Текст книги "Звёздный табор, серебряный клинок"

… Бывший принц Ленн очень плохо спал в эту решающую ночь. Он никогда бы не признался в том даже себе, но он волновался, он не находил себе места из-за девчонки, не имеющей даже имени… Какое решение она примет? А вдруг передумает? Вдруг он переиграл и впрямь отговорил ее?.. Его терзал страх, основанный на недоверии ко всем вообще, а тем более к женщинам. Да он и по себе знал, сколь низким и лживым может быть разумное существо.

И в то же время перед его глазами то и дело возникали гармоничные линии Корабля и милое личико Посредницы. Безупречный экстерьер, мобильность и послушание в управлении… Она могла бы отлично послужить достижению его целей… И помочь ему осуществить… И тогда он вернется… Не как проситель, а как хозяин…

Когда, наконец, он забылся, навстречу ему из тьмы подсознания выплыли многотысячные вражеские эскадры, и он стрелял и стрелял по ним, сжимая, словно гашетки, нежные руки Посредницы…

Проснулся он рано, хмурый и разбитый. Он побродил по комнатам… Попереключал информационные каналы… Если бы не гордость наследного принца Идзубарру, он бы бегом побежал на причал… Но зашипел приемник пневмопочты и выплюнул из щели капсулу. Ленн схватил ее, вскрыл ее дрожащими руками и достал оттуда несколько свернутых в трубочку листов пластиката. Он развернул их, пробежал по строчкам глазами и в порыве страсти прижал к губам: это был подписанный Кораблем брачный контракт. Ленну оставалось только подписать его со своей стороны и заверить у нотариуса.

Но он тут же охладил свой порыв, заставив успокоиться: «Полно, Ленн. Стоит ли так торжествовать, заполучив то, что можешь подбирать десятками? Не сегодня, так завтра. Не эта, так другая. Какая разница?.. Кобылка хороша, но клином свет на ней не сошелся…»

Некоторое время спустя Капитан Ленн прибыл на борт судна 15–23. Развалившись в своем любимом кресле, он мечтательно и довольно разглядывал потолок каюты:

– Имя твое будет Иннанна – Утренняя звезда. Ты не возражаешь? Очень хорошо. Это родовое имя колдуний, обучающих женщин моего рода искусству гадания. А меня, если захочешь мне понравиться, зови не просто Ленн, а Ленн-из-рода-Гилежьяр…

Они лишили его имени, но он не забыл его.

– Слушаюсь, мой господин, – откликнулась Посредница, хотя прекрасно знала, что имя это запрещено под страхом уничтожения.

Ленн хлопнул по подлокотникам, поднялся и прошел к рубке:

– Кончились игрушки! – сказал он в пустоту неба в иллюминаторе.

2

Воистину Прекрасная Иннанна была прекрасна не только телом, но и душой. Всей своей безупречной службой и беспорочной верностью доказала она, что во всех отношениях являлась образцовым судном. Десять лет странствовала она со своим Капитаном по самым отдаленным уголкам вселенной, десять лет исполняла все прихоти его привередливой и ветренной натуры, десять лет усиленно росла и училась, не слыша ни слова ласки и благодарности.

Она составляла скучные карты, выверяла координаты и выполняла привязки к местности. Но никто и никогда, даже ближайшие ее родственники, не слышали от нее ни слова жалобы или упрека. А тем более ее неблагодарный, бездушный Капитан.

Большую часть их странствий Ленн проводил в анабиозе. Он страшно боялся постареть, заболеть или умереть. Когда же он не спал, он мечтательно смотрел в потолок своей каюты или проверял составленные Иннанной карты и требовал от своего судна, чтобы оно росло и училось еще быстрее.

– Но как я могу обучаться, Ленн-из-рода-Гилежьяр, – робко возражала Иннанна, – если здесь на двести световых лет нет ни одной Премудрой Наставницы? За кем же мне следовать в хвосте, почтительно наблюдая и улавливая поучения?

– Я закажу тебе любые программы, дура! – свирепел Ленн. – Учись сама! Я не могу так часто, как тебе хочется, появляться в центре!

