Текст книги "История философии. Немецкая философия от Канта до Фихте. Второй том, 1 часть"

В качестве идеи, соответствующей форме категорического вывода, в данной работе приводится идея полного субъекта или субстанции. «Давно замечено, – поясняет он, – что во всех субстанциях действительный субъект, то есть то, что остается после разделения всех случайностей (как предикатов), а значит, и сама субстанция, нам неизвестны, и мы часто жаловались на эти ограничения нашего рассудка. Здесь, однако, следует заметить, что человеческий интеллект не виноват в том, что он не знает субстанции вещей, т.е. не может определить ее для себя, а требует признать ее просто идеей, определяемой подобно данному предмету. Чистый разум требует, чтобы к каждому предикату вещи мы искали ее субъект, принадлежащий ей, а к этому, который по необходимости является только предикатом, мы должны еще искать его субъект и так далее до бесконечности (или до того, до чего мы можем дотянуться)». Переход к понятию мыслящего субъекта осуществляется в Пролегоменах следующим образом: «Теперь кажется, что мы имеем эту субстанцию в сознании себя (мыслящего субъекта), и притом в непосредственном представлении; ибо все предикаты внутреннего чувства относятся к Я как субъекту, а оно не может мыслиться далее как предикат какого-либо другого субъекта. Таким образом, здесь полнота в отношении данных понятий как предикатов к субъекту представляется данной в опыте, не просто идеей, но предметом, а именно самим абсолютным субъектом». Кстати, в «Критике чистого разума» также впервые допускается соответствие категорическому выводу идеи субъекта, который сам уже не является предикатом, т.е. понятия, которым трансцендентальная аналитика объясняла чистое понятие субстанции, еще не слитое с ее схемой временной последовательности, чтобы вскоре молчаливо заменить эту неопределенную идею на более определенную – мыслящего субъекта. Кстати, очевидно, что не удается доказать аналогичные отношения между идеей души и категорией субстанции, между идеями мира и Бога, с одной стороны, и категориями причинности и взаимодействия – с другой. Особую трудность, стоящую перед объяснением идей как категорий отношения, распространенных на необусловленное, придется все же видеть в том, что, по Канту, разум, охваченный трансцендентальной видимостью, сам может вновь объяснить свои идеи в рамках всех четырех категорий, например, идею мира и Бога.

Der transscendentale Logik zweiter Theil oder die transscendentale Dialektik. Души по количеству, качеству, отношению и модальности.

Согласно трансцендентальной диалектике, разум приходит к предположению об объективной реальности идеи об действительном бытии ее предметов» через выводы, исходящие из изложенного выше принципа, что при одном условии дается весь ряд подчиненных условий, который сам является безусловным, – путем необходимых умозаключений, которые, как говорит Кант, исходят от того, что мы знаем, «а именно от предметов обусловленного познания к чему-то другому (а именно к соответствующему необусловленному), о чем мы тем не менее не имеем понятия и которому мы тем не менее придаем объективную реальность через неизбежную видимость». «Такие выводы, – добавляет Кант, – по их результату скорее можно назвать обоснованными, чем рациональными, хотя по своему происхождению они вполне могут носить последнее название, поскольку они не выдуманы и не случайны, а вытекают из природы разума. Это софизмы не людей, а самого чистого разума, от которых не может освободиться даже самый мудрый из людей и, возможно, после долгих усилий предотвратить ошибку, но никогда не может полностью избавиться от видимости, которая непрерывно подтачивает и подтачивает его».

Разум не останавливается на предположении, что все обусловленное, которое мы знаем, обусловлено необусловленным и что необусловленное имеет действительное бытие в троякой форме – как единая мыслящая субстанция или душа, как единое целое мира и как Бог. Далее, опять-таки следуя только своим изначальным законам, он <разум> делает необусловленное предметом науки. Эта наука – метафизика в узком смысле слова, задача трансцендентальной диалектики – объяснить ее возможность как естественной системы. Поскольку существует троякое необусловленное, оно состоит из трех наук. «Мыслящий субъект – предмет психологии, олицетворение всех явлений (мир) – предмет космологии, а то, что содержит в себе высшее условие возможности всего, что может быть состыковано (сущность всех существ), – предмет всей теологии». Таким образом, чистый разум дает идею для трансцендентального учения о душе (psychologia rationalis), для трансцендентальной науки о мире (cosmologia rationalis), наконец, также для трансцендентального знания о Боге (theologia transscendentalis). Сам набросок как одной, так и другой из этих наук вовсе не исходит от рассудка, даже если бы он был связан с высшим логическим применением разума, т.е. со всеми мыслимыми выводами, чтобы от одного его предмета (явления) перейти ко всем другим вплоть до самых отдаленных звеньев эмпирического синтеза, а является лишь чистым и подлинным продуктом, или проблемой, чистого разума».

