Текст книги "Тихий ветер"

Глава 23
Обречённость дождя

За день до плена

– Кайзер доволен вашей стратегией. Однако сейчас он сомневается, что следует продолжать наступление через вот это шоссе, – голос генерала Карстена Коппа царапал слух скрипучими звуками. – Если мы бросим туда силы, враг атакует нас с востока.

Я смотрел, как он склонился над картой, сохраняя свою офицерскую осанку, и высокомерно ткнул пальцем в место на карте.

– Так и будет, – спокойно ответил я, продолжая стоять по стойке смирно, сцепив руки за спиной. – Славенцы потратят свои силы, сражаясь за это шоссе и отбивая активные действия войск, действующих в районе села Збучев. Необходимо начать наступление в направлении северо-запада. Когда солдаты Аргинского отступят, образуется широкий разрыв фронта в районе города Свитязь и Збарош. Они непременно отойдут в округу Збучева. Тут вступят наши танковые части и смогут нагнать отходящих. Вместе с пехотой 17-й армии они образуют котёл, где и добьют отступивших.

Я замолчал, глядя, как генерал Копп шарил глазами по карте, явно теряясь в чужеземных названиях, и едва сдержал злорадную ухмылку. Он встретился с моим взглядом, и желваки заходили на его гладко выбритых скулах, одна из которых была искажена шрамом.

– Моя стратегия более подробно изложена на бумаге в ваших руках. Или вам важно услышать устную гарантию её успеха?

Генерал тяжело засопел и, словно пытаясь, взять себя в руки, провёл ладонью по седым волосам, зачёсанным назад.

– Вы должны молиться на свою гарантию! – прошипел он.

Улыбка будто приросла к моим губам. Я смело смотрел в глаза человеку, который уже давно ненавидел меня. Он осознавал, что, будь моя воля, я бы носил самый высокий чин и требовал результата уже от него.

Да здравствует его тщеславное счастье – мне не дают такую власть. Они понимают, что я погублю Пантеон, да так молниеносно, что заметят это только после полного поражения.

– Когда мы подступим ближе к столице, славенцы отступят, – проигнорировав его жалкую колкость, продолжил я. – Таким образом, одна из ваших главных задач будет достигнута.

– Наших задач! – прорычал генерал.

– Как угодно!

Я, щёлкнув каблуками и коротко кивнув, вышел из его кабинета, даже не спросив позволения.

Чёрт! Зачем же так опрометчиво веду себя?! Ведь с каждым резким словом или самовольным поступком мне могут прислать кровавый отпечаток, который смастерят армейские садисты. И тогда я точно сойду с ума.

Если проиграю хоть один бой – их убьют.

Если отступлю – их убьют.

Если совершу ошибку – их будут пытать, а после убьют.

Если попытаюсь сбежать – их убьют.

Если попаду в плен – их убьют…

Я вырвался на вечернюю улицу из здания, которое занимало управление группы армий «Аванпост», и глубоко задышал. День подошёл к концу, и пора возвращаться в свой временный дом, чтобы набраться сил для нового круга.

Я устало спустился по ступеням, не вглядываясь в лица солдат, которые торопились мимо. Сержант Хартмут учтиво открыл дверь и отдал честь.

Я молча сел на заднее сиденье и уставился перед собой. Я знал, что, скорее всего, этого солдата часто пытают и допрашивают. Секретная служба Кайзера под названием «Чёрные Грифоны» хочет знать все детали моих передвижений. Часто замечал, как он прихрамывает или морщится от боли, когда сильнее выворачивает руль. Несколько раз пытался отстранить Хартмута от его обязанностей. Но парень оказался стойким и упрямым.

Эгг Хартмут служил со мной, когда я был ещё капитаном. Возможно, он верен мне. Но, вероятнее всего, угроза расправы заставляет его быть рядом.

Впереди виднелись грозовые тучи. Тихий ветер перерос в шумные порывы и принялся сильнее гнуть ветви деревьев, обещая им желанную прохладу от летнего ливня. Единственное хорошее событие за эту неделю.

