Текст книги "Звёздный табор, серебряный клинок"

– Сомкнулась связь времен! – заявил Дядюшка Сэм, видно, прекратив подозревать меня во лжи. И, хоть я и не слишком прилежный студент-филолог, я все-таки узнал цитату. Это он Шекспира наизнанку вывернул.

– Это судьба, – продолжал он. – Вы были знакомы с тем, кто восстановил на Руси монархию.

Это конечно большое преувеличение, говорить, что я был с ним знаком. Видел, не более. Но Дядюшка продолжал:

– Это мистическое подтверждение правильности нашего пути! Если доселе у меня и были сомнения, то отныне их больше нет! За пчеловодов! За Михалкова!

Я не стал спрашивать при чем тут какие-то пчеловоды. Какое мне дело? Вот за Михалкова – не грех. И мы выпили, опять же не чокаясь, но тут уже с полным правом, так как, вроде бы, «за упокой». На кол, это неприятно…

– И все-таки, я-то тут при чем? – спросил я, проглотив очередной неизвестный овощ. – Мало ли кто Михалкова видел?!

Дядюшка Сэм строго на меня посмотрел. На щеках его играл хмельной румянец.

– Ладно, – сказал он. – Не хотел я так сразу вводить вас в курс дела. Но раз уж есть мистические знамения… А я, знаете ли, верю в мистические знамения… Буду с вами предельно откровенен.

– Пожалуйста, – попросил я. – Мне бы очень хотелось.

– В Думе идет борьба фракций, – понизив голос, начал Дядюшка Сэм. – Власть нынешнего самодержца Рюрика ведет Россию в тупик. Наша фракция оппозиционна, и все идет к тому, что вскоре она будет объявлена вне закона, и представители ее подвергнутся гонениям. Самый надежный, хотя и сложнейший способ уберечь себя, а так же и спасти Россию – сделать царем своего ставленника. Но мы никогда и не подумали бы о такой возможности, если бы не появилась реальная возможность предъявить сенату истинного потомка рода Романовых.

По его логике однозначно выходило, что потомок рода Романовых – я. Это предположение было столь нелепым, что я даже не стал пытаться его перебить, а просто промолчал и стал слушать дальше, надеясь, что объяснение прозвучит.

– Мы сделали ставку на чудо. Мы профинансировали работу над установкой, которую в легкомысленной литературе вашей эпохи было принято называть «машиной времени». И вот результат: мы изъяли вас из вашего времени, причем так, что это никоим образом не могло повлиять на ход истории и привести к необратимым последствиям.

– Но ведь я-то – не потомок Романовых! – не выдержав, наконец, вскричал я. – Моя фамилия Безуглов!

– «Без-углов», – зачем-то раздельно произнес Дядюшка Сэм и хитро на меня посмотрел. – А вы никогда не слышали о том, что прадед ваш получил эту фамилию в детском приюте? Что, когда его подобрали, родителей своих он не помнил?.. «Без-углов» – это ведь значит только то, что человек не имеет своего угла, не так ли? Ваш прадед был беспризорником… Его реальная фамилия была совсем иной, опасной в те времена. И все-таки – не Романов. Он был незаконнорожденным сыном князя Романова. Генный детектор безошибочно показывает в вас прямого наследника царской династии, и ежели возжелаете, я представлю вам, милейший государь мой Роман Михайлович, ваше, до тонкостей нами восстановленное, иерархическое древо…

– Потом, – махнул я рукой, в который уже раз за сегодняшний день чувствуя себя полным идиотом. И особый идиотизм заключался в том, что ситуация перестала казаться мне сказочной и невероятной. Она обрела плоть и логику.

– Водочки? – неожиданно, несмотря на субординацию, обрел дар речи лысый «Джедай». Видно уж очень жалко я выглядел. Я с благодарностью посмотрел на него… Никогда раньше не замечал я в себе способностей к предчувствию, но сейчас, в миг потрясения, мне показалось, что в лице этого человека я вижу некую незримую печать. «Не жилец», – подумалось мне.

– Налей, – согласился я. – Как твоя фамилия, подданный? – попробовал я на вкус новое для меня словечко. – Запамятовал я.