Эти науки или, лучше сказать, псевдонауки должны быть (по крайней мере, согласно их основным положениям) результатом умозаключений такого рода, как описано выше, умозаключений от того, что мы знаем, к тому, о чем у нас нет понятия, диалектических умозаключений, как их называет Кант. Таким образом, по мнению Канта, бытие как единой субстанциальной души и единого целого, так и Бога может быть выведено несколькими способами, но всегда с учетом принципа, согласно которому всякое обусловленное в конечном счете обусловлено безусловным, и что каждый из этих («диалектических») выводов познает с определенной стороны то безусловное, бытие которого он доказывает, и что каждый из них, таким образом, одновременно дает знание о природе и строении безусловного, которое он раскрывает. Такое толкование, однако, не может основываться на изложении Кантом отдельных диалектических выводов. Но ни к одному из представленных им выводов его эксплицитное объяснение, согласно которому они не имеют эмпирических предпосылок и исходят из известного («данного») условного к соответствующему ему безусловному, не применимо в полной мере, что можно пояснить следующим образом. —

Разработав общее учение об идеях и диалектических выводах чистого разума, Кант подвергает подробному обсуждению и критике основания каждой из трех метафизических псевдонаук – рациональной психологии, рациональной космологии и, наконец, трансцендентальной теологии, которые, кстати, страдают большой краткостью и большой путаницей и неясностью.

Замечания по рациональной психологии (под заглавием: Von den Paralogismen der reinen Vernunft) основаны на ранее высказанном (стр. 40, 56), что понятие «я», как простое сознание, сопровождающее все понятия, совершенно бессодержательно и что оно представляет собой не что иное, как предмет внутреннего чувства, поскольку мы не узнаем его далее ни по какому предикату, т.е. то, что не дано нам ни в опыте, ни каким-либо другим образом, неизвестный предмет внутренних явлений, трансцендентальный предмет мысли = Х, о котором, в отдельности, мы никогда не можем иметь ни малейшего понятия. Из этого понятия Я, считает Кант, рациональная психология хочет вывести все, что ей необходимо знать о душе, субстанции нашего мыслящего существа (см. выше, с. 74); Я мыслю – это ее единственный текст, из которого она хочет развернуть всю свою мудрость. Но к своим фундаментальным положениям она приходит, путая Я, поскольку этим словом обозначается только сознание моего мышления, или простое единство моего сознания, или единство в мышлении, под которым только и понимается отсутствие предмета, с Я, поскольку под ним понимается субстанция моего мыслящего существа, предмет мышления, который действительно представлен в понятии Я, но остается совершенно неизвестным самосознанию. На основании этой путаницы он рассматривает субстанцию мышления, душу, как данный предмет, к которому можно применить категории, и превращает аналитические высказывания о Я, обозначающем единство и тождество самосознания, в синтетические высказывания о душе, которая совершенно неизвестна самосознанию. Более подробно Кант, следуя руководству категорий, находит четыре таких переноса в рациональной психологии и, таким образом, полагает, что может разрешить основу этой псевдонауки на четыре паралогизма. Во-первых, он исходит из тождественной посылки, что я, мыслящий, всегда могу рассматриваться в мысли как субъект и как нечто, что не просто прилагается к мысли как предикат, к синтетической посылке, что я, как предмет, есть существо или субстанция, существующая для себя. Во-вторых, это придает уже присущей понятию мысли пропозиции о том, что Я апперцепции является единичным, которое не может быть разрешено на множество субъектов, а потому обозначает логически простой субъект, значение, что мыслящее Я есть простая субстанция, что было бы синтетической пропозицией. В-третьих, из тождества меня самого во всем многообразии вещей, которые я сознаю, вытекает тождество мыслящей субстанции во всем чередовании состояний, и, в-четвертых, из способности Я отличать свое собственное бытие как мыслящего существа от других вещей помимо себя, к которым относится и его собственное тело, вытекает возможность того, что оно может существовать просто как мыслящее существо, без тела. Из этих четырех посылок, по мнению Канта, рациональная психология выводит все остальное, что в ней может содержаться, в частности, бессмертие души. – Как видно, основания для сомнений, которые Кант выдвигает против рациональной психологии, тесно связаны с теми, которые уже были выдвинуты Локком против картезианского учения о душе.

