Текст книги "Звёздный табор, серебряный клинок"

– Я знаю песни только на диалекте своего родного табора.

И тут меня осенило. Я понял, что именно я буду петь. Когда-то давным-давно я сам положил на музыку стихи моего сокурсника Лёши Михалева. И всем нравилось.

– В этой песне говорится о любви и смерти, – сказал я. Хотел добавить что-то еще, но не стал. Потом переведу, если попросят. И запел:

 
– На город мой безмолвна и бела
Ложится ночь, укутавшись в метели,
Два ангела ко мне в окно влетели,
Сложив за спинами замерзшие крыла,
Сказали мне, что Королева умерла
 
 
И замолчали. Я хотел уехать
Тотчас из города, где ночь белым бела,
Безмолвна. Где быть может, «Умерла» —
Чуть слышно прошептало эхо
За мною вслед и подавилось смехом.
 
 
Им нечего мне было рассказать,
Я понял все по их молчанью,
Расправив крылья над плечами,
Два ангела летели к небесам
В свой добрый мир, из моего назад.
 

Люди слушали молча, завороженно глядя мне в рот. Я чувствовал себя удавом Каа в городе обезьян. Но краем глаза я увидел, как из-за соседнего столика поднялся какой-то человек и проворно вышел из нашего зала. Все, что я успел заметить в нем – зачесанная на лоб челка и большие уши. Не всем, значит, нравится, как я пою. Ну и ладно, скатертью дорога. Я опустил глаза, чтобы больше не видеть ничего такого, что могло бы сбить меня.

 
– На город мой безмолвна и бела
Ложится ночь, укутавшись в метели
Волшебное виденье стало тенью
И отраженьем тени в зеркалах,
 
 
И страхом плотским пред Господним гневом.
Для всех живая умерла сегодня Королева
И значит, все грехи я оплатил
Тем, что другой такой мне не найти.
 

Я замолчал и поднял глаза. Не знаю, может, я преувеличиваю или выдаю желаемое за действительное, но лица окружающих казались мне потрясенными.

– Тебе, братец, не здесь надо петь, – сказал Бенедикт, – а в столице выступать. Бабки бы огребал немеряные.

Я с удивлением увидел, что у него на коленях примостился молодой штурман Брайан, и по щекам его текут слезы. Надо же какой чувствительный. И это при том, что не понимает слов. Или Бенедикт так и не отпустил его руку, и бедняга плачет от боли? Но нет, руки Брайана свободны.

– Все-равно я с вами не пойду, – хлюпнув носом, сказал тот, – хотя уже хочется…

Бенедикт словно и не слышал его. Сделав глубокий вдох, будто бы отгоняя от горла комок, он изрек:

– Такой странной музыки я еще не слышал. Ни на что не похоже. – (Еще бы, – подумал я, – все-таки пять столетий прошло.) – И язык… Чей, говоришь, это язык?

– Джипси, – привычно соврал я. – Этот табор ползает по задворкам, и мало кто его знает…

– А вот и лжете, сударь мой, Роман Михайлович, – раздался скрипучий голос неподалеку.

Я вздрогнул. И поразило меня даже не то, что кто-то произнес мое имя. А то, что сказана эта фраза была на русском языке двадцатого века.

* * *

Я без труда нашел глазами говорившего. Это был тот самый человек, который слинял из зала, когда я пел. Не зря мне это не понравилось. Внешность его была бы неприметной если бы не идиотская прическа и непропорционально большие уши. Он стоял совсем рядом, за спиной Бенедикта, между двух здоровенных жандармов в лиловых формах.

– Я надеюсь, вы не будете делать глупостей? – ласково улыбнулся ушастый. – Будьте любезны, проследуйте с нами в участок. Сбежать вам не удастся, даже и не пытайтесь.

Я обернулся к Гойке и по выражению его лица понял, что объяснять ему ничего не надо. О главном он доадался: у нас неприятности.

– Что бормочет эта лопоухая гнида? – спросил меня Бенедикт.

Неожиданно ему ответил Гойка:

– Бормочит, что ты, ты и ты, – он ткнул в грудь Бенедикта и еще двоих самых грозных на вид головорезов, – пожаловались ему на то, что мы, подлые грязные джипси, обокрали вас.

Лицо ушастого вытянулось.