Первые капли дождя упали на чёрный металл автомобиля, когда мы были на полпути.

– Харт, остановись, – поддался я порыву.

Сержант тут же нажал на тормозную педаль.

– Возвращаемся? – выжидающе посмотрел он на меня в зеркало заднего вида.

– Ты возвращайся, – взялся я за ручку дверцы автомобиля. – Дальше я пешком.

– Но дождь!.. – запротестовал было тот.

– Завтра без опозданий, сержант!

И я раздражённо хлопнул дверцей.

Автомобиль ещё немного постоял на месте. Водитель явно сомневался, можно ли оставлять меня здесь. Но вскоре я услышал за спиной шум двигателя, который стремительно удалился.

Наконец-то, мои долгожданные спутники – одиночество и дождь.

Накатанная дорога среди леса ещё не промокла, и грязь под ногами не успела образоваться. Звук шагов приглушал шум дождя, который шуршал листвой деревьев.

Тёплые капли падали на ненавистный мундир, орошая его слезами тех, кто меня проклинал. Дождь пытался смыть мои грехи. Кровь людей, которых я погубил. Сотни. Тысячи. Миллионы. Кровь невинных, спрятавшихся в бомбоубежищах и погребах. Кровь детей этой земли. Кровь самой земли.

Стекая по лицу и утопая в вороте кителя, капли небесной воды прикасались ко мне. Закрыв глаза, я дышал верой в то, что дождь искупит грехи. Наивной верой. Робкой надеждой. Солдатской обречённостью. Снял фуражку и подставил лицо прохладной воде, наслаждаясь её касанием.

Где-то в глубине сознания неугомонный голос зачитал сводки разведок, которые настаивали на осторожности в связи с обострением партизанских вылазок и разведывательных операций славенских солдат. Только вчера нам попался их офицер, который всё никак не выдавал нужную информацию. Если за выходные мои солдаты его не раскусят, придётся отдать его кайзерцам. А те уж постараются!

И почему я снова думаю о том, что пожирает мою бесовскую душу?!

Сумерки стали окутывать лес. Мундир промок насквозь и стал тяжелее в несколько раз. Впереди уже показалась скала, в которой умело высечен мой временный дом, но до него ещё далеко.

Сильный хруст слева заставил напрячься. Я повернул голову в его сторону. Мозг всё ещё раздумывал, но рука уже вылетела вперёд, выбивая из пальцев нападавшего армейский нож.

Второй рукой я размахнулся и врезал замаскированному в листве солдату в челюсть. Он упал на спину с приглушённым звуком и, казалось, на полминуты потерял подвижность.

Не время расслабляться! Одновременно вынимая кольт, я развернулся и нанёс новый удар. Нападавший от него не выронил нож, но рухнул на колени, согнувшись от боли в области печени.

Я взвёл курок, наставляя на первого, который уже почти поднялся и сделал шаг назад…

– Сучёныш! – раздался рык совсем близко.

Тело превратилось в струну, но я опоздал на четверть секунды. Третий нападавший прыгнул мне на спину, но не сбил с ног. Я бесцельно выстрелил, хватаясь за мощные руки разведчика и пытаясь скинуть его с себя.

– Получай, мразь! – прошипел он мне в ухо.

Армейский клинок вошёл в моё тело в области рёбер. Я ощутил жгучую боль. Казалось, что в ушах эхом отразился скрежет лезвия о кость, а сорочка стала тёплой на пару секунд. Это кровь хлынула из глубокой раны.

– Нет! – заорал я, преодолевая боль, и скинул вражеского солдата.

Мне нельзя в плен! Только не это! Ведь их убьют! Всех убьют…

Новая острая боль в затылке заморозила мои мысли. Я замер, но лишь на мгновение. Я разжал пальцы, роняя кольт в высокую траву.

Чёрный вихрь закружился перед глазами. Я рухнул на землю, отдавшись темноте и забвению.

Глава 24
Испытание силы

Плен

Меня не сломить.

