Текст книги "Святослав. Возмужание"

Глава третья
Купало

Каждый день до рассвета Велесдар будил Святослава, и они шли на мовь к студёной кринице. Если было погожее утро, то встречали Зарю и любовались праздником богов.

Затем с молитвой Огнебогу раздували угли и бросали в жар сухую траву. Огнебог в мантии дыма и пламени поднимался, вырастал и протягивал к ним свои золотые руки. Святослав кормил Огнебога сухими ветками, которые он жадно поглощал, треща и разбрасывая искры. Когда кострище разгоралось, над ним вешали котёл и готовили варево.

Иногда к избушке приходили люди, прося исцеления себе или родным. Велесдар лечил, произносил заговоры, а Святослав помогал волхву – приносил нужные травы, снадобья, молча и сосредоточенно выполнял другие указания. При посторонних кудесник называл его только «внучек» или «сынок», не произнося имени. Никто не мог и подумать, что этот бритый босоногий мальчик, прислуживающий волхву, – киевский княжич.

Между тем обучение юного Святослава шло непрерывно с рассвета и допоздна. Волхв учил его, как по звёздам, шуму ручьёв, направлению Стрибожьих ветров, узнавать дорогу ночью и днём, в лесу и голой степи. Как заговаривать кровь-руду, как по поведению птиц и зверей определять, есть ли поблизости чужой, один он или много и куда движутся.

Всё, что узнавал за день, а также примечал в лесу, отрок должен был перед сном повторить Велесдару.

С каждым днём Святослав становился увереннее в себе, крепче телом и духом. Ноги его быстро привыкли к ходьбе босиком, и он, уже не обращая внимания на сучки и шишки, носился по лесным тропам наперегонки с косулями, которые иногда приходили подкормиться хлебом. Если надо, мог ходить и неслышно, подкрадываясь, будто дикий зверь. Перестал бояться холодной воды, а напротив, плясал и фыркал под чистой – настоянной на звёздах и туманах – струёй родниковой воды, или бежал к озеру и от души плавал и нырял там, как бобрёнок. А потом, возвращаясь, прямо у тропки набирал в подол рубахи с десяток замечательных грибов.

– Дедушка, гляди, диво-то какое, совсем рядом и столько грибов каждый день!

– Сие, внучек, нам боги лесные дарят за то, что лес мы не обижаем, с любовью к нему и всем обитателям относимся, потому Лесич нам и травы нужные, и грибы, и мёд дикий в достатке даёт, – отвечал старик, поглаживая уже загоревшую голову княжича.

Как-то он кликнул Святослава помочь ему в странном, по мнению отрока, деле – закапыванию в землю нескольких довольно трухлявых колод в тенистых местах вокруг их полянки.

– Зачем это, деда Велесдар? – изумился ученик.

– А затем, чтобы Лесовику да Грибичу было где посидеть, отдохнуть, о делах лесных посудачить. Глядишь, и на том месте, где Грибич сидел, опята появятся.

«Вот здорово, – подумал про себя Святослав, – выходит, там, где я грибы на пнях брал, сам Грибич накануне сидел! Славно!»

Святослав теперь во многом помогал Велесдару: собирал сушняк для костра, находил нужные для каждодневного употребления травы и ягоды, лазал за диким мёдом, приносил воду, убирал в хижине и даже понемногу учился доить козу. Его руки крепли, учились справляться со всякой работой, и это вселяло уверенность в себе, даже гордость. «Я уже большой, запросто обхожусь без нянек и слуг, – думал Святослав. – Правду речёт отец Велесдар: чем меньше ты зависишь от других, тем становишься свободнее и сильнее; ты сам управляешь вещами, а не они – тобой…»

Как-то вечером старый волхв сказал:

– Завтра пойдём к кудеснику Хорсославу, надобно сверить, верно ли я рассчитал день прихода Купалы.

– Что же, Хорсослав боле тебя ведает? – удивился княжич.

– Каждый человек, если он не лентяй последний, конечно, в чём-то ведает больше других. Так и среди нас, кудесников, ведётся – кто какому богу себя посвятил, от него покровительство имеет. Хорсослав – жрец лучезарного Хорса, потому и ведает всё о его движении по небесному своду и подземному небу и точно знает, когда наступит самый долгий день, а вместе с ним – и праздник Купалы.