– Что?! – поднимаясь обернулся к нему Бенедикт. Указанные Гойкой парни повели себя так же грозно. Все, кто только что слушал наши песни, обернулись и, закрывая нас от шпика, сомкнулись в хмельную стенку.

– Разойдись! – взвизгнул ушастый. – Приказываю именем Его Величества Рюрика Четвертого! Я следователь имперской прокуратуры! Вот ордер на арест! Если вы сейчас же…

Договорить он не успел, так как получил от Бенедикта увесистейшую оплеуху. В тот же миг Гойка, вырвав у меня из рук балисет, вспрыгнул на стол и что есть силы треснул им по башке одного из жандармов. Струны взвыли, и инструмент раскололся на куски.

И тут началось. Жандармы палили, проститутки визжали, с потолка на головы сыпались куски оплавленного пластиката, летали, ударяясь о черепа, кружки и подносы… Гойка поволок меня за руку в какой-то проем, а я, в свою очередь, потащил за собой втянувшего голову в плечи Брайана. Выбравшись на воздух, мы втроем кинулись к воротам космодрома.

Стоило мне почувствовать приятный огонь в теле, как я, не раздумывая, воспользовался своими возможностями. Схватив за руки Гойку и Брайана, я принял горизонтальное положение и, волоча их, стремительно полетел вперед. Они мчались за мной семимильными шагами, словно маленькие дети за спешащим папашей. Мы домчались до «бегушки», и я смог увеличить скорость еще…

Неожиданно Брайан вырвал свою руку из моей. Я отпустил и Гойку, встал на ноги. Бегущая дорожка продолжала мчать нас в сторону нашей шлюпки. И та была уже близко.

– Куда вы меня тащите?! – взвизгнул Брайан.

А с ним одновременно, обращаясь ко мне, воскликнул Гойка:

– Как ты это делаешь?!

– Потом! – ответил я ему и повернулся к Брайану: – Нам нужен репетитор, ты же слышал!

– Это ваши небольшие проблемы. А я ни на что не соглашался. Я бежал только для того, чтобы не связываться с жандармами. И всё. Дальше с вами идти у меня нет никаких веских причин.

– Есть! – возразил Гойка. Неуловимым движением он выдернул из-за пояса кинжал, наставил на Брайана и щелкнул переключателем режимов. Плазменный клинок в миг вытянулся до размеров сабли и коснулся кончиком здоровенного кадыка Брайана. От неожиданности тот сглотнул, и глаза его округлились.

– Стой, молчи и не двигайся, – приказал ему Гойка. – Рома, обыщи его.

Я старательно обшарил парнишку и, найдя бластер, передал его Гойке.

– Теперь так, – сказал тот. – Если ты брякнешь еще хоть слово, я сделаю то же самое, только рукоятку поднесу поближе. Ты понял, а? Если понял, мигни.

Брайан мигнул. Гойка отключил нож. Мы были уже возле шлюпки и соскочили с «бегушки». Краем глаза я увидел какое-то шевеление возле ворот, позади. Погоня? Действительно, несколько фигур мчались к нам по воздуху так, как это только что делал я, но значительно быстрее. Воздух с шипением рассекли плазменные заряды бластеров: преследователи стреляли. Но мы успели забраться в шлюпку, задраить люк, и Гойка ударил по газам.

… Мы пристыковались к звездолету. Непрерывно слыша требования планетной жандармерии остановиться, мы отогнали его на расстояние, безопасное для гиперпрыжка. Тут только Гойка разрешил Брайану говорить:

– Всё, – сказал он. – Заклятие снято. Ты обретаешь дар речи. Садись на мое место, останавливай корабль и прыгай.

Только что подоспевшая Ляля опасливо прижалась ко мне.

Брайан сел на штурманское место, положил руки на колени и, глядя в одну точку, тихо сказал:

– Я не умею.

– Что?!! – вскричали мы хором.

– Я ни разу не прыгал через гиперпространство. Я все врал. Меня выгнали с первого курса космоколледжа. Сразу после практики.

– За что? – невпопад спросил я. Какая разница, за что?! Но Брайан с готовностью объяснил:

– О, я учился только на «отлично»! Но на практике совсем ничего не мог сделать правильно. Я волновался… Трусил. И меня выгнали.