– Семецкий я, – отозвался он, – наполняя рюмки.

– Береги себя, Семецкий, – сказал я, поднимая рюмаху. – Хороший ты, видно, человек. И товарищ твой, вроде, тоже ничего, – решил я не обижать и второго.

Но, похоже, их фамильярность со мной Дядюшке Сэму показалась недопустимой.

– За государя Всея Руси Романа Михайловича Безуглова-Романова, – с нажимом произнес он, – хоть и не венчанного пока на царствование, но законного по крови!

И именно то, что я полностью уверовал в свое царское происхождение, вызывало во мне протест по отношению к этой театральности.

– А меня того… Как Михалкова – на кол не посадят? – поинтересовался я дурашливо. Но Дядюшка Сэм моего ёрнического тона услышать не пожелал.

– Вся Россия возликует, когда на трон взойдет Романов, – торжественно возвестил он. – Истинно вам говорю.

– А какая она сейчас, Россия? – спросил я. – Большая?

– Восемнадцать планетных систем из тридцати одной освоенной человеком, – не без гордости сообщил Дядюшка Сэм, – империя включает в себя девять автономных территориальных субъектов.

– А Земля – наша?

– Земли нет, – покачал он головой. – Земля уничтожена в двадцать третьем столетии – двести лет назад. Наш звездолет вращается сейчас как раз по ее былой орбите.

– Эх, – выдавил я из себя, чувствуя, как сердце сжимается жалостью. Вдруг перед глазами почему-то возникло лицо Ольги… Хотя, что тут непонятного? Она – последний человек, с которым я разговаривал в своем времени на несуществующей ныне планете… А ведь для меня с того момента прошло каких-то несколько часов!

Может, вытащить и ее сюда – на царствование? Престол Всея Руси из восемнадцати обжитых планетных систем – это не прожженное сигаретой кресло «Форда-Сиерры» восемьдесят второго года выпуска… Но… Рано об этом. Да и вряд ли это выполнимо.

И, не зная, что еще сказать, я просто опрокинул рюмку.

* * *

Столичная планета Москва, куда мы сейчас должны были направиться, находилась в центральной части галактики, но для того, чтобы добраться до нее, необходимо было, оказывается, сперва подзарядиться энергией на заправочной станции в районе Бетельгейзе. Только тогда мы сможем сделать нуль-пространственный скачок и в один миг оказаться возле Москвы. А до Бетельгейзе будем тащиться целых несколько дней в экономичном режиме «поглощения пространства», как назвал его Дядюшка Сэм.

А энергии у нас маловато потому, оказывается, что ее здорово жрет машина времени. Особенно в тот момент, когда заставляет время остановиться. Потому-то там, на Земле, когда я в момент аварии замешкался, Синицын и Семецкий и бежали за мной, как угорелые. Каждая секунда их пребывания там влетала их фракции не то, что в копеечку, а в добрый миллиардик.

Еще я узнал, почему всё там слегка вибрировало. Им ведь нужно было не просто попасть в прошлое, а выкрасть меня в миг катастрофы, то есть, именно остановить время. Однако по выкладкам изобретателя установки выходило, что, если в паузе не гонять время вперед и назад на коротком отрезке, а по-настоящему остановить его, то все связи между частицами реальности разрушаться, ведь движение – основа материи… И всё тогда. Хана нашему миру.

– А давно уже люди путешествуют во времени? – поинтересовался я.

– Это был первый и последний раз, – сообщил Дядюшка Сэм как ни в чем ни бывало, я же от этого заявления просто обалдел. – Как только вы сюда прибыли, установка отправлена в зону безвременья, а изобретатель… – он, замешкавшись, отвел взгляд. – Из его памяти будет удалено все лишнее.

Однако я догадался, что с изобретателем будет худо.

– А кто он? – спросил я.

– Семецкий, – отозвался Дядюшка Сэм. «Так я и знал что этот лысый симпатяга плохо кончит», – подумал я. И дальнейшее показало, что я был прав, хотя и обернулось все совсем не так, как я предполагал… Но все-таки еще более в рассказе Дядюшки Сэма меня поразило другое:

– И лишь ради того, чтобы вытащить меня из прошлого вы рисковали существованием всего мироздания?!

