Текст книги "Секрет индийского медиума"

– И вот пятая раса – это люди, потомки ариев, в жилах которых затерялось несколько капель божественных крупиц. И только в наших силах достигнуть великого Преображения, воскресить в себе уснувших богов и стать полноценным представителем шестой расы, расы, тождественной первой. Ибо, как известно, история ступает по спирали… Надеюсь, когда-нибудь труд мадам Блаватской переведут на русский язык и вы сами узнаете значение этих слов, – проговорила Ульяна, с трудом скрывая негодование на Ромэна, который совсем не слушал, не замечал гневных сигналов взора сестрицы, а с подобострастием продолжал глядеть на принесенную супницу, точно на изображение святой.

Она хотела было продолжить пересказывать книгу Блаватской, но крышку с супницы сняли, и по залу распростился дивный аромат ухи.

Ульяна замерла на полуслове, ее желудок скрутило едва не в баранку. А коварный предатель Ромэн первый подал свою тарелку. Ну уж нет, каков Иуда, ежели мы в одной лодке, тонуть будем вместе. С минуту она глядела на супницу расширившимися глазами. Следом вдруг вскочила, отпрянула от стола и в ужасе протянула руки, словно отстраняясь от чего-то чудовищного.

– Я вижу, – наконец проговорила она спустя несколько минут ужасающего молчания.

Все семейство застыло в недоумении с тарелками и ложками в руках, Проша занесла было поварешку над супницей. Оглушительное бряцание посуды сменилось напряженной тишиной. И только слышны были ходики из гостиной.

– Опять видение? – проронил банкир.

– Я вижу прошлую жизнь этого бедного создания…

– Кого? – вновь проявил сомнение Биреев.

– Она была девушкой с прекрасной белой кожей и черными раскосыми глазами…

– Кто? Эта рыбина? Форель?

– В ее длинных черных локонах вплетены ленты. Она гуляет по саду, где на черных голых ветках цветут розовые цветы. Ее любимое место – ажурная беседка у фонтанчика… Это японская принцесса! Но она очень избалованна… плаксива и капризна… Смерть забавляет ее… Вижу кровь, вижу меч… Ее руки, ее нежные белые пальчики в крови… Теперь она здесь, на столе. Да, она рыба!

Последнюю фразу Ульяна произнесла, пронзительно взвизгнув и рухнув следом на колени.

Все как сидели, глядя на нее широко раскрыв глаза, так и продолжали смотреть, не шелохнувшись. Пришлось добавить второй акт, иначе пауза рисковала нарушить драматизм печальной истории японки и оборваться не аплодисментами, а хохотом. И Ульяна бросилась к ногам Ромэна. Всхлипывая, принялась уговаривать его не есть принцессу, приводя при этом многочисленные аргументы, упрекая в бездушии и неблагоразумии, грозя всеми космическими силами и гневом древних.

– Никогда нам не превозмочь земного притяжения, будем пожирать друг друга тысячи веков, – рыдала она, – и за это нас накажут, так же однажды подав к столу!

Последний аргумент заставил всех вздрогнуть.

Нечего делать – Ромэну пришлось отодвинуть тарелку от себя. Следом тарелку от себя отодвинула впечатлительная Катенька, ну и, конечно же, мадемуазель Сонер последовала жесту хозяйки. Девушки – бледные, крайне изумленные – переводили круглые, как блюдца, глаза с плачущей экстрасенши на тарелки, на Прошу с поварешкой, на маменьку. По лицам их проносились вихри неведомых прежде духовных осознаний, а вернее – полного изумления.

– Проша, убери супницу, – велела Дарья Валерьяновна.

С безмолвным унынием смотрел Степан Петрович, как кухарка уносит уху.

После неудавшегося ужина, ибо покормиться успели только сказками, совсем обессиленную медиума отвели в комнату мадемуазель Катерины. Дочка начальника Полицейского Архива переместилась к мадемуазель Сонер. Николя Габриелли отвели в комнату для гостей, располагающуюся за стеной бывшей комнаты Кати, – так что далеко бегать бы не пришлось, случись что.

