Текст книги "Последний рыцарь Тулузы"

Раймон и куртизанка

По возвращению в Тулузу добрейший граф Раймон и правда, сообщил сыну о своем намерении женить его. Невестой была избрана несравненная Эрмезинда де Пеле[6]6
  Эрмезинда де Пеле первая супруга Раймона VI, умерла в 1176 г., когда Раймону было около 20 лет.


[Закрыть], род которой был равен королям, а красота уже тогда воспевалась трубадурами. К отцу прекрасной мадонны Эрмезинды было отправлено посольство с дорогими подарками и предложением выдать дочь за старшего сына и наследника Раймона Пятого, Романе.

Все это мой юный господин принимал с похвальной покорностью судьбе и необыкновенной кротостью.

Вскоре от благородных родителей донны пришел благоприятный ответ. Ввиду юности жениха и невесты брачный договор был подписан пока на бумаге, обручив, таким образом, Романе и Эрмезинду.

Само венчание должно было произойти через три года, когда Романе и его нареченной исполнится по четырнадцать лет.

За полгода до назначенного дня весь двор принялся готовиться к приезду невесты и долгожданной свадьбе. Шла подготовка к праздничному турниру, танцам и свадебному пиру. Граф выделил из казны деньги на ремонт главного храма, в котором и должно было совершиться венчание.

В один из таких полных веселой предпраздничной суеты и радостных хлопот дней Романе подошел ко мне и признался, что не имел до сих пор опыта общения с женщинами.

Я смутился, так как знал о любовных похождениях юного господина с придворными дамами, но Раймон убедил меня, что эти приключения не стоит брать в расчет, так как служащие при дворе его матери девицы готовы оказывать услуги многим влиятельным господам, независимо от личных достоинств последних.

Мне пришлось согласиться с ним, действительно, для того чтобы завоевать любовь простолюдинки следовало лишь поманить ее пальцем, для того же чтобы переспать с придворной дамой, иной раз, нужно было всего лишь не запирать своей двери.

– Я хотел бы познакомиться с женщиной, которая не знала бы кто я такой. Пусть меня представят как молодого и небогатого дворянина прибывшего в Тулузу с тем, чтобы сразиться на турнире или найти себе службу в одном из замков. Мне хотелось бы заслужить ее благосклонность, как это делают другие. Скажем, что я подданный инфанта Фуа, который сейчас гостит у моего отца, небогатый дворянин. Так ей будет сложнее выведать обо мне. А значит, она не станет врать, и я буду уверен, что если и обрету благосклонность, это будет моей личной заслугой, а не авансом в счет будущей короны.

Признав правоту его взглядов, я пообещал познакомить его с какой-нибудь красавицей, но так как все мои подружки в Тулузе были частью городского дна, то понятно, что я не мог знакомить с ними молодого господина. Продумав целую ночь, но так и не найдя подходящей девицы, мне пришлось обратиться за помощью к одному из трубадуров находящегося в это время в Тулузе, к прославленному певцу и достойному рыцарю Гийому де Кобестань. Чьи песни неизменно приводили меня в наивысший восторг, и чья репутация, не оставляла сомнений в его популярности среди дам самого разного сословия.

Уроженец Руссильона, он состоял в свите Арагонского, тем не менее, в Тулузе Гийом бывал столь часто, что даже был вынужден принять в подарок от графини Констанции небольшой, но удобно расположенный домик. Сим подарком прекрасная дама давала понять трубадуру, что всегда рада видеть его в своем замке. Этот подарок мог бы навлечь на неосмотрительную графиню ненужные подозрения, мог бы – если бы не был столь куртуазен, и если бы сам Раймон Пятый не одобрил ее траты и выбор рыцаря.

Гийом де Кобестань встретил меня в своем доме прозванным среди трубадуров «Привалом странника», он был необыкновенно мягок и грациозен. Нимало не удивляясь моему приходу и ни о чем не спрашивая меня, Гийом проводил меня в трапезный зал и, прежде всего, велел пажам накрыть стол и выставить великолепные вина. При этом сам Гийом пел для меня, без умолку рассказывая забавные истории, происходящие с ним в различных замках, где он, по трубадурскому обычаю, частенько бывал.