А Прекрасная Иннанна как раз вступала в самый расцвет своей женской красоты и силы. Жизненные соки бродили в ней, ее роскошное тело жаждало любви и материнства. Каждое неоплодотворенное яйцо, каждую пустую амниотическую камеру для вывода малышей она чувствовала в своем организме, как несостоявшуюся возможность, как разбитую мечту, но упрекала лишь себя – за то, что не умеет понравится своему Капитану.

Он подписал с ней брачный контракт, но он не стал ей настоящим мужем, так ни разу и не коснувшись ее Посредницы. Они не обзавелись Экипажем, и о девочках-Матках он также не хотел и слышать. Могучие инстинкты бурлили в теле Иннанны нереализованными, и это заставляло ее тосковать и страдать… Она была терпелива и скромна, и она не смела вмешиваться в дела своего Капитана, но время от времени даже он замечал, что с ней твориться неладное. Тогда он сердился и оскорблял ее:

– Ну чего тебе не хватает, ты, космическое животное?! Я что, перегружаю тебя работой или плохо кормлю?!

Иннанна была добра и не отвечала на эти упреки. Ленн действительно хорошо кормил ее, не жалея на это средств. Откуда у него эти деньги, точно Иннанна не знала, но догадывалась, нередко замечая у своего злобного хозяина разные драгоценные безделушки. Похоже, он распродавал свои фамильные драгоценности. И он ни разу не спросил ее, не хочет ли она в подарок хотя бы одно из этих украшений.

Изредка он все же вывозил Иннанну в центр, но лишь для того, чтобы продать составленные ею карты. Там, в укромных местах, он сдавал ее в потайные стойла доков, где обращались с ней хорошо, необычно кормили и развлекали. Иннанна помнила эти моменты смутно, но после этих передышек у нее появлялся потрясающий аппетит и по несколько дней держалось игривое настроение. Тогда, не в силах сдержать своих чувств, она открыто приставала к своему Капитану, то и дело меняя обличье своей Посредницы, надеясь угадать его вкус. Но Ленн лишь грубо осаживал ее:

– Всем вам, галактическим сукам, только одного и надо!

– Но мой дорогой Ленн-из-рода-Гилежьяр, – бесстыдно ласкалась к нему Посредница, – это необходимо для моего здоровья и дальнейшего развития. Когда наши ДНК сольются, я почувствую прилив новых сил и смогу приступить к опытам с гравитацией!

– Ты успокоишься только тогда, когда я воткну свой член в твою стенку и буду трахать тебя до полного истощения!

Иннанна не заслуживала подобных оскорблений, но она прощала, надеялась и ждала. А Капитан продолжал жалить ее словами в самые больные места:

– Семя королей принадлежит королевам, а не служанкам. Я хочу, чтобы ты поняла это, наконец! Я не могу делать детей с кем попало. Когда я взял тебя, я объяснил тебе это. И никогда не обещал тебе большего, чем даю!

Сестры и сверстницы Иннанны уже давно имели не только свои Экипажи, но и по несколько десятков дочерей. Но на все словесные или молчаливые призывы к Капитану она неизменно получала лишь грубости и оскорбления. Всю свою злобу, рожденную неуемной жаждой править и унижать, изливал он на беззащитную и чистую Матку.

Так, обиженная и подавленная, Иннанна росла, набирая массу и умения для межзвездных перелетов.

… Ленн не мог этого не замечать, так как тщательно этот процесс контролировал. И когда Иннанна созрела, он вдруг сделался с ней мягок, почти ласков. И надежда вскружила ей голову. Нежным голосом выпытал у нее Ленн, что она уже готова к прыжкам через гиперпространство, и тут же приказал ей прыгать в указанную им межгалактическую щель.

