Текст книги "Тихий ветер"

Глава 20
Правда Чёрного Полковника

Тишина стала тягучей смесью. Она заполнила мои мысли и лишила способности двигаться. Даже когда за жуткими гостями закрылась входная дверь, я оставалась неподвижна.

Как и Чёрный Полковник.

Прошло несколько минут. Он медленно сел на пол, подтянул ноги и согнул их в коленях. Офицер обхватил голову руками и стал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Его пальцы погрузились в чёрные волосы и сжались. Он будто хотел вырвать их, но осознал свою беспомощность и отпустил пряди.

Я судорожно вздохнула, глядя на мужчину, которого только что растоптали.

Не знаю, что могло бы заставить меня сочувствовать ему больше, чем то, что сейчас произошло. Мозг медленно переваривал все слова, которые были сказаны в этой комнате несколько минут назад.

Это происходило на самом деле. Это не спектакль, а реальный шантаж, который использовали, дабы удержать под своей властью этого человека.

Генерал Копп убил доктора, который вчера приходил ко мне. Из-за того, что полковник Валенти попал в плен.

Я не отрываясь наблюдала за офицером, который будто забыл о моём присутствии. Он сидел спиной ко мне и то сжимал, то разжимал пальцы, будто пытаясь прочувствовать эту реальность, ощутить пространство.

Мне невероятно сильно захотелось его утешить. Положить руку на плечо и сказать: «Ты сильный, ты справишься!». Он будто снял маску, сбросил капюшон и показал своё настоящее лицо. Я видела, как его сломали – того самого грозного офицера, которого боялись по обе стороны фронта. Чёрный Полковник считался непобедимым, но сейчас потерпел поражение.

Валенти резко встал на ноги и, повернувшись, зашагал в мою сторону. Его ониксовые глаза смотрели строго вниз. Он отодвинул тайную дверцу, но так и не посмотрел на меня.

– Вам следует вернуться в свою комнату, – сдавленно прозвучал его голос. – Я помогу вам!

Не дождавшись ответа, он поднял меня на руки и понёс в сторону спальни, где я находилась всё это время. Не обращая внимания на боль в рёбрах и горле, я украдкой взглянула на него. Твёрдый подбородок, плотно сжатые губы и чёрные глаза, смотрящие вперёд…

– Отдыхайте, – посоветовал полковник.

Опустив меня на кровать, он вышел.

Я долго смотрела на дверь, закрывшуюся за ним, и слышала его шаги за стеной. В ушах всё ещё звучал мерзкий голос того генерала. Перед глазами возникал Копп – изувеченное лицо и сощуренные глаза, которые смотрели на полковника с отвращением. На мужчину, который отказался исполнять требования вражеского офицера! Который гордо высмеивал того, кто наставил на него оружие и приказывал преклониться перед ним! На отважного человека, который терпел жестокие избиения в плену и за это поплатился жизнью друга!

Да что же это за люди такие? И люди ли они? Как же обходятся с другими офицерами, если даже самого Германа Валенти, которого называют любимцем Якоба Кайзера, унижают и шантажируют!

Взгляд упал на лекарства, которые вчера оставил Леннарт Хофер.

Доктора убили за то, что его друг совершил ошибку и попал в плен. Кайзерцы ещё кого-то удерживали. Та девушка, которая кричала на записи, близка полковнику. Её мучили. Она – его болевая точка.

Чёрный Полковник сбежал из плена солдат Великославии, чтобы вернуться в другой плен.

Я потянулась за шприцем, чтобы сделать себе инъекцию. Нужно восстановиться как можно быстрее, чтобы он мог избавиться от такой гостьи, как я. Он хочет помочь. По-настоящему.

Но что бы случилось, если бы сегодня меня заметил генерал Копп? Жуткий страх холодными клещами сжал сердце от одной только мысли об этом.

Стоп. Что это ещё за новое кровавое пятно на моей сорочке? Его не было днём. Я положила пустой шприц обратно на тумбочку и стала разглядывать свежее пятно крови сбоку на талии. Там не чувствовалось боли, и кожа невредима.

И тут меня осенило. Полковник нёс меня на руках, и пятно образовалось с той стороны, где у него была рана. Она снова открылась из-за драки.

Взгляд зацепился за лекарства, которые были предназначены для лечения моих увечий. Я решительно встала на ноги, но, чуть пошатнувшись, застыла. Когда головокружение отпустило, сгребла всё, что понадобится для оказания медицинской помощи, и пошла к двери.