Непринужденная обстановка и радушие хозяина наконец сделали свое дело, и не знаю как, но я расслабился и тоже начал шутить и веселиться вместе с Гийомом. Мы проговорили полдня, и он обещал познакомить Раймона с одной тулузской красавицей, у которой не было ни болезней, ни богатых покровителей, которым визит юного дворянина мог бы показаться неприятным.

На следующий день, весело болтая и балагуря, де Кобестань проводил нас с Раймоном к дому достойной донны.

– Первым делом вы должны склонить прекрасную Катарину к благосклонности вечерней канцоной в ее честь, – наущал трубадур юного Раймона.

– Но мой голос! Я совершенно не умею петь… – сокрушенно разводил руками Раймон, скорбно вздыхая.

– Петь придется, впрочем, петь за вас могу и я, – де Кобестань рассмеялся. – Но, если прекрасная донна сбросит вам лестницу, почетную обязанность лезть в окно придется исполнять вам, а не мне…

На том и порешили. По дороге мы зашли в трактир, и выпили там для храбрости. Дом красавицы находился несколько на отшибе недалеко от складов виноторговца Уя и суконщика Эдуарда из Шато. Это был небольшой двухэтажный домик, увитый диким виноградом, отчего казалось, что на него наброшена кружевная мантилья.

Прекрасная донна приоткрыла ставни, лишь только к небесам понеслись первые аккорды песни Гийома де Кобестань. Нежный голос которого, казалось, мог пробудить и мертвые камни.

Он пел о ночных птицах и звездах, под которыми юный рыцарь мечтает о любви. О том, как тяжела жизнь без любимой. Рыцарь в песне Гийома так и умер от любви, и был похоронен у дороги, так как святые отцы посчитали его самоубийцей. Проезжая мимо, прекрасная дама вдруг почувствовала странное желание спешиться и помолиться у одинокой могилы. Увидев около холмика любимую собаку рыцаря, оплакивающую своего хозяина, она поняла, кто покоится в нецерковной земле, и от горя умерла на месте, сойдя за своим возлюбленным в ад, откуда Божий ангел извлек их страдающие души и препроводил на небо.

По мере продолжения песни ставни прекрасной донны раскрывались все шире и шире, из окна доносились стоны и всхлипы. Наконец, утирая слезы, донна сбросила веревочную лестницу, по которой к ней навстречу и поднялся бледный и взволнованный, не менее своей красавицы, Раймон.

Я распрощался с Гийомом и остался ждать господина под окном. На первый взгляд все складывалось более чем удачно, Раймон приобрел даму сердца, так что, даже если ему и не было суждено влюбиться в собственную супругу, в городе его ждала восхитительная возлюбленная.

Но все обернулось полным кошмаром. На следующее утро веселый и счастливый Раймон показался в окне своей прелестницы. Я придерживал его лестницу, пока он спускался с небес на грешную землю.

– Я женюсь на ней! – сообщил он мне, едва только оказавшись в седле своего коня.

– На ком? – выдавил из себя я. Не ожидая подобного поворота судьбы и столь сильной каверзы со стороны наших ангелов хранителей.

– На даме моего сердца, прекрасной и несравненной Катарине! – он счастливо рассмеялся. – А как же по-другому, этой ночью мадонна удостоила меня таким знакам внимания, после которых я, как честный рыцарь, просто обязан жениться на ней!

– Но ваш отец желает женить вас на достойнейшей Эрмезинде! Весь двор готовится к вашей свадьбе! Дело решенное! – я чувствовал, как земля уходит из-под копыт моего коня.

– Решенное-перерешенное, я люблю ее. Слышишь ты, Анри! Я женюсь на ней, и котись к чертям собачьим тулузский трон вместе со всеми достойными невестами.

Доставив Раймона в замок, я стрелой вылетел оттуда и, не отдыхая и не переодеваясь, бросился к дому де Кобестань. Несмотря на ранний час трубадур встретил меня со всем радушием, сразу же предложив позавтракать и обсудить ночные приключения.

Когда же он услышал о решении Раймона и моих злоключениях, он только покачал головой, сказав, что лично навестит донну Катарину и выбьет, если понадобится, дурь из ее башки. После этого он собирался заехать в замок и потолковать с Романе по душам.