– Нет. Мы рисковали ради будущего России, – с апломбом заявил он. – И мы выиграли.

«Ненавижу фанатиков», – подумал я. Но промолчал. А еще решил, когда представится такая возможность, предупредить Семецкого об опасности.

Я узнал также, почему Дядюшка Сэм не опасается, что появятся и другие претенденты на российский престол по ветви Романовых. Оказывается, еще во времена правления Михалкова и последующих монархов, разнообразные спецслужбы методично «купировали» все ветви романовского генеалогического древа. Чтобы ни у кого не возникало искушения реставрировать эту династию. В результате ни одна прямая линия не дотянула и до конца двадцать первого века.

А меня нашли так. В режиме сканирования «машина времени», – рассказал мне Дядюшка Сэм, – работает абсолютно безопасно и энергии потребляет совсем немного. Пользуясь этим, в сочетании с генным детектором, найти и отследить жизненные пути всех потомков Романовых было хоть и трудно, но выполнимо. Благо, средств не жалели. А образцы генов получили, похитив микрочастицу мощей из соборного Храма Святого Царя-искупителя Николая Второго, канонизированного, как мученика, еще в конце двадцатого века.

Бред. Но не я его выдумал. Выяснилось к тому же, что нашли меня уже довольно давно, дистанционно сняли мои точные генетические данные и вырастили мой клон. Его-то мы в «Форд» и запихали. Клонирование людей, по словам Дядюшки, – преступление страшнее убийства, да к тому же сложное и дорогостоящее дело, в особенности – выращивание в ускоренном режиме. Но последовательным надо быть, даже совершая криминал. «Взялся за гуж, не говори, что не дюж».

Я, конечно же, спросил, почему им тогда было не создать клон самого Николая Второго да и не посадить на трон именно его? Но Дядюшка объяснил, что клонирование людей – дело противное Богу, это общепризнанный факт, и такого царя народ никогда бы не признал. Без смуты не обошлось бы.

Далее Дядюшка поведал, что носителей генома Романовых, в нашем веке нашли довольно много. Почему же остановились именно на мне? Ответ и на этот вопрос был также достаточно прост. Во-первых, возраст, в котором я погиб (а забрать человека из прошлого можно было только в момент его гибели). Царь нужен был не старый, способный продолжить свой род. Но и не какой-нибудь желторотый юнец: держать в тайне его существование до достижения зрелости потомкам тоже не улыбалось. Во-вторых, не зная о своих корнях, я не испорчен сознанием своего врожденного величия, как какие-нибудь Великие Князья-седьмая вода на киселе, схоронившиеся в семнадцатом году в парижских борделях…

Я – самый что ни на есть нормальный русский парень, ни на что особенно не претендующий. Школа, армия, университет… Отличная характеристика для соискателя престола, – это так мне Дядюшка Сэм объяснил. А сам я понял по-другому: нашли такого, у которого понтов поменьше, кем вертеть можно будет, как угодно… Посмотрим, посмотрим…

А ведь на самом-то деле я всегда, ВСЕГДА, особенно в детстве, чувствовал, что я не такой, как все, что у меня великое будущее! Только ничто этого не подтверждало… Интересно, и вправду это кровь во мне говорила или юношеский максимализм, свойственный всем?..

Узнал я, наконец, и то, почему за такой срок совсем не изменился русский язык… Ничего подобного! Еще как изменился. Современный мне язык они специально для меня выучили. А когда мне Дядюшка Сэм пару фраз на нынешнем русском произнес, я вообще ничего не понял… Хотя своим филологическим ухом кое-какое чисто фонетическое сходство все-таки уловил. Хуже польского, короче. Особенно раздрает обилие внедрившихся в наш язык англицизмов. Даже «здравствуйте» теперь по-русски – «хай»! Вот же гадость какая! А я, между прочим, всегда так с друзьями и здоровался. Но это же в шутку. А когда всерьез – противно…