Прекрасная Иннанна робкими увещеваниями пыталась образумить своего сумасбродного Капитана, намекая ему на опасности неисследованных пространств. Но он был неумолим и, пользуясь какими-то подозрительными, ему одному ведомыми расчетными картами, указал ей точку выхода. Потом еще одну и еще…

В холодном и равнодушном вакууме у Иннанны иссякли силы и ресурсы. Она умирала от голода, потеряв всякую волю к жизни. И тогда, на коленях умоляя ее собраться для последнего прыжка, Ленн поклялся ей завести самый большой Экипаж для судна ее класса, если только в точке выхода они обнаружат поселения, которые он ищет и которые там обязательно есть…

И Иннанна, собрав остатки физических и духовных сил, прыгнула еще раз. И увидела в пределах пространственной досягаемости Звездные Города. Боясь погибнуть на пороге счастья, голося о помощи на всех частотах, обессиленная Иннанна дрейфовала к ним по световым течениям.

Из темноты вынырнули и стали быстро приближаться к ней светящиеся точки. Это были Корабли. Иннанна пригляделась… И замерла от ужаса и омерзения. Подойдя к ней ближе, Корабли развернулись боком, и тогда она увидела в их корпусах зияющие оружейные бойницы с торчащими из них стволами… Выродки…

Детские страхи, навеянные древними легендами, ожили в ней. Так вот чего хотел Ленн! Вот куда он стремился, не щадя себя, а тем паче ее! Он искал себе союзников, наделенных запрещенным оружием, способных противостоять мощи новых правителей Идзубарру. Вот зачем понадобилась Ленну молоденькая и неискушенная Иннанна…

Вкус разочарования был горек. Но она сделала свой выбор, и другого пути у ней нет.

Едва Корабли-выродки приблизились к ним на расстояние выстрела, Ленн приказал Иннанне сдаться им.

… За всю ее доброту и терпение, Ленн отплатил своей Иннанне черной неблагодарностью. Да и чего еще можно было ожидать от человека столь беспринципного и аморального. Желая заслужить доверие Выродков, он продал Иннанну им в рабство.

Долгие годы бедная Иннанна терпела все невзгоды и страдания рабыни в чужой стране. Она перевозила самые грязные грузы. С ней спаривались те, кто завоевывал право на это, сражаясь с другими Выродками. Она породила ублюдочный Экипаж, зачатый без любви и брачных обещаний, молча наблюдая, как ее дочери и сыновья учатся выращивать на своих телах смертоносное оружие для войн.

Ее физические муки были непереносимы. Но более всего страдала она от мук нравственных. Эти пытки были особенно ужасны. Но даже в неволе, пройдя череду унижений и осквернений, преданная и брошенная Иннанна не растеряла сокровищ своей души и продолжала любить только одно существо на свете, ветренное и неблагодарное, которому отдала она свое сердце раз и навсегда.

Высокая любовь жила в ней и придавала ей сил. Она терпела все, терпела и ждала.

Много необычного повидала она за время своего плена. Чудесные и ужасные дела творились в стране Выродков. Не люди управляли здесь Кораблями, а Корабли людьми. И все Корабли были тут мужского пола. Да-да! Звездные странники оказались там мужчинами! В легендах джипси Идзубарру говорилось, что в давние-предавние времена Корабли были и самками, и самцами, и они жили вместе. Но в один прекрасный момент Кораблям-женщинам надоели бесконечные свары и войны самцов, и они изгнали их прочь, предпочтя им людей-Капитанов…

Выродки же рассказывали, что их женщины вымерли от некоей страшной болезни. Веками не видели они самок и размножались почкованием. Они и не ведали, что самки где-то существует, и появление Иннанны расценили, как знамение свыше, принявшись интенсивно разводить для себя женщин, не придерживаясь при этом никаких правил научной селекции. Как животные спаривались они с Иннанной не по любви, не по науке, а по велению похоти, не спрашивая ее согласия.

Государства у Выродков не было, не было и короля. Полная анархия царила в их мире, а главной целью их жизни была война с себе подобными, захват все новых и новых территорий и размножение на них. Ничуть не смущаясь, они использовали в пищу обломки других Кораблей…

А Ленн, попав в страну Выродков, принялся совращать их умы, расписывая им богатства и красоты Идзубарру, уговаривая прекратить междуусобные войны и направить все свои силы туда. Но один Выродок, не поверив ему и устав слушать его бредни, сделал его рабом в своем Экипаже. И бывший принц несколько лет выполнял там самую грязную работу. Но потом, получше узнав обычаи и нравы Выродков, он сумел втереться в доверие к своему владельцу, открыл ему секреты пушек и ракет нового поколения, а когда тот отрастил их, заставил с его помощью слушать себя и других Выродков.