Вторая метафизическая иллюзорная наука, рациональная космология, стремящаяся признать безусловное единство объективных условий во внешности, должна опять-таки выделить в рамках этого понятия четыре безусловности, каждая из которых соответствует одному из четырех названий категорий, а именно: 1. абсолютная полнота состава данного целого всех видимостей, 2. абсолютная полнота деления данного целого во внешности, 3. абсолютная полнота происхождения видимости вообще, 4. абсолютная полнота зависимости существования переменной во внешности. Любопытно, что если внешность, связанная с психологической идеей, была односторонней, т.е. такой, которая приводила к установлению определенных, а не противоположных им положений, то разум своими четырьмя космологическими идеями вовлекается в противоречие, так что оказывается вынужденным отказаться от утверждения, что для каждого обусловленного существует необусловленное. Здесь, по словам Канта, «появляется новый феномен человеческого разума, а именно совершенно естественная противоположность, над которой не нужно размышлять и расставлять искусственные ловушки, но в которую разум попадает сам собой, и притом неизбежно, и тем самым действительно предохраняется от дремоты мнимой убежденности, которую порождает лишь односторонняя видимость, но в то же время у него возникает соблазн либо предаться скептической безнадежности, либо принять догматическую непокорность вопреки всему и упорно стоять на определенных утверждениях, не позволяя выслушать и отдать справедливость доводам противного. «Из каждой из четырех изложенных идей возникает пара противоположных положений, антиномия. Четыре антиномии следующие:

1-й тезис: мир имеет начало во времени, а также заключен в пределы пространства.

Антитезис: мир не имеет начала и границ в пространстве, но бесконечен как во времени, так и в пространстве.

2-й тезис: Всякая составная субстанция в мире состоит из простых частей, и везде не существует ничего, кроме простого или того, что из него состоит.

Äнтитезис: Ни одна составная вещь в мире не состоит из простых частей, и нигде в нем не существует ничего простого.

(3) Тезис: Причинность по законам природы не является единственной, из которой можно вывести явления мира как целого. Для их объяснения все же необходимо предположить причинность через свободу.

Тезис: Свободы нет, а все в мире происходит только по законам природы.

(4) Тезис: Миру принадлежит нечто, что, будучи либо его частью, либо его причиной, является абсолютно необходимым бытием.

Антитезис: Ни в мире, ни вне мира не существует ни одного абсолютно необходимого существа, которое было бы его причиной. Причину этого антитезиса чистого разума Кант находит в следующем. Если дан ряд, в котором каждый член обусловлен предыдущим, то потребность в необусловленном бытии, от которого зависит обусловленное, можно попытаться удовлетворить двумя способами. Можно предположить либо, что если следовать по ряду все дальше и дальше в направлении от обусловленного к обусловленному, то в конце концов будет достигнут член, который обусловлен без того, чтобы быть обусловленным снова, либо что такого члена не существует, что ряд, следовательно, бесконечен в указанном направлении, но что бесконечный ряд образует единое целое и как таковой является необусловленным. Явления пространственно-временного мира, как видно из изложения четырех космологических идей, образуют такой ряд в четырех отношениях: во-первых, в той мере, в какой они рассматриваются как составляющие целое; во-вторых, в той мере, в какой они рассматриваются как состоящие из частей; в-третьих, в той мере, в какой они рассматриваются как следствия; в-четвертых, в той мере, в какой они рассматриваются как случайные, т.е. не существующие только благодаря тому, что они есть, т.е. как обязательно существующие, но обусловленные в своем бытии чем-то другим. Таким образом, в четырех аспектах идея связи явлений может быть дополнена двумя способами предположения о необусловленности.

