Текст книги "Дитя русалочки. Книга пятая"

Невидимой тенью слонялся я за Ясминой на тренировки. Присутствовал при ее победе на чемпионате мира. Она была увешана медалями, усыпана цветами и похвалами. Вся страна гордилась ею. Ясмина, как и обещала, взяла золото. Мне кажется, иначе быть не могло: слишком большая цена была заплачена ею.

ГЛАВА 5

В сентябре, когда закончились соревнования, Ясмина вернулась в родной город. Там ее встретили со всеми почестями. В школе на общей линейке ее одарили почетными грамотами. На тренировках ей теперь уделялось пристальное внимание. Особые часы, дополнительные тренировки. Все, как она мечтала: внимание, почет, незыблемое лидерство, первенство, победа. На полках дома красовались блестящие кубки, на широких лентах висели тяжелые медали. Ее жизнью стали интересоваться люди. Хорошенькое лицо Ясмины не в первый раз показывалось на экранах телевизоров. Она улыбалась, махала всем рукой, кланялась, благодарила. Но во всем этом она как будто была мертвой. Не было в ее лице ни одной живой эмоции. Но ведь этого никто не замечает. Это никого и не волнует. Главное, что Ясмина принесла победу всей стране. Только Васим все так же пил, развлекался с любовницами, работал сутками, и успех дочери его как будто совсем перестал волновать.

За слякотной осенью в город медленно приползла зима. Эти несколько месяцев для Ясмины были спокойными. Она ходила в школу, готовилась к переводным экзаменам, посещала все тренировки, оттачивала свое мастерство, настраивалась к новому сезону. Следующие сборы должны были состояться в двадцатых числах января. Длительность их составляла две недели, и проходить они должны были в Москве. Близился Новый год.

Утро 29 декабря было спокойным. Ничто не предвещало беды и беспокойств. Город готовился к предстоящему празднику. Утром Васим отправился на вокзал, чтобы купить билеты. В приподнятом настроении он зашел в ювелирный магазин и купил Ясмине золотой браслет, в котором каждое звено напоминало резную рыбку.

– Я купил билет на 3 января, – сказал Васим, когда Ясмина вышла из своей комнаты. – Твой дядя Вазир приглашает нас провести с ним новогодние каникулы. Побудем там вместе, а потом ты поедешь на свои сборы. Он сам тебя туда отвезет.

– Хоть бы меня спросил, – сухо ответила Ясмина, глядя на лежащие на столе билеты. – Я не собираюсь ехать к дяде Вазиру. С меня хватило того лета с его детьми.

– Сейчас они уже повзрослели, так что они тебя ждут с нетерпением.

– Я сказала, что я никуда не поеду. Я поеду со всей группой 19 января. Ты, если хочешь, поезжай.

– Дочь, перестань, – вздохнул Васим, бросив на нее усталый взгляд. – За последнее время мы совсем отдалились друг от друга. Нам нужно немного побыть вместе. Неужели ты больше не хочешь, как в детстве, побыть с папой?

Ясмина залила крутой кипяток в чайник и неспешно подняла на Васима свои кошачьи глаза.

– А что, твои шлюхи тебя больше не развлекают? – деловито спросила она.

Глаза Васима налились кровью.

– Как ты можешь? – подавляя в себе гневный спазм, выдавил Васим. – Когда ты стала такой дерзкой? Разве я этому тебя учил?

Ясмина устало фыркнула.

– А чему ты меня вообще учил? С тех пор как от нас ушла мама, ты только и делаешь, что таскаешься по бабам. Уж лучше бы я с ней тогда ушла.

– Неблагодарная, – прошипел Васим. – Всю жизнь я положил ради тебя. Только ради тебя я батрачил сутками в больнице. Ради этих твоих блестящих купальников я ничего не жалел. И вот оно твое спасибо.

– Обеспечивать меня – это твоя прямая обязанность. Ты ведь родил меня на свет. Ты должен меня обеспечивать, и не надо делать из этого драму. А вот я не должна терпеть всех твоих вонючих родственников, которым так же, как и тебе, ничего, кроме водки, не нужно. Твой Вазир такой же, как и ты: ему каждый раз подавай новых женщин.