На секунду задумавшись – стучать или нет, я надавила на ручку и выглянула в комнату, которая теперь наполнилась воспоминаниями о жутких сценах.

Взгляд прошёлся по обстановке и задержался на одинокой фигуре Германа Валенти. Он сидел за кухонным столиком, лицом ко мне, но смотрел в окно. Перед ним стоял хрустальный стакан, наполовину наполненный тёмной жидкостью, а рядом – открытая бутылка.

Я не закрыла за собой дверь и пошла к полковнику. Но даже, когда я приблизилась, он не посмотрел на меня.

Вгляделась в его лицо, терпеливо ожидая гнева или грубости. Нервная дрожь всё-таки одолела меня в этом ожидании.

– Жалость – худшее чувство, которое может вызывать мужчина, – неожиданно прозвучал низкий голос Валенти. – Пусть лучше к вам вернётся ненависть или даже страх.

Чёрный Полковник посмотрел мне в глаза.

Сердце сжалось. Я сочувствовала ему. Продолжала бояться его. Но ненависть ушла. Словно в сознании ветер сменил направление – за один миг и несколько слов. Но – самый важный миг и самые точные слова.

– Ваша рана снова кровоточит, – мягко сказала я. – Позвольте мне взглянуть.

Полковник чуть сдвинул брови, опустил чёрные глаза на лекарства в моих дрожащих руках и снова вернул их на моё лицо.

– Позволю.

Он встал из-за стола и двинулся в сторону кухонных шкафчиков. Открыв один из них, достал ещё стакан и вернулся обратно.

– При условии, что выпьете со мной, – произнёс Валенти.

И, не дожидаясь ответа, наполнил бокал тягучей жидкостью из массивной бутылки с незнакомой надписью на этикетке. Протягивая мне стакан, полковник опять испытывал меня ониксовым взглядом, от которого пробегали мурашки по спине.

Оставив на столе антисептик, вату и заживляющую мазь, я молчаливо приняла его предложение и поднесла к губам бокал. Резкий запах спирта ударил в нос, от него перехватило дыхание. Чувствуя на себе внимательный взгляд Валенти, я сделала глоток и тут же зашлась кашлем.

Напитка такой крепости я ещё не пила. Спирт обжёг горло, но лишь на секунду. Огонь стих, оставив после себя не ожог, а медовую сладость, пряность корицы и мускатного ореха.

– Это портвейн, – пояснил полковник.

Выдохнув, я поставила стакан на стол.

Он тем временем уже расстегнул чёрную рубашку, выполняя свою часть договора, и присел на краешек стола.

Я уже видела его испещрённую шрамами грудь и живот с выделяющимися мышцами, но только сейчас задумалась: откуда у него столько увечий? И это клеймо возле сердца… Оно недавнее, кожа только-только восстановилась. Подозрение, что его насильно заклеймили, подобно скоту, усилилось.

Мой взгляд скользнул выше, и я вздрогнула, встретившись с ним глазами. Валенти выжидающе смотрел, пока я разглядывала его. Неуместное смущение обожгло щёки.

– Они считают, что татуировку на лице я не заслужил, – будто прочитав мысли, заговорил Валенти. – Поэтому решили выжечь символ возле сердца.

Растерявшись, я не нашла, что ответить. Поэтому сосредоточилась на ране, которая опять кровоточила и выглядела опасно красной.

Собравшись, обработала руки антисептиком и сбрызнула им воспалённую кожу вокруг стежков, которые собственноручно сделала несколько дней назад. Приблизилась к нему настолько, что вновь услышала тонкий, древесно-пряный аромат его парфюма.

Полковник наблюдал за мной. Я чувствовала это, как и то, что отныне больше не считаю его врагом, а скорее союзником или товарищем по несчастью.

– Вам следует быть осторожнее, – тихо сказала я, заканчивая наносить мазь. – Не пренебрегайте этим средством, и быстрее заживёт. Вы принимаете антибиотик?

Ответа не последовало. Я подняла к нему лицо.

– Нет, – мотнул головой Валенти.

– Очень зря! Так и до настоящего заражения недалеко, – перешла я на врачебный тон.

– У вас красивый голос, – отчего-то грустно заметил он. – Особенно когда вы не презираете своего собеседника.