На том и порешили. В конце концов Раймон Пятый все равно не позволил бы своему старшему сыну жениться на его любовнице. К моей радости, де Кобестань действительно имел влияние на эту особу, так как она состояла в любовной связи с еще несколькими господами, и частенько ублажала и самого прекрасного певца. Так что, когда он потребовал от нее отказать юному Раймону, ей не оставалось ничего другого, как подчиниться приказу.

В тот же день Гийом явился к Романе и без обиняков объяснил ему кто есть его дама, и кем ей положено быть при сыне хозяина Тулузы.

При этом, выведенный из равновесия Раймон сорвал со стены меч, и попытался зарубить им трубадура, но Гийом, а об этом мне рассказал дежуривший возле покоев наследника паж, с легкостью перехватил обращенный к нему на манер турнирного копья меч, своим плащом и отшвырнул его в угол. Обезоружив таким образом Раймона, Гийом как ни в чем не бывало, поднял с пола меч и с грациозным поклоном подал его Романе.

– Если господин желает убить меня, это всегда можно сделать на честном поединке, – со льдом в голосе сообщил он. – Что будет легко устроить, так как я считаю вашего благородного отца графа Раймона своим благодетелем, и не посмею убить или нанести увечье его сыну. А значит, не стану сопротивляться вашему оружию. Убить меня тем не менее я прошу по-благородному, с полным соблюдением рыцарского кодекса чести и турнирных правил, так как я получил посвящение в этом самом замке от вашего благородного родителя и не желаю, чтобы меня зарезали ваши люди, как собаку.

После такой отповеди Раймон был вынужден просить у де Кобестань прощение, но уже не доверял ему и никогда не встречался с донной Катариной.

Две охоты

Несмотря на происшествие с куртизанкой время шло спокойно и неспешно, так что я время от времени выкраивал денек-другой, для того чтобы добраться до фамильного замка Лордат, поглядеть на подросшую дочь. Ей уже исполнилось семь лет, и она была самым красивым ребенком, какого я только видел в своей жизни. Правда, всякий раз это приходилось делать на большом расстоянии, так как я боялся приблизиться к замку, свято исполняя свою клятву не раскрываться перед дочерью.

Меж тем стремительно приближался день приезда невесты. В ожидании свадьбы сына, граф заканчивал последние приготовления и принимал явившихся к нему с визитом крестоносцев собиравшихся воевать в святой земле под знаменами Английского Льва. В честь приезда этих господ хозяин Тулузы устроил большую охоту. На которую впервые я был приглашен не в качестве телохранителя графа, а как гость.

Конечно же, я возгордился как последний дурень, и даже заказал у графских портных для себя новую одежду, а так же прикупил новую сбрую для своего коня и драгоценности, отсутствие которых могло быть извинено только каким-нибудь суровым обетом.

О, ну почему я позволил своему добрейшему хозяину увлечь меня обещанием радостей и веселий? Для чего мне вдруг понадобился этот почет и высшее общество. Никогда прежде я не стремился оказаться среди слуг Ричарда, из-за отца которого я был отвергнут собственным родителем и изгнан из дома. Почему я не остался с Романе, который был доверен мне? Почему больше заботился о своих удовольствиях нежели о благе и безопасности семьи Раймона Пятого?

До сих пор эти вопросы не дают мне покоя. И я не могу ответить ни на один из них.

Утром перед знаменитой охотой я приметил Романе, весело беседующего о чем-то с приближенными юношами, которые составляли свиту наследника. Увидев меня, Романе спешно распрощался с придворными и, похвалив мой новый наряд, пожелал всяческих успехов на охоте.

– Но разве вы сами не поедите? – изумился я. Все знали, любовь юного сына графа к охотам и развлечениям, тем более был повод отличиться перед английскими рыцарями, показав себя отменным стрелком и знатоком местной дичи.

– Нет, мой милый Анри, сегодня меня ждет охота поинтереснее… – ухмыльнулся Раймон.

Я пожал плечами и отправился на конюшню, где оруженосец уже седлал мне коня. О какой охоте говорил Романе? По его ухмылке и тому, как быстро после моего появления от него отдалились его дружки, я решил, что наш жених желает наверстать перед свадьбой упущенное. Частенько рыцари называли любовные забавы охотой, а женщин, на которых расставлялись сети – дичью. Должно быть, поэтому, я и не обратил внимание на слова Раймона.

Как выяснилось – зря.