Мы слушали его с открытыми ртами, а он все также нудно бубнил:

– Я работаю продавцом средств от домашних насекомых в папашином магазинчике. А по вечерам хожу в «Преисподнюю» и вру. Мне там хорошо. Но я ничего не умею. Простите меня, – жалобно попросил он под конец.

«Приказываем немедленно остановиться! Приказываем немедленно остановиться! – передавал модуль связи. – В случае неповиновения ровно через парсек ваш корабль будет уничтожен!..» Жандармский крейсер был уже явственно виден на экране. Он приближался.

– Остановиться я могу, – добавил Брайан. – А вот прыгать не умею.

– Так останавливайся, – сказал я и посмотрел на Гойку. – Им нужен только я.

– Останавливайся, – эхом повторил за мной Гойка и отключил на модуле связи звук.

Брайан принялся деловито манипулировать приборами управления. Мы молча следили за ним. Скорость корабля стала падать, и жандармский крейсер подошел к нему вплотную.

«Почему они не стреляли? – подумал я. – Ах, да. Они наверное знают, что никто из джипси не умеет нырять в гиперпространство. Умные люди, если это возможно, всегда стараются взять врага живым, чтобы использовать его в каких-нибудь политических целях».

– Всё, – сказал Брайан. – Мы стоим.

И тут Ляля, оттолкнув меня, шагнула к штурманскому креслу и, схватив Брайана за грудки, закричала:

– Ты! Ты учился, сукин ты сын! Ты знаешь, как это делать! Прыгай или задушу тебя! – и тут же, бессильно опустившись перед ним на колени, она заплакала. – Ну пожалуйста. Я прошу тебя, миленький мой, алмазный… – И она принялась осыпать поцелуями его руки. Отдернув их и прижав к груди, Брайан пролепетал:

– Вообще-то я могу попробовать… Но мы тогда, наверное, погибнем.

– Да, – подтвердил Гойка. – Крейсер уже слишком близко.

– А вот и нет, – откликнулся Брайан, не глядя на него и лихорадочно настраивая какие-то приборы. – Это я вам, как отличник, говорю. Вы немножечко ничего не понимаете в гипер-теории. Если бы мы были рядом с телом, значительно превышающим нас по массе, отраженная сила нас маленько уничтожила бы. Если же массы примерно равны… Нас чуть-чуть тряхнет, очень сильно, и вынырнем мы не совсем там, где собирались, но взорвется только тот, кто останется. Были прецеденты.

– Теоретик, – процедил Гойка. – Так прыгай же!

Брайан посмотрел на него безумными глазами:

– Прыгать?!

– Прыгай! – рявкнул тот.

Я же словно оцепенел. Я понимал, что они делают что-то не то, но не мог заставить себя вмешаться.

– Куда?! – все так же истерически отозвался Брайан.

– Куда угодно!

– Понял, – сказал Брайан. Его руки перестали бегать по рычажкам и сенсорам. – Вообще-то все готово. Но все-таки мы, наверное, погибнем. Это я предупреждаю.

– Спасибо, – кивнул Гойка хладнокровно.

Я подумал, что надо все-таки остановить их. На борту – несколько десятков человек. Но в этот момент Ляля зачем-то снова включила звук модуля связи. Пластинка там сменилась. Чей-то мягкий голос вещал:

– … Пожалуйста, воспользуйтесь шлюпкой и перейдите к нам на борт. Роман Михайлович, у вас нет иного выхода. А ваших экзотических соратников мы не тронем…

«Да, так и нужно сделать», – решил я окончательно, и тут почувствовал, как по моему рукаву, проворно перебирая лапками, лезет Сволочь. Она уселась мне на плечо. Сволочь, как агент Дядюшки Сэма. Сдатлся бы он или рискнул?

Уж он-то, наверное, рискнул бы, раз для того, чтобы вытащить меня в будущее, он рискнул существованием всей вселенной… Но у меня-то нет его политических амбиций. И я уже открыл рот, чтобы сообщить всем о своем решении, как Брайан опередил меня неожиданным вопросом:

– Никто не помнит, как сказал тот русский, в древности? Ну, который первый полетел в космос на своей консервной банке! Какое-то слово дурацкое?!

– «Поехали», – машинально откликнулся я.