Так что, это даже хорошо, что нам до Бетельгейзе несколько дней лететь, хоть язык чуть-чуть подучу. И вот так, значит, мы и летели, водочку попивали, беседовали о том, о сем, порхая над тавкой и кустиками… Только обидно, не нашлось у потомков сигарет. Они мне даже во сне снились…

Особенно много пили за моих родителей. Жалко их. Ночью, когда никто не видел, я даже всплакнул пару раз… Но ничего тут не поделаешь. Я ведь в самом деле в тот вечер насмерть разбился, никто этого не подстраивал, сам виноват. И если меня в прошлое возвращать, то только прямиком в то месиво из железа и мяса, а иначе – никак… Никакого от этого ни мне, ни папе с мамой толку не будет… Хоть бы весточку им… Но нет! И весточки нельзя.

А Ольге каково было узнать, что по дороге от нее я погиб, что оставь она меня у себя, я бы еще жил бы да жил?.. Что ей, трудно что ли было предложить мне зайти к ней? Кофе пожалела? Причем вовсе не обязательно при этом со мной спать было… Хотя и желательно… Так ведь нет, понты не позволили. Может быть, я даже еще и женился бы на ней, детей бы нарожали… Прикидываю, как она себя казнила… Бедная.

А дядька мой – благодетель… Он ведь мне этого «Форда» от чистого сердца подарил… Каково ему сейчас?.. Точнее, тогда… Ох, как давно это было. Пятьсот лет назад… Но вина-то моя от этого меньше не становится. Ведь вот сколько я людей несчастными сделал…

Так я горевал и убивался… И в результате слов выучил совсем немного. Зато водки мы выпили с Дядюшкой Сэмом порядочно. Я всё расспрашивал его о нынешней жизни. Например, задал актуальный вопрос: неужели и в двадцать пятом веке люди пьют столько же, сколько и в наше время?! И получил удивительный ответ.

Оказывается, ученые будущего пришли к выводу, что алкоголь в человеческом обществе выполняет важнейшую эволюционную функцию. Он – первостепенный фактор то ли естественного отбора. Выживать ведь стали все, кому не лень, независимо от состояния физического и психического здоровья. И человечество из-за этого могло превратиться в вид поголовно больных особей. Но на свое счастье люди наткнулись на алкоголь. Только благодаря ему слабые имеют меньше шансов продолжить свой род, и вид в целом не деградирует… А раз так, употребляя алкоголь, ты, рискуя собственным здоровьем, участвуешь в крайне важном процессе глобального оздоровления человечества.

… И лишь от ответа на один вопрос он все время уходил. Чем политика его фракции отличается от политики ныне правящего государя Рюрика Четвертого? Чем тот, собственно, плох? «Я обязательно открою вам это, дорогой мой друг, – говорил он. – Но не сейчас. Сейчас это было бы несколько несвоевременно. Поверьте мне. Если, конечно, вы прикажете, я не смогу вам отказать. Но я прошу: не приказывайте мне этого…» И я не приказывал. Не так уж это и важно.

А еще Дядюшка Сэм показал мне на небесном куполе отображение нашего звездолета. На самой окраине. Полз он еле-еле, как клоп по стенке…

… И все ж таки мы добрались. Когда подлетали к Бетельгейзе, Дядюшка Сэм сделал так, что почва перед нами расступилась, и мы по скобам, словно в канализационный колодец, спустились с ним в какое-то подземное помещение. Внутренности мне при этом обожгло приятным огоньком, и это значило, что тут я управлять гравитацией уже не смогу. Тут генераторы искусственной силы тяжести обыкновенные, и она неуправляемая, и ходить тут нужно ножками…

Комнатушка, в которую мы спустились, была страшно тесная, не имела ни окон, ни дверей, и освещена была более, чем скудно.

– Придется потерпеть, – сказал Дядюшка Сэм. – Незачем вам всем и каждому на глаза попадаться. Тут ведь, бывает, и таможенный патруль случается… Посидите часика три-четыре, пока зарядимся.

Он просочился обратно, и почва за ним сомкнулась, а я остался осматриваться.

