую в январе прошлого года они по своей безответственности и глупости погубили.

Тиори Накамура была ее единственной подругой, перед которой она могла раскрыть душу. Они учились на одном факультете, на одном курсе, были одногодки… В тот день, когда они впервые встретились в учебной аудитории, она поняла, что они с Тиори станут близкими подругами, и это ощущение никогда ее не оставляло. Тиори наверняка чувствовала то же самое. Они сразу наладили взаимопонимание, часто ходили друг к другу в гости…

– Мой отец странный, поселился далеко, на острове Цунодзима, – как-то сказала ей Тиори. И добавила, что не хочет, чтобы об этом знали другие.

Тиори умерла. А теперь они приехали на остров, где она родилась и где умерли ее родители.

«Это не осквернение памяти, это поминовение умерших», – говорила она себе.

Она не собиралась никому ничего рассказывать. Думала: «Пусть об этом знаю только я. Пусть только я буду оплакивать смерть Тиори, пусть хоть немного успокою ее душу».

Но есть ли у нее на это право? Не много ли она на себя берет? Не оскорбляет ли ее появление на острове память умерших здесь людей?

Мучаясь этими вопросами, она незаметно погрузилась в зыбкий сон. Казалось, один сон приходит на смену другому, и реальность в них мешается с фантазиями. В этих видениях картины увиденного в минувший день на острове сменяли друг друга, словно кинокадры кинохроники.

Поэтому она никак не могла до конца проснуться.

Просочившийся в щель между шторами слабый лучик света дал возможность осмотреться, но не позволил сразу определить, продолжается ли еще ее сон или она уже проснулась.

На полу комнаты лежал голубой ковер. Кровать стояла слева от окна. Справа у стены – стол, комод и зеркало в полный рост.

Орци медленно встала с постели и открыла окно.

Воздух слегка холодил кожу.

По небу плыли легкие белые облака. С моря доносился тихий шелест волн.

Орци взглянула на свои часики, которые положила у изголовья. Восемь.

Наконец она реально почувствовала, что наступило утро.

Закрыла окно, оделась. Черная юбка, белая блузка, поверх нее ярко-красный свитер крупными ромбами. Взглянула на себя в зеркало мельком, как обычно. Ей вообще не нравилось смотреть на свое изображение.

Орци взяла сумочку с туалетными принадлежностями и вышла из комнаты.

Похоже, больше никто еще не проснулся. В десятиугольном холле стояла тишина, словно оживление не царило здесь до самой поздней ночи.

И тут…

Орци заметила, что на стоявшем посреди холла столе, с которого накануне, перед тем как разойтись, они все убрали, что-то лежит. Луч света, падавшего через окно в потолке, отразился от белой поверхности и на миг ослепил ее.

Озадаченная, она медленно направилась к столу. Поняв, что на нем лежит, чуть не задохнулась и застыла на месте.

Что это?

Орци протянула руку к столу и тут же отдернула ее.

Немного оправившись от шока, она, забыв об умывании, бросилась к комнате, отведенной Агате.

2

Первая жертва

Вторая жертва

Третья жертва

Четвертая жертва

Последняя жертва

Детектив

Убийца

Семь молочно-белых пластмассовых табличек пятнадцать сантиметров длиной и пять сантиметров шириной. На каждой – красные иероглифы.

– Что за дурацкая шутка?!

Эллери заморгал от удивления, а проморгавшись, криво усмехнулся.

Полностью одетыми были только две девушки. Пятеро парней просто накинули на пижамы то, что под руку подвернулось. Их только что разбудил громкий голос Агаты.

– Шутка что надо. Интересно, кто это все придумал? – обратился к товарищам Эллери.

– Уж не ты ли сам?

– Нет, не я, Леру. Может, Карр или Агата?

– Я-то тут при чем?

– И не я. – Лицо Агаты напряглось. – Ты, Ван?

– Еще чего! – Тот покачал головой, потирая пальцами опухшие веки.

– Кто это обнаружил? Ты, Агата?

– Нет, Орци первая увидела. Уж конечно, это не она.

– Я ничего не знаю. – Орци опустила глаза. Создавалось впечатление, что она того и гляди бросится бежать.

Все взгляды обратились на По. Его бородатое лицо скривилось:

– Понятия не имею.

– Ну а кто же тогда?

Эллери пожал плечами:

– Шутка хороша, ничего не скажешь, но пошутили – и довольно.

Никто не отреагировал на его слова. В гнетущей тишине все смотрели друг на друга.

– Эллери, – наконец проговорил По. – Мне кажется, на такой номер способны только ты или Агата.

– Это не я. Могу еще повторить.

– И не я. Сколько можно говорить?

В холле опять воцарилось молчание, которое давило на всех. Глядя друг на друга, члены Клуба детективов ждали, что кто-нибудь не выдержит, рассмеется и признается: «Да я это, я!»