– Точно, – кивнул Брайан. – По-е-ха-ли! – повторил он по слогам и треснул кулаком по огромной черной кнопке в центре щитка. И все потонуло в феерическом разноцветье бесшумного взрыва.

Глава 3
Затишье и всплеск

Я почувствовал шевеление возле уха. «Очнулся. Я жив», – было моей первой мыслью. Я лежал на боку в неудобной позе. Пошарил рукой там, где ощалось движение. Это была Сволочь, и она тут же выползла из-под моей руки. В ушах у меня звенело, во рту пересохло, и чувствовался противный привкус железа. Я попытался оглядеться, но золотистое обморочное мерцание не позволяло мне сделать этого. Я сел, закрыл глаза ладонями, а затем открыл. Сияние стало чуть менее интенсивным. Я повторил эту нехитрую процедуру несколько раз, и мерцание окончательно рассеялось.

Сволочь тихонечко отползала от меня в сторону трапа на верхнюю палубу. Видно ей тоже пришлось туго. Я нашел взглядом Лялю. Она как раз поднималась на ноги, цепляясь за подлокотник штурманского кресла.

– Как ты? – спросил я и не узнал собственного голоса.

– Нормально, – вымучено улыбнулась она. – Я давно мечтала испытать это… А вот наш мальчонка-штурман, он, похоже, не в порядке. У него кровь идет носом.

Брайан сидел в кресле, неестественно задрав голову и прижав к лицу руку.

– Я вас умоляю, не делайте трагедии, – заявил он, не меняя позы и не открывая глаз. – У меня всегда так, при любой нагрузке. Зато мы прыгнули! Вот я и выдержал экзамен, – и он хохотнул с истерическими нотками в голосе.

Пошатываясь, поднялся на ноги и Гойка. Он шагнул к Брайану.

– И где мы теперь находимся? А?

– Сейчас посмотрю. Погоди, кровь остановится…

– Ладно, сиди. Сам гляну.

Гойка уселся в кресло второго штурмана, всмотрелся в экран, проверил показания приборов… Затем откинулся на спинку и покачал головой.

– Ну? – спросил я. – Где мы?

– В парсеке от того места, где были. Считай, Чечигла, где нырнули, там и вынырнули.

Да. Вот так убежали… Хотя…

– А связь включена? – спросил я, тоже поднимаясь и чувствуя, что ноги плохо слушаются меня.

– Вот и я о том же, – кивнул Гойка. – Крейсера нет. Будто и не было.

– Я же говорил! – воскликнул Брайан и, швыркая носом, сел в кресле прямо.

– Одно слово – «профи», – кивнул я. – Вот что, рома, – тронул я плечо Гойки. – Давай-ка, посадим этого молодчика в шлюпку и отправим, от греха подальше, домой.

– Это мысль, – кивнул Гойка. – Его Рай так и кишит тараканами и клопами. Должен же с ними кто-то бороться!..

Да. Нельзя лишать планету такого солидного специалиста по уничтожению домашних насекомых и жандармских крейсеров. Тем более, что свое дело он, как мавр, сделал и может теперь удаляться: «хвоста» за нами больше нет, и вряд ли кто-нибудь станет искать нас в том самом месте, где мы нырнули.

Гойка щелкнул тумблером «Подготовка шлюпки к вылету», но в окошечке над ним тут же замигала надпись: «Шлюпка отсутствует. Шлюпка отсутствует…»

Та-ак… Гойка включил соответствующую камеру внешнего обзора. На креплениях стыковочного модуля, к которым была пристегнута шлюпка, виднелись только бесформенные куски искореженного металла.

– Ай, придется, крошка Брайни, тебе полетать с нами, – сообщил Гойка.

– Как это, с вами? – растерянно хлюпнул носом парнишка. – Папаша мне голову оторвет!

– Могу порадовать тебя только тем, – заметил я, – что случиться это, по-видимому, не слишком скоро.

Ляля погладила его курчавую шевелюру:

– Не кручинься, герой. Мы отправим тебя домой, как только сможем.

… За табор теперь можно было не волноваться. Мы связались с Зельвиндой, и тот подтвердил, что жандармы ни разу не остановили ни один из его звездолетов. И добавил:

– Ты рассчитал все правильно, Чечигла Рома, и ты отвел от нас беду. Теперь самое время тебе пересесть на другой корабль, и никто вас не найдет.