Боже ж мой! Да почему ж они меня сразу сюда не определили?! Тут ведь пыль есть! Представляете?! Нормальная человеческая пыль! И какие-то железяки ржавые. И, по-моему, я тут даже мышиные какашки нашел! А больше в этом склепе ничего и не было.

Но как мне тут поначалу хорошо было! Там, наверху, и красиво, и чистенько, да знал бы кто, как мне надоело порхать над стерильной травкой под звездным небом, словно ночной мотылек какой… Только справить нужду и присаживался. А трава эта диковинная все тут же в себя поглощала, и попу еще подтирала… Блин! Ужас.

Однако, тут, в склепе, мне, как ни странно, надоело еще быстрее. И часа через два я уже начал тосковать. А когда окончательно убедился, что кучка посередине – это и вправду мышиный помёт, я его осторожненько смёл в уголок, чтобы не наступить.

Самым противоестественным было то, что по перегрузкам, которые я испытал дважды, я определил, что мы и садились куда-то, и потом наоборот – взлетали. Но никто за мной не пришел. Вместо этого где-то часа через четыре от начала моего заточения и минут через пятнадцать после взлета наверху раздался дикий грохот, и мне даже послышались крики. «Таможенники? – подумал я. – Только чем они там могут грохотать?»

После этого шума я просидел еще примерно час. Ничего не менялось, и я начал беспокоиться. А что если, например, таможня по каким-то причинам задержала корабль, ссадив команду? На сутки или даже на несколько. За сутки я умом тронусь в этой камере, а за несколько могу и помереть. А Дядюшка Сэм и пальцем для моего спасения не шевельнет: пусть уж лучше я помру, чем его уличат в попытке государственного переворота.

Разок я в темноте поднялся по скобам и уткнулся в твердый потолок. Как открыть потайное отверстие? Как пройти наверх? Этим искусством владел только Дядюшка Сэм. Он ведь объяснил мне, что все в этом звездолете слушается только его телепатических команд. И это единственный такой суперсовременный корабль. Остальные попроще.

Я обшарил «потолок», но в гладкой поверхности не обнаружил ни единой выемки или выпуклости. Cпустился обратно и попытался выяснить, куда еще можно попасть из этой комнатушки. Оказалось – никуда. Наблюдение, что тут нет ни дверей, ни окон, подтвердилось. Ни намека.

Тогда я поднял с пола металлическую болванку и принялся обстукивать ею стены, надеясь обнаружить пустоты, а значит, возможно, и потайные ходы. Но звук был одинаково гулок везде. Везде вокруг моей кельи была пустота. Попробовал просто колотить железякой поувесистее в стену, но не только не смог пробить ее, но не оставил ни малейшего следа, сам же чуть не глох. Так же безрезультатна была и попытка пробить «потолок»…

Выхода не было. Нашлось, правда, узкое вентиляционное отверстие в одном из нижних углов комнатки. Но никаких шансов на спасение оно не добавило. Сунул туда руку, но нащупал только гладкие стенки трубы. Покричал туда, что есть силы, но без толку. Лишь взмок и основательно проголодался.

Убедившись, наконец, что силиться выбраться отсюда самостоятельно бессмысленно, я решил ждать и беречь силы. Я уселся на пол, привалился спиной к прохладной стене, закрыл глаза и стал думать обо всем том невероятном, что произошло со мной за какие-то несколько дней.

Я чудом спасен из автокатастрофы, погибнуть в которой должен был неминуемо. Я совершил путешествие во времени и попал в будущее. Я узнал, что являюсь законным наследником русского престола, и все, что мне нужно было, чтобы вступить в свои права – добраться до столицы… Которая называется Москвой, так же, как и мой родной город. И вот, вместо этого, я сижу тут, заточенный в душной и грязной темнице, и, возможно, тут-то и суждено мне подохнуть от самого пошлого голода.

Я начал плакать. Я всегда был чересчур раним, иногда слезы навертывались мне на глаза перед телеэкраном в момент счастливой развязки самой наибанальнейшей мелодрамы. Даже индийской. Но в подобных случаях я старался прятать свою сентиментальность от окружающих. Здесь же скрываться было не от кого. Да и основания для расстройства были более, чем серьезные. Так что поревел я вволю.