При допущении, что ряд условий возникновения начинается с безусловного, решаются четыре тезиса; при другом допущении, что ряд условий не имеет начала, но в целом является безусловным, решаются антитезисы. Но, как считает далее Кант, и тезисы, и антитезисы могут быть строго доказаны из предпосылки разума, постигающего трансцендентальные видимости, что для каждого условия должно существовать безусловное, и поэтому каждая пара тезиса и антитезиса образует антиномию чистого разума.

Если сравнить это объяснение антитетики с отдельными антиномиями, то становится очевидным, что оно вообще не может быть применено ко второй, третьей и четвертой антитезам. Ведь в этих утверждениях нет представления о безначальном ряде условий как о безусловном. В них нет ни бесконечного ряда частей в каждой составной вещи, образующих в своей бесконечности полное и потому необусловленное целое, ни безначальной цепи причин и следствий, в которой нет ни одного звена, но которая сама является необусловленной, представляет собой совокупность вещей, обусловленных в соответствии с их бытием, что сделало бы regressus in infinitum задачей для того, кто ищет в нем абсолютно необходимое сущее, однако само это сущее было бы абсолютно необходимым, но они просто отрицают наличие простых субстанций, свободных причин и абсолютно необходимых сущих.

Доказательства, которые Кант приводит для тезисов и антитезисов, некоторые из которых весьма спорны, являются косвенными. Каждый тезис доказывается путем опровержения соответствующего антитезиса. Если бы мир – так доказывается первый тезис – не имел начала во времени, то до любого данного момента времени должна была бы пройти вечность, а значит, должен был бы пройти бесконечный ряд последовательных состояний вещей в мире, и, следовательно, бесконечный ряд должен был бы завершаться последовательным синтезом, что противоречит понятию бесконечного ряда; а если бы мир не был замкнут в пространстве в пределах, то он должен был бы быть бесконечным данным целым одновременно существующих вещей; поэтому бесконечное данное целое должно было бы считаться завершенным последовательным синтезом его частей, что означало бы, что бесконечное время, необходимое для перечисления его частей, должно было бы считаться истекшим; но это невозможно. Если же, как утверждает антитезис, мир имеет начало во времени, то его существованию предшествовало бы пустое время, а в пустом времени невозможно «возникновение» какой-либо вещи, поскольку ни одна часть такого времени, а не другая, не содержала бы условия для существования какой-либо вещи; и если бы мир имел границы в пространстве, то он, как абсолютное целое, имел бы отношение к окружающему его пустому пространству, то есть отношение к чему-то, что не является объектом, но такое отношение, а значит, и ограничение мира пустым пространством, есть ничто. Вторая антиномия доказывает свой тезис, показывая, что если бы составная субстанция не состояла из простых частей, то от нее ничего бы не осталось после отмены всякого состава в мысли, что невозможно, так как состав есть лишь случайное отношение существенных частей, а отмена случайного отношения, содержащегося в субстанции, не может быть отменой самой этой субстанции; – и доказывает свой антитезис, заключая из предположения о простых частях, из которых состоит субстанция, что они должны занимать пространство, подобное составленной из них вещи, что возможно только для частей, которые сами являются составными. Доказательство тезиса третьей антиномии утверждает, что если бы все происходило по простым законам природы, то каждое событие, согласно правилу, следовало бы за предыдущим событием, которое, в свою очередь, предполагало бы предыдущее событие, и поэтому ни одна цепь причин и следствий не имела бы первого начала и, следовательно, каждое событие имело бы второе начало.

Поэтому ни одна цепь причин и следствий не будет иметь первого начала, и, следовательно, каждый ряд причин, вытекающих одна из другой, не будет иметь той полноты, которой требует разум, – и заканчивает словами: «Согласно этому, должна быть предположена такая причинность, при которой нечто происходит без того, чтобы его причина была далее определена другой предшествующей причиной по необходимым законам, т.е. абсолютная спонтанность. Т.е. абсолютная спонтанность причин, ряд явлений, протекающий по естественным законам, начинающийся сам собой, следовательно, трансцендентальная свобода, без которой даже в ходе природы последовательность явлений никогда не бывает законченной со стороны причин.»