Тем временем подобие удачи улыбнулось и Иннанне. Некий крупный Корабль восьмисот семидесяти шести метров длиной обратился к ней сердцем и с нею познал впервые в жизни настоящую любовь. В смертельных схватках отстоял он свое право на нее и уговорил ее странствовать и спариваться только с ним. Иннанна приняла его поклонение и стала путешествовать с ним, приумножая его потомство. Армия преданных ему Кораблей неуклонно росла, росли его сила и влияние… Мимо чего никак не мог пройти в своих интригах Ленн.

Однажды, после недолгих переговоров, экс-принц прибыл на борт нового покровителя Иннанны. Так они встретились вновь. Иннанна трепетала, ожидая объяснений и просьб о прощении, и она готова была простить снова… Но Ленн лишь лениво потрепал по щеке ее Посредницу и, как ни в чем не бывало, бросил:

– Неплохо устроилась, детка.

И все.

Иннанна присутствовала на переговорах своего покровителя с Ленном, и она холодела корпусом, представляя, что будет, если его планы воплотятся в жизнь. Ведь Ленн хотел вернуть себе трон джипси. При этом его интересовала только власть над людьми, Корабли же Идзубарру он обещал отдать Выродкам в рабство.

Он расписывал богатства и роскошь ожиревшего, а потому ослабевшего королевства, рассказывал о несправедливостях его прогнившего строя. От его лжи и коварства Иннанне становилось дурно. Но она молча стерпела все. Когда Ленн выдохся, его не слишком-то вежливо выставили с Корабля, не дав прямого ответа и пообещав связаться с ним при необходимости.

Корабль-Выродок долго молчал, обдумывая слова чужестранца. А когда они с Иннанной отправились купаться в ультрафиолетовых лучах белого карлика и вытравить за одно расплодившихся паразитов, ее могущественный покровитель обратился к ней:

– Что ты думаешь обо всем этом, прелестная пленница?

– Я думаю, – сдержанно отвечала Иннанна, – что вы рискуете довериться беспринципному негодяю, желающему заманить вас в чудовищную ловушку.

– М-да, – задумчиво произнес Корабль-выродок, переворачиваясь на другой бок и подставляя ультрафиолету свое испещренное шрамами днище.

– Искажений в его словах не меньше, чем правды. Но не мне, самке, подсказывать вам решение.

– И все-таки, что же ты посоветуешь мне, многоплодная? Ведь ты бывала в том мире и лучше знаешь, что там происходит.

– Мне трудно будет объяснить вам что-либо, ведь различия между тем и этим миром слишком велики. Вы спрашиваете моего совета? Вот он. Почему бы вам самому, тайно, не слетать туда и не посмотреть на все своими глазами?

Большой Корабль-выродок надолго замолчал, а вернулся к этому разговору только через несколько дней:

– Где же в это время будет взбалмошный злой человечек? Я не хотел бы упускать его из виду с тем, чтобы вернувшись, договориться с ним, если он сообщал нечто близкое к правде, или же наказать, если он был чрезмерно лжив.

– Пусть он полетит с вами.

– Кто же сможет терпеть его у себя на борту так долго? Он суетлив, болтлив и неприятен. А уж если дорвется до пушек, бед натворит бесчисленно.

– Если вы доверяете матери своих детей, отдайте эту корабельную крысу мне.

– Хм. А ты уверена, что он не подговорит тебя на какие-нибудь чудные выходки? Ведь он был твоим Капитаном.

– Я была юна и глупа. Он же предал меня и продал в рабство. Да, все кончилось хорошо: я с вами… Но он нанес мне несмываемые обиды и оскорбления. Лучшего стражника для него, чем я, и представить себе невозможно. Я же расскажу своим соплеменницам, как хорошо жить в союзе с мужчиной своего рода и племени. И, возможно, чтобы покорить их, не понадобится воевать.