Глубокой ночью Ульяна услышала скрежет за окном. Она так и не смогла уснуть, перемалывая в мыслях события нынешнего вечера, взвешивая свои речи и припоминая слова великой мистификаторши мадам Блаватской, тонкости ее экзотического учения, какие громкие фразы та произносила, какие умопомрачительные эксцентричности выделывала, – готовилась к следующему дню, а вернее, к выходу на сцену. А тут вдруг кто-то в окно стучится среди ночи.

Подошла к подоконнику, глядь, а это Ромэн, по карнизу, оказывается, пробрался. Открыла, впустила.

– Ну ты, Элен, даешь, – проронил запыхавшийся и озябший Лессепс-младший, стряхивая снег с сапог.

– Нет, это ты даешь, – возразила негодующим шепотом Ульяна. – Отчего не через дверь? Ты мог поскользнуться. Погляди, весь ковер запачкал – догадаются. Разве не научила я тебя беззвучно открывать замки?

– Не ругайся! Я тебе пирожков принес. Небось голодная сидишь? Тоже мне экстрасенс! И придет же такое в голову – энергия Солнца и японская принцесса! Между прочим, мы об этом не договаривались.

И вынул из кармана завернутые в салфетку обещанные пирожки. Во рту Ульяны и маковой росинки с утра не было, за катанием на коньках пропустила обед. Разом она перестала гневаться и отчитывать юношу, выхватила кулек из салфеток и, усевшись на кровать по-турецки, стала с аппетитом жевать.

– Чтобы правдоподобно было, – с набитым ртом принялась она объяснять, – нужно изобразить неземное существо с неземными потребностями. Оно не должно ни есть, ни спать.

– Ага, не дышать и по воздуху летать, – отозвался Ромэн, усевшись рядом.

– Вот было бы здорово! Летать! Но я пока не придумала, как это сотворить. Но гляжу, наши клиенты и без того нам верят. Спасибо Кириллу Марковичу, он много ценных сведений добыл, да таких, которые не каждый знать может. То, что нам и надо.

– А что за мадам Блаватская такая?

– Неужто ты не знаешь?

– Припоминаю с трудом. Тоже русская?

– О! Елена Петровна – великая женщина! Я о ней давно знаю, да только никак не удавалось на след напасть, знакомство свести. Лишь позапрошлым летом случилось месье Эйфеля уговорить навестить ее в Лондоне, они хорошо друг друга знают, масоны с теософами вась-вась. Вот она и является у них самой главной – у теософов. Понимаешь, это общество людей, которые считают себя избранными, обладающими великими знаниями всего мироздания, почти богами, они помнят свои прошлые жизни, обладают ясновидением и яснослышанием. Публично не едят мяса, имеют как минимум три глаза, а после смерти их не хоронят, а кремируют.

– Но ведь все эти спиритуалисты – просто шарлатаны! Я никогда серьезно ими не интересовался. Знал одного, у дедушки бывал, носил чалму и так же смешно, как ты, водил руками по воздуху, рассказывая про духов и энергию вселенной. Просто новая мода!

– В том-то весь и фокус, что это модно, значит, притягательно для простачков! Месье Эйфель познакомил меня с ней. Я во все глаза на нее глядела, всю свою наблюдательность на помощь призвала, но так и не смогла ни на чем подловить. Особенно она была великолепна, когда внезапно среди разговора вдруг вскочила и, пробормотав что-то вроде: «Мои Учителя посылают мне информацию!», схватила лист бумаги и стала строчить так быстро, что, пока писала, сломала два железных пера. Прямо при мне и при месье Эйфеле. А потом нам это читать принялась. Там как раз про расы всяческие рассказывалось, про адептов. Ее актерским способностям можно позавидовать. Ах как жаль, что мне раньше в голову не пришло такое же сообщество создать. Но ничего, я, быть может, еще ее переплюну. Начало положено. Я хрупка, нежна. Чем не внеземной адепт? Сколько умов можно свести с ума! Масоны померкнут в свете нового учения. Вот только название надо особое придумать. Служитель Света! М-мм? Как вы находите, месье Лессепс?

Внезапно за дверью послышались легкие девичьи шаги.

– Мадемуазель Габриелли, – раздался тонкий голосок вслед за осторожным стуком.

