Текст книги "Тысяча китайских журавликов"

И, конечно же, Вик надорвался. Перед самым Новым 2005 годом. Видимо, организм устал от бесконечных перегрузок и свалил хозяина с жуткой ангиной на заслуженный внеплановый отпуск. И если бы не эта ангина, я, может, еще очень нескоро узнал об Ане.

В тот день я проверял контрольные работы на кафедре, одновременно обзванивая по справочнику аптеки, чтобы узнать, есть ли у них в продаже антибиотик, который прописали Вику.

Настроение под стать ситуации: ни одной работы на «отл.», во всех аптеках либо «занято», либо никто не подходит. И нет денег на подарок любимой женщине.

В кабинет робко постучались.

– Да?

– Здравствуйте, Игорь Владимирович.

На пороге стояла тоненькая студенточка. Такая тоненькая, что было непонятно, как это она до сих пор не сломалась пополам под тяжестью огромного целлофанового пакета в ее руках.

– Добрый вечер. Вы по поводу контрольной? Я еще не все проверил. Как ваша фамилия?

– Нет, я…

– Але??? – Все это время я стоял, зажав плечом трубку телефона, и вот, наконец, в аптеке ответили. – Да, здравствуйте! Я хотел бы узнать, у вас есть такой препарат… – Я лихорадочно ворошил на столе бумаги, пытаясь найти рецепт. – Блин, да где же?.. А, вот! «Аугментин»! У вас есть?

– Было две пачки, кончились. Завоз через три недели, – сухо ответила фармацевт и тут же положила трубку. Я досадливо ругнулся, забыв про студентку. Через три недели Вик сам выздоровеет! Если не сдохнет, конечно.

Девочка деликатно покашляла.

– А… Так что вы хотели?

– Я… Я хотела узнать, как здоровье Виктора Николаевича! – выпалила она и густо покраснела.

– Спасибо… – Я запнулся, потому что понятия не имел, как ее зовут.

– Аня. Аня Калинина.

– Спасибо, Аня-Аня Калинина, я передам, что вы справлялись о его здоровье, но…

– Что с ним?

– У него ангина. – Я отвернулся и сел за стол, посчитав, что предоставил достаточно информации для праздно интересующейся студентки. Но девочка не ушла. Вместо этого она взяла рецепт, пробежалась по нему глазами и тихо спросила:

– Это для него лекарство? – Я кивнул. – Можно я воспользуюсь телефоном? А то мой разрядился.

Она набрала какой-то номер, продолжая вчитываться в рецепт.

– Але, мамуль? Привет. Нет, я в универе. Мам, тут такое дело… У вас «Аугментин» есть? Посмотри, пожалуйста, я подожду… – Девочка задумчиво выводила моей шариковой ручкой узоры на чьей-то контрольной работе. – Есть? Ой, здорово! А сколько… Сколько?! Такой дорогой… – Я отчаянно закивал головой и замахал руками, мол, деньги – не проблема. – Да не, просто у меня одногруппник ангиной заболел, вот ему и прописали. Чем-чем?.. Угу… А в каких дозах?.. Ага… Хорошо! Спасибо, мамуль! Нет, сегодня допоздна учусь. Целую, пока!

Аня положила трубку и протянула мне листок.

– Мама работает в дежурной аптеке на Краснопресненской. Сказала, что «Аугментин» у них есть, но стоит около трех тысяч за упаковку. Если хотите, можете съездить, но она посоветовала давать копеечный «Эритромицин» плюс антигистаминный «Нистатин». Эффект будет тот же. А еще я мандарины купила. Передайте, пожалуйста.

– Спасибо, – я с интересом посмотрел на студентку. – Аня, а если я заболею, вы мне тоже мандарины купите?

Девочка смущенно отвернулась, и я понял, что для меня она ни хрена не купит.

– Я сейчас поеду к Виктору Николаевичу домой – лекарства завезу. Хотите со мной? Передадите ему свои цитрусовые лично.

Аня взмахнула длиннющими ресницами и несмело кивнула.

Блин, если бы я знал, что последует за этим предложением, – вышвырнул бы из кабинета вместе с мандаринами. Но я не знал. Подумал, как будет забавно привезти влюбленную студентку к Вику, посмотреть на ее смущение, а потом вместе с ним поржать над ситуацией.

