Текст книги "Они были мелкие и золотокрылые"

Часть вторая
Сны о снах

Где-то вне времени, Я-Медь

Зарина идет по Центральному парку первой полосы. Тихо. Деревья, прикрытые инеем, блестят серебром в утренних сумерках.

Она вдыхает морозный воздух. Глядит по сторонам. На этот раз нет бродяг на скамейках, нет других прохожих. И вообще ничего нет, кроме неё и деревьев. Кажется, мир застыл.

Зарина не может понять, как и зачем снова здесь оказалась? Она вернулась в отель Университета, выпила сунутый Гандзом горячий шоколад с привкусом мяты и ещё каких-то трав. Затем содрала с себя вещи «госпожи», немедленно отправив их в утиль, и полезла в ванную с пеной и солью, где долго отмывалась от пережитого. Болели раны от когтей и плети, жутко саднили ободранные наручниками запястья.

Всё это Гандз смазал душистой мазью и подключил Зарину к «вирто-сну» – программе, обеспечивающей «крепкий сон и только приятные сновидения». Тебе, мол, нужно полноценно отдохнуть, сказал он.

Мордаха свернулся рядом, тоненько посвистывая. Виктора нигде не было видно. Гандз начал рассказывать, что Виктор – самовлюблённый эгоистичный Виктор! – отправился её искать тем же путём, что и сама Зарина, и до сих пор не вернулся.

Она очень хотела расспросить об этом подробнее, но… Помешал ворвавшийся к ним профессор Захаров.

Словно сквозь туман Зарина услышала, как он ругался из-за того, что ему пришлось вычищать за ней все сведения о сегодняшней прогулке, пофиксенной гостиничными ботами… Кажется, он говорил что-то ещё. Слова растягивались в невнятный гул. «Спя-я-я-я-щи-и-и-и-и-й-й-й А-а-а-а-к-к-к…» Зарина наконец заснула.

Заснула. Она заснула. Она и сейчас спит?

От раздумий отвлекает женская фигура, возникшая в конце аллеи. Зарина присматривается. Незнакомка, одетая в бирюзовое пальто нараспашку и такого же цвета платье, стоит, засунув руки в карманы, и смотрит на неё надменно и даже с упрёком. Волосы до плеч, чёрные со светлыми прядями и вьющиеся, тёмно-зелёные глаза, поджатые губы… Знакомое лицо. Слишком знакомое.

– Самка пышнохвоста, это же я! – выдыхает Зарина и пятится. – Только причёска другая. – Она бросается наутёк.

Дама на алее не движется, лишь стоит и смотрит вслед. Зарина же, пробежав несколько метров, с криком замирает. Дорогу ей переходит новая барышня – в красном длинном пальто, плотно застёгнутом, и с короткими черными волосами, на этот раз – точная её копия!

Зарина боится пошевелиться, но вторая «Я», в отличие от первой, даже не глядит в её сторону и вскоре скрывается в парке. А ей на смену из-за деревьев уже выходят две новые «Я». Одна – в коротком рыжем полушубке, чёрных штанах в обтяжку и в высоких сапогах на каблуках-шпильках, вторая – в простой синей куртке и вязаной шапке, вроде тех, что носят на третьей полосе. Они идут навстречу друг другу, затем обе шагают к Зарине. «Я» в полушубке небрежно помахивает длинным мундштуком с тонкой сигареткой. Чёрные кудри разметались по рыжему меху.

«Я же никогда не курила», – подумала Зарина. За спиной раздаётся хруст ветки – на лавочку присаживается ещё одна «Я» в жёлтом пончо и задумчиво смотрит поверх головы.

Никто не произносит ни слова.

Зарина пятится от предыдущих двух «Я». Бежать? Куда? Бежать ли? Безмолвие парка взрывает пронзительный крик:

– Я! Я! Я! – к ней со всех ног мчится очередная «Я», взлохмаченная, вся в синяках и царапинах, в изорванном тряпье и, судя по всему, давно не мытая, на голом плече красуется татуировка: «Салон О.Фила».

– Йааааааааа! – вопит прищелица, протягивая руки. Во рту у неё не хватает зубов. Подбитый глаз закрыт, второй горит безумным огнём.

Зарина в панике мчится прочь. И это – «приятные сновидения»?! Гандз, отключи меня!..