Васим что есть силы ударил кулаком, как молотом, по столу.

– Закрой свой поганый рот! – вскричал он. – Ты поедешь со мной к моим вонючим родственникам. Клянусь, я выбью из тебя эту спесь. Нравится тебе это или нет. И только попробуй там быть невежливой. Или я больше ни копейки тебе не дам. Если ты живешь на мои деньги и в моем доме, то будешь делать то, что я сказал, а нет – убирайся. Я тебя больше не держу!

– Не смей на меня орать! – кулачок Ясмины также ударился о поверхность стола. – Я сказала, что никуда не поеду. И ты меня не заставишь. Сейчас у меня есть стипендия, и мне твои паршивые копейки больше не нужны! Вали к своим шлюхам и им указывай, что делать!

В эту же секунду Васим перевалился через стол и с хорошего размаху заехал большой ладонью по лицу дочери.

– Тварь неблагодарная, – выцедил он.

Это было в первый раз, когда Васим посмел поднять руку на дочь. Ясмина не издала ни звука. Только смачный шлепок от удара пронесся по стенам кухни и поглотился плотными шторами. После непродолжительной паузы Ясмина подняла лицо. На щеке горел яркий, налитый кровью отпечаток тяжелой ладони Васима. Глаза, налитые кровью, выглядели совсем бешеными. Она развернулась, и в тот же миг раздался лязг и в ее руках оказался большой кухонный нож.

– Ты что?.. – растерянно пролепетал Васим.

– Не подходи, сволочь, – прошипела Ясмина, грозя ему ножом. – Ничтожество… Ты больше не будешь мной командовать.

Сжимая рукоять, она выхватила со стола билеты, вынула оттуда бланк со своим именем.

– Катись к своему Вазиру хоть на всю жизнь. Я с тобой не поеду. Я сказала. А из дома я уберусь. Не переживай. Давно нет охоты видеть твою вечно пьяную рожу и всех твоих дешевых девиц. Мне стыдно перед всеми, что ты мой отец.

Несколько гневных слез выдавились из ее разъяренных глаз. Дрожа от злости, Ясмина направила нож к себе. Васим вздрогнул и дернулся в ее сторону.

– Не смей. А то зарежу себя у тебя на глазах. Ты меня знаешь, – пригрозила она, унимая дрожь в голосе.

После этих слов она схватила свою толстую темную косу и за несколько секунд отпилила прямо у основания затылка. Кроткие густые волосы тут же напружинились у ее бледного от гнева лица.

– Волосы мне от тебя достались? Поэтому ты так всю жизнь трясешься за каждый отрезанный сантиметр, – оскалилась она. – На, забирай. Мне от тебя ничего не нужно.

Толстая коса безжизненно перелетела через весь стол к ногам Васима. Он всегда любил свою дочь и особенно ее красивые ливанские волосы. Я не могу даже представить, какую боль испытал Васим в тот момент. Нет, не из-за волос. Этот жест дал ему понять, что он навсегда потерял дочь. Опустившись на колени, он взял в руки отрезанную косу и беззвучно зарыдал. Ясмина с отвращением глядела на то, как подрагивают его спина и плечи. Затем, бросив на пол нож, она выскользнула из кухни. Послышался шорох в прихожей, щелчок в замочной скважине и в заключение громкий стук дверью. Этот стук привел Васима в себя. Он тут же поднялся на ноги и последовал за дочерью. Вдоль дороги отдыхали таксисты в своих машинах. Васим едва успел разглядеть, как фигура его дочери скользнула в одну из них. Было ли это случайностью или же в это утро все было запланировано вышними силами, только именно в этот день автомобиль Васима был припаркован рядом с той самой стоянкой, где отдыхали таксисты. Так что он тут же последовал за своей дочерью. Машина, где сидела Ясмина, ехала прямо, миновала мост на Чекистов, завернула на станции «Пионерской». Васим ехал след в след. Я наблюдал за этим со стороны. Вся эта ссора не вызвала во мне ничего, кроме отвращения к ним обоим. Оба не заслуживают понимания и сочувствия.