Вик, похожий на бледное, завернутое в плед привидение, открыл нам дверь и скрылся на кухне. Аню он заметить не успел.

– Виктор Николаевич, я вам медсестру привез, – бодро проорал я, с удовольствием отметив, как Аня возмущенно выдохнула. – Вот тапочки. Кухня там.

Вик сидел на табуретке, обнимая чайник в попытке согреться, и меланхолично мешал в кружке какую-то бурду молочного цвета.

«Кто там?» – кивком головы спросил он.

– Сейчас увидишь, – ухмыльнулся я, и в этот момент на кухню вошла Аня.

Уже по тому, как Вик замер, можно было обо всем догадаться. Но я был занят разбором сумки, которую Аня привезла с собой. Помимо мандаринов, в ней оказалась целая охлажденная курица, баночка меда, два лимона и пачка какого-то травяного сбора.

– У вас температура? – тихо спросила Аня и провела ладонью по лбу Вика.

Он отрицательно покачал головой и как-то странно улыбнулся. Нет, не странно – нежно.

– При ангине ни в коем случае нельзя пить молоко, – она решительно отодвинула от него кружку. – Я сейчас бульон сварю, а пока вам лучше полежать.

Наблюдая за этой сценой, я внезапно почувствовал себя лишним.

– Виктор Николаевич, можно вас?

Все так же глупо улыбаясь, Вик вышел из кухни и прошаркал в комнату, где нашел старую газету и на полях написал: «Это не то, что ты думаешь!»

– Я пока еще ничего не подумал, – сказал я и демонстративно уставился в бубнящий телевизор.

«Между нами ничего нет».

– Угу.

Он тронул меня за плечо, привлекая к себе внимание, и отрицательно покачал головой.

– Да кто она вообще такая? Откуда? Я ее не видел ни разу, а она уже тебе мандарины таскает!

Вик закатил глаза и достал из пачки бумаги для принтера чистый лист.

«Она с экономического. Ты в прошлом семестре читал у них информатику».

– Факультет экономики и менеджмента находится в соседнем корпусе! Ладно, я там что-то читал, но ты-то как с ней познакомился?

«Она пришла на кафедру узнать, когда ты у них будешь зачет проводить. Тебя не было. Вот и познакомились. Но между нами ничего нет! Так, пересекались иногда в коридорах, улыбались друг другу. Пару раз проводил ее до дома…»

Я не дал ему дописать и заорал:

– Господи, Вик! Ты же сам говорил, что это самое последнее – крутить романы со студентками! Вспомни Самородова! Переспал с какой-то старшекурсницей, какой скандал был! Теперь студентам продает диссертацию по частям на дипломы!

Вик быстро что-то застрочил.

«Но это когда было! Десять лет назад. А сейчас другое время».

– Время всегда одинаковое! Просто он огреб пиздюлей от общества, а ты огребешь от ее родителей. Которые, кстати, наверняка твои ровесники. Сколько ей лет?

«23».

– Отлично. Разница в двадцать лет.

«16».

– Не суть. Дело не в возрасте! Ты преподаватель – она студентка. Отношения между вами – табу.

«Она не моя студентка. Это тебе с ней – табу».

– Тебе тоже! Она учится в нашем институте! Хочешь молодого тела – сходи к соседнему юридическому, там таких соплюшек – пруд пруди. – Я схватил какой-то журнал с прикроватной тумбочки и потряс им в воздухе: – Над вами смеяться все будут! Картину «Неравный брак» в Третьяковке помнишь?

«Я же не такой старый!»

– Зато она достаточно молодая! Тебе сейчас – тридцать девять. Через двадцать лет будет пятьдесят девять! Считай шестьдесят! А ей будет всего чуть за сорок! Что вы будете делать? В постели, например?

Вик долго не отвечал, уставившись невидящим взглядом в телевизор. Затем несколько минут сосредоточенно писал, все время что-то зачеркивая и переписывая заново. Наконец протянул мне листок и вышел из комнаты. Я не сразу стал читать, потому что понимал, что написанное – это последнее слово Вика в этой дискуссии, и больше он ничего по теме говорить, в данном случае – писать не будет.