Опять встретилась с ним взглядом. Чуть было не вырвалось, что я его и не презирала. Только ненавидела и жутко боялась.

Ониксовые глаза приковали к себе и запретили дышать. Поразительный цвет! Понятно, почему он никогда не смотрел в камеру. Ведь, увидев хоть раз такие глаза, запомнишь их навсегда.

Я невольно закусила губу и опустила взгляд, чувствуя, как стала нервничать сильнее.

– Как вам портвейн? – вдруг спросил он, пока я закрывала тюбик с мазью.

– Крепкий, – честно ответила я.

– Вы пробовали его когда-либо?

– Нет.

– Значит, сегодня вы познали его впервые, – подвёл итог Валенти и снова сделал глоток. – А как давно вы знаете меня, Вивьен?

Я вздрогнула от звука своего имени в исполнении его голоса. Он выжидающе смотрел на меня, пока я размышляла над его вопросом.

– С тех пор, как о вас стали рассказывать в репортажах, – наконец, ответила я и встретилась с ним взглядом.

Полковник чуть склонил голову набок.

– И как думаете, вам говорили правду?

Я облизала пересохшие губы и глубоко вздохнула. Отложив в сторону окровавленную и чистую вату, антисептик и мазь, я снова взяла в руки бокал и нервно повертела его между ладоней.

– Раньше была уверена в этом. Но теперь думаю, что нам всё это время рассказывали о другом человеке.

Чёрные глаза Валенти походили на угли, которые ещё не тронуло пламя.

– В прошлом придумывали имидж актёрам и певцам, а ныне взялись за офицеров.

Было довольно сложно первой отводить взгляд от его глаз – будто маленькое сражение, которое я чаще всего проигрывала.

Он потянулся за бутылкой и ещё раз наполнил наши бокалы. Сделав жест, будто произнёс тост, офицер залпом осушил стакан и со стуком поставил его на стол.

Валенти засмотрелся на пейзаж за окном. На его лицо легла тень печали и скорби.

Сколько же утрат пришлось на его судьбу? Как он оказался в таком ужасном положении? Вопросы, которые родились недавно, вспышками молний проносились среди моих мыслей.

– Почему вы здесь? – прошептала я один из самых важных вопросов, который отражал в себе несколько смыслов.

Полковник резко вскинул голову и посмотрел на меня глазами, в которых чёрный огонь полыхал скорбью. Я почти потеряла надежду, что смогу дышать ровно, когда взгляд Валенти направлен на меня.

– Потому что я умею воевать, – тихо произнёс он.

– Многие умеют, – отозвалась я.

Он горько усмехнулся.

– Да, многие. Но так хорошо – умею только я.

Голова пульсировала от мыслей, которые взбудораженно крутились в сознании.

– Другие гордились бы этим, – опять прошептала я.

Мой брат гордился бы, а отец и подавно. И Даниэль Пакош отдал бы жизнь за такой талант. Да я не могу представить ни одного из своих близких и знакомых, кто бы сокрушался из-за такой способности.

Так горевать мог лишь тот, кто осознавал всю губительную сторону этого проклятого дара.

– Разве можно гордиться своей бедой? – комната снова наполнилась его печальным голосом. – В нагрузку к таланту полководца мне определили душу. А воевать с душой невыносимо больно, Вивьен.

Как необычно он произносит моё имя!

– Если так больно, тогда почему вы здесь?

– Потому что я умею воевать.

Полковник пару мгновений молчал, глядя мне в глаза.

– Скажите, Вивьен, – нарушил тишину он. – Вы хотите услышать правдивую историю Чёрного Полковника?

Его вопрос звучал как сама сладость предвкушения. Я так разволновалась, что не смогла ответить, а просто кивнула и сильнее сжала стакан с крепким портвейном.

Часть 3
Полковник

Глава 21
Воспоминания солдата

Солдаты попадают прямиком в рай, потому что в аду они уже побывали.

Эрик Маккормак

«Летучий голландец»

За 15 дней до плена

Я снял фуражку, приветствуя рассвет.

Впереди виднелись горные хребты, усеянные покровом высоких сосен. Где-то там поднималось солнце. Его первые лучи уже выглядывали из-за гор, обещая безоблачный летний день.

На мгновение я прикрыл глаза и глубоко задышал. Тихий ветер обволакивал прохладой мокрые от пота волосы. Соль от него попадала в царапины на скулах и обжигала.