Но Гандз не слышит…

Она бежит, не разбирая дороги, не оглядываясь, понятия не имея, преследуют ли её. Бежит, пока не натыкается на уже знакомую процессию из связанных одной верёвкой стариков, бредущих непонятно куда. На этот раз она видит и сопровождающих – людей с короткими дубинками в руках и револьверами за поясом, идущими впереди, позади и по бокам странного шествия. А ещё видит своего аспиранта, Виктора, выскочившего вдруг из ниоткуда и бросившегося к старикам – в одном он узнал родного деда. Видит, как удивлённо поворачиваются к нему люди с оружием, смеясь, пытаются урезонить.

«На кой тебе чувствующие старцы? От них толку – ноль! Ни перевоспитаешь, ни удовольствия не получишь. Хотя, если тебя всё же интересует последнее, подай заявление. Но по своему опыту скажу, молодое мясо лучше, слишком уж быстро эти бабки…»

Виктор ревет и кидается к деду. Вырывает дубинку у оторопевшего охранника и лупит ею по лицу другого, напавшего на него.

Зарина кричит, но её никто не слышит. Она пытается в суматохе развязать кого-то из стариков, но пальцы проходят сквозь верёвки. Её здесь нет, её не видит и не слышит никто, кроме кучки «Я», молчаливо сгрудившихся неподалёку – надменных, равнодушных, насмешливых, изодранных и надеющихся, – зато она видит всё…

Виктора валят на землю и осыпают градом ударов. У него заплывает глаз, но он всё ещё отбивается, не даёт скрутить себя по ногам и рукам, и даже умудряется врезать кому-то между ног, продолжая выкрикивать имя деда.

В конце концов, один охранник, зло ругаясь, достаёт револьвер. Гремит выстрел.

– Легко отделался, гадёныш, – сплёвывает второй. – Нельзя было убивать. В салоне для таких отдельные роли заготовлены.

– Время теряли только, – цедит первый, засовывая револьвер за пояс. – Шагаем.

И плачет беззвучно сгорбленный дед…

– Ты был лучше меня, – шепчет Зарина, глядя на бывшего аспиранта.

Она зажмуривается, молясь проснуться.

А открыв глаза, обнаруживает себя в кафе на краю парка. Столики пустуют. За прилавком – тоже никого. И всё же рядом кто-то есть.

Зарина медленно оборачивается.

За спиной стоит очередная «Я», одетая в бордовое вязаное платье, и напрочь отрезает путь к выходу. У неё – волнистые длинные волосы цвета тёмной меди, ярко-зелёные глаза смотрят со спокойной грустью, пришелица совершенно не похожа на предыдущие копии, да и на оригинал – не вполне, и всё же, несомненно, это – «Я».

В который раз Зарина дико мечтает проснуться.

Ноябрь-декабрь, 41 год н.к.э., Эдуард

Он не мог уйти, не поговорив с ней.

Он попросил у Валико разрешения похитить на несколько минут одну его официантку. После чего, проигнорировав насмешливый возглас – «Вах, понравился дэвушка? Ну, этот лучше, чэм тот, что голяком к тебе лез!» – перехватил Дору у выхода из зала. Отвёл в сторонку.

– Как ты здесь? – спросил Эдуард.

– Нормально, – она пожала плечами, покосилась на дверь, за которой шумели гости именинника. – Я пока ещё всему учусь и…

– Не волнуйся, Валико не против, чтобы ты немного отвлеклась и передохнула. Я имел в виду, как тебе вообще на второй полосе? Ты счастлива?

– Ну… – она растерянно рассмеялась, – да, наверное. Здесь всё по-другому. Прянику здесь точно лучше! Никто не смотрит на него волком, как в материнской квартире. И люди чаще улыбаются. На улицах. Хотя… Я не знаю…

Эдуард внимательно наблюдал за лицом девушки, за её жестами. Дора не говорила ничего такого, чтобы её сковывал блокиратор. Она, и правда, не знала, насколько стала счастливее и стала ли.

– Но считается, что здесь лучше, не правда ли? – закончила Дора.

Эдуард пожал плечами.

– А вы? – неуверенно спросила девушка. – Вы счастливее у нас там? Не хотите вернуться?

– Я точно был счастливее там целых семь лет. А сейчас… Возвращаться однозначно не хочу. Разве что сын… – Эдуард замялся.