«Да, она мне нравится. И я не знаю, что будет через двадцать лет, но сейчас, сегодня, я счастлив. Так легко и комфортно я себя не чувствовал ни с одной женщиной. Повторяю в третий раз: между нами ничего не было. Но будет, могу тебе обещать. Спасибо, кстати, что ты ее привез – сам я не решался пригласить ее домой. И если ради отношений с ней надо пожертвовать кандидатской – я это сделаю. Жаль, что ты меня не понимаешь, потому что сейчас мне как никогда нужна твоя поддержка».

Мне хватило нескольких секунд, чтобы прочесть записку, но не хватило ни такта, ни терпения, чтобы осознать написанное.

Я ворвался на кухню. Виктор сидел на табуретке и маленькими глотками пил травяной сбор, морщась от боли в горле; Аня снимала пенку с закипающего бульона и рассказывала, как правильно принимать таблетки. Семейная идиллия!

– Ты понимаешь, блядь малолетняя, что из-за тебя его не допустят к защите?! – Я швырнул смятый лист бумаги под ноги сжавшейся в комок Ане. – У нас запрещены личные отношения между преподавателями и студентами, и наказания могут последовать самые суровые! А из-за тебя он хочет отказаться от своей мечты!

– М-между н-нами нет никаких отношений, – пропищала Аня, я демонстративно фыркнул.

– Пошел вон! – свистящим шепотом прохрипел Вик, медленно поднимаясь с табурета.

– Что?!

– Пожалуйста, успокойтесь! – Аня вскрикнула и встала между нами, закрывая своим телом Вика.

– Она бросит тебя через полгода, а ты, педофил несчастный…

– Уйди сам, или я вышвырну тебя с балкона!

Конечно же, мы не стали бы драться. Но то, что Вик, отодвинув с дороги Аню, стоял передо мной, сжав ладони в кулаки, окончательно снесло мне крышу. Метнув на девчонку ненавидящий взгляд, я вылетел из кухни в коридор, мгновенно оделся и выбежал из квартиры, от души хлопнув дверью.

Сидя в ледяной машине, ожидая, когда прогреется двигатель, я пытался понять, что же меня так взбесило в этой ситуации?

Виктор мой лучший друг еще с детского сада – горшки рядом стояли, как говорится. Мы вместе учились в одной школе, пошли в один институт, вместе поступили в аспирантуру, вместе… Да мы все вместе делали! А если бы не его поддержка, когда умерли мои родители, я бы вообще повесился. И тут такое предательство. Хотя в чем именно он меня предал, я не знал. Может, я просто завидовал? Дома меня ждала женщина, которую я гордо называл «любимая», не чувствуя при этом к ней ничего, кроме благодарности за согревающие ночи. А Вик… Какие у него были глаза, когда он увидел Аню на своей кухне! Таким счастливым я его не видел никогда.

А это, случаем, не ревность?

Он не вышел на работу до самого Нового года. Праздник мы встречали в одной компании в ресторане, куда он притащил эту свою малолетнюю, но народа было более чем достаточно, чтобы мы ни разу не пересеклись. А после зимней сессии я узнал, что он-таки ушел из института.

Потеря лучшего друга сильно вышибла меня из колеи. Я превратился в озлобленного, вечно всем недовольного гоблина, бесился по мелочам, домой приходил поздно, часто «навеселе». Моя любимая женщина не стала меня такого терпеть и ушла. В институте я орал на студентов матом, и Андрей Ильич – тогдашний завкафедрой – пригрозил увольнением.

Я понял, что, если не отвлекусь от ненависти ко всему миру, плохо кончу. Пришлось срочно брать себя в руки. Я отказался от дополнительных занятий и с головой погрузился в восстановление фирмы из руин: нашел новых клиентов, свистнул ребятам-программистам из старой команды, которые могли бы первое время работать задарма, в своей квартире оборудовал рабочие места, сам пахал по двадцать шесть часов в сутки и к маю смог выплатить первую зарплату.

Но с Виком не общался вообще. Сотни раз хотел позвонить и извиниться, но треклятая гордость жабой давила на горло. От общих знакомых узнал, что в начале июня ему предстоит защищать кандидатскую, и до последнего надеялся, что он позовет меня на это событие. Тщетно.