Тяжелая пауза продолжалась долго. Издалека доносился шум волн, накатывавших на берег.

– Клянусь, я этого не делал, – нарушил молчание Эллери. Лицо его было серьезно.

– Может, все-таки кто-то сознается? Спрашиваю еще раз. Ван?

– Я ничего не знаю.

– Агата?

– Повторяю еще раз: не я.

– Карр?

– Еще чего!

– По?

– Нет.

– Леру?

– Шутить изволите?

– А ты, Орци?

Та с испуганным видом отрицательно тряхнула головой.

Опять какое-то время до их ушей долетал лишь шум морских волн, соединяясь с волнами тревоги, нараставшей у семерых членов клуба.

– Ладно, – сказал Эллери, убирая челку со лба. – Злоумышленник – наверное, можно так его называть – кто-то из нас. Раз никто не признался – значит, в нашей компании скрывается один человек или несколько, который задумал какое-то злое дело.

– Какое дело? – спросила Агата.

– Откуда мне знать? – резко бросил Эллери. – Кто-то замышляет что-то нехорошее.

– Не наводи тень на плетень! – Карр иронично скривил губы. – Трудно, что ли, прямо сказать? Кто-то собрался нас укокошить и решил предупредить.

– Не беги впереди паровоза! – гаркнул Эллери так, что все удивились, и зло посмотрел на Карра. – Спрашиваю в последний раз. Может, кто-то все-таки хочет признаться?

Все опять переглянулись и покачали головой.

– Ну что же, – проговорил Эллери, собрал стоявшие на столе таблички и уселся на стул. – Давайте все присядем, – продолжил он, глядя с обычной улыбкой, как его товарищи неторопливо занимают свои места. – Извини, Агата, не приготовишь нам кофе?

– Приготовлю. – Та удалилась на кухню.

Не говоря ни слова, Эллери оценивающе посмотрел на сидевших за столом пятерых членов клуба и таблички, которые держал в руках. Никто из присутствовавших понятия не имел, что сказать.

Скоро появилась Агата с подносом, на котором стояли десятиугольные чашки с дымящимся кофе. Эллери взял одну и сделал глоток.

– Итак… – Он сунул обе руки в карманы темно-зеленого кардигана, надетого поверх пижамы. – На острове, кроме нас семерых, никого нет. Следовательно, тот, кто поставил здесь эти таблички, – один из нас. Должен быть одним из нас. Но все говорят, что ничего не знают о табличках. Это означает, что кто-то из нашей компании с неким намерением расставил на столе таблички и нарочно скрывает, что это дело его рук.

Таблички, как вы видите, пластмассовые. Надписи на них – под типографский шрифт. Иероглифы, похоже, нанесены красной краской из пульверизатора, но этого вряд ли достаточно, чтобы установить злоумышленника.

– Подожди, Эллери, – прервал его Леру. – Ведь так написать сможет не каждый, верно?

– Выходит, главная подозреваемая – Орци?

– Погоди, Эллери! Я вовсе не…

– Потому что среди нас именно Орци здорово умеет рисовать и писать. Что скажешь, Орци?

– Нет, это не я.

– Извини, конечно, но для оправдания этого мало.

Орци приложила ладони к пунцовым щекам и подняла глаза кверху.

– Да сейчас сколько угодно книжек с иероглифическими трафаретами. Каждый может купить и покрасить из баллончика…

– Твоя правда. Чуть-чуть художественного вкуса – и готово. И я бы смог, и По, и Ван.

Эллери улыбнулся и залпом допил еще не остывший кофе.

– А о табличках что скажете?

Леру протянул руку и взял одну табличку.

– Края что-то не очень гладкие.

– Их не готовыми покупали. Просто кто-то взял кусок пластика и нарезал таблички лобзиком или еще чем-то.

– Может, это подставки под что-то…

– Загляни в супермаркет, Леру, в отдел «Сделай сам». Там есть таблички любого цвета и размера.

Эллери забрал у Леру табличку, которую тот вертел в руках, и перемешал кусочки пластика, словно колоду карт.

– Ладно, давайте пока отложим это. – С этими словами он встал и отправился на кухню. Взгляды оставшихся за столом следовали за ним, как нитка за иголкой.

Через распахнутую двойную дверь было видно, как Эллери остановился перед буфетом, выдвинул пустой ящик и швырнул туда таблички. Вернулся в холл и сладко, с изяществом сиамской кошки, зевнул.

– Ну и видок у нас! Глупее не придумаешь… – Он развел руки в стороны и опустил глаза, словно осматривая себя с головы до ног. – Ну что? Вроде проснулись, теперь неплохо бы и одеться.

Эллери скрылся в своей комнате, и висевшее в комнате напряжение развеялось.

