Текст книги "Подлинная царица"

Я так заинтересовалась богатой фантазией этой «придворной дамы», что попросила одну свою подругу написать соавтору и от моего имени узнать имя этой дамы. В просьбе моей было отказано. Упомянутый соавтор заявил, что дал «честное благородное слово» не раскрывать личность своей помощницы!

О какой честности и благородстве может тут идти речь? В книге было множество клеветнических измышлений в адрес Ее Величества, она кишела неточностями; а истории, рассказанные мнимой «придворной дамой», представляли собой сплошную ложь! Но ведь лицо, которое утверждает, будто все это не выдумки, а правда, должно бы набраться смелости и открыто ответить на ряд вопросов. Или же вы делаете какое-то заявление и отвечаете за него, или же вы помалкиваете. Если вы убеждены в том, что это правда, то не следует стыдиться сказать, почему, с какой целью вы это заявили, и указать на источник вашей информации. Я склонна считать, что фраза: «Я дал слово не говорить никому о том, откуда я это узнал» – дешево стоит, что она свидетельствует лишь о том, что мы имеем дело с клеветой и сплетней, которым не место ни в книгах, ни в повседневной жизни.

Глава IV

Государыня была ранней пташкой. При ней состояло шесть горничных. Старшая из них, Мадлена Занотти, итальянка по происхождению, принадлежала к семье, исстари состоявшей на службе у Великих герцогов Гессенских. Луиза Тутельберг, которую все звали Тутель, стоявшая на втором месте, была родом из Прибалтийского края. В их распоряжении состояло еще четверо помощниц. Камеристки, в обязанности которых входило одевать и раздевать Императрицу, служили по три дня в неделю, однако ни одна из них ни разу не видела Ее Величество раздетой или принимающей ванну.

Государыня поднималась с постели и принимала ванну без всякой посторонней помощи. Когда же Ей требовалось прибрать свои волосы, поверх белья она набрасывала японское кимоно – шелковое или же ситцевое. Причесывалась и одевалась Ее Величество чрезвычайно скромно, в чем снова проявлялось влияние викторианской эпохи. То же можно было сказать и об убранстве ее спальни, где соблюдалась мода Виндзорского и Букингемского дворцов, восходившая к 1840 году. Ей претило все броское, театральное как при выборе белья, так и в убранстве спальни. Белье Она носила из тонкого полотна, с чудными вышивками, но простого покроя. Ее рыжевато-золотистых волос никогда не касались щипцы для завивки, прическу Она предпочитала самую простую и лишь для праздников и важных приемов изменяла Своей привычке и позволяла Себе более замысловатую прическу.

Опочивальня Их Величеств представляла собой просторную комнату с двумя окнами, выходящими в парк. Находилась она на первом этаже: из-за слабого сердца ее величеству было трудно подниматься по лестнице. С помощью лифта, расположенного в коридоре, можно было попасть в детские, но во время революции водоснабжение было отключено, и лифт не работал. И тем не менее Ее Величество непременно навещала больных Великих княжон. Я всякий раз сопровождала Ее, поддерживая под руку, когда Она с трудом преодолевала ступени. Я не могла сдержать слезы, видя, как слаба Ее Величество, которая тем не менее была полна решимости не упустить ни единой возможности повидаться со Своими любимыми Чадами.

Большая двуспальная кровать светлого дерева стояла около окон, в простенке между которыми помещался туалетный столик Ее Величества. Справа от кровати в стене была пробита небольшая дверь, которая вела в крохотную молельню без окон, освещенную лампадами, где любила молиться Государыня. В молельне размещался столик и аналой, на котором лежало Священное Писание и образ Спасителя. Образ этот Ее Величество впоследствии подарила мне в память о тех днях, которые мы вместе прожили в Царском Селе. Это одно из самых больших моих сокровищ.