– А тебе, деда, Велес покровительствует, – угадал значение жреческих имён Святослав, – оттого ты и Велесдаром зовёшься?

– Верно, княжич, – подтвердил старик. – При рождении у меня, конечно, было другое имя. Но после обряда посвящения в кудесники каждый волхв получает имя того бога или воплощения, которому будет служить всю оставшуюся жизнь. Ну, давай спать, завтра вставать рано – до Хорсослава почти день пешего хода.

Назавтра солнце встретило их уже в пути.

– У Хорсослава есть ученик, Степко, – рассказывал по дороге старец, – чуток постарше тебя. Как-то, собирая травы в степи, Хорсослав набрёл на едва живого мальца лет пяти от роду. Захваченный во время набега кочевниками, он улизнул ночью, а может, мать сама спрятала его в лисью нору в надежде, что кто-то спасёт… Легко мог погибнуть в голой степи, но случилось так, что набрёл на него кудесник, он и назвал мальца Степком. Теперь он Хорсославу и приёмный сын, и ученик, и помощник, смышлёный отрок!

Так, беседуя, шли до полудня. Потом, расположившись в тени деревьев, перекусили, отдохнули и отправились дальше. Уже перед самым закатом неожиданно вышли на простор – лес кончился, дальше начиналась бескрайняя степь. Здесь, на лесной опушке, и стояла избушка Хорсослава. Но в ней никого не оказалось.

– Может, в лес ушли? – предположил Святослав.

– Они на Мольбище, – ответил Велесдар, – сейчас самое время провожать Хорса. Жаль, не поспеем, придётся подождать.

Они уселись на колоду возле кострища, похожего на то, что было на поляне у Велесдара.

Вскоре после захода солнца на утоптанной тропинке со стороны степи показалось двое мужей – старший и молодой. Велесдар со Святославом поднялись им навстречу.

Хорсослав был ещё не старым мужем небольшого роста, беловолосым и таким доброжелательным, что, казалось, сам излучал свет. Только в очах была спокойная задумчивость, оттого что он большей частью пребывал мыслями там, в бездонной выси, по которой движет свой огненный воз Хорс-Солнцеводитель.

Степко, худощавый остроносый юноша с густой гривой длинных, как у девочки, волос, ничем не походил на кудесника. Только выражение серых глаз было таким же отрешённым, как и у его наставника.

– Добре, что пришли! – обрадовался Хорсослав. – Непременно, отец Велесдар, покажем твоему ученику и мольбище Хорса, и день прихода Купалы – всё сам увидит. А сейчас пойдёмте, дорогие гости, отдохнёте с дороги.

После дневного похода и сытного ужина Святославу захотелось скорее лечь. Веки отяжелели, голова сама склонялась на грудь.

– Засыпает малец, – заметил Хорсослав. – Степко, отведи его на лаву.

– Мы лучше на сено, пойдёшь? – слегка толкнул Степко Святослава.

– А? Что? Какое сено? – не сразу понял тот.

Но пока шли, пока укладывались под открытым небом на душистой копне, дремота развеялась, и юноши стали разговаривать, расспрашивая друг друга о том о сём, как это ведётся между сверстниками.

– Ты давно обучаешься у отца Велесдара? – спросил Степко.

– Не очень, – неопределённо ответил Святослав. Ему не хотелось признаваться, что он появился в лесу только в этом Яре.

– А я уже восемь лет у Хорсослава постигаю звёздную и солнечную науку. Конечно, мало ещё знаю, но твёрдо решил – буду солнечным жрецом, как отец Хорсослав. На Богояров день, когда в Киев ходили, я от самого Великого Могуна благословение получил. Уже и имя себе для посвящения выбрал – Добросвет. Как тебе, нравится?

– Нравится, – отвечал Святослав. – А сколько надобно учиться, чтоб постичь всю волховскую науку? – поинтересовался он.

– Хм, сказал – всю науку! Да кто ж её всю постигнуть может? Одной человеческой жизни мало, и двух, и трёх… Потому как Хорсослав говорит, что жизнь человеческая супротив Вечности – как искра, промелькнувшая в небе…

– Как же тогда учиться, если жизни не хватит? – воскликнул, приподнимаясь на локте, Святослав.