Накануне его защиты я сидел в институте в преподавательском кафетерии и заполнял всякую бюрократию о проведенном час назад экзамене у второго курса, одновременно просматривая газету с объявлениями о сдаче помещений в аренду: я подумывал о расширении: фирма уже достаточно крепко стояла, если не на ногах, то на коленях – точно. Студентам вход сюда был категорически запрещен, за чем бдительно следила бабушка-уборщица, и я крайне удивился, увидев, как Аня пододвинула стул и села напротив меня.

– Как ты сюда прошла? – недружелюбно спросил я, с интересом рассматривая девушку: за полгода, что мы не виделись, из взъерошенного воробья она превратилась в красивую молодую женщину.

– Сказала, что вы меня ждете. – Она аккуратно расчистила от бумаг место на столе и поставила пластиковый стаканчик с пакетиком чайной пыли от «Липтон». – У Вити завтра защита.

Я прыснул:

– У Вити?!

– А вы думали, я его до сих пор по имени-отчеству называю?

– Я о вас вообще не думаю. Говори, что нужно, и уматывай.

Она расправила несуществующие складки на юбке, подергала ремешок на часах – волнуется, злорадно заметил я.

– А я диплом вчера защитила.

– Счастлив за тебя.

– То есть теперь я не студентка, а молодой специалист.

– Поздравляю.

– То есть теперь наши с Витей отношения не должны вас смущать.

На это я уже не нашелся что ответить.

– Завтра защита, и было бы чудесно, если бы вы пришли поддержать Витю.

– Это он тебя подослал?

– Нет, что вы! Я надеюсь, что он не узнает, что я к вам приходила. Это моя инициатива. – Дрожащими руками она взяла стакан с чаем и тут же его отставила обратно. – Игорь Владимирович, вы придете?

– Нет, – с заминкой ответил я. – Он меня не приглашал.

Аня всплеснула руками.

– Да что же вы бараны-то оба такие упрямые! «Он меня не пригласил!» «Он мне не позвонил!» Детский сад какой-то.

– Девочка, за языком следи!

– Я же не матом на вас ругаюсь, – парировала она.

– Извиняться не буду, не жди.

– Мне не нужны ваши извинения, но я очень переживаю за Витю. Ему плохо без вас. А вам наверняка плохо без него.

– Нормально мне без него, – бросил я из вредности, хотя, конечно же, Аня была права – без Вика мне было очень тоскливо. Но вот так взять и признаться?! Вот уж дудки!

Но на защиту на следующий день я все-таки пошел. И в ресторан на празднование – тоже. А утром проснулся от дикой головной боли и первым делом, еще даже до того, как подумал об аспирине, позвонил Вику.

– Я ничего не помню, – прохрипел я в трубку вместо «доброго утра».

– Я тоже, – выдохнул Вик, – но Аня утверждает, что мы помирились.

– Меня это устраивает.

– Меня тоже. Еще она сказала, что ты попросил у нее прощения и даже разрешил называть тебя на «ты».

– Пусть хоть отцом зовет, – буркнул я и выключил телефон.

Через полтора года они поженились и, вопреки моим ожиданиям и прогнозам, счастливо живут до сих пор. Виктор-и-Аннская эпоха, блин…

 
                                        * * *
 

Катя позвонила раз сто – пока я гулял по окрестностям, пока ужинал в ресторане с Машей-Дашей, пока мы с ней занимались любовью, и весь следующий день звонила, и может, даже потом звонила, но я благополучно потерял телефон. Не нарочно. Просто забыл его в номере, когда торопился на автобус, чтобы ехать в аэропорт. Но как только мы прилетели в Москву, сразу же, с чемоданом и лыжами, ввалился в офис сотовой компании.

И вечером, меряя шагами кухню в ожидании, когда же подключат номер к сети, осознал, что ужасно соскучился. Не по телефону, конечно же, – по Кате.

Мобильный у нее был выключен. Городской – глухо занят. И как мне до нее достучаться? Голубя слать? Я включил функцию автодозвона и стал ждать. Через десять минут бесконечных коротких гудков вдруг на секунду раздался гудок длинный и я услышал ее недовольный голос:

– Даже не утруждайся. Я и без дурацкого гороскопа знаю, что союз этих знаков не может быть гармоничным, потому что Овен будет сходить с ума по Козерогу, а последнему будет на это наплевать!

– Хм… – Я закусил губу, давя смех. – Даже не знаю, обидеться или рассмеяться.