Мебель в Императорской спальне была обита тканью с орнаментом из цветов, на полу – мохнатый ковер лилового цвета. Туалетная комната Его Величества отделялась от спальни коридором. Напротив нее находилась туалетная комната и ванная Государыни, где не было ни следа показной роскоши и «странных» затей, о которых твердили злые языки. Ванна была не из серебра и не из мрамора, а самая обыкновенная, старинная ванна, помещенная в нишу. Ее величество, которой никогда не изменяло Ее викторианское стремление к аккуратности, требовала, чтобы в дневное время ванна драпировалась занавеской из кретона. В туалетной комнате Ее Величества стоял камин. На тот случай, если понадобятся их услуги, горничные находились в соседней комнате. Здесь хранились платья Государыни. В комнате между этажами, в которой стояло множество больших шкафов, хозяйничали горничные, в обязанности которых входило глаженье и починка одежды Ее Величества.

Государыня предпочитала обувь с длинным заостренным носком. Она обычно носила замшевые золотистого или белого цвета туфельки. Атласные туфли Она никогда не надевала.

– Терпеть не могу атласных туфель, они меня раздражают, – признавалась Императрица. За исключением платьев, которые Ее Величество надевала в торжественных случаях, они у Нее были совсем простого покроя. Она любила носить блузки с юбкой, обожала платья, надеваемые к чаю. Утонченностью своих вкусов в одежде Она напоминала Английскую Королеву Марию²⁹. Подобно ей, Императрица отрицательно относилась к «последнему крику моды». Никогда не забуду, как неприятно поражена была Ее Величество, когда Она увидела на мне узкую юбку.

– Неужели Вам действительно нравится эта юбка, Лили? – спросила Она.

– Видите ли, Ваше Величество, – растерянно начала я, – это модно.

– Да разве это юбка? – возразила Она. – Что же, Лили, докажите Мне, что в ней удобно. Попробуйте-ка, пробегитесь. Посмотрим, как Вы в ней бегаете.

Нечего и говорить о том, что больше эту юбку я не надевала.

Ее Величество обвиняли в пристрастии к драгоценностям. Ничего подобного я за Ней не замечала. Правда, у Нее было множество чудных самоцветов, но Ее положение Императрицы Всероссийской давало Ей право владеть ими. Перстни и браслеты Она действительно любила и всегда носила перстень с крупной жемчужиной, а также крест, усыпанный драгоценными камнями. Некоторые авторы утверждают, будто бы крест был усыпан изумрудами. Я не согласна с этим. Я уверена, что это были сапфиры, и поскольку я видела этот крест каждый день, то думаю, что я права.

У Ее Величества были мягкие, красивой формы руки. Руки, которые никогда не оставались без дела. Ногти Она никогда не полировала, поскольку Его Величество терпеть не мог наманикюренные ногти.

В девять утра Государыня завтракала вместе с Августейшим Супругом. Завтрак был простой, на английский манер. После завтрака Ее Величество поднималась наверх к своим детям. Потом появлялась Анна Вырубова. Если оказывалось, что необходимо с кем-то встретиться, то аудиенции давались утром. Однако в том случае, если Государыня оказывалась «свободной», то Она отправлялась в училище для детских воспитательниц, организованное по английскому образцу. Она была твердо убеждена в необходимости таких воспитательниц и вкладывала Свою душу в работу и надлежащее руководство этим учебным заведением.

Ленч был в час дня, а по воскресным дням – в половине первого; но если Государыня испытывала недомогание, что происходило с ней довольно часто, то ленч Ей или подавали в лиловую гостиную, или же Она трапезничала вместе с Цесаревичем. После ленча Ее Величество прогуливалась или же каталась в легкой открытой коляске. Чай подавали в пять часов. Иногда в промежуток между ленчем и чаем устраивались приемы. Вся Императорская Семья встречалась за чаем, проходившим совсем «по-семейному». Обедали в восемь. Постоянной столовой не было: Государь не любил обедать в каком-то одном помещении, поэтому обеденный стол несли в ту комнату, в которой Ему в тот вечер хотелось пообедать.