Рассказать ей про хитрый план с дарением златокрыла? Нет, пожалуй, не стоит. Ещё подумает, что он ей оболтуса своего навязывает. Артемий и так девушке все глаза намозолил в своё время.

Из зала вылетела официантка с подносом пустой посуды, недовольно зыркнула на Дору.

– Ладно, мне пора, – засуетилась девушка. – Надо напарнице помогать. Была рада увидеться, – она улыбнулась. – Надеюсь, не последний раз.

– Надеюсь, – кивнул Эдуард.

На следующий день он начал работать над перечиповыванием флаймобилей. С Валико уговорились о том, что: «Эдуард вправе атказать клиенту, если тот падазрительный савсэм».

И если с первыми тремя всё прошло, как по маслу, то четвёртый – блеклый тип с прозрачными рыбьими глазами – таки показался подозрительным. Причём, даже не ему – безымянной златокрылке. При виде гостя она, всегда спокойная и дружелюбная, вдруг ощетинилась и зашипела. Эдуард попросил гостя уйти. А перезвонив Валико узнал, что блеклый тип откопал контакты Эдуарда невесть где, и сам друг его не посылал.

– Ах ты, красотка, – почесал он за ухом златокрылку. – Почуяла.

С тех пор он так и стал её звать – Красоткой. Артемий, если захочет, переименует, а пока – надо же как-то обращаться к собеседнице?

Тем более что было ему с Красоткой очень спокойно. Даже спокойнее, чем с Терезием, хотя и «основной» златокрыл очень даже его умиротворял. Может, дело в том, что с новыми заказами он больше времени проводил в гараже? И, к его стыду, стал меньше уделять времени Терезию. Ничего, подарит Красотку, будет брать и «первенца» в гараж…

Порой Эдуард ловил себя на тревожных мыслях: а вдруг он дурное дело делает? Что если помогает не тем людям? Может, зря всё-таки согласился на перечиповывание это? Иногда же с тоской смотрел в ночное небо: не появится ли винный флаймобиль с огненноволосой хозяйкой?

В такие минуты подходила Красотка, смотрела в глаза, тёрлась о плечо шершавой мордой, и становилось легче. И каким-то неведомым образом Эдуарду всегда удавалось вовремя закрыть гараж и не попасться на глаза полицейскому патрулю или слишком уж любопытному соседу.

Да и гонорары, уже поступающие от заказчиков не могли не радовать. Ещё немного – и он полностью окупит Красотку.

Он вновь заглянул в зелень глаз златокрылки. Как можно не любить такое чудо? Артемию должен, нет, просто обязан, понравиться подарок.

Подарок понравился.

Друзьям Артемия – так точно.

Праздновать день рождения сын решил в общежитии с друзьями. Туда Эдуард и привёз златокрылку. Вокруг зеленоглазой Красотки тут же сгрудилась кучка девчонок, радостно зачирикали и принялись напрашиваться в гости к Артемию – на чай, и на «потискать златокрыла».

Артемий, который при виде подарка надулся совой, немного расслабился, и теперь улыбался и отшучивался. Кого-то, правда, даже пригласил в гости. Вот и супер! Девчонки симпатичные, бойкие, может, выбросит, наконец, дурное из головы?

Красотку сын, правда, немедленно переименовал в Фео.

Сама же златокрылка, похоже, довольно быстро освоилась. Сидела на узкой общажной кровати, гордо расправив крылья, давала себя гладить и время от времени довольно курлыкала.

И только когда Эдуард собрался уходить – чего под ногами путаться у молодёжи? – она вдруг заволновалась. Золотой струйкой просочилась сквозь толпу студиозусов, набившихся в комнату Артемия по самое не хочу, – все хотели взглянуть на златокрылку – и забралась на плечо Эдуарду.

– Ну-ну-ну, – он погладил её по голове и вручил подошедшему сыну. – У тебя теперь новый хозяин.

– Уже уходишь? – спросил Артемий.

– Мне пора. Да и нечего старому пню делать среди молодежи. Береги её, – он кивнул на Фео.

– Да уж, постараюсь, куда деваться.

Фео смотрела на Эдуарда с тоской и надеждой.

И, казалось, взгляд её зелёных глаз жег спину до самого дома. Он едва удержался от глупого желания развернуться, примчаться назад и забрать златокрылку у студиозов. Справится ли Артемий? Не затискают ли Красотку-Фео до смерти восторженные девицы? Не украдут ли её в общаге? Почему все эти вопросы с тревогами набросились на него только сейчас, когда уже отдал любимицу?