Степко помолчал, раздумывая, как бы яснее выразить мысль. Ещё раз взглянул на обритую голову Святослава – значит, ученик Велесдара готовится к пути воина. Это подсказало верный образ.

– Ты видел, конечно, как сплетена кольчуга. Что само по себе одно кольцо? – так, безделица. А связанные между собой во множестве, они дают надёжную защиту воину, против меча, стрелы и кинжала устоять могут. Так и я в волховской науке лишь кольцо малое. Но Хорсослав учит меня, а его учил предыдущий волхв, а у того тоже был свой наставник. Все они давно умерли, но я напитываюсь их знаниями, благодаря которым буду помогать людям и которые передам своему ученику. Как звенья в единой цепи. Так всё течёт в Свароговом мире, которому нет предела, потому как кроме наших дней и лет есть ещё День Сварога, и Ночь Сварога, и Месяц, и Год, и Век Сварога…

– А это много? – не понял Святослав.

– Посчитай. Ежели Час Сварога длится около двух тысяч лет нашего времени, то День Сварога – это двадцать четыре тысячи лет, и столько же Ночь…

Святослав молчал, потрясённый. Только теперь он понял, как много знает этот отрок, почти ровесник ему, но по сути уже почти волхв. Непривычно огромные числа и времена, новые понятия, о которых так просто говорил Степко, с трудом переворачивались в голове, подобно тяжёлым каменьям.

– А как же люди смогли узнать про это? Ведь наши дни по сравнению с этим и вправду песчинки…

– Ты забыл про кольчугу, – напомнил Степко, – в которой каждое кольцо – опыт и жизнь отдельных кудесников и Могунов, звездочётов, жрецов Хорса, Макоши и прочих светил, а всё вместе – Великие Веды… Вот и получается цепь, которая тянется из прошлого в грядущее без перерыва. Каждый волхв – это звено цепи, а вместе они – кольчуга, защищающая тело Руси.

Святослав не заметил, как явь перешла в сон. Он видел над собой то же звёздное небо, к которому ему вдруг страстно захотелось приблизиться. Тело стало невесомым, и он, оттолкнувшись, скользнул вверх, в бархатную синеву, и пошёл прямо по Млечной Стезе, погружая ноги по щиколотку в тёплую звёздную пыль.

Проснулся Святослав оттого, что Степко осторожно, но настойчиво тряс его за плечо:

– Вставай, ты вчера спрашивал… Пока звёзды не ушли, давай пойдём, поглядишь, как они бегут по небесному своду…

Святославу показалось, что он и не спал вовсе – вот только что говорили о вечном, а сейчас, плеснув в лицо холодной воды из корчаги, идут узкой тропкой по предрассветной степи, и над головой всё то же звёздное небо.

Вскоре вышли к большому округлому холму, с вершины которого сбегали какие-то тёмные полосы-дорожки, а на склонах там и сям были вкопаны и разложены камни. Наверху виднелся то ли деревянный столб, то ли кумир. Это всё, что смог разглядеть Святослав при свете тонкого серпа Луны.

Они взошли на холм, и Степко подвёл его к столбу, на котором было закреплено медное кольцо.

– Гляди в него, – велел Степко, – что видишь?

– Звёзды только, – отвечал Святослав.

– Вон ту звезду, что в средине, видишь? Она – что гвоздь, которым весь небесный свод приколочен, всегда на месте стоит, а все остальные вокруг неё движутся.

– Я знаю, знаю, – радостно зашептал Святослав, – мне отец Велесдар рассказывал. Эта звезда называется Стожар, она для всего неба будто главный шест, на который стог смётывают. Она на конце оглобли Малого Воза, а Большой Воз и все прочие звёзды вокруг неё будто лошади на аркане бегают!

– Верно! – тоже обрадованно подтвердил Степко, берясь за кольцо. – Вот, гляди, тут на кольце выступы, рукой пощупай, нашёл? Теперь выбери звезду у края кольца и запомни, у какого она выступа. А сейчас пойдём, покажу тебе, какие ещё есть созвездия. Вон то – Лебедь называется, видишь, на полдень летит, шею вытянул. А это – Рыба, Овен, Корова Земун, от которой по небу растеклось молоко и образовался Млечный Путь. А это… – Степко показывал созвездия, рассказывал, какие из них видны летом, а какие зимой.