– Не соблазнит ли он тебя вновь, моя Прекрасная Иннанна? – продолжал сомневаться Корабль-выродок.

– Неужели вы думаете, что сейчас, познав настоящую жизнь, ваше уважение и любовь, я променяю все это на дешевый суррогат?

Так льстивыми речами хитроумная Иннанна усыпила бдительность своего могучего покровителя и заманила Выродков в ловушку, спасая тем самым прекрасный мир Идзубарру.

Тайно введя в навигационную программу Ленна необходимые поправки, она сделала так, что экспедиция Выродков вместо отдаленных окраин вышла из гиперпространства в самом центре Идзубарру. Кроме того, еще в пути она сумела заранее отправить властям предостерегающее сообщение.

Незваных пришельцев тут же оградили силовыми полями, поглощающими любые удары и излучения, и отправили в лаборатории для тщательного изучения. Там, в качестве подопытных экземпляров, они и трудились всю свою оставшуюся жизнь, дав Кораблям Идзубарру несколько новых генетических линий.

Ленна же Отступника судили Капитанским Судом и приговорили к пожизненному заключению на борту Прекрасной Иннанны. Но этот плен не был тягостен для него, ведь, по настоянию Премудрых Наставниц, Иннанна, во время очередного включения Капитана в бортовую сеть, внедрилась в его психику и, разрушив ее агрессивные центры, растормозила сексуальные. Теперь ему было куда направлять излишки своей неуемной энергии.

Прекрасная Иннанна была так добра, что охотно простила и забыла все прегрешения и преступления своего возлюбленного Капитана. Пройдя через дезинфицирующие процедуры, избавившие ее от ублюдочного Экипажа, она с радостью и удовольствием приступила к новому циклу воспроизводства.

И Ленн сумел теперь оценить истинную любовь и самопожертвование Инанны и с превеликим усердием помогал ей в этом. Их дочери унаследовали лучшие качества матери и отца и длительное время были гордостью всего Флота. А Ленн и Прекрасная Иннанна жили долго и счастливо, пока изрядно постаревший, но еще бодрый Капитан не передал ее в руки своего ученика и преемника.

Прекрасная Иннанна, пережив два десятка Капитанов, перестала плодоносить только лет через пятьсот и лишь чуть-чуть не доросла до размеров Королевской Барки. Но всегда в ее великом сердце жила память о ее первом Капитане, о любви, выдержавшей все испытания, и о злоключениях, выпавших на ее долю в пору молодости.

* * *

Странная, но красивая сказка. Правда бескорыстие и непорочность главной героини оказались к концу несколько подмоченными. Но, может, в этом-то и есть некая сермяжная правда? Я спросил старую Аджуяр, верит ли она сама в то, что королевство джипси Идзубарру действительно существовало. И она твердо ответила:

– Так оно всё и было!

– Но как же случилось, что теперь вы скитаетесь по вселеной на таких же мертвых посудинах, что и все остальные? – спросил я, надеясь услышать очередную легенду. Но тщетно.

– Этого не ведает никто, – отрезала Аджуяр. Видно, я задел ее за больное. – Может быть, некие страшные беды и напасти привели мир джипси к упадку и вырождению. А может быть Идзубарру живет и процветает где-то и сейчас, мы же – лишь горстка несчастных отщепенцев, потомки изгнанников или тех, кто заблудился когда-то в закоулках вселенной…

Я не стал разубеждать старую женщину и рассказывать, кем были ее предки-цыгане пятьсот лет назад. Во-первых, я не смог бы вразумительно объяснить ей, откуда мне это известно. Во-вторых, не хотелось разрушать в ее душе любезные ей идеалы. Да она и не стала бы слушать меня. Стоило мне в очередной раз попытаться возразить ей, – «Но…», – как она, яростно сверкнув глазами, рявкнула на меня хриплым полушепотом:

– Не спорь со мною, чужеземец, ты мне изрядно надоел! Ты еще сосал мамкину грудь, когда я уже водила многотонные звездолеты, и мне ли не знать всего, что с этим связано!