Уже июль. Самый жаркий месяц лета на пороге. Экватор уходящего года жизни почти позади.

Я окинул взглядом поле битвы. Вдохнул запах войны. Молчал, слушая её голос. Я видел её отражение в мёртвых глазах солдат. Наблюдал, как земля поглощает кровь своих сыновей и чужаков, которые принесли с собой смерть.

Очередной бой окончен. Ещё один город захвачен. Ещё один мир разрушен. Ещё сотня тысяч судеб искалечена. Мной.

– Нелегко было, да? – раздался за спиной голос одного из двух людей, с которыми я хочу разговаривать в этой армии.

– Никогда не бывает легко на войне, Вильгельм.

Я отвернулся от кровавого месива из человеческих тел и быстро зашагал в сторону полевого штаба. Вильгельм не отставал.

– У нас «гости» с той стороны, – догнал нас капитан Штейн.

– Новая разведка? Кто на этот раз? – Я почувствовал прилив раздражения.

– Трое славенских солдат. Вроде бы офицеры. Но молчат.

– Что-то видели? – быстро перешёл к делу я.

– Да кто же их знает! Наши клянутся, что нет.

– Отпусти их. Пусть бегут к своим. Нам они не помеха. Славенцы сами расправятся с теми, кто вернулся живым отсюда.

– Жестокий ты! – покачал головой Вильгельм.

Мы уже спускались в стальную землянку, которую соорудили специально под полевой штаб.

– Думаешь, здесь поступили бы помягче? – бросил я на него взгляд.

– Это был сарказм, дружище, – печально усмехнулся Вильгельм. – Ты слишком добр для этой войны! И чересчур талантлив.

Я налил стакан воды и уже поднёс его ко рту, но задержался для ответа:

– Я слишком невезучий, Виль. Чересчур.

* * *

Рассвет сменил закат.

Я устало потёр глаза и плотно закрыл дверь дома, в котором буду жить на протяжении нескольких месяцев. Раньше здесь обитал представитель местного управления. Он подал в отставку, как только мы взяли город. Бежал вместе с семьёй, оставив свой народ нам на растерзание.

Не люблю большие дома. В них больше пустоты, чем жизни.

Коттедж, который я выбрал, соответствовал всем моим требованиям. А также имел одну привлекательную особенность – месторасположение. Дом буквально приютился в скале и стоял вдали от города, среди густого леса, скрывающего жилище от посторонних глаз. Я увидел мощную каменную глыбу с природной неглубокой пещерой на расстоянии пяти метров от земли. В ней и построили дом из стекла и металла.

Вместо стен были панорамные окна с тонировкой, которая отражала взгляды тех, кто оставался снаружи. У подножия скалы текла узкая речка, через которую к дому вёл мостик, рассчитанный для пешеходов и автомобилей.

Именно здесь у меня будет редкая возможность уединиться, чтобы посвятить свободное от военных переговоров время мыслям о том, как спастись от этого гнёта, избавиться от цепей, удерживающих меня здесь.

Я направился к столу в кабинете, совмещённом со спальней, и мимолётно заметил, что это уже стало привычкой. Увидел раскинутую карту мира с метками в виде чёрного грифона.

Атлантический океан исчез, а вместе с ним Флорида, всё побережье Мексиканского залива, Чарльстон и Новый Орлеан. Холмы Сан-Франциско в Калифорнии превратились в острова.

Реки Амазонка и Парагвай стали единственным атлантическим заливом, который уничтожил Буэнос-Айрес, побережье Уругвая и большую часть территории Парагвая.

Александрию и Каир поглотили воды Средиземного моря. Индийский штат Калькутта и китайский Шанхай, с общим населением 19 миллионов человек, остались в глубине океана.

Маленькие североевропейские страны, такие как Нидерланды, Дания, Эстония, – исчезли. Каспийское море стало вдвое больше, а Чёрное – поглотило Одессу и Стамбул.

Взяв ещё один бумажный значок с изображением грифона, я прикрепил его к названию города, который сегодня взял.

Рядом с картой лежал мой пистолет, серебристый длинноствольный кольт М1900 тридцать восьмого калибра, и одинокая пуля. Поддавшись порыву, я взял её и приблизил к глазам. Захотелось снова разглядеть две буквы, которые собственноручно выцарапал на ней. Повертев пулю, я увидел их – «Г» и «Ф». Несколько секунд я смотрел молча, потом сжал пулю в кулаке и глубоко вдохнул, прикрыв глаза.