– Погляди-ка на звёзды, – спустя какое-то время предложил он, – что изменилось?

– Вроде ничего, – пожал плечами Святослав, – всё как было, разве только бледнеть начали…

– Тогда пойдём к кольцу, проверим!

Святослав встал на прежнее место и увидел, что звёзды сдвинулись, ушли вверх и влево, а Большой Воз, напротив, опустился к земле.

– Насколько сместилась звезда, которую ты запомнил?

– На полвыступа.

– Значит, мы с тобой тут уже почти час находимся, – определил Степко. – Один выступ обозначает два часа. Те звёзды, что в кольце, видны всегда, в любое время года, поэтому по ним легко можно определить время. Это звёздные часы. А когда взойдёт Хорс, то Мольбище превратится в солнечные часы. Тень от столба будет указывать на час, – Степко указал на сбегающие вниз дорожки.

В скором приближении рассвета небо стало сереть, созвездия постепенно исчезали, только на востоке ярко переливалась и мерцала зелёным светом звезда Денница.[5]5
  Венера (прим. авт.).


[Закрыть]

В это время на тропинке в утреннем сумраке послышались шаги, а затем из начавшего сгущаться утреннего тумана показались фигуры обоих кудесников.

– Здравы будьте, отроки! Что, по звёздам читаете? Молодцы! – похвалил Хорсослав. – Ты уже пояснил нашему другу, как определить Купалин день? – обратился он к Степко.

– Нет ещё, темно было, сейчас покажу. Вот эти камни, – указал он Святославу, – не простые. Они отмечают приход наших великих праздников. Вот это – Яров камень, это – Даждьбожий, Перунов, Ладин. А вот это – Купалин камень, он как раз напротив камня Коляды расположен. Все камни имеют пару, чтоб глядеть с одного на другой.

Степко подвёл Святослава к островерхому валуну и велел:

– Гляди через вершину этого так, чтоб он был в прорези вон того, противоположного…

В свете наступающего утра Святослав увидел, что на Купалином камне не одна, а несколько прорезей-желобков.

– В которую же смотреть? – спросил он.

– В ту, что посредине. Но обрати внимание, в какой именно из прорезей появится первый солнечный луч. Так что гляди в оба!

Присев у своего и «прицелившись» в камень с желобками, совместив их вместе, будто в упражнении с самострелом, Святослав стал с нетерпением дожидаться первого луча.

Небо над камнем постепенно стало розоветь, набираясь яркости, пока не сделалось багряным. И вот наконец через одну из прорезей левее средней в глаза ударил огненный луч.

– Вижу! Вижу! – возбуждённо воскликнул Святослав.

– Пошли, покажешь…

Все вчетвером подошли к Купалиному камню.

– Вот в этой луч блеснул, – уверенно указал Святослав.

– Так, а в Купальское утро он должен появиться ровно в средней прорези. Тут каждый желобок один день обозначает, выходит, сколько до Купалы осталось? – спросил Хорсослав.

– Выходит, пять дней… – сосчитал княжич.

– Верно, – одобрительно подтвердил кудесник. – Теперь же давайте, друзья, вознесём утреннюю молитву Хорсу, – и кудесник направился к вершине холма.

Восходящее солнце озарило столб с кольцом, через которое они со Степко ночью смотрели на звёзды. Но теперь Святослав увидел вырезанные на нём кола – символы Хорса, ещё какие-то зарубки и знаки.

– Боже наш, Хорс всеблагой и великий! – зычно провозгласил солнечный жрец, и княжич невольно подивился, сколь изменился голос кудесника, будто не бренный человек обращался к светилу, а вечное говорило с вечным. – Не отврати от нас свой золотой Лик и пребудь всегда на небе с возом Твоим, от Зари до Зари по небу стремящимся! – продолжал волхв. – Ты, златорунный, вращающий коло Солнца, дай всему сущему силу и живот долгий, чтобы могли во благе жить, радоваться и Тебя славить!