Отрицание свободы (в антитезе третьей антиномии) ссылается на действие закона причинности без исключения, ибо тот, кто предполагает свободу как особый вид причинности, в соответствии с которым могут происходить события мира, а именно способность начинать состояние, кто предполагает свободу как особый вид причинности, согласно которому могут происходить события мира, а именно способность начинать состояние, а значит, и ряд его последствий, тот тем самым предполагает, что первое начало действия может следовать за состоянием еще не действующей причины, с которой оно не имеет никакой причинной связи, а это предположение противоречит закону причинности. Наконец, доказательства, относящиеся к четвертой антиномии, вытекают из доказательств, относящихся к третьей, менее прозрачным образом. Этот тезис возникает, если считать, что существование всех членов причинного ряда, следующих за требуемым разумом (согласно третьему тезису) начальным членом, является условным, и что разум требует, помимо условного в отношении его существования, еще и плохого необусловленного или абсолютно необходимого, которое должно совпадать с начальным членом причинного ряда и, следовательно, не может быть мыслимо отдельно от мира чувств. Доказательство же антитезиса утверждает, что допущение необходимого бытия несовместимо с признанием закона причинности.

Только из доказательств предложений, образующих антиномии, вытекает полное объяснение странного феномена антитезиса чистого разума. Ведь из того, что, как было показано выше, разум может пытаться представить себе ряд явлений, находящихся в двуедином отношении обусловленного и необусловленного, как целостный и тем самым необусловленный в своей совокупности, еще не следует, что противоречия должны возникать для него из необходимости прослеживать все обусловленное до необусловленного. Он видит себя втянутым в противоречия только потому, что обнаруживает, что способен доказать противоречивые предложения, к которым он приходит через два способа мышления необусловленного, и что поэтому он не должен приписывать им значение возможностей, между которыми у него есть выбор.

Если теперь искать реальное основание антитетического разума в цитатах тезисов и антитезисов, то оно должно заключаться в том, что принцип чистого разума, на котором основаны и тезисы, и антитезисы (вторые, третьи и четвертые антитезисы, однако, как было показано, только в том случае, если к отрицанию, которое в них содержится в одной только формулировке, добавить утверждение), а именно положение о том, что к каждому ряду условий принадлежит безусловное, не может быть применен к простым явлениям. Доказательства тезисов показывают, что из двух способов, которыми только и можно пытаться мыслить ряд явлений как безусловный, один не может быть осуществлен, а доказательства антитезисов показывают то же самое в отношении другого. Мы могли бы применить этот принцип чистого разума к миру вещей в себе, если бы нам был дан такой же и в нем самом ряд, в котором каждый член был бы условием последующего.

В вещах в себе, говорится в предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума», разум обязательно и с полным правом требует безусловного для всего условного, которое завершает ряд условий. «Если, говорит трансцендентальная диалектика, условное и его условие являются вещами самими по себе, то, когда первое дано, не только отпадает регресс ко второму, но и последнее тем самым действительно уже дано, и, поскольку это относится ко всем членам рубрики, полный ряд условий, следовательно, и безусловное, тем самым в то же время дано, или, скорее, предпослано, поскольку дано условное, которое было возможно только через этот ряд». По отношению же к простым явлениям этот принцип требует невозможного, как показывают доказательства тезисов, которые. Опровержения антитезисов, а также доказательства антитезисов, которые являются опровержениями тезисов. «Если, говорит Кант в «Пролегоменах», как это обычно делается, мы мыслим явления душевного мира как вещи в себе, если мы предполагаем принципы их связи как принципы, вообще применимые к вещам в себе, а не только к опыту, как это обычно, действительно неизбежно без нашей критики: возникает непредвиденное противоречие, которое никак не может быть разрешено обычным догматическим способом, поскольку и пропозиция, и противоречие могут быть продемонстрированы одинаково правдоподобными, ясными и неотразимыми доказательствами. " – Согласно этому, причину антитетики следует искать не в трансцендентальной видимости, вытекающей из изначальных законов разума, а в том, что разум позволяет обмануть себя чувственности, принимая чувственные видимости за вещи в себе и рассуждая о них так, как он вправе рассуждать только по отношению к вещам в себе. Рациональная космология будет обманута не бернунфтовской видимостью, а видимостью чувств, уже известной из трансцендентальной эстетики.