– Нужно еще добыть его.

– Ха! – воскликнул Зельвинда и щелкнул себя по колечку. – Пока ты делал свое дело, я делал свое. Подвернулся тут мне один грузовичок… Не такой роскошный, как твоя теперешняя посудина, но зато безопасный. Спрячься на какой-нибудь пустынной планете, и я подгоню его тебе.

Я спросил Гойку, не уронит ли такой подарок мой авторитет среди людей джуза, ведь джипси, вроде бы, должен добывать себе корабль сам. Но тот ответил, что, угнав звездолет налоговой инспекции, я уже показал себя настоящим ганджа и подтвердил свое право быть джуз-атаманом. А то, что новый корабль для меня справил Зельвинда, даже поднимет мне авторитет.

Еще я спросил его:

– Я наверное должен объяснить тебе, почему я умею летать…

Но он жестом остановил меня:

– Не надо. Мне не нужна лишняя тайна. Я знаю, что ты – мой друг, а для джипси этого вполне достаточно. Ведь так, рома?

… В ожидании Зельвинды мы остановились на планете, не имеющей даже нормального названия, а только номер – 335/14. Собственно, «планетой» эту жалкую голую каменную глыбу можно было назвать только с натяжкой. Не выходя из корабля, мы проторчали тут больше двух недель, бездельничая, валяясь у костров на палубе, пожирая и пропивая запасы пищи и вина.

Давненько я не отдыхал так основательно. И впервые у меня было так много времени, чтобы пообщаться с Лялей и прочими джипси, попеть песни, порассказывать друг другу разные истории. Больше всех историй из практики бравых звездных капитанов знал горе-штурман Брайан, одну невероятнее другой. Но если джипси начинали насмехаться над ним и уличать в откровенной брехне, их осаживала Ляля, как бы взявшая над ним покровительство. Ревности это во мне не вызывало, я был солидарен с ней в том, что мальчишка (и наш спаситель, между прочим) как никто другой нуждается в поддержке.

Однако количество отнюдь не определяет качество. Самым занимательным рассказчиком оказалась старая Аджуяр. Язык у нее развязывался нечасто, но тогда она рассказывала чудесные цыганские легенды о сказочном королевстве Идзубарру, откуда якобы и вышли астроджипси. Это королевство занимало целую галактику, и разумными обитателями его были не только люди обоих полов, но и живые Корабли-самки, с которыми связывали свои жизни храбрейшие из людей мужчины-Капитаны.

Мне послышались в этом отголоски реальной истории, когда цыгане правили не металлическими звездолетами, а живыми лошадьми. Но фантазия джипси шла значительно дальше: корабли в их легендах не были просто транспортным средством, они были женщинами, и порою прекрасными… Звучит это нелепо, но мир Идзубарру в легендах выглядел вполне стройно и даже привлекательно.

Короче, мое филологическое прошлое взбунтовалось, и я стал втайне записывать все услышанное от этой ведьмы, которая, к тому же, стала мне родственницей. Я записал и литературно оформил несколько ее легенд. Вот одна из самых пронзительных из них, которую я так и озаглавил:

Корабли Идзубарру[1]1
  Автор новеллы “Корабли Изубарру” Анна Богданец (под ред. Ю.Буркина)


[Закрыть]

1

Вот вам, джипси, рассказ о Ленне-Отступнике. Вот Вам история о Ленне-Предателе… Да не повторится она во веки веков и да послужит молодым в назидание, а пожилым – в размышление.

Однажды в незапамятные времена бывший принц Идзубарру гулял по набережной королевских верфей. Звали его Ленн, и был он плохим правителем – злым, жестоким и коварным. И восстали джипси – и люди, и Корабли – и свергли его правление. Казнить, однако, не решились, а позволили ему заниматься чем угодно из того, что не связано с политикой, войной и порабощением.

И спрятал Ленн глубоко в свою черную душу великую злобу на всех и вся, и явился с нею на Праздник Молодых Кораблей. И вот, лишенный всех привилегий и даже своего родового имени, разгуливал он по причалам верфи, подбирая себе подходящее судно.