– Слава Хорсу! – звонко воскликнул Степко, протягивая к солнцу руки.

– Слава! – повторили Велесдар и Святослав. – Вечная слава богам нашим!

На обратном пути Святослав вдруг подумал, что Велесдар, старый и опытный жрец, не мог не знать наступления дня Купалы. Вернее всего, он просто хотел показать мольбище Хорса и его жрецов, познакомить со Степко-Добросветом. Да, Степко сирота, у него кроме Хорсослава и ветхой избушки нет ничего и никого – ни слуг, ни терема, ни лошадей, ни роскошной одежды. И всё же он, княжич, завидует Степко – его познаниям, его уверенности в себе и грядущей жизни… «А что, если бы Степко, – предположил Святослав, – жил, как я, в тереме с няньками, дядьками, слугами, охраной и поварами, смог бы он столь многому научиться? Пожалуй, не смог бы, слишком много там, как говорит Велесдар, лишних вещей…»

Проходя мимо Перунова дуба на берегу реки, Святослав живо вспомнил про пояс с золотыми львами и свой кинжал, вспомнил байку Велесдара про «лишнее», и, находясь под впечатлением встречи со жрецами Вечности, он ещё раз мысленно выбросил свой кинжал в воду, но теперь уже безо всякого сожаления.

Дни приготовления к Купале пролетели быстро – не заметили, как и подоспел праздник. Вечером собирались на мовь с особым тщанием. Взяв чистые сменные рубахи, кувшины с квасом и травяным настоем, липовые мочала и два берёзовых веника, направились по тропинке к берегу озера, где стояла крохотная банька. В ней парились по праздникам, изгоняли недуги, также Велесдар вправлял людям позвонки и застарелые вывихи после того, как тело больного размягчалось целебным паром.

Накануне кудесник с отроком поработали на славу: вымыли и выскребли всё дочиста, а Святослав даже убрал вокруг баньки старую траву и сухой камыш.

Войдя в предбанник, остановились. Здесь царил терпкий хвойный и берёзовый дух: Святослав с утра настелил на пол свежих веток, и они пушистым зелёным ковром упруго ходили под ногами. Через открытую входную дверь и ничем не забранное узкое оконце лучи предзакатного Хорса мягко освещали бревенчатые стены, а из нутра бани дышало горячим сухим теплом.

– Добре! – не удержался старик. – Истинно, сынок, трудом своим и тщанием ты воздал богу Купале честь в день его праздника, молодец!

Святослав был доволен похвалой волхва, однако, как и подобает мужчине, чувств своих не высказал, только шумно вздохнул и начал стаскивать рубаху.

Раздевшись, вошли в баню, где воздух был так разогрет, что даже дышалось с трудом. Сев на лаву, предались неге разогревания тел. Когда раскраснелись, старик плеснул из кувшина на раскалённые камни. Настой целебных трав душистым паром поплыл вокруг, вливаясь внутрь при каждом вдохе.

– Тебе, боже, царствующему во всех реках, озёрах и источниках, когда проходит время Яра и Лада и наступает Твой час, нынче творим молитву отдельную! – изрёк волхв.

Набрав в деревянные ковши горячей воды из большого медного котла и, разбавив до нужного из бочки, вылили на себя, ощущая, как ласковое тепло воды обволакивает тела. Когда дышать стало тяжело, зачерпнули студёной воды.

– Слава Тебе, боже Купало! – провозгласил Велесдар. – Очисти тела и души наши от всяческой скверны – от горькой обиды, злобы, ненависти, зависти, разной хвори и немощи. Пусть всё недоброе, что случилось за год, истечёт прочь, как вода при омовении!

– Слава Тебе, Пречистый Купало! – повторил Святослав.

С этими словами они опрокинули на себя студёные ковши. Святослав только крякнул – за время утренних омовений у криницы он уже привык не бояться ледяной купели. Здесь же холодная вода была истинным спасением от проникающего в каждую пору жара.

Затем они долго лежали на лавках, усердно тёрлись мочалами, стегали друг друга берёзовыми вениками, вновь обливались горячей – почти кипящей – водой.