Ясмина расплатилась и вышла у ступеней вокзала. Стрелки на курантах близились к половине первого дня. На улице было сыро. Темные тучи заполонили все небо над городом. Сырой асфальт покрылся заледенелой грязью. Люди никуда не спешили. В преддверии Нового года в городе постепенно стихала суета. На вокзале было не так много людей. Ясмина легко миновала турникет, не заметив преследующего ее отца. Пройдя в зал, она завернула налево. Очередь у касс была небольшая. Пока Ясмина меняла билет, Васим терпеливо ожидал ее под аркой, в главном зале. Я тоже стоял рядом и никак не мог понять что происходит. Людей было немного, но воздух вокруг стал каким-то наэлектризованным. В дверях показался проводник душ со своими приспешниками. Их было в этот раз много, около двадцати. Они шныряли между людьми, заглядывая каждому в лицо. Тупой ужас стал поперек груди, и я стал носиться между призраками, пытаясь выяснить, что происходит. В следующую секунду меня кто-то одернул в сторону.

– Не мешай, – повелительно сказал мне какой-то незнакомый ангел. – Хочешь смотреть – смотри, но не мешай.

Меня силой придавили к деревянным дверям, ведущим на перрон. В глубине зала я увидел Рафа. Хранитель Ясмины стоял под аркой, где стелилась лестница в подземный переход. На мгновение я потерял его из виду. «Что происходит?» – шептал я себе, глядя на то, как доморощенные приспешники проводника мелькают среди живых. Народу в зале было достаточно много. Привычная толкотня, присущая всем вокзалам. У турникета ютилась неплотная толкучка. В зале ожидания народу было побольше. Сонные и ленивые лица читали газеты, не отрывали глаз от экранов смартфонов, спали, сидя на неудобных стульях, ковырялись в зубах. У входа стояли полицейские. Позади них стояли они – сконцентрированное, густое облако невидимых фантомов. Толпа у входа начала уплотняться. Люди двигались неспешно. Ясмина отделилась от толпы, стоящей у кассы, и двинулась к выходу, но тут наткнулась на Васима.

– Поменяла билет? – прозвучал подавленный голос Васима.

Ясмина не стала ничего отвечать. На пожухлом лице Васима просочились слезы. Густые, крупные, как смола на ободранном стволе. Он неспешно вытащил из кармана длинную запакованную в новогоднюю обертку коробку и протянул дочери. Ясмина не шелохнулась.

– У меня просто не хватило ума правильно тебя вырастить, – прохрипел он, давясь горьким комом. – Я хотел, чтобы ты была добрым человеком, который приносит радость другим. Я хотел, чтобы ты была счастлива, а ты… Но папа всегда будет тебя любить.

После этой фразы он сунул в карман Ясмины новогодний подарок и, развернувшись, побрел к выходу.