Послышались вздохи и звук отодвигаемых стульев – все вставали из-за стола. Четверо парней разошлись по своим комнатам, а девушки вместе направились в комнату Агаты. По их нервной походке можно было понять, что члены клуба никак не могут прийти в себя. Покидая холл, ни один из них не удержался от того, чтобы не бросить взгляд на ящик кухонного шкафа, где лежали таблички.

27 марта, четверг. Пошел второй день пребывания на острове.

3

Перевалило за полдень.

За обедом никто словом не обмолвился о том, что произошло утром. Никому не хотелось болтать или отпускать шуточки – момент был совершенно неподходящим. А всерьез говорить на эту тему – совсем уж далеко от реальности. Их мысли были сосредоточены на содержимом ящика в кухонном шкафу; все тайком посматривали друг на друга, пытаясь угадать чужие мысли, и в то же время старательно делали вид, что уже забыли о том, что продолжало их волновать.

Покончив с сэндвичами, приготовленными на обед Агатой и Орци, они один за другим вышли из-за стола. Первым поднялся Карр. Держа в руках две книжки и поглаживая длинный, до синевы выбритый подбородок, он в одиночку вышел из дома. Вслед за ним встали По и Ван и скрылись в комнате По.

* * *

– Ну, продолжим! – густым голосом проговорил По, усаживаясь на пол.

Семь гостевых комнат Десятиугольного дома имели одинаковую планировку. На голубом ковре, расстеленном на полу в комнате По, были разбросаны фрагменты пазла, который он начал собирать.

– Две тысячи? Не соберешь ведь, пока мы здесь.

Стараясь не наступить на кусочки мозаики, Ван прошел в глубь комнаты и присел на краешек кровати.

Толстые губы в длинной бороде По сложились в усмешку:

– Еще как соберу. Вот увидишь.

– Но на тебе еще рыба – придется ловить – и рассказ для журнала…

– Времени навалом. Но сначала я должен найти нос вот этого типуса.

Рамка головоломки была уже почти закончена и занимала почти один татами. Рядом валялась крышка от коробки, в которой лежал пазл, с изображением готового продукта. Сердито поглядывая на картинку, По принялся копаться в куче мелких фрагментов.

Перед ним была фотография игравших в поле шести лис – мамаши и окруживших ее симпатичных лисят. Носиком одного из них и занимался По.

– Эй! Ты чего? – Он тревожно нахмурил брови, заметив, что Ван сидит, опустив голову и положив руки на колени. – Все еще нехорошо?

– Да, есть немного.

– У меня в сумке градусник. Померь-ка температуру. И приляг, если хочешь.

– Спасибо.

Сунув термометр под мышку, Ван вытянул свое худое тело на кровати. Поглаживая перекрашенные в каштановый цвет мягкие волосы, посмотрел на По:

– Ну и что ты обо всем этом думаешь?

– Ага! Вот он где, оказывается! – По выудил из кучи маленький кусочек картона. – Отличненько… Что ты сказал, Ван?

– Я про то, что произошло утром. Что ты об этом думаешь?

Рука По застыла в воздухе, он выпрямился.

– Вот ты о чем…

– Ты вправду считаешь, что это чья-то шутка?

– Думаю, да.

– Но почему тогда никто не признался?

– Может, еще будет продолжение…

– Продолжение?

– Ну да. Продолжение шутки. – По запустил пальцы в бороду и поскреб подбородок. – Можно что угодно придумать. Например, насыпать сегодня вечером соли кому-нибудь в кофе. Вот тебе и будет «Первая жертва».

– Ха-ха!

– И таким образом наш «убийца», он же любитель повеселиться, будет совершать одно «преступление» за другим. Устроит нам большую «игру в убийства».

– О-о, в убийства!..

– Может, это и глупо, но думать так – куда ближе к реальности, чем ежиться от страха: а вдруг кто-то и вправду объявил, что будет убивать всех и каждого.

– Правда. Это ж не детективный роман. Это там все просто – раз и готово, вот вам труп. Ты прав, конечно. Но у кого же все-таки роль убийцы в этой игре?

– Больше всего на эту роль подходит Эллери. Он запросто мог придумать такой спектакль. Но мне почему-то кажется, что он хочет сыграть «Детектива».

– Ага! Помнишь, как он вчера сказал: «Кто-нибудь хочет бросить мне вызов?» Может, это и есть ответ.

– Трудно сказать. Если все так, как ты говоришь, получается, что преступник кто-то из нас троих, тех, кто участвовал в этом разговоре, – или я, или ты, или Леру. Но ведь эти таблички кто-то заранее приготовил.

– М-да. Исключая Эллери, на такую дурацкую шутку способны разве что Леру и Агата…

– А зачем его исключать? Может, это как раз он все придумал. Есть же сюжеты, когда детектив и преступник – одно и то же лицо.