После обеда (обычно очень простого, без затей) Императорская Семья проводила остаток вечера вместе. Их Высочества, питавшие страсть к головоломкам, обычно ими и занимались. Иногда Его Величество читал вслух, в то время как Дочери и Их Родительница работали. Эта дружная Семья жила бесхитростной жизнью – жизнью, которой не одобряла светская чернь. Более того, один из русских авторов договорился до того, что, по его мнению, «для блага России было бы лучше, если бы Императрице были свойственны многие слабости, какие приписывали Екатерине II». Даже смешно и задерживать свое внимание на заявлении подобного рода, если вспомнить, с каким осуждением газеты и широкие круги общества относились к Ее знакомству с Распутиным. Но если бы Она была Екатериной II, то, вероятно, эту Ее «слабость» могли бы счесть необходимой для «блага» России!

Гостиная Ее Величества, известная как «Лиловый будуар Императрицы», представляла собой чудную комнату, где можно было наблюдать пристрастие Ее хозяйки ко всем оттенкам лилового цвета. Весной и в зимнее время воздух в ней был пронизан ароматом сирени и ландышей, которые целыми корзинами ежедневно присылали во дворец с Ривьеры. Стены были украшены великолепными картинами. Над кушеткой висела огромная картина «Сон Пресвятой Богородицы», на другой стене висела картина, изображающая св. Цецилию, напротив нее – портрет принцессы Алисы, Великой герцогини Гессен-Дармштадтской, матери Ее Величества. Мебель лиловая с белым, множество уютных уголков. На большом столе множество семейных фотографий, на самом почетном месте – фотография Королевы Виктории.

Вторая гостиная представляла собой просторную комнату, где предметы убранства и обивка мебели были всех оттенков зеленого цвета. По желанию Ее Величества в одном углу была пристроена небольшая лесенка и балкон, который весной утопал в фиалках. В этой комнате висели портреты Их Величеств и несколько изысканных миниатюр Их Высочеств, выполненных Каульбахом³⁰. Особенно хорош был портрет Великой княжны Марии Николаевны.

Книг было множество; Ее Величество очень много читала, но Ее главным образом интересовала серьезная литература. Библию Она знала от корки до корки. Библиотека находилась рядом с зеленой гостиной, где на круглом столике лежали книжные новинки и свежие номера журналов, тотчас же заменявшиеся самыми последними, по мере их выхода в свет.

Ее Величество была большой любительницей писать письма. Писала Она повсюду, где Ей только заблагорассудится. Бюро Ее стояло в комнате рядом со спальней, но я часто видела, как Она пишет прямо на коленях, подложив под листок блокнот. Причем неизменно использовала вечное перо. До войны Она ежедневно писала своей большой подруге, жившей в Германии, и всякий раз читала мне ответные письма от этой дамы. Почтовая бумага и конверты, как и белье, были обыкновенными, но с инициалами и Императорской короной Ее величества.

Поскольку уже отмечалась склонность Государыни к сирени и ландышам, хочу добавить, что Ее величество любила всякие цветы, но в особенности лилии, магнолии, глицинии, рододендроны, фрезии и фиалки. Любовь к цветам сродни любви к духам, и Ее Величество не была исключением. Из духов Она предпочитала «Белую Розу» парфюмерной фирмы Аткинсон. Они, по ее словам, были прозрачными, без всякой примеси, и бесконечно ароматными. В качестве туалетной воды она использовала вербену³¹.

Когда я впервые познакомилась с Ее Величеством, Она не курила, но во время революции приохотилась к папиросам. Как мне представляется, курение успокаивало Ее издерганные нервы.

Государыня имела обыкновение вести дневник, но вскоре я расскажу, как мне пришлось сжечь Ее дневники, а также дневники княжны Софьи Орбелиани и Анны Вырубовой и, наконец, все письма, которые отправил Ей Государь – как после Их помолвки, так и во время супружеской жизни Их Величеств³².