О том, что в замке произошло что-то неладное, мы поняли переезжая через цепной мост. В воздухе висело напряжение. Невольно охотники и слуги вдруг разом перестали разговаривать. Раймон Пятый посмотрел на меня и пришпорил коня. Я незаметно сотворил крестное знамение и последовал за ним, стараясь не отставать ни на шаг. На какое-то мгновение были забыты и важные гости и охотничьи трофеи.

Плечом к плечу мы влетели в замковый двор, и, спешившись, бросились в замок. Все те же слуги и придворные встречали нас у дверей и у лестницы. Конюхи брали под уздцы наших лошадей и с поклоном уводили их в стойла. Маленький и худой, словно хищная птица, Раймон вертел головой, силясь разглядеть знаки произошедшей катастрофы. Наконец навстречу к нему в голубом с белым платье и конусообразном головном уборе с вуалью спустилась сама графиня. Я заметил, что голубые глаза мадонны Констанции были красны от слез. Она что-то шепнула Раймону, и вместе они устремились в замок.

Я как дурак остался на крыльце, не зная, что предпринять.

Как выяснилось позже, во время нашего отсутствия в замке произошло следующее: уже неделю как Романе следил за своей сестрой Аделаидой, в опочивальню которой начал наведываться юный трубадур Тибо из замка Лавор. Ничего и никому не говоря и подкупив служанку, Романе выяснил, что любовник сестры воспользуется отсутствием графа и навестит Аделаиду в определенный час. Знаком же свидания послужит шарф, прикрепленный на решетку окна.

Романе заранее узнал имена всех рыцарей, пажей и слуг, участвующих в охоте, и понял что имени любовника Аделаиды среди них действительно нет. Тогда он послал человека проследить, появится ли в окне шарф. И шарф появился. После этого у Романе не оставалось уже никаких сомнений в вероломстве сестры, и он решил разобраться с этим делом по-своему.

Первым делом он подкараулил несчастного трубадура, спешащего на свидание со своей возлюбленной и прирезал его в одном из коридоров замка. Сам ли он совершил этот безжалостный поступок, или при помощи своих дружков, я так и не выяснил. Пьяный Раймон хвастал, что сей подвиг он совершил в одиночку. Но я больше склоняюсь к тому, что в гнусном деле участвовали все прихлебатели наследника.

После этого, Романе завернулся по самые глаза в плащ покойника, нацепил на голову его берет и отправился в комнату Аделаиды. В ожидании любовника девушка прилегла и должно быть заснула, потому что она не слышала шагов Романе, и проснулась лишь, когда ощутила, как кто-то прикоснулся к ее ложу.

– Тибо, любимый, – прошептала не подозревающая о подмене Аделаида и тут же оказалась стиснутой в горячих объятиях накинувшегося на нее молодого человека. Не сразу разобрав что произошло, Аделаида была притиснута к постели, незнакомые и одновременно с тем знакомые руки сжимали ее юные груди, губы покрывали шею и щеки страстными поцелуями. Собравшись с силами, Аделаида оттолкнула набросившегося на нее человека, узнав в нем брата, и тут же тот ударил ее по лицу.

– Тибо, любимый! – передразнил Раймон. – Так значит ты, проклятая шлюха, решила позорить наш род, спутавшись с простолюдином? С человеком подлого происхождения? С незаконнорожденным сыном козла и гиены? – Он снова ударил сестру, и тут же обнял ее, осыпая ее тело поцелуями и проклятиями. – Почему ты вырываешься из моих объятий, разве не хочешь подарить мне братский поцелуй, как это принято во всем христианском мире. Подчинись, или я расскажу все отцу, ославлю тебя на весь белый свет, так что ты не сможешь выйти замуж ни за кого, кроме проклятого прокаженного!

Обезумившая от страха Аделаида била брата кулачками, не смея кричать и звать на помощь.

Раймон сорвал с нее рубашку. После чего Аделаида поняла, что не может больше держать оборону, и закричала, что было сил. Ответом ей была гулкая тишина. Предавшая ее служанка в этот момент стояла за дверью вместе с друзьями Романе, а верный рыцарь был уже на пути в чистилище.