День стоял чудесный. Молодые Корабли были бы рады показать себя с наилучшей стороны даже если бы на море бушевали штормы и приливы, теперь же они, необъезженные еще, тем более резвились и плясали.

Нарядная толпа джипси обтекала принца со всех сторон, на все лады обсуждая достоинства тех или иных Кораблей, результаты соревнований меж ними и ходовых испытаний.

Почти все пространство Яхонтовой бухты, по которой уже начали разбегаться розоватые блики заката, было до отказа забито молоденькими Кораблями, будущими покорителями звездных пространств. Было им от роду лет по сто-сто пятьдесят, а росту в них было соответственно лишь метров по сто же. И только некоторые, особо крупные, достигали в длину и двухсот метров, обещая лет через триста стать хорошими скакунами через пространство, а кое-кто и через время.

Кто-то из юных Кораблей резвился, высоко выпрыгивая из воды, демонстрируя свои скорость и маневренность, кто-то заранее радовался удачному выбору, высылая своим будущим Капитанам и повелителям прехорошеньких Посредниц, а кто-то мило беседовал на неслышимых человеческому уху частотах с более солидными Матками-родительницами или Наставницами.

Более взрослые Матки, длинной этак метров в четыреста-пятьсот, виднелись в открытом море подальше от берега и приливных волн, окруженные эскортом из учениц и потомства. Их принаряженные экипажи прогуливались вдоль бортов, принимая самые приятные для человеческого глаза формы и посылая в людскую толпу улыбки и воздушные поцелуи.

Именно взрослые Матки, солидно покачивающиеся на волнах, знали настоящую цену и себе, и молодняку, и заявленным Капитанам, и именно они решали вопросы о правомочности тех или иных брачных контрактов, следя за тем, чтобы не случалось при их заключении откровенных мезальянсов.

И большинство молодых Кораблей в такие дни подыскивали себе действительно подходящую пару из числа молодых Капитанов джипси. Но немало случалось и ошибок, разочарований и трагедий. Выбор Капитана – наука, искусство и магия одновременно. Сколько тестов проводилось в дни Праздника Молодых Кораблей, сколько сжигалось жертвоприношений и возносилось молитв… А сколько шарлатанов и гадателей сделали себе целые состояния, предсказывая Маткам, будет ли их будущий Капитан заботлив, не будет ли он груб, здоров ли будет произведенный Экипаж, и окажется ли произведенное потомство способно к межзвездным перелетам…

Всем известно, как быстро растут и совершенствуются Матки с любящими и заботливыми Капитанами, как при жизни одного лишь Капитана преодолевают они этапы Грузовоза и Исследователя, становясь полноценными Лайнерами, которых с радостью нанимают самые богатые дома. А заработанные деньги помогают им вырастить полноценный здоровый Экипаж и целое семейство новых крепеньких Маток.

Менее же удачливые могут навсегда застрять в Грузовозах и за несколько веков так и не набрать необходимой для трансформации массы. А самые жалкие так и будут прозябать в нищете, с Экипажем из монстров, перевозя лишь грязные руды и рабов.

К концу праздничной недели большинство сделок было уже заключено, большинство пар сформировано. Неудачники столпились у дальнего причала, еле-еле поплескивая хвостами и плавниками. Туда и направил свои стопы бывший принц и нынешний изгнанник Ленн, отыскивая себе неведомо что.

Был он красивым, средних лет мужчиной, чуть начинающим на покое полнеть, но сохранившим свои властные замашки, капризность и высокомерие. И все же был он обаятелен и умел нравится людям и Кораблям, когда это было ему выгодно.

Время от времени он останавливался возле того или иного до сих пор неизбранного Корабля, заглядывал в справочник, но, недовольно хмыкая, шел дальше. Ни один из Кораблей не удовлетворял его странным запросам. Да он и сам не знал точно, что ему нужно, надеясь лишь на интуицию и импровизацию.

Но вот он остановился против одного из корабликов. Изысканные обводы и привлекательная, белая с голубым, окраска, обещающая с возрастом потемнеть, шелковистая, еще не загрубевшая от перепадов температур и жестких излучений, шкурка были очаровательны. Молодая Матка выслала на нос Посредницу, которая кротко и задумчиво вглядывалась в набегающие на берег пенные барашки. Корабль еще не имел собственного имени и значился под номером 15–23.