Доктора Боткина, преданного друга Царской Семьи и лейб-медика, представила мне Анна Вырубова. Он мне сразу пришелся по душе. Это был умный, либерально настроенный господин, и, хотя его политические воззрения расходились с идеологией монархистов, он настолько привязался к Его Величеству, что позабыл свои прежние взгляды.

Думаю, что на основании моих воспоминаний, которым, я полагаю, нельзя отказать в объективности, читатель убедится, что правителей одной из величайших империй, которые когда-либо знал мир, окружала простота. Простота была характерна для всех их дел, эта же простота привела и к их падению. Их Величества захотели жить, как живут частные лица; они воображали, что это возможно.

В России не принято, да и невозможно, чтобы Царь был обыкновенным человеком со свойственными человеку чувствами. Он символ, воплощение вековых традиций; Царь – это отец народа и в то же время величественный, непобедимый и недоступный монарх. Император или Императрица, так сказать, в домашнем халате никогда не задевали души своих подданных. Подобно тому как английский фермер хранил и берег безобразные олеографии, изображавшие Королеву Викторию со знаками своей королевской власти, так и русский крестьянин лелеял дешевые репродукции, изображавшие Государя Императора и его Августейшую Супругу в Царском облачении. Ни фермеру, ни крестьянину не пришлись бы по вкусу «семейные» фотографии их властелинов. Воображение простолюдина влекут порфиры, горностаевые мантии, золотые короны и скипетры – символы Царской власти. Все остальное его не интересует и не представляет для него ценности.

В марте, после рождения моего Тити, Ее Величество написала мне, что ей не терпится повидать своего крестника, которому тогда исполнилось девять месяцев. И я с сыном отправилась в Царское Село. Их Высочества много возились с малышом и по очереди купали его. Устроились мы в домике Анны, где под личным наблюдением Государыни была приготовлена комната для ребенка. Она прислала для него кроватку, а занавески и покрывало Она связала собственноручно. Ее Величество часами занималась с мальчиком, играла с ним, фотографировала. После первого визита мне то и дело передавали «повеление» «прибыть и привезти с собой младенца». Помню, однажды я опоздала на поезд и не успела к ленчу. Ее Величество, которая ждала меня, заметив мою усталость, велела подать чай. Посадив Тити к себе на колени, Она проговорила:

– Я вижу, Лили, Вы голодны и утомлены. – С этими словами Она принялась потчевать меня бутербродами – совсем как мать, желающая утешить усталого ребенка. О ней можно сказать, что она была в большей степени матерью, чем сама мать, в большей степени русской, чем сами русские.Любила Она Англию и Россию. Я заявляю совершенно определенно, что любви к Германии, как к своей родине, Она не испытывала. Ей дорог был Дармштадт, поскольку в Ее глазах это был Ее домашний очаг, но никакой привязанности к другим областям Германии у Ее Величества не было.

Шли месяцы, и все больше крепла наша дружба с Государыней. Осенью Императорская Семья отправилась в Ливадию, где я гостила у своего дядюшки и, таким образом, имела возможность часто бывать в Ливадийском Дворце Царской Четы. В первый же день, как только я встретила Ее Величество в Ливадии, Она вручила мне комплект приданого для Тити, изготовленный Ею собственноручно. Я было удивилась, когда она телеграфом запросила у меня размер малыша, – теперь я поняла, для чего это Ей понадобилось!

Ее величество нередко заезжала к моему дядюшке и забирала с собой на прогулку моего малыша. Ребенок научился узнавать Ее Величество, и однажды, разглядывая Ее фотографию, он произнес «Бэби»; с тех пор Тити начал называть Императрицу Всероссийскую Тетя Бэби. Он знал Ее лишь под этим именем, и во многих Своих письмах Ее Величество, когда речь шла о Ней самой, ссылалась на это ласкательное прозвище. Нет нужды говорить, что внимание, оказываемое мне и моему малышу Царской Семьей, было темой для всяческих пересудов со стороны придворных.