Ромэн как ошпаренный вскочил с кровати, сначала вжался в стену, будто желая в ней раствориться, а потом понял, что не выйдет слиться с обоями, хоть даже и в потемках, в ужасе принялся метаться по комнате.

– Ну что же ты, внеземной адепт, не придумаешь, как невидимкой сделаться?

– А нечего было через окно лезть! – едва слышно зашипела Ульяна. – Теперь тут пирожками пахнет!

– Мадемуазель Габриелли, я слышала ваш голос. Вы не спите? – заскреблась за дверью Катерина, ибо это была она.

Наспех открыли окно, Ромэн перегнулся через подоконник, но Ульяна схватила его за рукав, прежде чем тот ступил обратно на карниз.

– Тихо, тихо, остановись. Ты запер свою комнату?

– Да.

– Молодец. Тогда полезай под кровать. Катерина надолго не задержится, а ты в спешке сейчас сорвешься. Едва ль не две сажени до твоего окна. Костей потом не соберем. Никакая Блаватская не спасет.

– О-о, ты так заботлива, сестрица! – просиял Ромэн.

– Полезай, живее.

Запихав юношу под кровать, следом туда же пнув ботинки, которые, видимо, попали ему прямо по голове. И под его приглушенное: «Ай!» Ульяна поспешно бросилась открывать дверь мадемуазель Михайловой.

– Вы не спите? – осторожно ступая в свою бывшую комнату, спросила Катя. – Вы говорите с кем-то?

– Я никогда не сплю, – с ноткой грусти проронила Ульяна, в точности копируя манеры Елены Петровны. – Сон не нужен человеку шестой расы, эта потребность только для простых смертных.

– Вы никогда не спите? А с кем вы говорили?

– Со своей космической семьей, своими космическими братьями и сестрами.

– Они здесь?

– Да, их души, обитающие на разных звездных системах, часто навещают меня.

И указав поочередности то на одно пустое пространство, то на другое, тыча рукой просто в воздух, Ульяна стала называть космических родственников по их божественным именам, прямо на ходу выдумывая слова, будто взятые из тарабарского языка.

– И у вас есть божественное имя? – восхищенно воскликнула Катя.

– Да, но его следует держать в секрете. Вам же я откроюсь, Катенька. Ведь вы тоже сущность из Истинного Дома, только этого не помните. Я тотчас же поняла это, едва увидев вашу сияющую фиолетовым цветом ауру души. Меня зовут – Тея-Ра. Я – аватара богини Солнца. В Индии меня звали Тарой.

Ромэн даже хрюкнул со смеху, благо Катя до того вся поглощена была речами гостьи, что не расслышала странного звука из-под кровати. Изумилась странному наречию и попросила объяснить, что это за язык такой. Ульяна тотчас же пустилась в пространные рассуждения о далеких галактиках и звездных скоплениях, где живут великие души – Адепты и что они говорят исключительно на этом языке, именуемом тайным.

– Пожалуйста, госпожа Габриелли, расскажите мне, кем я была в прошлом рождении? Я и маменька покоя себе не находим, до того знать охота. Я тоже хочу вспомнить свое божественное имя. Ведь я чувствую, я всегда чувствовала себя кем-то иным…

– Ты можешь вспомнить его, если пожелаешь сама, – Ульяна мягко взяла девушку за руки. – Но я всегда рада помочь. Садись рядом, закр-рой глаза, расслабься и попробуй представить любую кар-ртинку перед глазами… Ты видишь? Ты видишь эти цветные узоры, меняющиеся с частотой секундной стрелки? Это ворота в Истинный Дом. Сделай шаг, лишь один-единственный шаг внутрь…

В итоге девушка столь сильно была впечатлена своей новой знакомой, что задержалась до самого рассвета. А Ульяна, как всегда, опять забылась, и пришлось бедному Ромэну, лежа под стопкой матрасов и давясь хохотом, слушать небывалые истории о разных параллельных измерениях, об инопланетных сущностях, о прародителях человека на Земле.

А та уши развесила, сияет, тотчас же решив по глупости своей юношеской, что непременно ей надобен, аки воздух, доступ в иные миры, непременно нужно вспомнить несуществующие рождения на несуществующих звездах. А для того она не станет ни есть, ни спать, да босой ходить, ни с простыми смертными знаться, у которых на уме одни лишь развлечения да игры. А тут такие знания великие на горизонте, духовное развитие, тайны вселенские.