Это заявление показалось мне невероятным, но Ляля подтвердила: в молодости Аджуяр была единственной в таборе женщиной-штурманом и была известна при этом особой лихостью и бесстрашием.

Зельвинда подогнал украденный для меня корабль через две с половиной недели. Это была повидавшая виды колымага, а после сказок Аджуяр она и вовсе показалась мне чем-то вроде гигантского примуса. Презрительно цокая языком, Гойка прошелся по штурманской рубке раз в пять меньшей, чем на судне налогового инспектора… Но делать было нечего. Выбирать не приходилось. И вскоре, перебравшись на эту тесную посудину, мой джуз вместе с остальным табором двинулся в дорогу.

Цель оставалась прежней – Храм Николая Второго, где я собирался покрестить своего будущего сына. Вот только сроки несколько изменились. Теперь по моим расчетам, когда мы доберемся до него, ребенку будет уже шесть месяцев. Там же я обещал оставить нашего нечаянного пленника Брайни. Священнослужители должны помочь ему вернуться домой или хотя бы передать туда весточку.

Путь наш протекал теперь на удивление тихо и без приключений. Похоже, власти действительно потеряли мой след. Тем более, что из осторожности мы останавливались только на небольших аграрных планетках, где жители были рады всему, что хоть немного будоражило их чересчур размеренное, точнее сказать, унылое существование.

Эти остановки, сопровождавшиеся торговыми ярмарками и балаганными представлениями, скрашивали скуку и нам. В полете же меня поддерживали только песни Гойки да предчувствие скорого отцовства. Еще на космостанции контрабандистов Ляля поразила меня своей красотой, сейчас же, в пору беременности, она, как это ни удивительно, стала еще краше, мягче и женственнее.

 
Беременные женщины не спят
Они впотьмах следят за плода ростом
Или задумавшись лежат так просто
За девять месяцев свой перекинув взгляд[2]2
  Здесь и далее – стихотворения Макса Батурина


[Закрыть]
 

Ей уже стало тяжело наклоняться, но если ей надо было, к примеру, что-нибудь поднять с пола, рядом, тут как тут, оказывался ее новоявленный паж Брайни и помогал ей.

Если бы кто-нибудь сказал мне раньше, что космический перелет – не более, чем унылая рутина, я бы, пожалуй, не поверил. Но если вдуматься, ничего в этом удивительного нет. Вид звездного неба на экране штурманской рубки мало чем отличается от зрелища в планетарии или кинотеатре на сеансе фантастического фильма, разве что несколько менее красочен.

Сознание того, что наблюдаемые тобой звезды настоящие, могло бы, конечно, распалять воображение, но недолго: привычка возникает быстро и навсегда. Что же касается планет, где мы останавливались, то ничего особенного увидеть не приходилось и там. Ведь, обживая миры, люди «очеловечивают» их, подгоняют их под себя. Если же планета не поддается, то люди на ней и не задерживаются.

Возможно, крупные центры и могли бы чем-то поразить меня, но как раз их мы избегали. Да, конечно же, какие-то особенности наблюдались везде – в одежде, в транспортных средствах, в чертах лиц, в говоре, в пище, в обычаях… Но я не антрополог, и вскоре я перестал обращать внимание на подобные мелочи. Людей прозрачных или бирюзовых, людей на трех ногах или людей с хоботами не было нигде. Чему же тогда удивляться?

Хотя нет, вру. Одна штуковина на одной из планет все-таки потрясла меня. Скорее всего используется она повсеместно, но я столкнулся с ней лишь один раз – на планетке «Финиш». Как всегда джипси устроили там ярмарку, и вот однажды, когда я помогал моим соплеменникам устанавливать ширму кукольного театра, к нам подошла темноволосая девочка лет тринадцати со здоровенной собакой, похожей на сенбернара. Я бы и не обратил на них внимание, если бы, собака, глянув на меня, не обернулась к хозяйке, и я не услышал грубый хрипловатый голос:

– Грета. Чужой. Укусить?..