И я пришла к определенном выводу. Я твердо решила, что никакие материальные соображения не должны повредить этой дружбе, являвшейся источником такой радости для меня. Муж мой целиком был согласен со мной и всякий раз отказывался от постов, о которых время от времени заходила речь. Государыня поняла и одобрила мою точку зрения.

– Вы всегда можете рассчитывать на Мою дружбу, если все останется прежним, – сказала Она. – Я не хочу потерять Свою Лили, дав ей официальную должность.

Жили мы тогда счастливой жизнью. Великие княжны на глазах превращались из девочек в цветущих, очаровательных девушек. Нельзя сказать, чтобы Они были похожи друг на друга внешне, каждая из Их Высочеств обладала характерной для нее внешностью. Но все Они были наделены милым нравом. Не могу себе даже представить, что нашлись нелюди, которые, говорят, стреляли и наносили удары штыком этим беспомощным созданиям в екатеринбургском доме смерти. Не только их красота, но и их приветливость должны были бы послужить Им защитой. Однако, если правда, что Они погибли, то лучшей эпитафией Им будут эти бессмертные слова: «Милы и прекрасны они были при жизни, и смерть не смогла разлучить их».

Великая княжна Ольга Николаевна была самой старшей из четырех этих сестер-красавиц. Это было милое существо, и всякий, кто видел Ее впервые, тотчас влюблялся в Нее. В детстве Она была некрасивой, но в пятнадцать лет как-то сразу похорошела. Немного выше среднего роста, свежее лицо, темно-синие глаза, пышные светло-русые волосы, красивые руки и ноги. К жизни Ольга Николаевна относилась серьезно, была наделена умом и покладистым характером. На мой взгляд, это была волевая натура, одно время Ее прочили в невесты румынскому кронпринцу Каролю³³. Однако Ее Высочество не любила наследного принца, да и тому больше нравилась Великая княжна Мария Николаевна, поэтому помолвка не состоялась. Все Сестры любили друг друга и страстно обожали Своего маленького Брата.

В одной книге, недавно изданной в Англии, Великие княжны изображены этакими Золушками, которых постоянно затирали в Царской Семье, все внимание уделяя Цесаревичу. Это ложь. Действительно, Ее Величество страстно желала сына и появление на свет четырех дочерей одна за другой было для нее в известной степени разочарованием, однако Она любила Своих Девочек, Они были неразлучными Ее спутницами, а Их простое, но довольно строгое воспитание отнюдь не превращало Их в Золушек.

Великая княжна Татиана Николаевна была такой же обаятельной, как и Ее старшая Сестра, но по-своему. Ее часто называли гордячкой, но я не знала никого, ко-му бы чувство гордыни было менее свойственно, чем Ей. С Ней произошло то же самое, что и с Ее Величеством. Застенчивость и сдержанность Ее приписывали высокомерию, но стоило вам познакомиться с Нею поближе и добиться Ее привязанности, как сдержанность исчезала и вам представала подлинная Татиана Николаевна. Она обладала поэтической натурой, стремилась к идеалу и жаждала большой дружбы. Его Величество горячо любил вторую свою Дочь, и сестры шутили, заявляя, что если надо обратиться с какой-то просьбой, то «Татиана должна попросить Папаў, чтобы Он нам это разрешил». Очень высокая, тонкая, как тростинка, Она была наделена изящным профилем камеи, синими глазами и каштановыми волосами. Она была свежа, хрупка и чиста, как роза.

Все Великие княжны были бесхитростными, невинными созданиями. Ничего нечистого, дурного в Их жизнь не допускалось. Ее Величество очень строго следила за выбором книг, которые Они читали. В основном это были книги английских авторов. Их Высочества не имели ни малейшего представления о безобразных сторонах жизни, хотя – увы! – им суждено было увидеть самое гадкое, что в ней существует, и столкнуться с самыми низменными чертами человеческой натуры. И подлецы еще смели утверждать, будто Ее Величество под влиянием своей неврастенической, религиозной экзальтации отдавала Своих Дочерей Распутину! Зная Императрицу, зная Государя и Их Высочеств, как знала Их я, я заявляю, что это утверждение просто чудовищно.