Меня не убить.

Меня не удержать.

Мысли как заклинания. Разум как проклятие. Он не отдавал меня забвению. Он будил раньше, чем наркоз заканчивался. Я просыпался от боли. Стонал от осознания, но беззвучно и бессмысленно – меня никто не слышал. Будто бился в звериной истерике, разбивая кулаки в кровь о бетонные стены толщиной в километр.

Плен. Безвыходность. Бессилие. Молиться? Если бы знал хоть одну молитву, если бы верил хоть в одно божество, то непременно помолился бы.

Голоса надо мной… Они говорят обо мне. Я в опасности, но не смертельной. Звуки, будто я в больнице. Запах спирта. Запах крови. Кто-то протыкает мою кожу, снова и снова. Это зашивают рану в боку, там, где особенно болит.

Сознание беспощадно вытаскивает меня из химического сна, бьёт словами, мучает голосами.

«Мессарош».

Слово на автоповторе. Оно сплелось с бредовыми мыслями и бьётся в конвульсиях на задворках памяти.

«Мессарош».

Откуда я знаю это имя? Нет, не имя. Это фамилия. Да, уверен в этом.

«Мессарош».

Так называют кого-то рядом со мной. Кто-то из медперсонала откликается на эту фамилию. Женский голос. Звучит мягко, но сдержанно.

«Мессарош».

Слово-эхо. Слово-боль. Слово, которое не даёт мне уснуть. Слово, которое пробуждает.

Я открыл глаза.

Тихо. Что-то пикает слева, над головой. Белые стены. Белая постель. Синие глаза. Они сосредоточенно смотрят на меня. Изучают.

Добрые глаза над белой медицинской маской. Яркий источник света среди бесцветной мглы.

– Пить… – прохрипел я.

Тонкая рука приподняла мою голову. Холодное стекло коснулась пересохших губ. Вода скользнула в рот, даря восхитительное наслаждение. Она отрезвила меня, придала ясность мыслям и глазам.

– Отдыхайте. Я буду рядом с вами, – обещала мне обладательница выразительных синих глаз на фламандском языке без намёка на акцент и знакомым голосом. Та же мягкость. Та же сдержанность.

Она склонилась надо мной, и бейдж, прикреплённый к краю нагрудного кармана, сверкнул, попав под блики искусственного света.

«Мессарош».

– Глаза… красивые…

И фамилия тоже. Необычная. Её запомнишь сразу, стоит один раз услышать. Особенно если её носит выдающийся генерал. Особенно если его сын попал к тебе в плен.

Мессарош – фамилия, созвучная с выражением «единственный шанс на спасение»…

Два дня после побега из плена

Лес воплощал бесконечность пекла. Деревья двоились перед глазами, путая в пространстве. Они танцевали передо мной, прятали тропы и сбивали мысли.

Но я был благодарен им за близость. Жёсткие стволы помогали устоять на ногах, и я уже научился игнорировать боль, с которой многолетняя кора впивалась в кожу, раздирая её.

Я плёлся среди лесной чащи уже несколько дней, но это не точно. Запомнил, как солнце дважды вставало и пряталось за горизонт. Вот только отделить бы реальность от бредового сна.

В рваной сорочке, пропитанной кровью, и не только собственной, я падал на землю каждый раз, когда слышал подозрительный звук. Делал это слишком часто и до конца не был уверен в их действительности.

Единственное, что точно знал, – направление.

Я брёл строго на запад, откуда шли войска Кайзера. Мне нужно лишь увидеть этот дьявольский чёрный флаг и не попасться на глаза тем, кто боролся против него.

Пока удача была на моей стороне.

Эта мысль заставила меня оскалиться в жалкой попытке усмехнуться. Потрескавшиеся губы пронзила боль, но по сравнению с той, что пульсировала в зашитой ране и в сломанных рёбрах, она казалась комариным укусом.