Надобность в Ромэне отпала.

Очарование красивой медиумши, аватары богини Солнца, выглядевшей как индийская принцесса – вся в серебре, с этим таинственным узором на лбу и индийской шалью через плечо, – во сто крат действенней оказалось супротив очарования юного француза. Тот поначалу даже взревновал, мол, увела у меня девицу. Ведь Катерина Семеновна теперь даже не смотрела в его сторону, хотя поначалу юный Лессепс ей очень понравился. Нарисовала себе на лбу причудливый узор и ходила всюду все равно что хвостик за своей Учительницей, направо и налево кланяясь на басурманский манер, сложив ладони у груди. А Ульяна и рада была, уж лучше самой иметь власть над клиентами, чем дрожать от страха, доверившись непутевому Лессепсу. Тот хоть и предан, смышлен и азартен, но до того неловок бывает. А игра намечалась грандиозная…

Глава VI
Ночь перед Рождеством, или Изгоняющая бесов

Весь следующий день и последующий Ульяна радовала семейство Михайловых всякого рода фокусами, которых у нее накопилось довольно много за пару лет жизни в Париже. Переодетая, она часто ходила по площадям и паркам, подсматривала за балаганщиками, а у некоторых еще и обучиться смогла.

Не каждый фокусник продавал секреты прохожим, но Ульяна обладала удивительным даром внушения. Она подмечала любые слабости, тонкости поведения собеседника, умела заговорить, одурманить, вывернуть душу наизнанку. Что для нее пара движений пальцами с исчезнувшей в рукаве монеткой?

Но чаще фокусы она выдумывала сама. Например, первое, чем она поразила удивленных домочадцев дома номер восемнадцать Ковенского переулка, – выпавший и вернувшийся в ее руки стакан. Увлеченно повествуя очередную сказку о сущностях с иных планет, она держала в руках стакан с водой, периодически делая глотки, но, когда вода закончилась, выронила его якобы случайно. Едва достигнув пола, стакан подлетел в воздух и оказался в руках прекрасного медиума.

Тонкая, как леска, резинка, привязанная к запястью, позволяющая держать пальцы свободными, расслабленными и непричастными к действу, и прозрачный шарик из казеинового клея – и готово: несколько изумленных пар глаз взирают на вас, точно на пришельца из космоса. Никто не заметил пару быстрых, как скорость света, движений, которыми девушка оторвала казеиновый шарик от дна стакана и спрятала резинку в рукаве, а стакан преспокойно поставила на стол, продолжая свой сказ, будто и не произошло только что настоящего чуда.

Через минуту-другую всеобщего недоумения банкир Биреев бросился к столешнице и стал вертеть в руках сосуд, пытаясь найти подвох. Но клей не успел подсохнуть как следует, чтобы оставить на стекле след. На очевидный переполох Ульяна не обратила никакого внимания, будто и того, что собственноручно сотворила волшебство, тоже не заметила. Она говорила и говорила, делая вид, что не замечает, как Биреев оббегает со стаканом в руках комнату, бабушка Авдотья Феоктистовна вся бледная откинулась на спинку кресла, а Дарья Валерьяновна судорожно обмахивала ее смятым батистовым платочком.

Медиум за всем происходящим наблюдала лишь искоса. Насилу ей удалось не расхохотаться в манере Ромэна и выдержать всю сцену до конца. А когда наконец ей объяснили, в чем, собственно, дело, она театрально отмахнулась, смущенно опустила глаза и ответила, мол, мне часто говорят, что я делаю подобные вещи, но сама якобы этого не замечаю. Потом, будто ни в чем не бывало, коснулась руки банкира, а другую протянула ко лбу и сказала:

– У вас аджаня-чакра затуманена, пейте побольше воды.

В следующий раз она подошла к книжным полкам, изящным движением подняла ладонь и принялась сдвигать корешки книг. Проплывала в метре от шкафа с фолиантами, а книги, будто по мановению волшебства, уходили внутрь. На сей раз Ульяна воспользовалась волшебной палочкой, а точнее тонкой спицей, которая сколь ловко появилась из ее рукава, столь же ловко и исчезла, прежде чем к ней успел подбежать первый заприметивший сие явление маленький Сеня.