В обществе ходили слухи, будто бы мадемуазель Тютчева возражала против того, чтобы Распутин появлялся в спальне Великих княжон с целью дать им свое благословение, когда Они уже были в постели, а после того, как протест ее был оставлен без внимания, она потребовала освободить ее от должности гувернантки. Но дело в том, что Тютчева никогда не была гувернанткой Их Высочеств и не могла видеть, как Распутин их благословляет, поскольку этого не было. Государь не допустил бы подобного даже в том случае, если бы Ее Величество этого пожелала. Ну а уж Императрица отнюдь не считала, что подобная процедура была необходима для спасения душ ее дочерей. С.И. Тютчева стала жертвой собственной заносчивости и зависти³⁴.

Характер у нее был вздорный, и всякий раз, когда Императорская Семья отправлялась в Ливадию, С.И. Тютчева начинала всех изводить своими претензиями, поскольку она не любила Крым. Вечное недовольство способно вывести из себя и самых терпеливых и покладистых людей. Что же касается ее величества, то и она была простой смертной, так что мадемуазель Тютчевой сначала предоставили отпуск, а затем гофмейстерина Двора Ее Величества и вовсе уволила ее.

С.И. Тютчева не преминула заняться сочинением всяческих клеветнических слухов, чтобы оправдать свое увольнение. Она была слишком мелочной, чтобы ограничиться изложением подлинных фактов, и поскольку кампания против Распутина была в самом разгаре, она решила таким образом выместить свою злость на ее величестве. Я еще раз категорически заявляю, что легенда о том, что Распутин давал благословение Великим княжнам на сон грядущий, совершенно беспочвенна.

Когда я впервые познакомилась с Великой княжной Марией Николаевной, Она была еще совсем ребенком, но во время революции Она очень привязалась ко мне, а я – к Ней, и мы почти все время проводили с Нею вместе. Она была просто золото, обладала недюжинной внутренней силой, но до наступления тех кошмарных дней я даже не подозревала, насколько Она самоотверженна. Она тоже была поразительно красива, будучи наделена типично романовской внешностью: темно-синие глаза, опушенные длинными ресницами, копна темно-каштановых волос. Мария Николаевна отличалась некоторой полнотой, что было поводом для шуток со стороны Ее Величества. Она была не такой живой, как Ее Сестры, но зато имела определенные воззрения. Она всегда знала, чего хочет и зачем.

Самая младшая из Великих княжон, Анастасия Николаевна, казалось, была не из плоти и крови, а из ртути; Она была чрезвычайно забавна и обладала несомненным даром мима. Во всем Она умела находить забавную сторону и была сама не своя до всяческих розыгрышей. Думаю, из Нее получилась бы великолепная комедийная актриса. Она то и дело проказничала, это был настоящий сорванец, но сказать, чтобы Она отставала в своем развитии, как однажды заявил месье Жильяр, наставник Цесаревича, я бы не посмела. Во время революции Анастасии исполнилось всего шестнадцать – не ахти какой преклонный возраст, в конце-то концов! Она была хорошенькой, но лицо у Нее было смышленое, в глазах светился недюжинный ум.

Всем Великим княжнам была совершенно чужда гордыня, и когда во время войны Они ухаживали за ранеными, Их знали как сестер Романовых, которые отзывались на свои номера: первая, вторая, третья и четвертая.

Их Высочества занимали две спальни; в одной из них жили Ольга и Татиана, в другой – Мария и Анастасия Николаевны. Это были просторные, светлые комнаты, с украшениями и мебелью зеленого и белого цвета. Сестры спали на походных кроватях – так было заведено еще в царствование Императора Александра III, который полагал, что Царские Дочери не должны спать на более удобных кроватях до тех пор, пока не выйдут замуж. В углах комнат висели образа, обстановку составляли красивые туалетные столики, кушетки с вышитыми вручную подушками. Их Высочества питали пристрастие к картинам и фотографиям. На стенах было развешано множество снимков, сделанных Ими самими, которые главным образом изображали виды близкого их сердцу Крыма.