Принц нашел в справочнике нужную страницу и присвистнул: Корабль показал отличные результаты во всех соревнованиях и испытаниях, в большинстве из них войдя в первую десятку. Да и происходил он от знатных родителей, являясь хоть и дальним, но родственником королевской Матки. В то же время, молодой Корабль упорно отвергал все предложения, коих ему было сделано в эту неделю немало.

Хитрый изгнанник тут же разглядел в глазах Посредницы мятущуюся романтичную душу, ожидающую чудес, и, зная подобные натуры, понял, как следует с нею обращаться: сочетать элементы снисхождения, восхищения и садизма, манипулировать ее склонностью к авантюризму и нестандартным решениям… И, пустив в ход все свое обаяние, он приступил к обольщению невинной Матки.

Он поднял руку в традиционном приветствии и приблизился к самой кромке причала. С настойчивым, граничащим с наглостью, вниманием начал он пристально рассматривать все формы и изгибы корпуса Корабля. Он молчал. Молчала и Посредница на носу, и только ветерок трепал ее черные волосы и белую матросскую юбочку.

– Привет, – наконец вымолвил Ленн. – Ждешь Капитана?

– Да, мой Господин! – звонко и отчетливо отозвалась Посредница, потупив из вежливости синие очи.

– Меня зовут Ленн, – сообщил принц в изгнании.

– Просто Ленн? – на всякий случай уточнила Посредница.

– Для тебя пока просто Ленн, – гордо вскинув голову, пренебрежительно ответил мужчина. Он не намерен был объяснять каждой встречной, отчего не носит своего полного родового имени.

Девчонка на носу чуть помешкала, пока бортовой компьютер листал справочник заявленных Капитанов, затем взметнула на него свои длинные ресницы:

– Ты – Ленн-изгнанник? Ленн-отступник? Принц, лишенный имени?

– Узнала… – усмехнулся Ленн. – Ну и как, очень я страшный?

Но Посредница, словно не услышав его вопроса, низко поклонилась ему:

– Кто же не узнал бы на моем месте Последнего-из-Древнейших?

– Можно войти и глянуть тебя внутри? – спросил Ленн.

– Входи, – чуть зардевшись, перекинула ему сходни Посредница.

Некоторое время Ленн осматривал пока еще небольшие, но удобные и рационально обустроенные внутренности Корабля. Командирская рубка, навигационный отсек, ретрансляционный узел, машинный зал, двигатели, отражатели, безынерционные ускорители, инкубаторы и амниотические камеры – все содержалось тут в идеальном порядке и готово было немедленно вступить в эксплуатацию. Ленн не скрывал довольной улыбки. Девчонка нравилась ему все больше.

Проглядев все перечисленное, Ленн отправился в каюту Капитана. Он потянул за ручку резной двери, показавшейся до боли знакомой, шагнул внутрь и… очутился в Комнатке-для-Размышлений королевского Дворца на Ригеле VIII, откуда он был с позором изгнан совсем недавно.

Ковры, мраморные колонны и пурпурные занавеси… Конечно, это лишь копия, не золото, не дерево, не бронза, а только раскрашенный пластикат. Но цветы – живые. И вазы стоят именно там, где он сам расставлял их.

Он взял в руки статуэтку метателя диска и, задумавшись, помолчал. Сердце его колотилось. Над ним издеваются или напротив – хотят ему угодить?

– Когда ты все это успела? – вздрогнув, спросил он Посредницу, возникшую у него за спиной прямо из стены.

– Только что, мой господин.

– А что еще ты знаешь обо мне?

– Только то, что значится в справочнике заявленных Капитанов.

– Ну-ну… – протянул он и уселся в глубокое антикварное кресло, все в завитушках и изгибах, обитое бело-золотым узорным шелком. Он допускал, что в справочнике может быть описана обстановка всех его дворцов, он допускал, что существуют и голограммы интерьера… Но откуда она узнала, что именно эта – его любимая комната, его любимого дворца на его любимой планете?!

Что-то еще водится в этом тихом омуте?

Ленн откинулся в кресле и щелкнул пальцами:

– Ну что ж… Пока ты показала себя неплохо. Пора посмотреть тебя в деле. Готова ли ты, крошка, познакомится со мной поближе?