Если антитетика чистого разума объясняется тем, что мир чувств – это просто мир явлений, к которому, однако, неприменим принцип, согласно которому чистый разум требует безусловного для всего обусловленного, тогда как он был бы применим к вещам самим по себе, то в этом заключается (как выражается предисловие ко второму изданию «Критики чистого разума») эксперимент контрдоказательства той истины, что мир чувств – это мир явлений. Поскольку, как утверждается в трансцендентальной диалектике, вышеприведенные доказательства четырехкратной антиномии были не слепыми, а основательными, а именно: на предпосылке, что явления или мир чувств, который постигает их как целое в себе, являются вещами в себе, то противоречие выводимых из них посылок обнаруживает ложность этой предпосылки и тем самым подводит нас к открытию истинной природы вещей как предметов чувств. Из конфликта с самим собой, в который разум втягивается своими космологическими идеями, можно, таким образом, «извлечь истинную, не догматическую, а критическую и поучительную пользу: а именно, косвенно доказать трансцендентальную идеальность явлений, если кому-то недостаточно прямого доказательства в трансцендентальной эстетике».

Что касается самих антиномий, то из изложения их причины следует, что оба тезиса и антитезисы ложны, если оба (а именно второй, третий и четвертый антитезисы против их формулировки) понимать именно в том смысле, в каком они были доказаны на основании предположения, что принцип разума, стремящегося к безусловному, применим к миру чувств, или, что то же самое, что чувственные явления являются вещами сами по себе. Ибо, понятая таким образом, каждая из этих пропозиций содержит ложное утверждение о существовании необусловленного ряда условий в феноменальном мире в целом. Только на первый взгляд это критическое решение «космологического спора разума с самим собой» нарушает логический принцип исключенного третьего, согласно которому из двух противоречиво противоположных утверждений одно всегда истинно, другое ложно. Ведь тезисы и антитезисы на самом деле не находятся в отношении противоречивой противоположности друг к другу, поскольку они сходятся в общем утверждении, причем неверном, а именно в применении к явлениям идеи абсолютной тотальности, которая действительна только как условие вещей самих по себе. Они так же противоречат друг другу, как утверждения о том, что некое тело хорошо с виду пахнет и что оно не пахнет, причем оба они предполагают, что их предмет вообще пахнет. Например, утверждения первой антиномии, что мир бесконечен и что он конечен, были бы противоречивы только в том случае, если бы первая просто отрицала конечность мира, а это не так, поскольку она содержит представление о мире как о целом, завершенном в бесконечной череде своих явлений и потому безусловном, каким может быть только вещь в себе. Поэтому оба эти утверждения могут быть ложными, и они действительно таковыми являются, поскольку общая для них идея мира как необусловленного целого ложна.

Объявив ложными и тезисы, и антитезисы – последние в той мере, в какой они понимаются не как простое отрицание первых, а как утверждение бытия безусловного сущего, – Кант встает на сторону антитезисов, понимаемых в соответствии с их формулировкой в отношении второй, третьей и четвертой антиномий. С их помощью он отрицает, что в мире чувств существуют простые субстанции и свободные причины и что последним принадлежит как часть или как причина абсолютно необходимое бытие. Что касается первой антиномии, то он утверждает не весь антитезис, а только его первую часть: он отрицает, что у мира было начало и что он имеет границу в пространстве. Однако в последнем утверждении он выходит за рамки того, что он был вправе заключить из общего решения космологического спора. Из этого общего решения следует только то, что мир, если он ограничен в пространстве, не должен мыслиться как единое целое и, следовательно, как нечто необусловленное в количественном отношении. Он также приводит специальную причину для отрицания его ограниченности. Если бы мир, по его мнению, имел внешний предел в пространстве, то восприятие этого предела через пустое пространство было бы возможно, но такое восприятие, как совершенно пустое по содержанию, невозможно. Однако, независимо от того, является ли эта причина обоснованной или нет, Кант, утверждая, что не только пространство, но и мир в нем не имеет конца, преступает очерченные им самим границы познания, ибо это было бы синтетическим суждением priori, возможность которого не может быть объяснена ни трансцендентальной эстетикой, ни трансцендентальной аналитикой.