А дома его встретил печально-укоризненным взглядом Терезий.

– Ну а ты-то чем недоволен? Невесту увезли? Так ты её даже не видел…

Впрочем, в следующие дни прибавилось заказов, а с ними – и новых забот с тревогами, а потому проблема златокрылов временно отошла на второй план.

И, видимо, по той же причине Эдуард не сразу обратил внимание, что Терезий день ото дня не становится веселее. И даже наоборот – с каждым днём отчего-то грустил всё больше. Да и сын как-то уж слишком долго не появлялся на связи…

Декабрь, 41 год н.к.э., Дора

– Не знаю, как тебя и благодарить, – прошептала Дора подруге на кухне.

Уже две недели Зоя, жертвуя долгожданным отпуском, прикрывала её на работе, чтобы Дора после смены могла видеться с матерью.

В тот первый день на работу она примчалась почти вовремя, но после безумной ночи едва держалась на ногах и в одиночку бы точно не справилась. Как и все последующие дни – после недосыпов-то.

– Ерунда, – отмахнулась Зоя. – Когда-нибудь мою задницу прикроешь. Как твоя мама?

– Восстанавливается после операции. Сама операция прошла успешно, так что… Все должно быть хорошо. Сегодня вечером выписывают. Надо успеть в больницу.

– Выспаться тебе надо!

– Я понимаю. Но не могу оставить маму сейчас. Хочу привезти её домой, проследить, чтобы у неё были все лекарства. Знаешь… У нас вроде бы начали налаживаться отношения. Впервые за… Даже не знаю. Впервые с моего рождения, наверное.

– Везёт тебе. У меня с моей так и не наладились. И никакой златокрыл не помог.

– Пряник в этом деле тоже не особо помогал. Но знаешь, я долго злилась и обижалась на мать за то, что она меня не понимает, смотрит на мир не так, как я, осуждает за что-то, сама всё не так делает. Я пыталась ей что-то объяснять, доказывать… А в первый день в больнице вдруг как-то очень чётко осознала, что есть вещи, которых мама уже и не поймёт, потому что… Ну, потому что не поймёт и всё. В силу возраста, характера и ещё чего-то. Ей не дано их понять. Не дано взглянуть на мир моими глазами. Это всё равно что… от кота требовать, чтобы он отрастил крылья и стал златокрылом. Но всё это не отменяет того, что она моя мать, понимаешь?

– Не знаю. Наверное. – Зоя выставляла на поднос блюда.

– И мне стало легче. – Дора присела на столик, закрыла глаза. – Когда не ждёшь от человека особой поддержки с пониманием, то и разочарований меньше. Ты просто принимаешь его, как… погоду. И вообще, многое становится проще. Мы сейчас можем хоть поговорить спокойно.

– Хватит трепаться!

Рита возникла на кухне неожиданно, и от её вскрика Дора едва не свалилась со столика, а Зоя – не уронила поднос.

– Зоя, марш к клиенту, он уже заждался. А ты, – она подошла к Доре вплотную, едва не ткнувшись носом, – твоё счастье, что тебя Филип за что-то возлюбил. Иначе твои выходки уже давно бы Аколитус анализировала.

– У меня мать в больнице. Сегодня выпишут, и я перестану отпрашиваться. И я ни о чём не просила Филипа…

– Пошла вон работать. Ещё одна выходка, и даже Филип тебе не поможет, хоть проси его о чём-то, хоть нет.

– Простите. Это больше не повторится, – Дора вышла из кухни.

Огаров пожаловал ближе к обеду.

Он не сел за свой любимый столик у окна напротив фонтана, а прошествовал в «кабинку» – отдельную зону для «повышенного отдыха», где каждый стол был огорожен от других деревянными стенками по типу беседки и занавешен серебристой звуконепроницаемой тканью.

Он пожелал, чтобы обслужила его лично Дора. И не просто обслужила – составила компанию за обедом. Это была отдельная услуга для скучающих гостей. Нет, ничего неприличного. Просто – беседы, поддакивание, сочувствие, смех над шутками и тому подобное. Услуга оплачивалась отдельно, и чаевые за неё, как правило, тоже были хорошие.

– Ступай, – щёлкнула пальцами Рита. – Твой выход, королева! – добавила она язвительно.