Скоро прибудет он. Чёрный конверт. Как в жуткой сказке из доброго детства. Только реальной до ужаса.

В этом конверте список людей, которых я должен приказать истребить. Они не угодили новому правителю своей верой, взглядами, цветом кожи и состоянием здоровья.

Такой конверт приходит не только мне. Он – для всех офицеров, высших чинов, которые должны исполнять приказы и следовать за идеей великого Кайзера, владыки Пантеона.

Мой взгляд скользнул дальше по будущему маршруту, и пальцы забегали по карте. Внутри прокатилась волна дрожи, когда я положил ладонь на место, где находился символ моего освобождения.

– Ещё немного потерпите. Молю вас! – мой голос разрушил тишину и заново наполнил комнату.

Раздался стук в дверь.

Я взглянул на часы. Вот и конверт.

Быстро прошагал к двери и распахнул её. Офицер секретной службы «Чёрные Грифоны» молчаливо отдал честь и протянул то самое, чёрное послание.

Моя рука не дрогнула, когда я коснулся его. Но пальцы будто жгли буквы, которые, казалось, уже пропитались кровью и болью будущих смертей.

Оставшись в одиночестве, я прошёлся к окну и не спеша взломал сургуч с рельефным отпечатком в виде грифона. Лист бумаги тёмно-серый, а буквы пропечатаны чёрным.

«Славные офицеры Пантеона!

На вас возложена великая честь – создание нового общества идеального мира. В освобождённом городе, который присоединился к нашему Государству, нужно найти и привести к месту ликвидации:

всех священнослужителей, кто причастен к какой-либо церкви;

всех, кто исповедует любую религию;

всех, кто состоит на учёте у любого врача, с любым диагнозом;

всех, кто не может продолжать род;

всех, кто имеет склонность к гомосексуальности;

всех, кто старше 75 лет;

всех, кто имеет физические или психологические увечья.

Любой возраст, любой пол. Исключений нет.

Помните, вы – отважные и достойнейшие сыны Пантеона! Вы – его честь и слава!..»

Ещё раз прочитал последние строки.

Меня передёрнуло от отвращения. Я бы сказал иначе: мы – позор этого мира. Его главная ошибка.

Именно так будут вспоминать о нас в истории. Если останутся в живых те, кто сможет вспомнить.

Глава 22
Ямщик

Солнце било в закрытые глаза, тревожило сон и будило сознание.

Я нехотя перевернулся на живот, тщетно пытаясь обрести желанное забвение. Сдавшись, открыл глаза и уныло взглянул на массивные напольные часы.

Начало седьмого. Очередное утро тяжёлого дня, который завершится обречённым вечером, стремительно переходящим в наполненную кошмарами ночь. И так по кругу. По неустанному, безвыходному и угнетающему кругу.

Печально, но уже привык. Как же не привыкнуть, когда живёшь так на протяжении двух лет?

Действуя машинально, по давно отработанному сценарию, я сбросил простыню, встал с постели и двинулся в ванную. Принял душ, обмотал полотенце вокруг бёдер и направился к мраморному умывальнику, над которым висело большое зеркало с подсветкой. Измазал скулы, губы и подбородок гелем с ароматом ментола и принялся сбривать чёрную щетину.

За распахнутыми окнами щебетали птицы, плескалась в камнях стремительная речка, тихий ветер шумел в листве. Свежий воздух гулял по просторам комнат, шевеля разбросанные по столу бумаги.

Смыв остатки пены, я вытер лицо и шею белым полотенцем. Мокрые пряди упали на лоб, и я застыл на миг, глядя на своё отражение.

Отец начал седеть к тридцати, но мои волосы были всё такими же чёрными. Странно, ведь мы были с ним очень похожи. Возможно, это раннее отцовство ускорило появление его седины? Иметь троих детей – значит, постоянно переживать о них, волноваться по пустякам и бояться, что произойдёт нечто ужасное.

Взгляд моих тёмных глаз опустился ниже, к испещрённой шрамами коже на шее и груди.

Часы пыток почти стёрты из памяти. Боль, пропитавшая тело, бессильна по сравнению с болью души. Я познал эту истину, считая каждый удар плети по оголённой спине. Двадцать пять. Ровно столько раз взлетала рука кайзерца и падала на меня.

Я принимал боль, впускал её в себя. Я понимал, что боль – плата за мою свободу.