Просторная комната, разделенная портьерой, служила Их Высочествам туалетной и ванной. Половина ее была заставлена шкафчиками и комодами, во второй половине стояла массивная серебряная ванна. Вкусы молодых Великих княжон несколько отличались от непритязательных вкусов Ее Величества. Принимая вечером ванну, Они добавляли в воду духи и, для смягчения, миндальные отруби. Как и Их Августейшая Родительница, Они обожали парфюмерию, непременно фирмы Коти. Татиана предпочитала «Корсиканский жасмин»; Ольга – «Чайную розу». Мария Николаевна то и дело меняла духи, но очень часто останавливалась в конечном счете на «Сирени», а неизменными духами Анастасии Николаевны были «Фиалка».

Горничные Их Высочеств представляли собой нечто среднее между камеристками, служанками и нянями. Все это были девушки из хороших семей. Самой любимой из них была мадемуазель Теглева³⁵, которую обычно называли Шурой, двух других звали Елизавета и Нюра. Ее Величество, верная своему викторианскому воспитанию, очень хотела, чтобы девушки носили чепцы, но они почтительно, но твердо отказались выполнить такого рода пожелание Государыни.

Их Высочества любили своих горничных и часто помогали им убирать комнаты и стелить постели! В отличие от Родительницы Они, как и большинство русских девушек, имели собственные пристрастия в одежде, но Ее Величество, не желая баловать Дочерей, сама выбирала и заказывала Им платья. В детстве Девочки одевались одинаково, но затем две старшие Великие княжны стали носить похожие платья, а младших одевали, так сказать, под стать Их Сестрам. Единственная вольность, которую допускала Императрица в одежде Их Высочеств, это парадные мундиры с юбками, соответствовавшие форме полков, шефами которых Они были. Великие княжны очень гордились и Своими мундирами, и полками Своего имени. Они всегда присутствовали на парадах, надев форму Своих полков, что неизменно доставляло им огромное удовольствие.

Их высочества жили обычной размеренной жизнью и никогда не кичились Своим происхождением. Со свойственной Им учтивостью Они неизменно пропускали меня вперед, выходя из какого-то помещения. При этом не было ни церемонности, ни суеты, это были славные, милые Девочки, и я любила Их всех.

Их Высочества поднимались рано и вскоре принимались за уроки. После утренних уроков Они гуляли с Его Величеством. В перерыв между ленчем и чаем Они вновь отправлялись с Отцом на прогулку. Разговаривали Они по-русски, по-английски, немного по-французски. По-немецки Они не разговаривали никогда. Хотя Они хорошо танцевали, возможность для этого предоставлялась Им редко. Разве только когда Императорская Семья отправлялась в Крым, где княгиня Мария Барятинская устраивала для них танцевальные вечера.

Движущим стимулом в жизни этих очаровательных существ была любовь к семье. Ни о чем другом, как о домашнем очаге, Они и не думали. Объектами Их привязанности были Родители, Брат и немногие друзья. На первом месте у них стояли Их Величества. Первое, что неизменно спрашивали Дети, как мы их называли, это: «А Папаў это понравится?», «Как ты полагаешь, это или то Мамаў одобрит?» К Своим Родителям Они обращались просто: Мама и Папа.

Цесаревич, дарованный Императорской Чете в ответ на горячие молитвы, один из самых трогательных персонажей в трагедии Царской Семьи, родился в 1904 году. Это был крепкий малыш, весивший одиннадцать фунтов (около 5 килограммов), когда появился на свет. Многие из рассказов о слабости Его здоровья, ставшие известными миру, значительно искажают действительность, в особенности история о том, будто бы нигилисты изувечили ребенка на борту Императорской яхты. Никакому увечью Он не подвергался. Правда, Цесаревич страдал наследственным недугом – непрочностью кровеносных сосудов, что впервые проявилось после несчастного случая в Спале³⁶, когда он упал и ударился внутренней частью бедра об уключину, но в остальном это был нормальный, здоровый Ребенок, а к тому времени, когда произошла революция, Он по-настоящему окреп и гораздо реже жаловался на болезнь. Я знаю, что Он хворал в Тобольске и Екатеринбурге, но стоит ли этому удивляться!