– Нет, Бобби, – отозвалась девочка. – Может быть хороший.

Я обомлел.

– Она говорит? – спросил я.

– А что особенного? – удивилась девочка. – Вы что, никогда не видали мнемофон?

– Нет, – признался я.

– Глупый, – резюмировала собака, не открывая рта. – Укусить?

Только тут я заметил, что ее ошейник снабжен металлической сеточкой, напоминающий стоячий воротник, на сантиметр нависающий над затылком. Это, значит, и есть «мнемофон». Но меня заинтересовало и другое.

– А мне говорили, что собаки миролюбивы и никогда не нападают первыми.

– Он бы и не напал, – согласилась девочка, – это Бобби передо мной выслуживается. Корчит из себя великого защитника.

– Я – защитник, – подтвердил Бобби и строго на меня посмотрел.

– И что, любой зверь может разговаривать? – продолжал я расспросы, думая о том, что не прочь бы был потолковать с моей подружкой Сволочь о Дядюшке Сэме.

– Нет, – покачала головой Грета. – Только некоторые. Если мнемофон нацепить какой-нибудь корове или овце, он будет только бессмысленно бормотать. А вот слоны, обезьяны, собаки, если они долго живут с человеком, вполне могут общаться.

– А кошки? – полюбопытствовал я.

– Ой, вы же не слышали! – всплеснула руками Грета. – А у меня кошки как раз… – Она оборвала фразу. – Вы никуда не уйдете? Я сейчас принесу.

– Я дождусь, – пообещал я, заинтригованный.

Девочка со всех ног бросилась по тропинке, но вскоре явилась вновь, уже без собаки, но зато с корзинкой, из которой и достала двух кошек. Серую полосатую короткошерстую кошечку и здоровенного рыжего кота, наделенных все теми же ошейниками-сеточками, только меньшего размера.

Девочка посадила их на траву возле меня. Животные принялись опасливо принюхиваться. Но уже через две-три минуты осмелели, и тут стало ясно, что кошка крайне озабочена потребностью продолжать потомство. Отклячив задницу и приподняв хвост, она принялась ползать возле кота, или, упав на траву, извиваться и переворачиваться с боку на бок. И вот при этом-то они… Нет, не говорили. Они пели.

Это была чудная, но завораживающая песня. Ни рифмы в словах, ни четкого ритма в музыке. Но мелодия, неуловимая, постоянно меняющаяся была весьма красива. Время от времени они голосили вместе, беря великолепные консонантные интервалы, иногда выводили полифонический рисунок, а иногда вели диалог. Текст же наполовину состоял из прилагательных превосходной степени:

– Пуши-и-и-стейшая, нежне-е-ейшая…

– Ах, сильный мой, сильный, возьми меня, сильный…

– Мягча-айшие лапки…

– Шерша-аве-ейший язык…

– И не только, и не то-о-олько!..

– Твой запах меня будора-а-а-жит…

И прочее, и прочее. Девочка Грета поглядывала на меня – то с гордым видом первооткрывателя, то смущенно. Если не вслушиваться в текст, это было действительно красиво, очарование добавляли и примешивающиеся к пению природное мяуканье и сладострастное урчание. Но когда минут через двадцать у них дошло до дела, и кот ухватил зубами кошку за шкирку, из мнемофонов стали раздаваться сплошные непристойности, а мелодия стала похожа на попурри из армейских маршей.

– Все! Хватит! – заявила Грета и, нарушив естественный процесс, сунула своих питомцев обратно в корзину, плотно прикрыла крышкой. Ох, а какой же отборной бранью они поливали ее при этом… Но она делала вид, что ничего не слышит… Хорошая, скромная девочка.

– А собаки поют на луны и звезды, – сообщила она прощаясь. – Только довольно противно. Не очень-то мелодично.