Филип маячил у входа в кабинку, растягивал губы в слащавой улыбке и поправлял совершенно нелепую малиновую рубашку в розовых разводах.

Дору затошнило.

Ужасно не хотелось идти в эту кабинку. Не хотелось говорить с Филипом. Не хотелось вообще его видеть. Никогда и нигде.

– Чего застыла? Иди и прими заказ у господина! – зашипела на неё Рита.

Дора сделала шаг.

Ясно же, как день, что если «господин» оказал услугу несчастной девушке, то однажды он потребует с неё плату. Чего захочет Филип?

– Ты заснула, дрянь третьеполосная? – казалось, Рита вот-вот изрыгнёт огонь.

– Простите, я бы очень хотел, чтобы эта девушка меня обслужила, – послышался сзади приятный бархатный голос.

Рита резко обернулась и замерла. Застыла, оглянувшись, и Дора. В ресторан «Жасминовый туман» зашёл уже знакомый ей мистер Изогнутая Бровь. На нём было дорогое – даже для второй полосы – чёрное пальто и полосатый шарф. Рита расплылась в улыбке, сбросив с себя всю спесь. Даже поклонилась слегка.

– Господин! Мы к вашим услугам, проходите, присаживайтесь. Я немедленно пришлю к вам официантку.

– Я хочу, чтобы меня обслужила именно эта девушка, – мягко, но настойчиво повторил гость, глядя на Дору.

– Простите. Любая наша девушка – к вашим услугам. Но Дорочка сейчас занята. Она уже обслуживает другого клиента, и там особый заказ. Я боюсь, что…

Дора вдохнула и забыла выдохнуть.

– Я предлагаю девушке самой выбрать, кого она хочет обслуживать, – изогнул бровь гость.

– Я к вашим услугам, – быстро шагнула вперёд Дора.

– Хорошо, – натянуто улыбнулась Рита. – Прими заказ у господина и потом сразу…

– Я бы хотел, чтобы вы мне составили компанию за обедом, – Изогнутая Бровь кивнул Доре, после чего обратился к Рите. – Включите это в счёт.

– Что ты себе позволяешь?! – набросилась на неё Рита на кухне, едва доктор Гандз ушёл. К счастью, к тому времени убрался и Филип. – Как смеешь оскорблять нашего особого гостя?

– Но, – Дора хлопнула ресницами, – доктор Гандз тоже особый гость. Разве нет? Он ведь с первой полосы, верно? И раз уж он почему-то выбрал меня, я решила, что отказывать никак нельзя. Иначе, обидится и уйдёт. Ещё и пожалуется, э-э-э…. куда-то… Я заботилась о репутации нашего ресторана. Только и всего.

Рита покачала головой и, прищурившись, поцокала языком.

– Если ты думаешь, что этот человек как-то в чём-то тебе поможет, ты ошибаешься. Они даже на нас смотрят, как на подопытных насекомых, не говоря уже о вас, третьеполосниках. Ты напомнила ему дочь или внучку или убитую собачку, но он забыл о тебе, едва вышел из ресторана. И не вспомнит больше. И вряд ли здесь ещё раз появится. Я видела такое не раз. А господин Филип – наш постоянный клиент и друг. И твой заступник, непонятно почему! Попадёшь к нему в немилость – пеняй на себя.

Дора повертела в руках электронный блокнот, куда уже пришёл новый заказ из зала.

– Я бы хотела вернуться к работе, если вы не против.

– Вперёд. И да! У тебя на сегодня ещё один заказ: доставить ужин Филипу на дом! Он ждёт именно тебя. В семь вечера.

Рита победоносно цокнула каблуками и удалилась из кухни.

Декабрь, 41 год н.к.э., Филип

Филип в волнении потирал родинку на щеке.

Девочка из ресторана ему нравилась. Он любил таких – немного робких, немного напуганных, немного строптивых. С ней можно было бы неплохо развлечься, но – сначала дело.

Это дело не даёт ему покоя уже долгие годы – с той поры, как на родной планете появилось мерзкое инопланетное зверьё. С тех пор, как он сам попытался войти с одной в контакт. С того дня он мог думать только об одном: как не дать этой гадости расползтись по Земле? Как вообще её убрать с Земли? И почему почти никто кроме него не замечает, какая это гадость?