– Книжки сами ездят! – закричал мальчик. – Глядите, маменька! Я видел! Книжки двигались!

А потом прыгал вокруг Ульяны, радостно хлопая в ладоши, и кричал:

– Покажите фокус! Ну, покажите еще фокус!

– Это, не фокусы, Сеня, – отдергивала его Дарья Валерьяновна. – Это беспредельные возможности человека шестой расы.

За ужином Ульяна тушила и тотчас зажигала свечи, бывало, брала горящие угли из камина, вертела в руках, те испускали дым и загорались еще пуще, а потом исчезали, даже черных пятен на пальцах не оставив. Или вертела меж ладонями батистовый накрахмаленный платочек, так что он повисал в воздухе. На самом деле тот повисал на тонкой нити, один конец которой Ульяна незаметно зажимала меж зубами.

Однажды, сидя за столом между Катей и мадемуазель Сонер, она сама приподнялась над скатертью на несколько пядей, так, словно действительно взмыла в воздух. Застывшее в задумчивом одухотворении лицо медиумши нисколько не изменилось за эти несколько секунд, положение спины и рук осталось таким, точно она продолжала сидеть, опираясь локтями в подлокотники, но тем не менее словно плавала в воздухе над стулом. И никто, даже господин банкир, не предположил, что дело в хорошо скоординированных движениях тела и умении приподниматься на пуантах, сокрытых под длинной юбкой. А потока восхищений потом было не остановить.

В доме Михайловых теперь собиралось много народа. Молва о чудесной специалистке по спиритическим сеансам и левитации быстро разлетелась по Петербургу. Многие приходили послушать проповеди великой Теи-Ра. Были и ярые противники медиумизма в силу своей религиозной преданности. Обычно те слыли людьми недалекими, и Ульяне ничего не стоило тешить их мелкими, но действенными фокусами, быстро располагая к себе. Были и упрямые скептики, поклонники науки и отчаянные материалисты, которые нарочно появлялись с целью разоблачить якобы мошенницу. Осторожная медиум Зои Габриелли являла им только те чудеса, в которых была особая мастерица, выбирала моменты, когда внимание охотников до подвохов было ослаблено. Но от таких гостей она быстро избавлялась, намекая своей преданной поклоннице Катеньке, что присутствие того или иного индивидуума в доме нежелательно для великой Силы, представительницей каковой она имела честь быть.

Однажды даже Делин явился в числе гостей, аккурат перед самым Сочельником. Стоял в углу, опершись плечом о стену, молчал, смотрел, слушал, иногда аплодисменты изображать пытался, раз-два устало хлопнет одна ладонь об другую, не спуская с медиума угрюмого, брюзгливого взгляда и под фальшивой улыбкой пытаясь скрыть горечь поражения. Уже, видимо, диву даваться наскучило ему, устал возмущаться.

Вид его потухший успокоил девушку – не станет Делин предпринимать попыток как-то помешать чудесному представлению, центром которого она вдруг стала.

Такой успех! До того было приятно, когда тебя слушают, раскрыв рты, смотрят, аки на божество, едва ли не на руках носят, пишут твои портреты, записывают случайно оброненные фразы, а потом даже цитируют.

К рождественской ночи люди принялись уговаривать провести наконец долгожданный спиритический сеанс. Время ведь самое что ни на есть подходящее, волшебное, еще и луна полная вторую ночь освещает безоблачное небо. А Ульяне того и надо было, чтобы в самую эту сказочную ночь такой спектакль устроить, чтобы переодетый отцом семейства Семеном Петровичем, в мундире и парике, Ромэн смог выйти из дома, добраться до Полицейского Архива и благополучно вернуться с дневником Иноземцева.

Стала мяться, упираться, мол, не каждый может присутствовать при явлении духа, и комнату для сей опасной процедуры самой придется выбрать.