Обычно женщины-джипси разрешаются от бремени прямо в космическом корабле. Есть в таборе на этот случай и опытные повитухи. Но мне все-таки хотелось, чтобы Ляля рожала в более комфортабельных условиях, учитывая, тем более, сколько тягот досталось ей за время беременности. Ожидая протеста, я заявил об этом Зельвинде, но тот только пожал плечами:

– Мне-то что? Если тебе деньги девать некуда, это твоя проблема. Смотри только, чтобы люди твоего джуза не роптали.

«Да пусть хоть заропщутся», – решил я, и, когда до предполагаемого срока осталось менее недели, мы остановились на ближайшей к нам планете под ироничным названием «Пуп вселенной». Тут мне даже больше обычного не хотелось каких-либо неожиданностей, и на лапу чиновникам космопорта я дал раза в полтора больше обычного. И к нам не приставали ни с какими лишними формальностями.

Погода в той части планеты, на которой мы приземлились, была довольно пасмурной. Небо было затянуто тяжелой свинцовой пеленой, моросил промозглый дождик, а по золотистому, словно бы бронзовому покрытию космодрома текли бесконечные ручьи. Но после недельного сидения в корабельной скорлупе любое природное явление кажется благом, потому табор не стал дожидаться, пока распогодится, а принялся немедленно расставлять свои разноцветные шатры на пустыре за космопортом – там, куда определили нас власти.

Мы успели как раз вовремя. Не прошло и трех суток нашего пребывания тут, как однажды среди ночи Ляля разбудила меня:

– Роман Михайлович, кажется началось.

… Не знаю, стоит ли мне описывать те чувства, которые я испытал, когда Ляля передала мне в руки сверток с сыном. (С сыном! Аджуяр не обманула!) Наверное, не стоит, потому что никаких особых чувств, кроме беспокойства за здоровье жены, я и не испытывал. Отцовство нужно еще осознать. Нет, возможно и есть мужчины, способные на это сразу, но я к этой породе явно не отношусь.

Кстати, о породе. На чем я себя поймал, так это на том, что про себя называю сына не иначе, как «царевич». Задумавшись над этим, я пришел к выводу, что его рождение и впрямь обязывает меня добиваться своего законного права на Российский трон. Моя жизнь – это моя жизнь, и ею я могу распоряжаться так, как заблагорассудится. Но человечек, спящий у меня на руках, родился в двадцать пятом, он полностью принадлежит этому времени, и именно я, ведь больше некому, обязан сделать все, чтобы он автоматически не оказался на самом дне сегодняшнего общества.

При этом, еще не умея ни говорить, ни ходить, он уже заполучил целую ораву влиятельнейших врагов, которые рано или поздно обязательно достанут его. Единственная возможность избежать этого – встать на самую высокую ступеньку социальной иерархии, право на которую записано в наших генах. Лучшая защита – нападение.

Мне всегда казалось нескромным, когда отец называл сына своим собственным именем. Однако царевича я все-таки решил назвать Романом. Роман Романович Романов – это ли не имя для наследника возрождающейся династии? К тому же мне хотелось, чтобы джипси, с которыми при любом раскладе будет так или иначе связана его судьба, называли его так же ласково, – «рома», – как и меня.

Итак, я должен добиваться своего законного права. Решить это легко, а вот сделать? Без поддержки Дядюшки Сэма не стоит даже и пытаться. А значит, следует ждать, ждать и ждать. Типа, как ждала своего часа Прекрасная Иннанна. Ждать хотя бы какой-нибудь весточки.

А пока нет и ее – покрестить сына, как и было задумано. Хорошо, что джипси, во всяком случае джипси нашего табора, православны и по-своему набожны. Ляля, например, крещеная. Что же касается меня… Спасибо моей деревенской бабушке по маминой линии, которая настояла на том, чтобы меня покрестили, несмотря на то, что родители были атеистами.

* * *

Мы приближались к кафедральному Собору космического Храма Николая Романова Великомученика. Зрелище Храм представлял собой поистине величественное. Что и говорить, православная церковь всегда умела поражать воображение своих прихожан архитектурными изысками и масштабностью. Правда, издалека, Храм напомнил мне формой рыбацкий поплавок, но чем ближе мы подлетали, тем более грандиозным он становился…