Вкус собственной крови стал привычным, а вонь от разлагающихся трупов, присыпанных известняком и хлоркой, продолжала разъедать ноздри даже спустя больше чем сутки. Было бы хуже, если бы меня решили скинуть в реку. Снотворное от дочери генерала Мессароша оказалось слишком сильным, и я проснулся уже с рассветом.

Дважды над головой пролетали самолёты. Пять раз я слышал разрывы бомб и автоматные очереди. Четыре раза пил воду из ручья. Больше сотни раз падал на землю – обессиленный, истерзанный – и миллион раз заставлял себя подняться. Но если силы окончательно покидали меня, я полз, хватаясь за корни деревьев и кустов.

Яркие, до боли реальные образы всплывали перед глазами. Они заставляли тянуть к ним руки, тихо рычать от боли и, сквозь бессилие и нечеловеческую усталость, тащиться к спасению.

– Погоди!..

– Да ты только посмотри на него?! Явно не наш!

Где-то в соседнем мире звучали голоса.

– Ступай за капитаном. Без него его не трогать.

Голоса становились громче.

Нужно сказать им, кто я! Но почему я не могу говорить?

Язык прилип к нёбу и отказывался сотрудничать с разумом. Веки не слушались и никак не поднимались.

Кажется, я действительно умираю…

* * *

Три дня после побега из плена

– Эй, везунчик, просыпайся уже!

Знакомый сон. Он словно из прошлой жизни, с которой я давно попрощался.

– Ты слышишь меня, друг?

Да! Я слышу тебя! Как же я рад слышать тебя!

Но сил нет сказать хотя бы слово или открыть глаза. Веки будто налиты свинцом.

– Нужно просыпаться, Герман. Пора.

– Виль…

Хрип прозвучал как будто со стороны. Разве это мой голос? Так давно его слышал, что забыл, как он звучит на самом деле.

– Да, брат мой! – с облегчением откликнулся близкий друг. – Как же ты меня напугал!

– Список… – продолжал хрипеть я, пытаясь поднять веки. – Список имён… пленных… офицеров… Принеси!

– Неожиданная просьба, – пробормотал Дрейк.

– Мессарош… Старший… Лейтенант… Жив?!

Мне удалось открыть глаза. Яркий дневной свет тут же ослепил. Я поморщился. Жуткое эфемерное состояние, будто во мне химии больше, чем воды.

– Не знаю, – озадаченно ответил Вильгельм. – По именам помнишь их только ты. Что тебе нужно от него?

Я скривился от боли в пересохшем горле, но, собравшись с силами, ответил:

– Отдать долг!

Глава 25
Непризнанная ошибка

Девять дней после побега из плена

Я поднял глаза на вошедшего офицера и откинулся на спинку кресла.

– Докладывайте, старший сержант! – остановил я его формальное приветствие, желая как можно скорее закончить этот слишком длинный день.

Молодой и азартный солдат стал рапортовать, пока я лениво перемещал взгляд по комнате, которую временно считал своим кабинетом. Тёмно-зелёный восточный ковёр, такого же цвета тяжёлые портьеры на трёх окнах, массивный стол из красного дерева и книжные шкафы с изобилием редких изданий по истории и философии.

Просторно, дорого, эгоистично… Это те три слова, которые точнейшим образом описывали образ жизни, открыто демонстрируемый владыками Пантеона. Лишённые человечности и безумно влюблённые в самих себя, они гордо шествовали в дома, которые нагло и безнаказанно отбирали, и хозяйничали там. Лидеры, за которыми тянулись миллионы, на которых хотели быть похожими, которых откровенно уважали…

Один из таких глупцов сейчас стоял передо мной с выправкой будущего бравого офицера и нерушимой верой в человека, которого назвал своим вождём.

– Операция «Красный крест» завершена с безоговорочным успехом, – докладывал перспективный старший сержант авиации. – Четыре истребителя сопровождения «Bf 109» атаковали санитарный поезд вместе с пятью пикирующими бомбардировщиками. Поезд разгромлен. Выживших почти нет.

Я сложил ладони домиком перед собой и глубоко вздохнул:

– Поезд прибыл без опозданий?