Самое ужасное, кстати, состояло в том, что я понял: оказывается, не отдавая себе отчета, я разработал для себя схему, благодаря которой мог без слез вспоминать о родителях, о друзьях, об Ольге… Она заключалась в том, что, не появись пришельцы из будущего, и не спаси они меня, я бы погиб. И никому от этого было бы не лучше. А отсюда, то, что я спасся – радость. Жаль, что об этом не знают мои близкие, но если бы узнали, это была бы радость и для них. Так что, можно считать, что живу я теперь и для них тоже, и род наш продолжу. А раз так, то и горевать – глупо. Но теперь эта схема сломана. Всё тщетно. Пусть и не по своей воле, но выходит, что я снова всех подвел…

Я плакал навзрыд, когда почувствовал, что кто-то коснулся моей ноги. Я протер глаза. Передо мной сидела здоровенная крыса. Я брезгливо отдернул ногу. Крыса отскочила в сторону, но уходить не собиралась. И смотрела она на меня как-то нехорошо. То есть, наоборот, уж слишком радостно. Если бы она умела говорить, она бы, наверное, восклицала: «Как много еды! Как мне повезло!..»

Тут я подумал: раз эта крыса откуда-то пришла, значит выход есть! Я схватил металлическую болванку и запустил в крысу, стараясь не упускать ее из виду. Но чуда не случилось. Крыса юркнула в ту самую отдушину в полу, о существовании которой я прекрасно знал и без нее.

Я вновь прикрыл глаза. И понял, что хочу спать. Что ж, это хорошо. Во сне хотя бы не чувствуешь голода. Время пройдет незаметно, и, кто знает, может быть за мной все-таки придут… Но крыса!

Я встал и заложил вход в ее нору несколькими железяками. Отодвинуть их зверюге будет не под силу. Вернувшись на место, я почти сразу уснул, отметив, что с начала моего заточения прошло уже больше двенадцати часов.

Проснулся я от того, что почувствовал, как кто-то легонько теребит меня за плечо. Я вскочил, но, где нахожусь, сообразил не сразу. А в еще большее замешательство привело меня то, что я увидел прямо перед собой.

Это была женщина. Похоже, молодая. Но ужасно безвкусно одетая и размалеванная. От ее цветастых юбок исходил кисловатый запах давно не мытого тела. И она прижимала к губам палец, призывая меня молчать.

– Тс-с, – прошептала она. И добавила с сильным акцентом: – Роман Михайлович.

При этом в моем отчестве она сделала ударение на «о».

– Да? – так же шепотом отозвался я.

– Роман Михайлович, – повторила она так, словно пробовала эти слова на вкус. А затем протянула мне сверток, который до этого держала подмышкой.

Это была одежда и провизия. В первую очередь я конечно же накинулся на пищу, разрывая упаковки из тонкого пластика, доставая и жадно запихивая в рот хлеб, вареное мясо, сыр, какие-то фрукты и что-то еще, природу чего я не понял. Но это было не существенно. Главное, что это была еда!

Утолив голод, я развернул одежду. Какой-то клоунский наряд. Мятые зеленые штаны с золотыми лампасами и черная, покрытая аляпистыми красными петухами рубаха с кружевами на рукавах и на воротнике. Женщина умоляюще свела брови, и я понял, что одеть все это необходимо, иначе она меня спасать не станет.

Я переоделся. Но «красотка» никуда меня не повела, а присела передо мной на корточки и вновь сказала:

– Тс-с… – показав пальцем вверх. И добавила: – Дяд'я Сэм.

Это имя окончательно успокоило меня. И, если нужно подождать, то я подожду. Я опустился на пол рядом с женщиной, и некоторое время мы сидели молча, почти не шевелясь. Но время от времени она касалась меня – то руки, то щеки, словно проверяя, каков я на ощупь. Или убеждаясь, что я существую. Внезапно она положила руку мне между ног и слегка сжала. Я подпрыгнул от неожиданности, а она залилась смехом, но тут же оборвала сама себя, повторив: «Тс-с!»