А когда жар и пар в баньке сгустились так, что стало обжигать лёгкие, а тело, казалось, раскалилось докрасна и не помогали никакие обливания из ковша, они, хватая воздух, выскочили наружу и кинулись прямо в упругую гладь озера. Дыхание опять перехватило, но потом стало приятно. Поплавав в прохладной воде, уставшие, вернулись в предбанник и, припадая к кувшину с квасом, утолили великую жажду.

Облачившись в праздничные рубахи, возвращались из бани, не ощущая тела, умиротворённые, невесомые и чистые, как сам лесной воздух или ключевая вода в роднике.

Вернувшись к избушке, Велесдар разворошил огнище посреди поляны, бросил на тлеющие угли мелкий хворост. Затем, поджегши факелы, они со Святославом поднесли их к отдельному кострищу, сложенному высоким конусом из дубовых брёвен.

– Слава Купальскому Огнебогу! – провозгласил волхв.

– Гори-гори ясно, чтобы не погасло! – добавил Святослав.

Закурился дымок, робкое пламя лизнуло пучок сухой травы, затем охватило дрова помельче, и вот священное купальское огнище враз запылало ярко и радостно, вздымая в ночную темень огненные искры.

Старец принёс завёрнутый в холстину хлеб и кувшин с медовым квасом-сурицей.

– Ведаешь, что это? – спросил он с оттенком торжественной значимости.

– Свежий хлеб? – догадался Святослав, зная, что Велесдар с вечера заквашивал тесто, а утром из печи не только по избушке, но и далеко окрест разносились чудные запахи.

– Это не просто хлеб, а прощенник, – пояснил кудесник. – Нынче мы очищаем не токмо тело, но и души наши, и помыслы. Иначе какая чистота, ежели останется внутри хоть малая толика обиды на ближнего или дальнего, на друга, родственника или вовсе незнакомого человека. Потому помолчим сейчас, вспомним, кого мы со времени прошлого Купалы обидели – с умыслом или без оного, а потом попросим у всех прощения и сами простим обидчиков в этот священный день!

Оба замолчали, погрузившись взглядом в огонь. Через некоторое время, не отрывая взора от пламени, старый волхв заговорил:

– В день Очищения перед ликом самого Купалы прошу прощения у тех, кому не смог помочь или мало помог в лечении. Прошу прощения также у птиц и зверей лесных, коих сгубил для пропитания. У трав и деревьев, коих лишил жизни для изготовления снадобий, для постройки и прочих нужд, – простите меня и примите хлеб-прощенник и медовую сурью через священный Купальский огонь!

С этими словами волхв отломил от хлеба ломоть, положил на угли, плеснул туда же сурицы из жертвенного сосуда и поклонился огню.

– Прошу прощения у княгини Ольги, – продолжал он, обращаясь к пламени, – за то, что отнял от неё любимое чадо на долгий срок, чем причинил боль её материнскому сердцу. Прости меня, мать-княгиня! – вновь поклонился волхв. – И у тебя, отрок Святослав, – повернулся он к княжичу, – прошу прощения, что разлучил тебя с любящей матерью, друзьями, домом, верным пардусом. За непростую жизнь в глухом лесу, за то, что порой излишне строг бываю в учении, за то, что причинял боль, заставляя ходить босиком и обливал холодной водой, не щадя твоих слёз и жалоб! Прости, Святослав, старого волхва и прими из рук моих в знак прощения купальский хлеб и сурицу…

Старик отломил от каравая изрядный ломоть, налил в ковш медового квасу и протянул Святославу.

Юноша знал, как ему положено отвечать, но то, что старый мудрый кудесник просил прощения у него, столь юного и глупого, как ему казалось в этот миг, задело душу и растревожило до слёз.

Дома он не раз был свидетелем этого ритуала, знал, что есть такой обычай. Но здесь, сейчас, Велесдар не совершал ритуала – детское сердце сразу бы почувствовало это, – нет, старик просил прощения по-настоящему, всей душой! Все его слова, и боль в них, и раскаяние были настоящими, как всё здесь. Как старый нож с потрескавшейся костяной рукоятью был именно ножом, а не украшением в виде ножа. Как старая избушка, что служит только для жилья, защиты от непогоды и диких зверей, а не для того, чтобы показать, сколь богат её хозяин. Как простая еда на их столе, которая именно еда, а не предмет похвальбы или изобилия, – её не станешь есть, когда сыт, в то время как изысканные яства можно поглощать из-за красивого вида и удивительного вкуса вплоть до обжорства.