Сразу же после ухода брата Аделаида нашла в себе силы подняться на ноги, служанок по-прежнему не было, ее ложе было осквернено, как и она сама. Кое-как умывшись и нацепив на себя платье, Аделаида явилась к матери и, выставив оттуда всех слуг, рассказала о деянии своего старшего брата, не скрывая ничего.

Секрет должен был остаться между членами семьи, но посвященные в тайну охоты молодые друзья Раймона разнесли эту весть по всему замку.

Узнав о произошедшем, я бросился к Романе, еще не решив, что предприму, душа моя восставала против ужасного преступления, на которое пошел наследник, и в тоже время я понимал, что тоже повинен в произошедшем, ведь не отправься я на охоту, Раймон не посмел бы осуществить столь гнусный замысел.

Влетев в покои Раймона, я застал его за чтением Евангелия от Иоанна, которое, подражая катарам, тот всегда держал при себе. Спокойный и невозмутимый он делал пометки в огромной книге, не обращая внимания на мое появление.

– Сеньор, – тихо позвал я.

Раймон закончил строку и поднял на меня свои невозмутимые темно-карие глаза.

– Что ты хочешь от меня, любезный Анри? Неужели того же, чего хотят от меня мой отец и моя мать? То есть объяснений. Фи, ты мог бы разобраться со всем сам.

– Но, господин, неужели и вправду… – я не смог найти в себе силы продолжить начатую фразу. – Как же вы посмели?

– Кто посмел? Я посмел? – Раймон насупил брови. – Можно подумать, что этой юной шлюхе не все равно с кем? Она точно такая, как и ее непотребная мамочка? Что же касается проклятого трубадура, то он получил по заслугам. Возможна ли такая дерзость – покушаться на то, что тебе не может принадлежать по самому твоему рождению… – Он отложил перо. – Согласись Анри, я не мог не наказать прелюбодея и изменника. Да, изменника, – казалось, он изумился внезапно посетившей его мысли, – ведь он был принят на службу в замок моим отцом, доверие которого он не оправдал, вступив в преступную связь с его дочерью. Как это тебе?

– Но что сотворили вы?! – Мой голос сделался глухим, точно исходил он уже не из моего тела, а из самой преисподней, открывшей свой зев прямо под подполом замка. Лица моего коснулось адово пламя, и кровь прилила к голове.

– Признаться, я совсем не собирался заниматься этим с собственной сестрой, ты веришь мне, Анри? Но, когда я увидел ее – юную и прекрасную, точно богиня зари, в розовой рубашке с румянцем на щечках… я просто не смог устоять. Мужское сердце не камень, ведь так…

Меня трясло.

– Но она ведь ваша сестра! Я понимаю, вы покарали трубадура, но ее… вспомните, как вы сами запретили мне убить крестьянку, которую до этого вы спасли от насильника. Вы запретили мне тогда убить ее, хотя, именно она и стала преградой между вами и вашей мечтой?! Крестьянка и сестра!

– А как ты сам обошелся с невестой своего брата, несравненной Амалией? – Лицо Раймона вдруг сделалось белым точно полотно. – Разве ты не пытался убить своего старшего брата и где теперь твоя дочь?

Ноги подкосились, и я был принужден схватиться рукой за стену.

– Вот видишь, милый Анри, все мы не без греха, но я не виню тебя, так и ты, сделай такую милость, не обвиняй меня. Признаться, мне и так нелегко сносить все это.

Он положил руку мне на плечо, отчего я задрожал не в силах сдержать охватившего меня отвращения.

– Вот видишь, мой друг, как неправильно было всем вам сбивать меня с моего личного пути. Ведь, уйди я тогда к «добрым людям», все бы и обошлось.

Удивительно, как в тот миг я не свернул шею своему юному господину, будущему Раймону Шестому, ведь так хотелось, так хотелось, так…

Женитьба Раймона

Через месяц к замку подъехала блистательная кавалькада и я увидел невесту Романе – четырнадцатилетнюю рыжую и смешливую мадонну Эрмезинду.

«Возможно, эта жизнерадостная и веселая девчонка сумеет наконец, укротить нрав тулузского наследника», – подумал тогда я.

К сожалению, Эрмезинда не смогла зажечь огонь любви в сердце Романе, формально он женился на ней, как и велел ему отец, но с той злополучной историей с пажом и сестрой, наследник обзавелся престранной привычкой. Так, распростившись вечером с придворными, и кротко отправившись в спальню жены, он буквально проходил эту комнату насквозь, то есть прямо в сапогах и не снимая с себя одежды и плаща, Раймон шествовал через собственное супружеское ложе, минуя которое он выходил через секретный ход, где уже поджидали его дружки.