– А… Привет.

– Здравствуй. А ты правда сходишь по мне с ума?

– Почему ты на городской телефон звонишь?

– Потому что мобильный у тебя выключен.

– Ой… Батарея, наверно, села.

– Бывает.

Повисла пауза. Я знал, что она ждет каких-то извинений или еще может оправданий, но в голову ничего не шло.

– Представляешь, я телефон потерял.

– Правда? – Катя спросила это таким обрадованным голосом, что я неприятно удивился. – В смысле я не радуюсь, просто я тебе столько раз звонила, а ты не подходил… Я думала, специально.

Честно говоря, я хотел уже брякнуть, что да, ты права: я специально не брал трубку, потому что ты задела меня, но Катя сказала такое, отчего я почувствовал себя полным ослом.

– Я хотела извиниться. Наверно, мне надо было это как-то по-другому тебе объяснить, потому что ты все неправильно понял! Понимаешь, я фильтрую то, что говорю тебе, не из-за боязни подставить друзей со «шпорами» или еще чего… Просто ты как-то сказал, что с Олесей тебе было скучно. Вот я и пытаюсь избегать тем, которые бы тебе наскучили… Но все равно все беседы скатываются к универу… Я пытаюсь сказать что-то другое, но ведь пока в моей жизни самое важное – это универ… и ты. Но тебе про тебя же не будешь рассказывать… А про универ тебе, наверно, скучно… Блин…. Бред какой получился… Прости меня, пожалуйста!

Она запиналась, путала слова, замолкала на какое-то время, а мне стало противно. Противно от себя самого. Я – взрослый мужик – обиделся на девчонку! И на что?! На то, что сам себе чего-то придумал, не потрудившись выслушать ее! А она, наверно, еще слишком меня боится, чтобы перебить, мол, заткнись, Кольцов, дай я скажу. Я – кретин. Тьфу…

– Это я должен извиниться. Не знаю, что на меня нашло. Я просто… И вообще, это не телефонный разговор: приезжай ко мне завтра домой.

– Д-домой? – Катя растерялась. – А во сколько?

– Например, в семь.

Она задумалась, что-то прикидывая в уме.

– Где ты живешь?

– На «Белорусской», но я за тобой заеду.

– Подожди, надо подумать.

– Подумать?! – я опешил. Это она так характер показывает?

– Игорь, я просто рассчитываю время. У меня завтра экзамен в два. Потом…

– Экзамен по чему?

– По «сетям».

– Голубев быстро принимает. Значит, максимум – полтора-два часа. В четыре ты свободна.

– Мы после экзамена всегда в баре празднуем…

– А-а, – протянул я, намекая на неправильную расстановку приоритетов.

– Это тоже не больше двух часов. В шесть – полседьмого я дома…

– Полчаса тебе – за глаза. В семь я заеду.

– А ты можешь слушать молча? – вспылила она.

– Не могу! Я соскучился, хочу тебя увидеть, а тебе интереснее в восьмисотый раз сходить в бар с одногруппниками!

– У нас традиция!

– Да вы эту традицию каждый день после пар осуществляете!

– Это не тот случай – завтра мы закрываем сессию.

– Кто это «мы»? Восемьдесят процентов твоей группы еще не сдали зачет по «алгебраическим системам»! Что они закрывать собираются?!

– Твой предмет можно сдавать годами, и если…

– Вот вместо того, чтобы пиво пить по подворотням, лучше бы лекции хоть раз прочитали, тогда и не надо было сдавать мой предмет годами!

– Не умничай.

– Хамишь.

– Было у кого поучиться.

– Ты вообще, кажется, переводиться на другой факультет собиралась? В ясельный переводись.

Естественно, она бросила трубку.

И перезвонила только на следующий день. Я как раз проводил стихийное собрание в офисе, вполуха слушая отчет программистов о проделанной за две недели работе, машинально крутил в руках мобильный и, когда внезапно раздался звонок, чуть его не выронил.

– Извините, – кивнул я сотрудникам, – Алло?

– Эм-м… Привет, это я, – запинаясь, произнесла Катя. – Можешь говорить?

– Привет. Да, могу, – я невольно понизил голос, чем, естественно, только подогрел интерес окружающих к разговору.

– Я хотела спросить… Предложение приехать к тебе – еще в силе?