Прошло еще около получаса, как вдруг сверху раздался шорох. Женщина, которую, как я к тому времени выяснил, зовут Ляля, потянула меня за рукав к скобам лестницы. Так и есть: почва у нас над головами расступилась, и через трубу колодца засияли звезды корабельного потолка-карты.

Она поползла вверх первой, я двинулся за ней, и вскоре мы выбрались наверх. Ощутив, как по моему телу пробежал знакомый жар, я, воспользовавшись гравитатом, слегка приподнялся над травой. Ляля испуганно охнула, но при этом крепко ухватила меня за руку и поволокла за собой. Оглядевшись вокруг, я сообразил, что идти ногами будет безопаснее.

На лужайке, которая вчера еще была буквально стерильной, царил форменный бедлам. Тут было человек тридцать мужчин и женщин, одетых примерно так, как Ляля и я. Большинство из них валялось прямо на траве, сваленные, по-видимому, доброй дозой спиртного. Волны перегара и дружный храп подтверждали это.

Неясно зачем неподалеку от того места, где мы, осторожно оглядываясь по сторонам, выбрались на свет, был разбит латанный-перелатанный шатёр. Что может быть нелепее, чем шатер на звездолете? Разве что костры. Они дымили. Да – костры на космическом корабле! Нелепость еще большая, чем шатры. (Позднее я узнал, что и то и другое абсолютно не функционально, что лишь дань традиции и особый шик.) Посередине поляны-пола, прямо в бесценную «умную» траву был вбит толстенный ржавый кол, и возле него, прикованный цепями на руках и на ногах, сидел Дядюшка Сэм.

Я не верил своим глазам. Ляля обняла меня за плечи и, имитируя пьяную походку, поволокла прямиком к Дядюшке. Он нас увидел тоже, но никак не реагировал, по всей вероятности, чтобы ничем не привлечь к себе и к нам внимания окружающих. Мы подошли к нему вплотную, и Ляля усадила меня на траву спиной к пленнику и к пьяному в стельку охраннику рядом, которого я заметил только сейчас.

– Мой государь, слушайте меня внимательно, – тихо и монотонно заговорил Дядюшка Сэм. – Мы в опасности, поэтому, чтобы не притягивать к нам излишнего интереса, не откликайтесь и не спрашивайте меня ни о чем. Я постараюсь сам объяснить вам все – исчерпывающе подробно. Делайте вид, что целуетесь с этой девушкой, а еще лучше, целуйтесь на самом деле.

От такой перспективы меня покоробило, но я послушался его и, стараясь не дышать носом, приник лицом к густым волосам Ляли. Как ни странно, пахли они довольно приятно. Дядюшка вещал:

– Итак, мы захвачены джипси. Это грязное бродячее племя звездокрадов, – (услышав такое словечко, я вздрогнул), – которое не имеет своей планеты и кочует по галактике на ворованных звездолетах…

– Цыгане! – догадавшись, не удержался я.

– Тише. Молчите. Ни слова больше. Да, правильно, теперь я вспомнил, это племя упоминается еще в литературе вашего времени и именно под этим именем… Итак, мы захвачены. Когда мы освободимся, и вы взойдете на престол, я лично подам вам прошение о том, чтобы вы со всею строгостью наказали меня за проявленную неосмотрительность. Их табор кружил вокруг заправочной станции, и это должно было насторожить меня. Но никогда доселе я не слышал, чтобы джипси нападали на звездолеты, не покинутые командой. Джипси – отъявленные воры, но не грабители… Однако в этот раз все произошло по-другому. Они напали на нас сразу после того, как мы заправились. Видно, добыча показалась им достаточно простой и лакомой…

Семецкий убит кинжалом, Синицын сбежал на шлюпке, но и ему в открытом космосе долго не протянуть. Похоже, кто-то из персонала станции находится с джипси в сговоре, и свидетелей они не оставят. За меня они могут просить крупный выкуп, ведь мой код социальной значимости чрезвычайно высок. У вас же этого кода нет вовсе, так что, если бы я проговорился о вашем существовании, и вас нашли, они просто убили бы вас. А если бы я сумел убедить их в том, что вы наследник престола, они бы потребовали выкуп и за вас. И тогда бы, уверен, вас выкупили не наши друзья, а Рюрик, ведь он на несколько порядков богаче всей нашей фракции. В этом случае вы неминуемо будете уничтожены. Есть опасность, что и меня выкупят не друзья, а враги, но это менее вероятно.