Именно сейчас, в этот миг всё, что произошло с ним, слилось воедино, и родилась чёткая и ясная, как Купалин день, мысль: в этой его жизни всё – настоящее, всё – на самом деле!

Голос отрока был хриплым и слегка дрожал, когда он наконец выговорил:

– Я прощаю тебе, отче Велесдар, и перед ликом Купалы говорю, что нет в моей душе и сердце ни малой толики обиды… – Святослав поклонился в ответ на поклон волхва. Потом неожиданно всхлипнул, смахнул слезу и уткнулся головой в плечо кудесника.

– Прости меня, деда, – проговорил он сквозь слёзы, – за мою нерадивость в учении, за дерзость, за спесь, что ранили твоё сердце! За то, что не всегда помогал тебе, считая, что это не моё дело, а больше всего – за глупость мою и непонимание, что и обливание, и хождение босиком, и прочая наука – то всё делал ты для моего же блага. Прости, отче Велесдар, не оставь обиды и прими в знак прощения из рук моих хлеб-прощенник и сурью!

Святослав, повернувшись, отломил и подал старику мякиш, где нет твёрдой корки, и ковш с питьём. При этом руки его подрагивали, а на ресницах поблёскивали слезинки. Впервые в жизни княжич так искренне и глубоко переживал душевное очищение. Поклон учителю был долгим, до тех пор, пока старик не закончил ответное слово о том, что он простил Святослава всем сердцем.

Оба неторопливо стали есть свои прощенники, запивая медовой сурьей.

Потом, по примеру Велесдара, отрок попросил прощения у тех, кто был далеко: у матери, нянек, дворни и всех, кого обидел за этот год. Ломоть хлеба и глоток сурьи передал им через священный огонь. После этого почувствовал ещё большее облегчение.

– Видишь, Святославушка, огонь вверху то на два, то на три языка разделяется? Значит, Купале угодна наша жертва и наши молитвы и до всех, о ком мы просим, дошла наша просьба о прощении. Мы с тобой нынче омылись Купальской водой, съели Прощенники, однако для полного очищения надобно ещё через Купальский огонь пройти.

Святослав знал об этом. И прежде в Киеве, упросив кормильца Асмуда и нянек пойти поглядеть на праздник, он, невзирая на их уговоры и острастки, смело прыгал через кострище, которое разводили волхвы на берегу Непры. Но теперь, после бани, молитв Купале и взаимного прощения, после нескольких глотков медовой сурьи тело казалось вовсе невесомым. Вместе с душой оно играло и пело, радостная безудержная сила рвалась наружу. Разбежавшись, княжич вихрем пронёсся прямо сквозь красно-оранжевые языки, легко и свободно взмыв над кострищем, потом живо развернулся и помчался обратно. Он наслаждался этим волшебным вечером, мовью в бане и озере, воздушной лёгкостью тела и горячими объятиями Купальского пламени, которое словно играло с ним и было совсем не страшным, даже когда задымился край рубахи и слегка обгорели ресницы и чуб.

Нарезвившись и напрыгавшись вдоволь, Святослав, запыхавшийся и счастливый, остановился перед Велесдаром и задорно выкрикнул:

– Деда, теперь твоя очередь!

И тут же спохватился: разве сможет старый кудесник прыгнуть через огонь? Но как же он тогда уважит Купалу?..

– Верно речёшь, Святославушка. Каждому положено огнём купальским очиститься, – поддержал кудесник и, взяв длинную жердину, подошёл к кострищу. Он принялся разгребать кострище, огонь которого поубавился, ветки и сучки прогорели, но от ало пышущих углей шёл ещё нестерпимый жар. Яркие угли снопами искр отвечали на движения старика. Ещё немного – и пышущие жаром угли вытянулись в огненную дорожку, сверкая и переливаясь, будто малиновые звёзды.

Святослав видел освещённое бликами раздуваемых Стрибожьим дыханием углей сосредоточенное и вместе с тем необычайно одухотворённое лицо волхва. Уста старца беззвучно шевелились, он весь внутренне подобрался и будто наполнился светом, и отрок понял, что кудесник беседует с богами.