Потом обошла гостей и, постояв подле каждого, поводив у лица ладонями, говорила, кто придет, а кому и носа казать на сеансе Явления Силы не следует. Разумеется, всех скептиков да маловеров напрочь отмела, да еще каждого электрическим разрядом ударила. Спрятанный под ажурным браслетом альтернатор с электродами на серебряных завитушках, что пожаловал один сербский ученый на выставке в Париже, не раз выручал авантюристку.

Удивленные резкой болью то в руке, то в шее, то в щеке, гости возмущенно подскакивали, некоторые тут же просили свои шубу и шапку и немедленно уходили. А хозяева и воспрепятствовать тому не могли, хотя по их мученическим взглядам было ясно, что теряли они хороших знакомых, возможно, навсегда, но делать нечего – когда их дом еще раз посетит европейская знаменитость из мира спиритических специалистов, мистики и магии?

К Делину Ульяна тоже подошла, пригласила, мол, в вас света столько да добра, призраки любят посещать чистые и добродетельные сердца. Тот чуть улыбнулся, но от приглашения отказался.

– Сердце, – сказал, – оно у меня чистое и добродетельное, да больно слабое. В особенности оттого, что слишком часто на подобных представлениях случайно оказывался.

Стали выбирать, кого вызовут, чью душу. Каждый родственников своих называл, умерших теток, дядек, спорили, даже бранились друг с другом. Стало быть, надо нейтральную личность подобрать, чтобы всем удовольствие было.

Тут банкир Биреев возьми и хлопни себя по голове:

– Я ж позабыл ведь совсем, что в доме этом клад зарыт. Этими самыми скопцами, что здесь собрания учиняли. Они знаете какими богачами были, скряги эти да спекулянты. Так давайте главаря их Селиванова Кондратия и вызовем, пусть он нам скажет, где золото свое спрятал.

Медиум подняла на него глаза и так взглянула, будто тот подписал себе смертный приговор.

– Учтитэ, – холодно улыбнулась она. – Духи не всегда говорыть правду, они любят шутить над смер-ртными, и мне придется положить много сил, чтобы заставить дух быт честным и не распоясаться. Не боитесь?

– Вот еще! – засмеялся Биреев, залихватски подмигнув соседу слева. Но Ульяна уже знала, какую цену тот заплатит за свою смелость.

Когда все разошлись, а домочадцы улеглись в своих постелях, Ульяна и Ромэн спустились в библиотеку, где решено было проводить сеанс.

Осталось совершить приготовления к последнему акту.

Самое важное в подобном зрелище – это не само чудо, не фокус, а драматизм, накаленный до самых высоких степеней. В ожидании невероятного у зрителя должно притупиться внимание, сознание затуманиться, а слух, зрение и даже обоняние – полностью подчинены воле фокусника.

Для того Ульяна приготовила множество свечей и благовонных курильниц, которые будут с поразительной скоростью поглощать кислород в комнате. Катя сама выбрала их накануне в магазине «А-Ла-Реноме» на Невском, близ Адмиралтейства, во избежание подозрений с чьей-либо стороны, что коварная медиум вместо спиритического сеанса устроила сеанс общей галлюцинации.

Главное, чтобы было много огня и много разнообразных запахов, создающих в головах зрителя эффект полудремы. Но некоторые свечи Ульяна предоставила из своих запасов: пропитанные индийскими травами, имеющие легкое опьяняющее воздействие, те наверняка подействуют на особо стойких. Сама же она была равнодушна к такого рода веществам, как осталась равнодушной к луноверину. Ничего ее не брало, укол луноверина в поезде кого другого, может статься, и убил бы даже, а она отделалась полуторачасовым кошмаром и только. Тут хочешь не хочешь, поверишь, что ты всамделишный адепт.

В течение нескольких часов в закрытом помещении Ульяне предстояло являть свой талант и дар актрисы. И только три элемента магии дополнят картину рождественского чуда.

Это дым, который повалит из камина в минуту, когда явится Дух.

Колышущиеся шторы, когда тот станет метаться по комнате в смятенных чувствах, негодуя, что пробудили его от вечного сна.

И апогей – свет, исходящий от ладоней самого медиума, что засияет, когда Дух проникнет в ее тело, готовый говорить со смертными.