– В силе. Во сколько за тобой заехать?

– В шесть. Нормально?

– Нормально. До встречи.

Я отложил телефон и всем своим видом показал, что очень интересуюсь, как там дела с косметической фирмой, которой мы должны поставить три системы. Но на самом деле я как школьник прикидывал, как бы мне поскорее отсюда свалить, чтобы успеть прибраться в квартире до Катькиного приезда.

Я волновался? Нет, что за бред?! Тщательно вылизал всю квартиру, сменил постельное белье – да-да, будет все по-взрослому: не поцелуи в машине и не телефонный треп! – проверил запасы вина и провизии в холодильнике, прикинул, что приготовлю на ужин… Но не волновался. Подумаешь, обычное свидание.

Только почему-то, когда закончил все домашние дела, постоянно косился на часы, мысленно подгоняя время. И десять раз проверил, хорошо ли завернут подарок, который я привез Кате из Сочи. И бесконечно проходил мимо зеркала, одергивая майку на несуществующем животе. И в итоге приехал гораздо раньше оговоренного. Но не волновался, нет.

Пока я ждал ее у подъезда, позвонил Вик и рассказал, что справлять мой день рождения в ресторан придут не только он с Аней, но и еще все те, с кем мы недавно катались на лыжах.

– Господи, да зачем? Я вообще ничего не хочу справлять!

– Ты так каждый год ноешь, а потом благодаришь меня за устроенный праздник, – отмахнулся Вик. – И кстати, кто будет сидеть по левую руку от тебя на этот раз?

Вопрос с подъебом. Не знаю, как так получилось, но последние несколько лет год у меня начинался с одной женщиной, а заканчивался с другой. Соответственно и дни рождения я праздновал каждый раз с новой барышней.

– Никого.

– Как это?

– Вот так.

– Хм, непорядок.

– Ничего страшного. Хотя… – Я оглянулся и увидел у подъезда Катю. – Не знаю, может, еще все изменится.

Я убрал мобильник и за капюшон притянул Катю к себе, одновременно надевая его ей на голову.

– Ты опять без шапки! Здравствуй, Катенок!

От поцелуя она увернулась, что меня изрядно напрягло, но я списал это на стеснительность – все-таки мы не виделись две недели, могла отвыкнуть.

Доехали быстро, до подъезда бежали бегом – ветер усилился, стал падать колючий снег. Я старался прикрыть Катю собой от ветра, поэтому в подъезд вошел первым и, увидев у почтовых ящиков, соседку, мысленно ругнулся.

– Игоречек! – она расплылась в улыбке, но, заметив Катю, посерьезнела. – Водишь тут… всяких.

– Здрасьте, Анна Леопольдовна! – весело поздоровался я, молясь, как бы эта старая ведьма не брякнула сейчас чего ненужного. – Не всяких, а самых лучших.

Мы втроем подошли к лифту. Лифт у нас старый, с железной дверью, которую надо закрывать самому.

– Ей хотя бы восемнадцать есть? – Анна Леопольдовна с какой-то брезгливостью посмотрела на Катю и тут же отвернулась, хотя в тесном пространстве лифта ей все равно пришлось периодически упираться в нее взглядом.

Я ткнул Катьку локтем и подмигнул.

– Тебе сколько лет?

– Возраст сексуального согласия в нашей стране равен шестнадцати годам, – серьезно произнесла Катя.

– Вот видите! – я улыбнулся старушке. – Ей шестнадцать. Все в порядке.

– Побоялся бы Бога! – сказала она, выходя на своем этаже. – Уж полвека скоро разменяешь, а в голове одни девки.

– Всего доброго, Анна Леопольдовна! – Я шарахнул дверью лифта и засмеялся от облегчения. – Соседка… Знаю ее с младенчества. Такая зараза всегда была. И остается.

– А часто здесь «девки» бывают?

Я честно не ответил.

Пока возился с ключами, зазвонил городской телефон, и пришлось, плюя на правила этикета, нестись отвечать, оставив Катю одну в коридоре квартиры. Зря торопился – очередной дебильный опрос. Пора отключить этот пережиток прошлого от сети. Когда вернулся, Катя уже разулась. Очень вовремя! Я помог ей снять куртку и разделся сам, а затем достал из шкафа сверток в подарочной упаковке и протянул ей.