Велесдар подошёл так близко к огненной тропе, что Святослав забеспокоился, не вспыхнет ли сейчас подол его длинной рубахи. Ведь когда прыгаешь с разбегу, огонь не страшен, а стоять прямо у пылающих углей…

Как бы уловив эту мысль отрока, Велесдар подобрал рубаху и… – у Святослава перехватило дух почище, чем в бане и холодном озере, – от неожиданности он замер с открытым ртом и округлившимися очами. Старик спокойно шагнул прямо в кострище, и его нога по щиколотку погрузилась в раскалённые угли. Но вместо того, чтобы немедленно выдернуть её обратно, Велесдар ступил второй ногой и так, не спеша, прошёл через всю огненную дорожку, поднимая при каждом шаге завихрения из блестящих искр. Преодолев огнедышащий ковёр, он развернулся и вошёл в кострище снова. И опять Святослав не увидел никакого отражения боли на спокойном лице волхва. Старик даже разровнял ногой угли, чтобы было ровнее. «Ой, что ж он творит?! Как такое можно выдержать, на таких углях можно только мясо жарить, а не босые ноги совать!» – поразился Святослав.

Но ещё большее изумление ожидало отрока, когда кудесник, сев на колоду, стряхнул с подошв пепел и прилипшие угольки. Святослав не заметил ни страшных ожогов, которые неминуемо должен был получить Велесдар, ни даже простейших волдырей. Кожа оставалась такой же сухой и чистой.

– Как ты это делаешь, отче? – выдохнул поражённый Святослав.

– Все мы – дети и внуки богов наших, только в мирской суете забываем об этом. А кудесник должен хотя бы иногда вспоминать. Вот и я нынче, слава Купале, вспомнил… – просто ответил старец.

– А я смогу когда-нибудь так? – зачарованно глядя на волхва, спросил отрок.

Старик внимательно взглянул на него и ответил:

– Почему «когда-нибудь»? Ты сейчас сможешь! Купальское пламя не жжёт того, кто очистился душой и телом, кто чист помыслами. Ступай по огненной стезе, будто по траве шёлковой, и ничего не бойся. – В спокойном голосе волхва было столько уверенности, что вдохновлённый Святослав подошёл к огненной дорожке.

– Слава Купале, богу славянской Чистоты и Здравия! – подбадривая, воскликнул Велесдар.

– Слава Купале! – выдохнул Святослав и, затаив дух, с замершим сердцем помчался по раскалённым углям. То, что он ощутил, поразило его не менее. Угли не только не жгли ноги, но и казались… мягкими. Ошеломлённый отрок, делая мелкие быстрые шажки, пролетел единым духом всю двухсаженную огненную дорожку. Остановившись на зелёной траве, он восторженно воскликнул:

– Отче, Купальский огонь и взаправду не сжигает мои ноги!

И побежал обратно.

Окрылённый Святослав раз пять промчался туда-сюда через огненную тропу, прежде чем насладился своей победой над Огнебогом и получил на память небольшой ожог, когда захотел, подобно Велесдару, неторопливо прогуляться по углям.

Назавтра поднялись рано, едва Заря уронила на луга свои росистые перлы. Управившись по хозяйству, взяли большую холщёвую суму для трав, берестяное лукошко для ягод, кое-что из еды и углубились в лес, который неумолчно шумел могучими кронами сразу за небольшой избушкой волхва.

– Нельзя драгоценный час терять, Купало нас не простит, ежели поленимся, – говорил Велесдар.

– А отчего именно сейчас травы собирать надо? – полюбопытствовал Святослав.

– Не только сейчас. Как только сойдёт снег, насытится земля духом ярилиным, а Стрибожии ветры просушат её, и всякий злак пойдёт в рост, а в лесу закипит бурная жизнь насекомых и птиц, тогда уходим мы, кудесники, в леса и поля собирать Яров цвет. Но больше всего, конечно, зелья родит на Купалу, вернее, в купальскую седмицу – последнюю седмицу месяца Червеня. Тогда всякие коренья, душистые цветы и листья собираем, потому как в эти дни в них содержится самая великая лечебная сила.