У турникета все так же суетился люд. Молодая, темноволосая, плотного телосложения девушка в светлой куртке стояла у движущейся ленты, ожидая свой багаж. Почти в центре зала, глядя на табло, стоял мужчина лет сорока, а может меньше. Он постоянно поправлял дорожную сумку на своем плече. На пороге появилась курчавая женщина кавказской национальности. Большеглазая, с прозрачной белой кожей и синей паутинкой вен на веках. Васим уже подходил к турникету. Он обернулся, чтобы посмотреть на дочь. Ясмина равнодушно потеребила в руках бланк билета и тоже собралась идти к выходу. Но внезапно ее сбила с ног девушка с красивым звучным именем Даниэль, которая была ростом чуть больше полутора метров от пола. Даниэль как сумасшедшая пронеслась мимо Ясмины, оставив ее в растерянности подбирать с пола свои билет и паспорт. Но сначала Ясмина засыпала бранью след убегавшей. Даниэль выскочила из вокзала как ошпаренная. И все потому, что ее любимый рыжий кот упал с четвертого этажа квартиры, находящейся в районе Жилгородка. Соседка по комнате Маша сказала, что на минуту открыла дверь на балкон, чтобы проветрить кухню. Маша жарила картошку на свином сале и говорила по телефону с мамой, которая живет в Кемеровской области. В Кемерово ударили сильные морозы, и потому улицы было скользкими и гладкими как зеркало. Там за старыми гаражами ощенилась дворовая собака. Уже три щенка замерзли и умерли, не успев открыть глаза. Остались еще двое. Отчаявшаяся дворовая псина, поджимая хвост, накинулась на местных хулиганов, которые хотели забрать у нее щенков. Одному мальчугану она прокусила толстые джинсы. Мальчишка, ощутив прикосновения собачьих клыков, со всех ног ринулся в бега. На одном из поворотов он врезался в пожилую женщину, которая, не удержав равновесия на скользкой дорожке, свалилась и ушибла себе левое колено. Ближе к обеду она позвонила дочери Маше, живущей в Волгограде, чтобы пожаловаться на свою судьбу. Маша жарила картошку на свином сале. Она отвлеклась на то, чтобы побранить маму за ее неосторожность, и тут со скворчащей скороды повалил дым. Маша погасила огонь на плите и открыла дверь балкона, все продолжая трещать по телефону. Рыжий домашний кот Кристиан вышел на балкон и прыгнул на скользкие перила. Балкон выходил прямо на дорогу, где то и дело гудели маршрутки. Водителем синей маршрутки номер сорок четыре был своеобразный кавказец. Он пресекает любую дерзость пассажиров трехэтажным откровенным хамством, но зато никогда не берет денег с пожилых пассажиров. И будет орать на весь салон, чтобы уступили место бабуле, а то он никуда не поедет. Именно он работал 29 декабря 2013 года. Он выехал из района Тулака и ехал неспешно, нахмурив в привычной манере свои густые, как щетки, брови. На «Двадцать восьмой поликлинике» он долго высаживал пенсионерку с отекшими ногами. Поэтому он проезжал мимо балкона Даниэль и Маши именно в тот момент, когда рыжий Кристиан грел своим пузом деревянные перила балкона. Он сделал остановку по требованию прямо напротив балкона с котом. Пассажир был молодой и дерзкий шкет. По дороге он повздорил с водителем, который обрыгал бранью всех пассажиров за то, что никто не хотел уступить место бабушке. Поэтому, выходя, молодой пассажир нервно хлопнул дверью. От такого хлопка покачнулся воздух над асфальтом, подняв с остановки маленький шелестящий фантик от конфеты. Ветер тут же подхватил блестящую обертку и закружил ее в воздухе. Ветра в Волгограде – нередкое явление. Фантик взмыл вверх, покружил над дорогой, помчался к облысевшим придорожным тополям и наконец заиграл перед носом лениво дремлющего кота Кристиана. Глаза Кристиана вмиг стали как блюдца. На полосатой мордочке блеснул азарт. Он чуть приподнял лапу, как бы стараясь привлечь к себе ковыляющий на ветру фантик. Когда шелестящая обертка была уже почти над его головой, он привстал на задние лапы и потянулся вверх. Не удержав равновесие, кот полетел вниз, цепляясь растопыренными когтями за воздух. Нет, он не умер. Маша, увидев это, тут же прервала связь с раненой мамой и позвонила Даниэль, которая была на вокзале. Узнав о происшествии с любимым котом, Даниэль растолкала всю очередь у кассы и ринулась к выходу, так и не купив билет до Краснодара. Она успела выбежать из вокзала, а Ясмина не успела дойти до турникета, так как ей пришлось собирать рассыпанные бумажки, проверять, все ли на месте, и выругать эту неуклюжую малявку. Всего пятьдесят шесть секунд. Это даже не минута. Васим у турникета. Ясмина задержалась у кассы. Мужчина под табло неспешно двинулся в сторону зала ожидания, все время поправляя рыхло набитую сумку на плече. Девушка в светлой куртке наклонилась взять свою поклажу. Большеглазая женщина кавказской национальности приближается к мигающей арке. Позади мужчина в черной куртке. В рукаве спрятан незатейливый выключатель, какие вы уже сто раз видели на обычных настольных лампах или ночниках. Он неспешно приближался к контрольной арке. Инспектор шагнул в его сторону… Я услышал обычный щелчок, какие вы слышите, может быть, тысячу раз на дню. Как будто кто-то включил настольную лампу. В доли секунды воздух вокруг вдруг стал плотным, осязаемым, кроваво-рыжим. Оглушающий грохот раздулся и разлетелся на куски, как колотый кремень, раскидывая людей, подобно перьям, разрывая их на лоскутья. Багряные языки молниеносной волною распространились по всему зданию вокзала, на ходу превращаясь в черные разлохмаченные ленты. Вспухший черный воздух прижался к стеклам и выбил их наружу. Земля содрогнулась.