У Ромэна разболится голова, и он тихо улизнет, чтобы выполнить свою задачу в Полицейском Архиве. Никто не пожелает даже проводить его до спальни, никто не заметит его ухода. Все, абсолютно все будут сидеть за круглым спиритическим столом или стоять за спинами тех счастливчиков, которых Ульяна посадит рядом с собой. Прикованные взглядом, вниманием, всем существом к ней лишь одной, они будут видеть лишь то, что им полагается по сценарию.

Оставалось свершить небольшие приготовления. Тонкими, как конский волос, но прочными, как сталь, шелковыми нитями Ульяна и Ромэн связали концы штор, подцепили корешки нескольких книг, обвязали охапки сосновых веток, торчащих из плетеных корзин и ваз, подцепили канделябры. Следом одни нити пустили под углы ковра, другие аккуратно схоронили в щелях меж полками, пряча за всевозможными складками обивки, мебелью, но достаточно свободно, чтобы маскировка не мешала их ходу. Все нити вели под круглый стол. Тот еще вечером заранее перенесли из гостиной и накрыли темной, доходившей до пола тканью. Под столом лежала пара туфелек. Все нити были связаны в один пучок и приторочены к носкам этих туфелек. Ульяна наденет их во время сеанса.

– Прекрасно, – прошептала она, выползая из-под скатерти и отряхивая руки. – Завтра нужно встать пораньше, велеть Прошке не убирать библиотеку до праздника. Строго-настрого запретить ей сюда входить. Теперь осталось мешочек с цинковым порошком внутри камина прикрепить. Но это к вечеру, нужно улучить момент, когда огонь уймется, чтобы цинк не вспыхнул раньше времени. Вернемся, ты сядешь здесь с книгой, будешь сторожить.

– Вернемся? – переспросил Ромэн. – Откуда?

– Сейчас мы идем грабить ювелирную лавку Биреева.

– О-о, – улыбнулся юноша, глядя на то, как девушка зачем-то упаковала в ридикюль наполненный чем-то маленький в мизинец длиной шприц и связку отмычек.

– Надо же из чего-то составить клад Селиванова. Да и… одну штуку следует испытать. Увидишь!

– Можно обойтись и без клада, ведь духи безбожно врут.

– Нет, – беззвучно рассмеялась Ульяна, изображая хохот Мефистофеля, – я собираюсь отомстить господину банкиру за его чрезмерную назойливость…

Ромэн ожидающе замер.

Посерьезнев, Ульяна оглядела его взглядом медленным и оценивающим, словно прикидывая, посвящать ли мальчишку в очередной свой план.

– Биреев держит ювелирную лавку в доме Путилова, – все-таки проронила она с неохотой, – на первом этаже; вход с улицы. Ночью лавку сторожит отставной солдат. Мы обчистим магазин банкира и подсунем вместо клада скопцев его же безделки. Превесело будет.

– Не рискуем ли мы чрезмерно всем предприятием?

– Ничем мы не рискуем. Святки накануне, все заняты приготовлениями к праздникам. Пока обнаружат грабеж, пока Биреев клад отыщет, мы уже будем катить в чудесном поезде, в вагоне-люксе Трансъевропейского экспресса по пути в Берлин. Будь спокоен. Я уверена, Петр Евгеньевич не скоро оправится от… потрясения, которое я ему приготовила.

И отправились они ночным Петербургом до Васильевского острова, хрустя валенками по заметенным порошей улицам, вдыхая свежий морозный воздух и предвкушая приключения. Лавка Биреева недалеко располагалась, лишь в получасе ходьбы от Ковенского переулка. Ульяна надела беретку гимназистки, старенькое потрепанное пальто, поверх крест-накрест обмоталась пуховым платком. Ромэн нацепил шапку-ушанку и старенький полушубок.

Явились к месту, встали у дверей лавки.

Ульяна оглянулась и тут как давай вопить что есть мочи. Вцепилась в рукава Ромэна и кричит, мол, убивают, помогите, спасите. Тот даже опомниться не успел, как вдруг из дверей лавки выскочил означенный сторож с ружьем. Отпустив Ромэна, Ульяна бросилась к сторожу, повисла на его шее и, всхлипывая, принялась рассказывать, как ее чуть не убил ночной грабитель, указывая в ту сторону, куда скрылся перепуганный Ромэн.