Хотя, понятно, почему. Златокрылые чудовища считаются чем-то вроде лакмусовой бумажки для межпланетного сообщества. Мол, если цивилизация способна с ними ужиться, значит, достаточно развита, и всё такое. Значит, можно её включать в Кольцо и накидывать всякие бонусы. И кто только такую чушь придумал? Впрочем, известно, кто. Мерзкие лиловокожие миги. Якобы, они от хомо сапиенсов и произошли, мутировав на другой планете, но быстрее развились и заняли более высокую ступень. Не, ну на людей они, конечно, похожи, если им кожу до нормального цвета отмыть и моськи чуть сплющить, но всё остальное…

Слабо верилось.

Вряд ли сверхразвитая цивилизация стала бы подсовывать существ, от которых нормальному землянину выть хочется. А если бы и прислала, то совсем с другими целями… И вот тут-то Филип подходил к главному: неспроста чудовища появились на Земле, ох неспроста.

Недостаточно развиты земляне, говорите? А если наоборот? Слишком для вас развиты? И покорить их можно, только если выжечь дотла изнутри? А потом за это всяких плюшечек насыпать. Кушайте, мол, не подавитесь, оболочки пустые.

Филип отчаянно искал доказательства и единомышленников. Последних было мало. Первых – ещё меньше. Только личные наблюдения и ощущения, которым почему-то никто не хотел верить.

Филип пробивался на ТиВи, выставлял себя на посмешище на дебильных шоу, где многочисленные поклонники златокрылов раз за разом высмеивали его и макали лицом в огромные торты. В их глазах он был ничтожеством. Пусть. Они сами ничтожества! Жалкие и безмозглые. Им по ТиВи рассказали, что надо любить инопланетных чудовищ и ненавидеть тех, кто осмелится сказать слово против, они и уши развесили. Купились на новую моду – «каждый уважающий себя человек стремится завести златокрыла»! Да ещё и другому его навязать.

Но ничего. Филип играет по их же правилам. Хоть кто-то да услышит его с экрана ТиВи. В общем-то, уже слышат. Верная помощница Олеся Пятьеног именно после очередного шоу и появилась в его жизни. И не только она. В итоге, единомышленников насобиралось достаточно, чтобы Филип сумел официально открыть личное сообщество «Чисто-людь». Название выбрал нарочито непафосное и запоминающееся. В него входили те, кто, как и он, знал правду. Кто смотрел в глаза выжигающей пустоте, что остаётся в душе после общения со златокрылом. Полное равнодушие ко всему. Полное нежелание чего-либо. Отвращение к жизни, к себе, ко всему.

«Почему подобное происходит только с вами? Почему тысячи и тысячи других людей ничего похожего у себя не наблюдают, а совсем даже наоборот?»

Откуда он знает? Возможно, он – один из немногих, кто невосприимчив к ТиВи-внушению, потому и видит правду. А кто-то может попросту боится высказываться против «мнения большинства». Или правы те, кто говорит, что чудовища ещё недостаточно изучены, и людишкам просто не хватает официальных цифр и графиков. Хотя, что там изучать… И так же всё видно.

В любом случае миллионы мух не убедят его, что дерьмо – это вкусно. И его не проймёшь гнилыми разговорами на тему: «Вы такой один, и, скорее всего, дело не в златокрыле, а именно в вас».

Родная планета больна. Её охватила инопланетная зараза. И он достучится до пресловутого «большинства», пока ещё не стало поздно. Должен достучаться. У него есть союзники. И сегодня, по идее, их станет на одного больше. Вернее, на одну. Он помог этой девочке, она просто обязана помочь ему.

Филип, сунув руки в карманы бархатного синего халата, мерил шагами гостиную, оформленную в серых тонах. За окном кружили снежинки. На стенах висели вдохновляющие его картины. Чёрно-белые. На одной Нью-Венерианский ящер отрывал башку двухголовому кабысдоху. На другой гигантская морская звезда на Жемчужной планете душила некое подобие овечки. На третьей – одной из любимых! – стая земных акул окружила голую девчушку, рот жертвы открылся в немом крике, в огромных глазах мольба непонятно к кому, груди задорно торчат. Акулы улыбались клыкастой улыбкой. Одна облизывалась. Облизнулся и Филип, выдав многозначительное: «Хм-м-м». Девчушка на картине была похожа на официантку, которая…

Которая уже звонила в дверь.

Филип улыбнулся и велел бот-привратнику открыть.