– Это – вместо тапочек. Сувенир. Из Сочи.

Это были вязанные гольфы с прорезиненной подошвой. Анька таких напокупала три пары, сказала, что зимой – отличная альтернатива тапкам.

– Спасибо, – Катя смущенно клюнула меня в щеку и натянула гольфы на ноги. Смотрелось замечательно! – Покажите, где у вас тут…

Я опешил: обращение на вы неприятно резануло слух. Как же так? Ведь по телефону мы общались на ты. Катя по-детски закрыла рот ладошками.

– Та-ак, – протянул я, – если ты опять называешь меня на вы, значит, все запущено сильнее, чем я думал.

– Просто оговорка, – она прошла мимо, едва не задев плечом. – Где у тебя тут ванная, покажешь?

Ванная комната у меня оказалась в конце коридора, как и во всех квартирах нашего дома.

Квартира досталась мне от родителей, умерших друг за другом больше десяти лет назад. Раньше это была коммуналка, и мы жили втроем в одной комнате. В комнате, в которой у меня теперь спальня, обитала старушка, любившая рассказать, как она, будучи молоденькой девицей, танцевала мазурку и вальсы на приемах у царя. Врала? Не знаю. По датам вроде все совпадало. Последние две комнаты – смежные, соединенные красивой аркой. Там когда-то жила огромная семья из восьми человек – мать, отец, четверо детишек и престарелые родители матери, но я застал лишь глубоко пьющего отца семейства, который до последнего ждал с войны пропавших без вести сыновей. Когда я перешел в третий класс школы, старушка-соседка умерла и завещала комнату моей маме, потому что больше родственников у нее не было, а отдавать комнату государству она категорически не хотела. Еще через несколько лет родители выкупили комнаты у соседа-алкоголика, но денег на ремонт уже не хватило и долгие годы мы жили в огромной, но совершенно убитой квартире. Зато своей, говорила мама.

Лет пять назад я, наконец, сделал крупный ремонт, длившейся без малого год. Новые обои, отциклеванный паркет, восстановленная лепнина на потолке, мебель, стеклопакеты… Я постарался, чтобы квартира была максимально светлой и «воздушной», похожей на старую лишь планировкой. Надеюсь, родители оценили бы. Как-то раз знакомая риелторша сказала, что теперь, если я надумаю эту квартиру продавать, то смогу купить шестикомнатную в Бутово или три двушки в равнозначных окраине районах. На всякий случай мы расстались через неделю после ее заявления. Мало ли.

– Боже, просто монстр какой-то! – Катя в замешательстве смотрела на исполинского размера ванну: это произведение чугунного искусства – мою гордость – отлили по спецзаказу на каком-то бывшем оборонном заводе. – Здесь же легко могут двое мыться!

– Отличное предложение! – Я брызнул на нее каплями с рук. – Но сначала надо поужинать.

– Я не это… в смысле я не предлагала, а просто… – начала бормотать она, но я уже вышел из ванной, ехидно насвистывая мотивчик своего же мобильного.

Дизайн кухни создал сын другой моей близкой знакомой – для портфолио, почти бесплатно. Теперь здесь все было хромировано, мигало десятками ненужных датчиков температуры и влажности и мрачно блестело черным мрамором. Посередине юный дизайнер поставил не обычный стол, а барную стойку с высокими табуретами вокруг. Все очень по-холостяцки. Не скажу, что я в восторге от такого модерна, но в целом кухня была достаточно функциональной, чего от нее и требовалось.

– Это – аперитив, – я достал из холодильника бутылку белого вина, – а ужин будет готов через двадцать минут.

– А что на ужин? – Катя вскарабкалась на высокий табурет и поерзала, пробуя его на устойчивость. – Может, помочь чем-нибудь?

– Нет, спасибо, – я протянул бокал. – На ужин – паста с креветками в сливочном соусе. Как тебе?

– Восторг, – хмуро буркнула она и сделала большой глоток вина.

– Что не так? У тебя аллергия на морепродукты?

– Нет. Просто я о тебе совсем ничего не знаю. Оказывается, ты – кулинар!

– Я о тебе тоже ничего не знаю. – Я кинул пачку спагетти в кастрюлю с кипящей водой и сел напротив Кати. – Тебя это пугает?