– Успокойтесь, барышня, – пытался вставить хоть слово бывший солдат промеж бурного потока сбивчивого стрекотания незнакомки. – Отчего ты, дуреха, так поздно разгуливать по улицам удумала?

– Я к аптекарю шла, маменьке плохо стало, сердечных капель надо было…

Сторож оторвал наконец от себя девушку и отстранился, поморщившись, словно от боли.

– Чем это ты меня исколола, булавкой какой, что ли? – потирая плечо, проронил он.

– Ой, это, верно, брошь расстегнулась, простите!

– Горе луковое на мою голову в такую ночь! Брр, мороз небывалый.

– Поймайте этого негодяя, пожалуйста, – продолжала пронзительно пищать Ульяна. – Он туда убежал, вон, видите, прячется. Мне теперь домой обратно идти страшно, он за мной непременно ведь увяжется.

– Что за негодяй? Кто такой?

Сторож досадливо покачал головой, но все же вздернул на плечо ружье и с неохотой двинул по следам Ромэна. Юноша опасливо и недоуменно выглядывал из-за угла соседнего дома и, видя, что неумолимый сторож пошел прямо на него, дал деру в самый темный переулок. Бежит и слышит по снегу грузные шаги преследователя. Тот уже и догоняет, сопит в спину, русской бранью сыплет. Но вдруг покачнулся, сделал несколько неуверенных шагов и рухнул как подкошенный. Через секунду, словно из ниоткуда, появилась Ульяна.

– Снимай с него одежду, переодевайся, бери ружье и – в лавку, – скомандовала она.

– Элен! – выдавил перепуганный Ромэн дрожащим голосом и с придыханием от быстрого бега. – Почему ты ничего не сказала мне прежде?

– Прости, не удержалась, – захихикала девушка. – Но ты хотел острых ощущений. Вот они – на, пожалуйста, острые ощущения. Одевайся. Слышишь, люди из соседних домов повылезали на шум? Ты должен сказать им, что нет причин для волнений, и скрыться внутри магазина.

– Я?

– Они подумают, что ты сторож. Махнешь рукой и произнесешь одно слово: «Ерунда».

– Ер-рунда, – послушно повторил Ромэн.

– Нет, не пойдет, – проворчала Ульяна. – Слишком грассируешь. Тогда лучше: «Пустяки».

– Пустяки.

– Не пустя́ки, а пустяки́.

– Пустяки́.

– Умница, – похвалила его девушка и, приобняв за плечи, звонко расцеловала в обе щеки. – Собери в мешок побольше безделушек и возвращайся сюда. Мы переоденем и перетащим этого бедолагу в лавку. Только ты там не тяни, а то ведь мужик околеет, мороз нынче аж до костей пробирает.

Еще до петухов импровизированный клад был спрятан в подвале дома Михайловых за грудой старья, к которому лет сто никто не прикасался, хоть и говорили, что давно клад оный исправно здесь искали. Ульяна постаралась не нарушать стройной конструкции из старых стульев, сундуков, пыли и паутины. Обернула украшения в старый чехол, припудрила его горсткой пыли и сунула в самое основание груды хлама.

Ромэн уселся с книгой в библиотеке – стеречь нити и ждать. Когда камин поостынет, он приклеит к стенкам дымохода несколько мешочков с цинковым порошком. Потом нужно уследить, чтобы не стали разжигать огня ранее девяти вечера.

Так целый день он и просидел, не заметив в азартном ожидании вечера, как быстро течет время. Благо в столице государства Российского зимний день был столь короток, что порой казалось, его нет и вовсе, только утренние сумерки слегка посветлели, а уже и солнце садится.

Дом ходил ходуном, во всех комнатах горели свечи и лампы, сильно пахло керосином и хвоей, хозяева готовились принять больше гостей, чем обычно. Порой заглядывали к юноше и недоумевали, отчего тому на ум пришла вдруг фантазия остаться в одиночестве в такой чудесный веселый зимний день. Отказался сходить с девушками в Юсупов сад, ни к завтраку, ни к обеду не явился, и даже когда двери в гостиную открывали, где елка стояла, украшенная сотнями восковых свечек, тоже библиотеку не покинул.