Но ошибся.

Взгляд задержался на левой стороне груди. Именно там военные-садисты решили оставить символ своей власти надо мной. Они очень постарались, чтобы эти муки запомнились надолго. Ведь саму боль забыть не сложно. Именно поэтому они заклеймили меня, как скотину, насильно загнанную в стадо.

Тряхнув головой, прогоняя воспоминания подальше, я отправился в гардеробную. Там висела она – форма, которую я ненавидел. Чувствовал ярое отторжение каждый раз, понимая, что нет иного выбора и придётся надеть её снова.

Глаза привычно скользнули по дорогому сукну чёрного офицерского кителя, расшитого золотым узором листьев папоротника по вороту, плечам и спине. Пальцы коснулись ненавистной ткани и сдёрнули её с вешалки.

Я неспешно натянул чёрные узкие брюки, застегнул все пуговицы на чёрной сорочке и, наконец, накинул чёрный мундир.

Глаза, подобно двум гильотинам, скользнули по зеркальному отражению. Словно казнили меня ещё раз за то, что когда-то сжёг подобный наряд в саду собственного дома, а после пил до утра, не веря, что обрёл свободу.

Хорошо, что так и не поверил.

Ведь не прошло и года, как на моих плечах оказались погоны офицера с выпушкой, петлицы и эмблема сухопутных вооружённых сил Непобедимого Пантеона – нагрудный имперский орёл. Ненавистная нарукавная нашивка с грифоном напомнила, что я служу не своей стране, а мерзкому фанатику, который будто возродился из проклятого праха прежних безжалостных правителей мира и стал новым идолом для тех, кто жаждет крови или эгоистичного спасения. Привычное чувство самобичевания обострялось в момент обычного утреннего ритуала.

Пристегнул орден «Рыцарский крест» на ворот рубашки. Ещё один висел на левом нагрудном кармане мундира. Его лично приколол Кайзер в знак триумфа кампании по вторжению и захвату Африки, которую разработал я.

Утреннее мучение заканчивалось надеванием фуражки, которая сдавливала мою голову почти весь день. Прислонив вертикально вытянутую ладонь к центру блестящего козырька, я убедился, что она сидит ровно. Бросил последний взгляд в зеркало, услышав шум машинного двигателя.

– Вы тошнотворно пунктуальны! – пробормотал я своему отражению. – Снова в бой, полковник?

Но ответа, как всегда, не последовало.

Я двинулся к выходу, уже зная, что там меня ждёт не только чёрный тонированный внедорожник с верным водителем – сержантом Эггом Хартмутом.

Взявшись за ручку, я почувствовал, как сердце ускорилось, поддавшись приливу волнения. Одним рывком распахнул дверь, а взор опустил на порог. Резкий выдох развалил тишину на части. Интуиция не подвела.

Ибо внизу всё-таки лежал небольшой конверт из белой бумаги.

Чёрные послания передавали из рук в руки как распоряжения и особые приказы от Кайзера. Эти же письма я находил в разных местах и разное время, без подписей адресата и получателя.

Ушло некоторое время на то, чтобы вычислить закономерность их появления: под дверью, на подоконниках или в момент затишья на поле боя.

Письма от Ямщика.

Прозвище придумал я. На время, пока не узнаю, кто за ним скрывается.

Быстрым движением я поднял письмо и уже на ходу спрятал во внутренний нагрудный карман мундира. Сбежав по ступеням крыльца, я запрыгнул в автомобиль на заднее сиденье, коротко кивнув Хартмуту.

Водитель захлопнул за мной дверцу и, обойдя авто, сел за руль.

Машина тронулась с места, и я снова взял в руки конверт. Бережно раскрыв его, увидел там сложенный вдвое листок. Достал его и едва сдержал вздох облегчения, увидев знакомый почерк. Быстро свернув короткое письмо, спрятал его в конверт и убрал в тот же карман.

Уставившись в окно, я старался сдержаться, чтобы не прочитать долгожданную весточку сейчас. Лучше дождаться вечера и одиночества. Хотя в последнем я не уверен. Ведь на протяжении двух лет, с тех пор, как вернулся в армию, кто-то оставляет послания, иногда даже предупреждения. Раньше пытался вычислить или хотя бы понять: отправитель – мой друг или враг?

Но все усилия были тщетными. Я смирился. Временно. Пока этот неизвестный – единственная связь с людьми, которыми я дорожу.