Дядюшка замолчал и тяжело вздохнул. Да, картину он нарисовал невеселую. Но я молчал, уверенный, что у него есть какие-то варианты выхода. И он действительно продолжил:

– Теперь о спасении. Сейчас мы ничего сделать не можем. Но я рискнул открыться этой девушке, пообещав, что, взойдя на престол, вы женитесь на ней…

Дядюшка заметил, как меня передернуло при этих словах и заговорил еще поспешнее:

– Молчите. Потом что-нибудь придумаем. Сейчас джипси погонят корабль в какое-нибудь укромное местечко. А так как слушается он только меня, с требованием выкупа они пока что повременят. Искать его тоже, кстати, никто не будет, так как создан он был незаконно и тайно, специально для операции по поиску наследника трона. Он не числится ни в каких жандармских реестрах, не имеет опознавательных знаков и радиомаяка. Не будут они сильно торопиться еще и потому, что только меня слушается и синтезатор провизии, а есть и пить они хотят непрерывно. Так что я для них, как это у вас в сказках… Тише, я вспомню сам! Ага! «Скатерть-самобранка».

Так вот. Вы должны сидеть все это время в подземелье и ждать, когда звездолет куда-нибудь прибудет, и тогда эта девушка выведет вас. До тех пор она будет кормить вас. Сидите и ждите своего часа. Эта девушка, как я уже сказал, тайно выведет вас, а затем приведет обратно, назвав своим мужем. Это нужно затем, чтобы я смог найти вас, когда освобожусь сам. Вне табора вам находится нельзя, так как в нашем мире без детектора социальной значимости вам не пройти и шага. Только в воровских притонах да тут, в племени изгоев, единственных во всей вселенной людей, не имеющих кода социальной значимости, вы можете чувствовать себя более или менее спокойно. Если, конечно, будете осторожны и осмотрительны.

А теперь идите. Мой болван-часовой может проснуться в любой момент. Наши шансы на спасение малы. Но они есть, мой государь. Не отчаивайтесь. Да поможет нам Бог.

* * *

Цыган я всегда недолюбливал. Нет, мне, конечно, нравился фильм «Табор уходит в небо» (Знал бы режиссер Латяну, какое пророческое название дал своей картине!..) Песни, пляски, красавцы-скакуны, любовные страсти и свободолюбие… Красота, короче. Да только все это – не более, чем кино. И даже актриса Светлана Тома, играющая главную роль, – прелестную Раду – сама и не цыганка вовсе. Я по телевизору с ней интервью видел…

А на деле цыгане – это воровство, псевдогадание, хамство, грязь и полный рот золотых коронок. Это паленая водка и анаша в любое время года. И тогда, и сейчас. Пять веков прошло, а ничегошеньки не изменилось! Были конокрады, стали звездокрады! (Хотя, словечко это, как я понял потом, придумал для меня сам Дядюшка Сэм, пользуясь продуктивными формами русского языка моего времени. И никазисто прдумал. Правильно было бы «звездолетокрады».)

А вот Пушкин цыган любил.

 
«Цыгане шумною толпою
Толкали жопой паровоз
И только к вечеру узнали,
Что паровоз был без колёс…»
 

Это такая школьная переделка. Исполнялась на мелодию песни «Как много девушек хороших». Переделка эта нравится мне больше, чем оригинал. Во всяком случае, тот, кто ее сочинил, был менее безответственно сентиментален, нежели Александр Сергеевич.

… В своей мрачной келье я просидел около месяца, совершенно одичав. Почему так долго? Да потому, что в таборе не было больше ни одного звездолета, снабженного гиперпространственным двигателем, и все они тащились на «поглотителях». Это и многое другое я узнал из коротких записок Дядюшки. Их я находил в свертках с едой, которые Ляля раз в день сбрасывала мне.