Представленное здесь критическое решение космологического спора содержит еще одно важное дополнение. Оно касается двух последних антиномий. Их антитезы, как было показано, истинны, если понимать их как отрицание наличия свободных причин в чувственном мире и необходимого бытия, принадлежащего чувственному миру. Теперь Кант полагает, что может показать, что и здесь тбесы могут быть взяты в том смысле, в котором они, по крайней мере, возможно истинны. Допущение причинности через свободу по отношению к следствиям, принадлежащим к миру ощущений, как он думает, ничему не противоречит, если субъект этого не будет опять-таки принадлежать к миру ощущений, а будет вещью, существующей в себе, и точно так же можно думать, что чувственный мир видимостей связан с существом, абсолютно необходимым для его существования, как его причина, если определить точнее, что само это существо, как вещь, существующая в себе, стоит вне ряда видимостей, т. е. является ens extramundaneum. В мире явлений, согласно этим предположениям, каждое изменение следовало бы за другим с естественной необходимостью, а некоторые изменения, например человеческие действия, рассматривались бы в то же время как следствия, которые вещь в себе порождает свободно; и каждая вещь в мире явлений была бы обусловлена в своем бытии другими, которые в свою очередь были бы обусловлены другими, и так далее без конца, в то время как весь мир явлений зависел бы от существа, которое абсолютно необходимо.

Кант подчеркивает возможность, а точнее, поскольку постижение возможности вещи требует, согласно кантовскому словоупотреблению, знания природы и условий этой вещи на основе внутренней интуиции, напрашивающейся невозможности трансцендентальной свободы следующим образом. Свобода – это способность начинать состояние само по себе, т.е. без чего-то предшествующего, после чего оно следует по правилу. Согласно этому объяснению, связь состояния с предшествующим в мире чувств никогда не может быть причинностью через свободу, ибо «закон природы, по которому все происходящее имеет причину, предполагает, в свою очередь, что причинность этой причины, а именно Закон природы, по которому причинность этой причины, т. е. действия, поскольку оно предшествует во времени и в рассмотрении возникшему эффекту, не может само всегда быть, но должно произойти, имеет также свою причину среди явлений, которыми оно определяется, и что, следовательно, все случаи в естественном порядке эмпирически определены: этот закон, по которому явления могут прежде всего составлять природу и быть предметами опыта, есть закон разума, от которого ни под каким предлогом нельзя отступать или исключать из него какое-либо явление.» Итак, эффекты, которые вещь в себе, будь то в себе или в другой вещи в себе не могут быть приписаны свободе, ибо, поскольку вещи в себе вообще не находятся во времени, ничто вообще не может начаться в мире вещей в себе, и «только если нечто должно начаться через действие, то есть если эффект должен быть найден в ряду времени, следовательно, в мире чувств (например, начало мира), оно может быть приписано свободе. Например, начало мира), то возникает вопрос, должна ли начинаться и причинность самой причины, или же причина может вызвать следствие, не начав самой причинности», и именно поэтому мы не можем найти подходящего понятия свободы и для Бога, поскольку его действие имманентно. Если свобода вообще возможна, то это может быть только так, что она дается вещи, которая существует сама по себе в отношении тех следствий, которые она имеет в мире явлений. Теперь возникает вопрос, можно ли согласовать предположение о причинности через свободу, определенное более подробно в этом смысле, с признанием безусловной действенности причинного закона природы для явлений. На этот вопрос следует ответить утвердительно. Ведь даже если каждый процесс в феноменальном мире имеет свою достаточно определенную причину в предшествующем процессе, который в свою очередь принадлежит феноменальному миру, ничто не мешает (как будет показано более подробно) процессу в феноменальном мире, вызванному причинностью по законам природы, быть одновременно связанным с вещью в себе как своей причиной и рассматриваться как продукт свободного действия в отношении его связи с явлениями, которое необходимо для природы в отношении его связи с вещью в себе. «Если бы предметы чувственного мира принимались за вещи в себе, а законы природы – за законы вещей в себе, то противоречие было бы неизбежным. Точно так же, если бы субъект свободы был представлен как просто явление, подобное другим предметам, противоречия было бы не избежать, ибо одно и то же утверждалось бы и отрицалось в одно и то же время одними и теми же предметами в одном и том же смысле. Но если естественная необходимость относится только к явлениям, а свобода – только к вещам самим по себе, то не возникает никакого противоречия, если допустить или признать оба вида причинности, как бы трудно или невозможно ни было сделать последний вид понятным». Теперь необходимо объяснить, как процесс в мире чувств может быть связан в качестве эффекта с бытием-в-себе в качестве причины, независимо от его причинной связи с предшествующими явлениями.