– Всё как вы говорили, полковник! – отрапортовал солдат.

– Отлично, старший сержант. Можете идти.

Тот отдал честь, щёлкнул каблуками, развернулся и вышел. Уверен, он устремился к другим солдатам, которые уже давно отправились предаваться сладким утехам на «заслуженном» праве оккупации.

Я долго смотрел на закрывшуюся за ним дверь, борясь с нестерпимым желанием выбежать следом и бежать до тех пор, пока хватит сил. Но пока могу позволить себе лишь покинуть штаб. И только до завтра.

Я перевёл взгляд на карту и мысленно отметил ещё один шаг, который приблизил армию Кайзера к столице Великославии.

Часы пробили десять вечера. Чуть больше недели, как я чудом спасся из плена. Кайзер узнал о моём промахе. Но пока не отреагировал.

Взгляд скользнул к письму от Ямщика, которое я нашёл сегодня утром. Он так долго молчал, что я не решался открыть конверт, боясь прочитать жуткие слова-приговор.

«Кайзер знает о плене. Но они живы».

Всего семь слов. Таких важных и необходимых. Плевать, что меня ждёт расплата за допущенный промах. Главное, что их не тронули!

Я поднялся на ноги. Пора возвращаться в дом, который сейчас представляет собой мою обитель отчаяния. Застегнул мундир и надел фуражку. Поправив козырёк, вышел сквозь распахнутые двери на тёплый воздух летнего вечера.

Штабы кайзеровской армии не скрывались под землёй. Контратаки не предвидится ещё несколько месяцев.

Воздушная защита – самая мощная и непобедимая. Истребители почти невидимы ночью и быстры при свете дня. Их замечают только тогда, когда взрываются бомбы, выпущенные ими.

Воины Чёрной Армии – самые бездушные. Они выстрелят в любого, кто покажется им подозрительным, не глядя на возраст или пол. И с каждым днём службы под присягой Якобу Кайзеру человечность уходит из них. Солдаты превращаются в жестокую машину войны.

Водитель ждал меня у чёрного бронированного внедорожника. Я неспешно спускался по ступенькам крыльца.

Пронзительный вопль разрезал окружающую тишину. Я замер на предпоследней ступени. Показалось?

Но истошный звук повторился. Кричала женщина.

Я оглянулся на здание, которое минуту назад собирался покинуть. Сосредоточенно скользнул взглядом по этажам, усеянным тёмными окнами, кроме двух в подвале. Там любили засиживаться солдаты подразделения «Чёрные Грифоны». Там проходили пытки пленных и допросы подозреваемых.

Я быстро пошёл обратно к входу в здание, уже чувствуя вкус будущей расправы над теми, кто смел меня ослушаться. Я не отдавал приказа кого-то допросить, и в списке военнопленных не было женских имён.

Размашистым шагом я мчался по коридору к лестнице, которая вела в подвальные комнаты, перебирая в голове возможные варианты спасения провинившихся.

Если они тайком не пытаются выведать важную информацию у разведчицы или лётчицы сбитого истребителя, о которой мне не доложили, а хотят развлечься с насильно притянутой сюда женщиной, то им грозит суровая расплата.

Приближаясь к комнате, через дверь которой пробивался тонкий луч света, я услышал женский плач и мычание. Она явно молила о спасении или о пощаде, пока один из них закрывал ей рот.

Первобытная ярость и ледяное презрение соединились в единую разрушительную силу. Дверь я вышиб одним ударом плеча и, не обращая внимания на ноющую боль в руке, которую только что жёстко напряг, впился глазами в присутствующих.

Трое мужчин в военной форме испуганно подпрыгнули и оглянулись на ворвавшегося дьявола в моём обличии. Да, именно таким они меня и видели. Для них я – офицер, которому всё дозволено самим Кайзером и который откровенно ненавидел каждого из них. За малейшую провинность они несли жестокое наказание, а за прямое непослушание – смертельное.