– Заходи, заходи, дорогая. Я тебя заждался, – протянул Филип, улыбаясь гостье.

Она сняла длинное темно-зелёное пальто и осталась в рабочей тунике. Видно было, как её смущают оголяющиеся при каждом шаге бёдра и грозящие выскочить наружу сиськи. У Филипа зазудело в паху. Он вновь облизал пересохшие губы. Нет уж, так просто он её сегодня не отпустит. Договорится о деле и немедля перейдёт к приятной части. Крошка не будет возражать, поупрямится, может, чуть-чуть для порядка, но тем интереснее. Да она счастлива будет! Не успела переехать на вторую полосу, как оказалась в глубокой милости у такой важной и известной персоны, как Филип!

Следом за цыпочкой вошло чмо мужского пола в куртке с эмблемой «Жасминового тумана».

– Пошёл вон, – зарычал на него Филип.

– Простите, господин. Но я принёс ваш ужин, – чмо кивнуло на пакеты в руках.

– Вон! – рявкнул Филип, выхватывая пакеты и швыряя на пол.

Парень бросил беглый взгляд на спутницу, после чего, наконец, исчез за дверью.

Крошка выглядела спокойной. Она деловито поинтересовалась, где у Филипа столовая? Отнесла туда пакеты и принялась сервировать стол.

У неё была удивительно светлая кожа, и Филип уже предвкушал, как покраснеет она под его ладонями… Как сама малышка будет кричать от боли и от страсти одновременно. Как будет смотреть на него с мольбой и желанием…

Филип потряс головой, после чего, коротко извинившись, удалился в ванную, где окунул лицо в ледяную воду, плеснул водой на шею, струи потекли под ворот халата, остужая голову и тело. Сначала дело! Надо сосредоточиться и очистить мысли от всего прочего. Но какой же будет кайф, когда, наконец, в его жизни появится не просто единомышленница, но настоящая спутница жизни! Благодарная и верная ему во всём! И такая, чтобы было приятно держать рядом. Пятьеног, конечно, смотрит на него с вожделением, и он порой даже снисходит до её персоны, когда совсем уж нечем заняться, но делать её постоянной партнёршей – бр-р-р! Пятьеног не отличалась ни приятным лицом, ни аппетитной фигурой. Батон ходячий. Да и остальные его поклонницы не блистали… А ему, кроме прочего, было бы полезно и на ТиВи со спутницей заявиться – с такой, чтобы загляделись все. Чтобы только ради неё и включали это шоу! И чтобы от зависти лопались: глядя, какая красота ему, Филипу Огарову, досталась.

Когда он вернулся в столовую, крошка уже расставила блюда и скромно отступила в сторону. Глазки потупила. Филипу остро захотелось в ледяной душ. Но он всё же взял себя в руки и прошёл к столу.

– Да ты садись, садись, не стой, как неродная, – он поманил цыпочку пальцем. – Я же не зря заказал всего на двоих. Будет у нас, хм-м-м, дружеский ужин. Отдохнёшь, расслабишься заодно. Устала, небось, на работе?

Цыпочка невнятно мотнула головой. К столу не подошла. Пробормотала, что не голодная. Филип, между тем, хлопнул в ладоши – из колонок полилась музыка, нечто романтичное и про любовь.

– Садись, говорю, – Филип хлопнул по стулу рядом с собой. – Поговорить хочу. А общаться всё же легче, когда собеседник, хм-м-м, на одном с тобой уровне.

Подошла. Села.

Как же хотелось запустить ладонь под её тунику, потрогать бархатную кожу, вонзиться ногтями… Ладно, потерпим. А то испугается и убежит раньше времени.

Дело. Дело. Дело.

Филип налил в бокалы красное вино, пододвинул один крошке.

– Что ж. За более близкое знакомство! – он поднял бокал.

Цыпа к своему не притронулась.

– Вы хотели о чём-то поговорить? – спросила вежливо. Слишком уж вежливо.

Ничего, я сорву с тебя эту маску…

– К делу, значит, сразу хочешь перейти. Это правильно. Это – по-нашему, – Филип тоже отставил бокал.

И изложил суть дела.