– Настораживает. Получается, у меня отношения не с человеком, а с его образом.

– Ты все время забываешь, что мы с тобой только начали общаться. Только начали узнавать друг друга. Считай, что у нас с тобой сегодня первое свидание!

– Первое свидание, а я уже у тебя дома! – Она картинно закатила глаза. Выпендривается – вино начинает действовать.

– И не просто дома, а на ночь остаешься.

– Я еще не решила!

– Как же не решила, если предлагаешь ванну вместе принять?!

– Я не предлагала!!! – вспыхнула Катя, я рассмеялся. – Просто фраза получилась двусмысленной.

Я подлил нам обоим вина и пододвинул тарелку с виноградом.

– Хочешь меня напоить? – спросила девочка.

– Скорее – раскрепостить. По-моему, ты меня стесняешься, а помня, как ты расслабилась всего-то с одной кружки чая с коньяком… – Я хитро прищурился, и Катя опять покраснела. Так мило! – Давай поиграем в игру. Я говорю один факт из своей жизни, ты отвечаешь похожим.

– Ты по-любому выиграешь, потому что старше меня на тридцать лет и фактов у тебя больше.

– Мне сорок пять лет.

– Да ладно?!

– Удивлена? Неужели я так старо выгляжу? – Чтобы скрыть неприятное удивление, я вернулся к готовке ужина. Очистить луковицу, нарезать кубиками, обжарить с креветками, залить сливками и накрыть сковороду крышкой. Кажется, ничего не забыл? Я обернулся и заметил, что Катя внимательно следит за моими движениями. – Что молчишь?

– Наблюдаю. – Она оторвала от ветки несколько ягод винограда и бросила их в свой бокал. – Знаешь, пожалуй, в повседневной жизни ты и на свои сорок пять не выглядишь.

– Еще бы! В институте я такой строгий, солидный, – я посмотрел на нее своим фирменным лекторским взглядом а-ля «Ну что, бараны?». Катя изменилась в лице.

– Больше так не делай… – испуганно прошептала она, я мысленно ухмыльнулся. – Мы играть будем?

– Поехали. Я предпочитаю вино крепким напиткам.

– Я вообще не пью крепкие напитки. С друзьями пиво. В гостях или ресторанах – вино.

– Любимые фрукты – апельсины и мандарины.

– У меня аллергия на цитрусовые, – виновато улыбнулась девочка и покосилась на вазу с мандаринами. Ну что ж, жаль.

– Из книг люблю детективы, – продолжил я, – особливо Рекса Стаута, которого перечитал почти всего.

– Терпеть не могу детективы – ни современные, ни прошлых лет. Агата Кристи, Конан Дойль и прочие строем прошли мимо меня.

– Я практически не смотрю телевизор.

– У меня практически все время либо включен телевизор на музыкальном канале либо играет радио, либо я слушаю музыку в плеере.

– Не любишь тишину?

– Скорее не люблю одиночество, заполняю тишину иллюзией присутствия.

– Из музыки слушаю классику и джаз.

– Рок, альтернативный рок, электронная музыка, техно-транс, дрим-хаус.

– Какой кошмар, Катя! – возмутился я. – Это же не музыка!

– Я же твое классическое занудство не комментировала, хотя тоже ужаснулась!

– Придется заняться твоим музыкальным воспитанием.

– А мне – твоим!

За игрой прошел ужин. Я убрал тарелки в посудомоечную машину, снисходительно фыркнув на Катино робкое «Давай я помою…», однако с кухни мы не ушли, продолжая тянуть вино, заедая его фруктами и шоколадом. Игра уже перетекла в обычную беседу довольно близких людей, с взаимными подколками и шутками, но алкоголь сделал свое дело и в разговоре все чаще стали появляться двусмысленные намеки и паузы. От случайных касаний било током, и сердце начинало биться где-то в районе паха.

Я не выдержал сексуального напряжения первым: что-то увлеченно рассказывая, – кажется что-то из своего детства, – обошел стойку, развернул Катьку к себе лицом и поцеловал. Ох… Но я взял себя в руки, развернул ее обратно, взял мандарин из вазы, стоящей сзади Кати, и, продолжая прерванный рассказ, сел обратно. Сердцебиение, дыхание и кровообращение восстановились только через несколько минут. Член остался стоять.