Я стоял там, где мне велели стоять. Взрыв на вокзале Волгоград-1 я видел изнутри, видел снаружи. Видел то, что предшествовало этому событию, и что было после. Все это было в одну секунду вашего времени. Когда зловещий дым вывалился в разбитые окна, я увидел, как в этом зловещем тумане приспешники проводника быстро загребали в охапку души людей, не давая им рассмотреть свои растерзанные тела. Черноволосая девушка в светлой куртке лежала сбоку от турникета. Тело ее подергивалось в ужасающих конвульсиях. Голову ее оторвало, из шеи толчками билась кровь. У красивой кавказки, напротив, сохранились голова и нетронутое прелестное молодое лицо, на котором плотно сомкнулись большие веки с тонкой синей паутинкой вен. Тело же ее было напрочь разорвано в клочья, напоминая раздробленное малиновое желе. Из-под этой бурой массы выглядывала одна-единственная уцелевшая нога. Бедняжку потом на время заподозрят в том, что именно она была той самой террористкой-смертницей. Людей раскидало по всему залу. Все лежали, застыв в невообразимых позах, окровавленные, запеченные, разорванные, истекающие кровью. Мужчина с большой дорожной сумкой на плече так и стоял посередине зала под пожухшим табло. Все осколки пролетели мимо него. Потом один криминалист скажет, что этот счастливчик родился в рубашке. Тело его осталось неповрежденным. Он стоял на двух ногах, глубоко дыша и не смея сделать шаг. Пока души умерших покидали вокзал через окна, он несколько раз успел снять с себя дорожную сумку и снова надеть. Делал он это непроизвольно, в каком-то отупении. Сначала снял сумку с плеча, опустил на пол. Постоял, немного покачавшись, как маятник, тяжело вдыхая пыльный воздух. Поднял сумку, начал отряхиваться. Снова положил сумку, начал осматриваться. Осмотрелся, снова поднял сумку и неспешно перекинул ее через плечо. Рядом с ним стоял его хранитель. Видимо, это было повеление свыше именно этого мужчину сохранить в полной невредимости для каких-то важных целей. В нескольких метрах от этого напуганного до смерти мужчины валялся обугленный череп, венчавший когда-то того самого, кто прятал в рукаве выключатель от светильника. От такого мощного взрыва от тела его не осталось ничего, скальп разорвался, голова, как горящий шар, вылетела и с огромной скоростью врезалась прямо в настенные часы, после чего обугленный череп упал на мраморный пол, прокатился по нему и так и остался лежать у дверей выхода на перрон.

Недалеко от турникета лежало растерзанное до неузнаваемости тело. Если бы я не успел увидеть, как проводник вынул из этого тела дух Васима, то сам бы я никогда не догадался, кому принадлежат эти обрывки плоти. Васим лежал на спине. Черное обугленное лицо было засыпано мраморной и известковой крошкой. Запекшиеся раны не кровоточили. Он умер быстро, даже не успев этого понять. Пройдя к кассам, я увидел лежащих там людей. Они были ранены, но тела их, как глухие клетки, пытались удержать в себе жизнь. Тут все в основном были живы, потому как рядом с ними не было ни одного услужника проводника, а только хранители. Среди всей этой массы, покрытой серой пылью, я увидел Рафа. Он сидел на полу, поглаживая чью-то голову. По обрезанным кудрям я узнал Ясмину. Она лежала без сознания, заваленная раздробленными обломками. Жизнь билась в ней, хотя она и выглядела как труп. В руках она все еще сжимала билет и паспорт, а из кармана куртки торчал обернутый Васимом новогодний подарок. Лицо и туловище были нетронуты. Левая нога лежала, как-то неестественно искривившись, а от правой ноги осталось пурпурное месиво. Правую ногу разорвало ударной волной, а левая была сломана в двух местах и посечена осколками. Но она была жива, хотя я увидел, как ее дух поднялся над телом. Это было лишь мгновение. Дух Ясмины вытянулся от тела, и тогда ее быстрый взгляд полоснул по мне, как лезвие. Она меня видела. Смотрела на меня, как вы, люди, обычно смотрите на незнакомцев. Думаю, она даже не поняла, кто я.