Все вместе они отправлялись на ночную охоту в город, где искали «дичь» в надежде поживиться ею и вволю поразвлечься. Так они могли вдруг атаковать какой-нибудь богом забытый кабачок, где целовали женщин и избивали мужчин. Им нравилось, подкараулив пьяницу, снять с него всю одежду, оставив бедолагу посреди улицы. Встреченных на пути шлюх они обливали краской или состригали бедняжкам все волосы.

Признаться, я не сразу узнал о проделках Романе, а узнав, пришел в ужас от того, сколько неприятностей могло подстерегать наследника Тулузы в его же городе. К тому же – мессен де Савер до сих пор не отыскал конкурирующей с ним школы, выходя лишь на отдельных исполнителей или обнаруживая свежие жертвы. Так что опасность можно было ожидать откуда угодно.

Понимая, что не сумею убедить Романе отказаться от опасных вылазок, я решил войти в его компанию, дабы все время быть подле господина.

Любопытно, что граф Раймон ничего не знал, или знать не хотел о проделках наследника, который ни чем не выдавал своих дурных наклонностей. На какое-то время Романе словно затаился. Днем он был покорным сыном, принимал участие во всех планах отца, вел от его имени переговоры, отправлялся во главе небольших отрядов утихомиривать вдруг вспыхнувшую ссору между баронами графства или расследовать какое-нибудь преступление.

Он уже не морщился, присутствуя на допросах и казнях. Подражая катарам, Романе никогда не расставался с Новым заветом, который был необходим для получения последнего утешения, на случай, если такая необходимость возникнет где-нибудь в пути. Для этой же цели рядом с ним всегда были от двух до четырех Совершенных, сопровождающих его во временной жизни ради жизни вечной. Не став Совершенным и не войдя в катарскую общину, Романе помогал матери подготавливать лучшие залы дворца для катарских собраний и неизменно присутствовал на них, опускаясь на колени во время благословений и принимая приносимый Совершенными хлеб.

После четырех лет супружеской жизни прекрасная супруга подарила ему наконец наследника, которого по традиции также назвали Раймоном.

Казалось, что Романе самый счастливый человек на свете, с такой любовью и заботой он относился к крошке сыну, с такой вежливостью и галантностью подносил кубок с вином своей дорогой женушке, так нежно нашептывал ей что-то на ушко.

Все эти знаки благополучия и счастья могли бы ввести в заблуждение кого угодно, но только не меня. Человека, уже несколько лет следовавшего за юным наследником Тулузы, словно его мрачная тень. Я-то прекрасно знал, что раз или два в неделю Раймон идет в спальню своей жены, для того чтобы прошествовать в сапогах по ее ложу и скрыться за заветной дверью.

При этом Романе не заговаривал с женой, и не смотрел в ее сторону, так словно ее и не было, или безжалостно отталкивал ее в сторону, если она пыталась заслонить собой проклятую дверь. Все это время прекрасная Эрмезинда не смела рассказать свекру или свекрови о том, как обходится с ней муж. Вместо этого она таила обиды и искала спасения в дурманящем вине и веселых трубадурах, украшающих ее Двор любви.

Раймону не было дела до того, как и с кем проводила время его супруга. Он обожал сына, оставаясь равнодушным и холодным к его матери.

Наблюдая за тем, как мой господин возится с мальчишкой, я невольно страдал от того, что не могу обнять свою дочь.

В год, когда у Романе появился первенец, ей исполнилось одиннадцать лет. Юная наследница Лордат была белокура, как и ее мать, с голубыми сияющими глазами. Обычно она играла недалеко от замка в окружении слуг и нянек. Несколько раз я видел ее вместе с Пьером. Как выяснилось многим позже, мадонна Амалия тяжело захворала после рождения малышки и несколько лет не покидала после этого своей комнаты.

Пару раз девочка видела меня и махала рукой, призывая заглянуть в замок. Тогда я разворачивал своего коня и скакал прочь.

Тяжела доля отца, судьба которого не позволяет ему прижать к сердцу собственное дитя.