Посредница сверкнула на него глазами:

– Всегда готова служить моему господину!

– Давай-давай, – Ленн прошел в рубку управления и какое-то время ждал, пока компьютерные вводы прорастут в мозг и нервные узлы тела. – Но учти. Я задам тебе настоящую трепку, – приговаривал он, запрашивая разрешение на вылет и вводя в систему маршрут с характеристиками полета. – Я управлял Кораблями… Настоящими Кораблями.

Он шевельнул пальцами, и чуткий Корабль откликнулся движением вперед, отчаливая от берега и беря курс в открытое море. Пилотом Ленн был отменным. Решительным, быстрым, с отличной реакцией и чувством пространства. Но и Корабль оказался под стать ему, ни уступая ни в чем.

Ленн несколько раз менял курс, носился и над, и под водой, выходил в стратосферу… Везде юное судно уверенно выполняло его команды. Ленн умышленно гонял его на предельных скоростях и перегрузках, но ни единого стона, ни единого сбоя в механизмах выжать ему не удалось.

Более того, Ленн испытал глубокое раздражение от того, что это судно обращалось с ним так нежно и бережно, как с собственным яйцом, гася инерцию в максимальном режиме комфорта, словно у штурвала был не закаленный в сражениях воин, а какой-нибудь придворный шаркун…

И, несмотря на это, первым выдохся именно он, но, не показав виду, приказал Кораблю возвращаться в Яхонтовую бухту.

После приводнения и отсоединения вводов Ленн приказал подать ему кресло и долго сидел в нем, задумчиво потирая подбородок. Наконец он вышел из транса и хлопнул в ладоши, призывая Посредницу:

– Детка!

Та тотчас выросла перед ним, сформировавшись из пола.

– Ты мне замечательно подходишь, – чуть растягивая слова, начал Ленн. – Хотя ты еще очень молода и неопытна… Но, повторяю, ты мне подходишь. Осталось решить, подхожу ли тебе я. Моя единственная цель сейчас – убраться отсюда как можно дальше, чтобы меня поскорее забыли… Характер у меня тяжелый, жизнь я прожил сложную, поладить со мною будет нелегко. И я не обещаю тебе ни прекрасного общества, ни большой семьи. Я собираюсь несколько лет пожить на окраинах и не высовываться оттуда. Если ты готова годами не видеть ни людей, ни Кораблей, терпеть мою хандру и перепады настроения и заниматься при этом нудной работой картографа, поедем со мной. Будем скучать вместе.

В синих глазах Посредницы мелькнули искры. Люди иногда называют Посредниц душами Кораблей…

– Счастлива буду служить моему господину везде и всегда! – голос ее был ясен и чист.

– Подумай хорошенько, не торопись. Я даю тебе время до завтрашнего утра. Похоже, ты слишком хороша для того, чтобы пропадать на окраинах. Может, ты еще встретишь кого-нибудь помоложе и из хорошей семьи, кто обеспечит тебе большой Экипаж, обильное потомство Маток и быстрый переход в класс Лайнеров… Я же не могу тебе обещать ничего, кроме приступов дисфории. Поверь, я оправдаю твои самые наихудшие догадки на мой счет… Вот только кормить тебя я буду отменно… Это да.

– Готова дать моему господину клятву верности.

– Ну-ну, – процедил Ленн, качая головой. – Ты делаешь плохой выбор, детка… Но если до завтра ты не передумаешь, пришли мне бумаги в номер гостиницы. Если бумаги не придут, буду искать себе что-то другое.

– Я не меняю своих решений, мой господин.

Юная Матка полюбила своего недостойного Капитана с первого взгляда и на всю жизнь, что и доказала всей своей последующей судьбой. Ленн же сразу понял это, и вел теперь игру лишь с тем, чтобы не он ей, а она ему была вечно признательна за этот выбор, каким бы унижениям он ее не подверг.

– Да-да, – махнул он рукой. – Не меняешь… Все вы, бабы, одинаковы – что полтора метра длиной, что полтораста… Рано или поздно природа свое возьмет. А для меня ты – не более, чем средство. Отнюдь не цель. Заруби это себе на хвосте. Уж я-то испорчу тебе жизнь… Короче, поговорим завтра, – оборвал он себя. – Если, конечно, поговорим.