ГЛАВА 6

– Что будет с ней дальше? – спросил я Рафа, сидя на холодном полу реанимационной палаты.

Раф молчал. Он сидел сосредоточенный, молчаливый, не сводя глаз с бледного лица Ясмины. Ее только что привезли из операционной. После всех этих страшных событий Ясмина еще ни разу не приходила в сознание. Мозг человека – это очень мудрый механизм. Он отключается в критические моменты, чтобы человек не сошел с ума от физической боли, от эмоциональных потрясений. Бережет энергию и готовит организм к дальнейшим переменам. А Ясмине было к чему готовиться. Пока спит, она не знает, что навсегда потеряла отца. Не ведает, что только что в операционной ей ампутировали по самое колено раздробленную правую ногу. Левая нога покоилась под толстым слоем гипса. Врачи не подавали никаких надежд на полное восстановление уцелевшей ноги. В этот день все палаты реанимаций были забиты до отказа. Пришлось класть раненых на кушетки, завозить дополнительные койки. Врачи и медсестры работали в две смены. В палатах дежурили сразу две бригады. Крики, стоны, всхлипывания доносились со всех концов реанимации. Врачи и медсестры работали молча, быстро, схваченно. Только изредка выплескивались наружу матерные словечки. Выплескивались и тут же пресекались. А порой и вовсе ругань останавливалась на полуслове и гасла на языке, как горящий пепел на влажной поверхности. Мы сидели с Рафом среди всей этой суеты и безмолвного ужаса. Прогорклый запах смерти все еще терся среди людей. Боковым взглядом я видел, как проводник вошел в палату и вытянул несколько душ из тел тяжело раненных пациентов. За короткое мгновение я успел в тысячный раз поблагодарить вышние силы за то, что не родился на этой ужасной земле. Никогда я не думал о том, что жизнь людей может вот так легко и просто оборваться в любой момент. Как только вы живете на этом свете?

– С ней все будет в порядке, – сказал наконец Раф.

Видимо, ему сверху пришло оповещение, что жизнь Ясмины в безопасности. Или, как говорят хранители, «это не ее время».

Спустя час я и Раф сидели на крыше двадцать пятой больницы. Над городом сгустились сумерки, и под конусом света, исходящего от уличных фонарей, неспешно кружился мелкий снежок.

– Я совсем не ощущаю холода, – сказал я. – Раф, ты когда-нибудь чувствовал холод или тепло? Ты когда-нибудь испытывал боль?

Я спросил, но не наделся, что Раф мне даст ответ. За все время нашего знакомства он ответил лишь на пару моих вопросов, а все остальное время пренебрегал мною; отмахивался от меня, как взрослые от назойливого дитя.

– Нам не дано знать физической боли, – ответил Раф, не сводя глаз с почерневших крыш. – Я ангел низшего ранга и всегда был таковым. Меня таким сотворили.

– То есть это как?

– То есть я изначально был сотворен именно для цели оберегать людей.

– Кем сотворен?

Раф посмотрел на меня как на идиота, и я сразу себя таковым и почувствовал.

– То есть… – смущенно замялся я. – Ты видел Его?

– Нет.