И да, я имел право казнить их. Сейчас каждый из этих трёх наверняка проматывал в памяти всё рассказы о моей кровожадности, которые слышал когда-либо.

Кровь клокотала возмущением в моих венах. Ярость заставляла сдавливать челюсти сильнее и сжимать кулаки. В повисшей внезапно тишине комнаты с серыми стенами слышалось лишь хриплое дыхание женщины, чей крик их и погубил.

Я впился глазами в солдата, который держал за шею окровавленную девушку в разорванном и грязном платье. Её руки были связаны за спиной, а растрёпанные светлые волосы слиплись от крови.

Форма солдат беспрепятственно выдала их звания и принадлежность к армии. И это гораздо важнее имён.

– Какого дьявола здесь происходит, солдаты?! – прогремел я, окидывая ненавидящим взглядом всех троих по очереди. – Кто отдал приказ на подобные действия?!

Рядовые явно не ожидали увидеть здесь меня в такое время. Все давно празднуют, поэтому прятаться и не думали. А животные инстинкты лишили их бдительности.

– Полковник… – выдохнул один из них и быстро метнул беспомощный взгляд на своих товарищей, которые также планировали сегодня весёленький вечерок.

– Отпустите её, солдат! – прорычал я, и тот тут же отдёрнул руки от девушки.

В тишине прозвучал мучительный стон, с которым пленница потеряла сознание и сползла на пол.

– Назовитесь! – мой голос превратился в шипение.

Они будто опомнились и стали по стойке смирно.

– Стеффен Вайс, сержант!

– Рюдгер Кинег, ефрейтор!

– Эрнест Аккер, младший сержант!

Эх, как жаль, что я ещё не научился убивать взглядом. Грандиозная экономия времени получилась бы.

– И кого же вы решили замучить? – презрительно вопрошал я. – Отвечайте! Быстро!

– Мы нашли её в лесу, возле военного автомобиля! – быстро протараторил ефрейтор. – Машина въехала в ствол дерева. Водитель был мёртв.

Я сжал кулаки, отчаянно желая проехаться ими по лицам этих молодых ублюдков.

– За нарушение дисциплинарного устава отправляю вас под усиленный арест, – сдавленно сообщил я и увидел, как облегчение промелькнуло на их лоснящихся от холодного пота лицах.

Я кровожадно улыбнулся и продолжил:

– Завтра вам назначат такие виды штрафных работ, которые надолго избавят вас от плотской неудовлетворённости, жажды насилия и аппетита, солдаты! Свободны!

Они неряшливо отдали честь и вышли из подвальной комнаты.

Я посмотрел на грязное лицо женщины, которая может не дожить до завтрашнего утра. Она пережила аварию и чуть не стала жертвой трёх извращенцев. Если удастся её спасти, то она вернётся на свою территорию. И будет жить в привычном мире, пока я не приведу туда войска Кайзера.

Я развернулся и пошёл к двери, чтобы снаружи дождаться врача и выкурить сигарету в попытке успокоиться. Но сделав два шага, остановился. Мои действия опережали мысли. Что-то не так. Её лицо… Оно мне знакомо. Чёрт возьми, оно мне чертовски знакомо!

Я ринулся к лежащей без сознания девушке и присел рядом. Откинув пряди волос, пытливо изучал черты её лица.

Волнение побороло удивление. Напряжённый холод прокатился по спине и перерос в жар на затылке. Не может быть!

Эта мысль неустанно пульсировала в голове, пока я нёс девушку к машине Леннарта Хофера, припаркованной у запасного выхода. Хартмут ждал меня у парадного, но доверять ему такое – слишком большой риск.

Уложив полуживую и неожиданную гостью на заднее сиденье автомобиля, я закрыл дверь и дал сигнал другу, который тут же надавил педаль газа и умчался в темноту.

Гроза рвала ночную тишину, а молния разрезала небо. Я разглядывал её венозные узоры на чёрном полотне и раздумывал о событии, которое только что произошло и которое неоспоримо перевернёт всё в моей жизни.