Говорил он долго, красноречиво и проникновенно. Сводилось же его предложение вот к чему. Дора – бывшая третьеполосница – может спокойно перемещаться между их полосами, не вызывая подозрений. У неё там семья всё-таки осталась, мать болеет, кого удивит, что она часто её навещает. Вот если Филип зачастит вдруг на третью полосу, это будет подозрительно, хм-м-м… Так что, лучше будет, если Дора станет выполнять некоторые поручения Филипа.

А еще, как владелица златокрыла, она может налаживать контакты с другими хозяевами чудовищ со второй полосы. У одних она должна выяснять всякие подробности о златокрылах. Ну, таких, о которых не принято говорить по ТиВи. О том, что златокрылы – на самом деле зло и пакость, а вовсе не панацея, как нам пытаются вбить в башку. Да Дора и сама это понимает, верно? Понятно же, что девушка с третьей полосы могла пойти на контакт с чудовищем только ради перспективы подняться выше, ха-ха. А потом, соответственно, нужно будет передавать полезную информацию дальше.

– Блокиратор мы тебе нейтрализуем на нужное время, за это не переживай, – заверил Филип девушку. – Ещё и звездой ТиВи станешь!

И добавил, что в награду за сотрудничество её ждёт вечное покровительство Филипа, а в будущем ещё и почёт и слава спасительницы мира.

А потом произошло то, чего он никак не ожидал.

Дора засмеялась. Она хохотала и хохотала, не в силах вымолвить ни слова. От счастья умом тронулась девка? Или?..

– Я ждала от вас чего угодно, но такое… – проговорила она, поднимаясь. – Где вы вообще такого наслушались?

– Это вы все наслушались ТиВи-шного вранья!

– Да на третьей полосе о златокрылах вообще ничего не говорят по ТиВи, Аколитус не пропускает. Если и говорят, то совсем общие слова. Поскольку там их всё равно никто купить не может. Почти никто. Да и здесь я про них по ТиВИ ничего такого не слышала…

– Засорены мозги, у вас у всех засорены мозги, – Филип сжал голову ладонями. – Ты мне должна. Ты в любом случае обязана мне помочь. Потом сама же благодарна будешь!

– Я бы рекомендовала вам обратиться к врачу. Я серьёзно, – смеяться она, и вправду, перестала. Глубоко вздохнула и выдохнула. – Златокрылы чудеснейшие существа, именно поэтому я и оставила себе Пряника. Но объяснять это вам…

– Осторожнее, девочка, – Филип тоже встал, машинально глотнул вина. – До сих пор я был к тебе благосклонен. Но я могу стать для тебя и очень опасным.

– Не станете, – отрезала она неожиданно холодным тоном. – Код семьсот семь. Зафиксирован Системой Аколитус сегодня утром. Личный код доктора Юрия Гандза. Я под его защитой и покровительством. Можете проверить.

– А ты, я смотрю, не промах, – прошипел Филип, чувствуя, как багровеет от гнева. – Нашла себе нового покровителя? На первую полосу теперь замахнулась? На что ты вообще надеешься?

– Мне нужно идти. Я ещё к матери хочу успеть в больницу. Приятного аппетита. Надеюсь, вам понравятся блюда из нашего ресторана. «Жасминовый туман» всегда к услугам наших любимых клиентов.

Говоря, она дошла до выхода, нацепила пальто. Ещё и улыбнулась самодовольно на прощанье, мерзавка.

– Посмей только кому-то рассказать о нашем разговоре! Никакой код тебе не поможет! – рявкнул Филип, прежде чем она вышла.

Ничего, ничего.

Он доберётся до этой курицы и уж тогда так общипает! Перья полетят во все стороны. И он ещё от души насладится её испуганным квохтаньем, пусть только время придёт.

Экая мерзость: «Личный код доктора Юрия Гандза». Ну, допустим, есть такой докторишка-первополосник. На ТиВи часто маячит с бредовыми идеями. И с владельцем «Жасминового тумана», вроде бы, дружит. И да, имеется у первополосников такая забава – брать под крыло сирых да убогих и как-то влиять на их жизни. Программу с «кодами опеки» этот же Гандз и запустил. А мерзопакостная Аколитус одобрила. Надо бы проверить, действительно ли он предоставил код девке или наврала с перепугу? Но, скорее всего, предоставил. Филип видел, как сегодня она его обслуживала, а потом сидели, шушукались нос к носу. В ущерб его персоне, между прочим. Не исключено, что с подачи Гандза курицу и заметили вообще… Таких хитрозадых и замечают. Девочки из его салона и то честнее.