Воцарилось глубокое молчание. Вопросы разрывали мое горло, но скорбь сковывала меня от темени до пят. Перед глазами все еще стояла та ужасающая картина на вокзале и то, как быстро и легко оборвались жизни людей. А ведь я видел их лица за секунду до взрыва. Никто даже не предполагал, что в следующее мгновение их уже просто не будет. Просто раз – и нет тебя. Только представьте себе. Вот вы есть, а в следующую секунду вас больше нет. Разве это не страшно? Я вдруг вспомнил, какой была моя смерть. Я боролся. Я как будто был уже к этому готов, но все равно до последнего надеялся. А эти люди на вокзале, они ведь даже не думали о смерти. Я помню, как один парень, проходя через турникет, думал о том, что ему еще после обеда нужно успеть сделать две ксерокопии. Женщина с баулами думала о том, что нужно переложить колбасу в пакет, чтобы было легче достать в поезде. Эти люди строили планы, долговременные и краткосрочные. Они не собирались умирать. Никто из них не знал, что вот так все сложится. И теперь я даже не знаю, какая смерть лучше. Лучше, когда ты предупрежден о приближающемся конце и каждую секунду терзаешься от того ужаса, который наводит на тебя приближение смерти, теряя надежду по капле? Или же вот такая внезапная смерть, когда ты даже не успел попрощаться со всеми, кто тебе дорог? Я думал о Васиме, который ушел обиженный собственной дочерью. Ясмина теперь никогда не сможет попросить у него прощения. Много еще о чем я думал. И если бы я мог плакать, как вы, то непременно облился бы слезами. Может быть, тогда бы мне стало легче. Я думаю, что и Раф молчал потому, что ему было тяжело.

– Раф, ты, наверное, очень любишь людей? – спросил я, сам не зная зачем. – Раф, прошу тебя, поговори со мной. Мне очень страшно.

Внезапно Раф протянул руку и приобнял меня за плечи.

– Что тебе рассказать, малыш?

Я смутился. Он никогда меня так не называл, и его голос ни разу не звучал так ласково, как сейчас. На секунду меня посетила мысль о том, что мне нужно воспользоваться моментом и задать все волнующие меня вопросы. Но этих вопросов оказалось так много, что они начали перебивать друг друга, накатываясь один на другой, как волны во время шторма.

– Не утруждайся, – улыбнулся Раф, прочтя мои мысли. – Сегодня я готов отвечать на твои вопросы, но только до наступления рассвета.

– Скажи мне, – задрожал я от волнения, – откуда на земле столько зла? Почему я, не успев родиться, уже перенес столько страданий. Почему люди такие жестокие? Неужели им друг друга не жалко?

– Я расскажу тебе две истории. Одна из них правдивая, а другая – придуманная людьми. – Раф сделал короткое отступление и начал: – Все началось там, на небесах. Еще до сотворения мира Бог сотворил ангелов. Каждому дал имя, каждому дал миссию. До сотворения человека на небесах был порядок. Мы просто славили и поклонялись Творцу. Все воинство небесное ликовало перед Создателем, который и есть сама любовь. Он создал мир около шести тысяч лет назад. И мы помним тот день, когда он сотворил первого человека. Знаешь, что Он тогда сказал? Он сказал: «Сотворим человека по образу Божьему». Многим ангелам это не понравилось. Даже нас, ангелов, он не творил с такими словами. Но мы радовались, когда появился первый человек. Прекрасный и совершенный. Воистину подобие Бога. Два архангела поклонились человеку и обещали Богу служить Его творению. А лицо третьего архангела поникло и потемнело. Его зовут Люций. Он был прекраснее всех нас. Денница – сын зари. Созданный, чтобы осенять. Он был регентом хора, играл на всех инструментах. Он был первый, кто восхвалил Бога прекрасным пением. Когда Бог сотворил человека и одарил его любовью, Люций впал в глубокое разочарование. Его оскорбило то, что Бог поставил ангелов прислужниками для человека, созданного из обычного земного праха. Но особенно сильно его задело то, что Бог сказал: «Сотворим человека по образу Божьему». Люций пришел к Богу и сказал: «Никто не может быть таким, как Ты. Никто не может быть Твоим подобием или образом. Ты прекрасен, и сердце мое вполне осознает это. Ты сделал человека по своему образу и подобию. Ты приставил к нему ангелов, которые хотят служить тебе одному и единственному. За что ты так любишь человека, который слаб и немощен? Он никогда не сможет с тобой сравниться». Бог ответил, что любит человека настолько сильно, потому что он есть отражение Его славы. Бог даже наделил человека собственной волей, которой обладает только Он Сам. Тогда Люций в доказательство, что человек никогда не сможет сравниться с Богом, спустился в Эдемский сад. Там он искусил людей запретным плодом, и они пали. Гнев Божий пал на людей и на самого Люция. Люди были изгнаны от лица Божьего. Люций же отпал от сонма ангелов. Однажды он пришел к Богу и искренно покаялся в сделанном. Люций просил о восстановлении. И Господь сказал: «Ты искуситель. Ты сам выбрал свою миссию в мироздании. Но я прощу тебя и восстановлю на прежнее место, если люди перестанут поддаваться твоей лжи, искушениям и прекратят грешить». С тех пор Люций отошел от лица Господа и по сей день жадно искушает людей, толкая их ко греху в надежде, что они смогут устоять перед искушениями. В надежде, что Бог его простит и вернет к Себе. Но испокон веков Люций искушает, а люди поддаются.