Внешностью Он напоминал Свою Сестру Татиану Николаевну: те же тонкие черты лица, те же прекрасные синие глаза. Наследник обожал Своих Сестер, и Те души в Нем не чаяли и терпеливо сносили Его поддразнивания. Это был живой, забавный мальчуган. Он обладал превосходным музыкальным слухом и великолепно играл на балалайке. Подобно Его Сестре Татиане, Мальчик был застенчив, но стоило Ему кого-то узнать поближе и полюбить его, застенчивости Его как не бывало.

Ее Величество настаивала на том, чтобы Цесаревича, как и Его сестер, воспитывали совершенно естественно. В повседневной жизни Наследника все происходило буднично, без всяких церемоний: Он был Сыном Родителей и Братом Своих Сестер, хотя подчас было забавно наблюдать за тем, как Он изображает из Себя взрослого. Однажды, когда Он увлекся игрой с Великими княжнами, Ему сообщили, что во Дворец пришли офицеры Его подшефного полка и просят разрешения повидаться с Цесаревичем.

Шестилетний ребенок, тотчас оставив возню с Сестрами, с важным видом заявил: «Девицы, уйдите, у Наследника будет прием».

В Матери Он души не чаял, о Ее же преданной любви к Сыну известно всему миру; правда, как и многое другое, материнскую привязанность к Своему Ребенку неизменно использовали как оружие, направленное против Ее Величества. Для Государыни рождение Наследника явилось результатом долгих часов, проведенных в жаркой молитве, символом Божия благословения, апофеозом супружеского счастья. Конечно же, если Она и проявляла излишнюю заботу о Нем, то поступала лишь таким образом, как это делали, делают и будут делать все матери до самого скончания века. Разумеется, между Матерью и Сыном существовала нежная привязанность: Родительница была для Мальчика воплощением красоты и любви. Мне явственно вспоминается один характерный пример этой трогательной преданности.

Мы с мужем как-то обедали вместе с Императорской Семьей, и после обеда Его Величество предложил нам подняться вместе с Ним в спальню Цесаревича, поскольку Государыня имела обыкновение приходить к Сыну, чтобы пожелать Ему покойной ночи и послушать Его молитвы на сон грядущий. Было трогательно наблюдать Ребенка и Его Мать, слушать Его немудреные молитвы, но когда Императрица поднялась, чтобы уйти, внезапно мы оказались в темноте: Наследник выключил электрическую лампу, висевшую у Него над постелью.

– Зачем Ты это сделал, Бэби? – спросила Ее Величество.

– Ах, Мамочка, Мне только тогда светло, когда Ты со Мной. А когда Ты уходишь, для Меня наступает темнота.

Наследник обожал Отца, и самой большой мечтой Государя в «счастливые дни» было Самому заняться воспитанием Сына. По ряду причин тогда это было невозможно, и первыми наставниками Алексея Николаевича стали мистер Гиббс и месье Жильяр. Впоследствии обстоятельства изменились, и Государю удалось осуществить Свое желание. Он давал уроки Цесаревичу в мрачном доме в Тобольске. Уроки продолжались и в нищете и убожестве екатеринбургского заточения. Но, пожалуй, самым важным уроком, который извлекли Наследник и остальные члены несчастной Семьи, был урок Веры: именно вера в Бога поддерживала Их и давала Им силы в ту пору, когда Они лишились Своих сокровищ, когда друзья покинули Их, а Сами Они оказались преданными той самой страной, важнее которой для Них не существовало на свете ничего.