Раф умолк. Я долго сидел и переваривал эту версию.

– Если верить этой истории, то Бог позволил Люцию толкать людей на грех? То есть зло исходит от Бога? Как-то совсем не вяжется, – задумчиво произнес я.

– Есть другая версия возникновения зла, – ответил Раф. – Люций возревновал не о славе Божьей, а о своей собственной. И это случилось задолго до появления человека. На небесах разразилась война. Люций увлек треть ангелов, и все они были заключены в тюрьму. Люций со своими приспешниками поклялись уничтожить все, что так дорого Творцу. И когда Бог сотворил человека, Люций уже был на земле. Он был в Эдемском саду в облике змея. Дерево познания добра и зла в Эдеме не обладало никакой силой. Но в том и заключалось познание добра и зла, что человек не должен был вкушать запретных плодов, не должен был переступать границы дозволенного. Люций указал человеку на то, что он обладает собственной волей, как Бог. Он внушил людям свои желания. Потому с самого начала Люций хотел именно этого – быть Богом. Зло было не в плоде, а в том, что человек преступил Божье повеление. Грех вошел в тело человека и изменил его божественную сущность. Тогда в ДНК первого человека во время транскрипции произошла первая ошибка, которая повлекла за собой каскад мутаций. Так на земле и появились болезни, уменьшились возможности мозга и других функций. Медленно стали сокращаться внутренние ресурсы организма. Земля подпала под проклятие. Изменился климат, который перестал способствовать долгожительству. Раньше и животные были крупнее, и жили они куда дольше, чем сейчас. Ты и представить себе не можешь, какой была земля при начале своего сотворения. Зеленая, прекрасная. Кроны деревьев были толстые, сочные, жилистые. Воздух был перенасыщен кислородом. Плотный озоновый слой защищал землю от губительного воздействия. В то время обычные ящерки за всю долгую жизнь вырастали до гигантских размеров. Ящерки одни из немногих среди животного мира, кто растет на протяжении всей жизни. За столетия они вырастали до таких громадин, что ты даже себе представить не можешь. В то время и человек был совсем другого роста. Высокий, могучий, здоровый и сильный. Всем на земле хватало еды и воздуха. Никто из нас, ангелов, не предполагал, что земля может стать такой, как сейчас, и что люди будут воевать за ресурсы, которые им не принадлежат. Все стало постепенно изменяться. Первыми пострадали животные, растения, а человек, рожденный от человека с испорченным геномом, уже никогда не сможет быть совершенным, как раньше. Мутации в генотипе человека накапливаются. Так что люди рождаются с набором болезней и грехом, с которыми борются всю жизнь, а иногда и не борются вовсе. Но одно остается неизменным: Бог все так же любит человека, и человек все так же обладает собственной волей. Учитывая эти две вещи, Бог придумал план избавления человека от вечной кары после смерти. Сын Божий был на земле во плоти, чтобы человек по собственной воле последовал за ним. Он пришел, чтобы показать миру, что можно жить в немощной плоти, бороться со злом и суметь его победить. Он пришел еще и для того, чтобы стать воплощением человеческого проклятия. Бог проклял человека в саду, но позволил Своему Сыну заслонить его от этих проклятий. Теперь все стоит лишь за той же самой пресловутой волей человека. Нужно лишь поверить в силу искупления, но и этого человек не хочет сделать. Вот почему на земле зло.