Текст книги "Застенчивые кроны"

Глава 21

Герман не хотел, чтобы об усилении охраны на площадке хоть кто-нибудь узнал. Поэтому деньги на это дело выложил из собственного кармана, дополнительно проинструктировав Капустина не распространяться на данную тему. В противном случае, продюсеры могли заинтересоваться, с чего это он так расщедрился, а Гере сейчас это и даром было не нужно.

Для Капустина не имело значения, кто ему платит, поэтому охрана была усилена уже к утру. А ночью на площадке установили скрытые камеры, которые теперь вели непрерывную запись. Эти меры позволили Герману хоть немного расслабиться. Но больше всего его, конечно, успокоил разговор с Марго. Как он и думал, бабка помогла. Без разговоров, без всяких попыток отговорить… Просто выслушала – и позвонила кому надо. Да, Герман сам был взрослым мальчиком. Имел связи, и связи немалые… Но существовали двери, в которые просто так не войти. Они открывались только для избранных, проверенных временем людей. Таким человеком и была его бабка.

– Герочка, ты хорошо понимаешь, во что ввязываешься? – только и спросила она.

– Отдаю себе полный отчет.

– Это хорошо… Дашу нельзя обижать. Нельзя.

– Она сильная, Марго. Стальная…

– Даже сталь ломается. Тебе ли не знать? Береги её и себя. Я люблю тебя, дорогой, и невозможно скучаю.

– У нас любовь взаимная, Марго. Ты знаешь. И… да, спасибо тебе за все.

– Я еще ничего не сделала.

– Ты уже сделала даже больше, чем думаешь. Спасибо, что не пыталась меня отговорить.

– Это было бы так просто – отойти в сторону…

– Да… Но не для меня.

– Тогда жди новостей.

Новости поступили даже быстрее, чем Герман надеялся. Оказалось, что Керимова посадили. Давно. Практически сразу же после Дашкиного исчезновения с радаров светской жизни. Вадику инкриминировали сбыт наркотиков и распространение порнографии. Дали ему пятнадцать лет. Отсидел, правда, меньше. Вышел по амнистии чуть больше года назад.

– Откуда ты это всё узнал? Как удалось? – потрясенно поинтересовалась Дашка, когда Герман выложил ей всю известную на данный момент информацию.

– Несколько звонков нужным людям. Это ведь несложно совсем.

Он хлопнула глазами, как совенок совсем, и губы мужчины невольно растянулись в улыбке.

– Сидел… Керимов сидел… Надо же! Нет… Ну, разве это не торжество справедливости? Я прямо чувствую, как во мне возрождается вера в добро…

– Он уже год на воле. Вот, что меня напрягает.

Дашка зарылась рукой в растрепанные, еще немного влажные после душа волосы и покосилась на собеседника. Её тоже многое напрягало. Выворачивало душу наизнанку, жгло мозг. Например, вера, которая капля по капле просачивалась в сердце, игнорируя все возведенные ею барьеры. Когда Герман сказал, что она может на него рассчитывать, Дашка не слишком прониклась его словами. В тот момент ей было совершенно не до них. Позже, анализируя сказанное, молодая женщина пришла к выводу, что, в силу своего врожденного благородства, он просто не мог поступить по-другому. Как-то иначе повести разговор. Но, все же, она практически не сомневалась, что, как только Герман в полной мере осознает масштаб возможных для себя негативных последствий, он найдет способ, как выйти из игры, сохранив лицо. Однако шли дни… А он все также был рядом. Более того – Герман воплощал в жизнь все свои обещания. Не зря ведь к ней приставили охрану, которую Дашка вычислила в первый же день. После того жизненного опыта, что она получила на базе Ставших, ей это не составило никакого труда. Выходит, Герман о ней позаботился, и несмотря на то, что Дашке присутствие двух надсмотрщиков было совершенно не по душе, она не могла не думать об этом, замирая от какой-то неведомой раньше щемящей нежности. Как не могла не думать и о каждой ночи, что он провел рядом с ней, разгоняя её кошмары.

– Ты сегодня опять планируешь спать здесь?

– Угу… А у тебя имеются какие-нибудь возражения?

– Нет. Просто пытаюсь понять, что не так с твоим номером. Клопы? Течь в кране? Неисправный бачок унитаза? – острила, сама не зная, для чего. Возможно, в отчаянной попытке удержаться на краю пропасти.

– С моим номером все в полном порядке. Кроме того, что в нем нет тебя, – не стал ей подыгрывать Герман. – Ну, чего застыла? Ложись…

Закусив дрожащую губу, Дашка скользнула под одеяло. Тут же вокруг ее хрупкого тела в старой футболке обвились крепкие мужские руки. Она позволила себя обнимать. Как и три предыдущие ночи, которые он провел рядом с ней. Согревая Дашку своим теплом, окутывая исключительным, только ему присущим ароматом. Совершенно невольно она подтянула тело повыше. Спрятала лицо в пространстве между его плечом и шеей. Зажмурилась и медленно, будто бы еще до конца не решив, а надо ли, обвила его торс рукой. Герман замер. Сердце пропустило удар, и вновь оглушительно застучало.

– Думаешь, это все же Керимов подложил ту записку? – прошептала Дашка.

– Не могу утверждать. На тех записях, что находятся в нашем распоряжении, ничего толком не видно. Кепка, надвинутая на глаза, свободная одежда… Это мог быть как мужчина, так и женщина.

– Ты мне ничего не говорил о записях. – Даша привстала, опираясь на локоть, чтобы заглянуть Гере прямо в глаза.

Он поцеловал её в макушку и плавным, но настойчивым движением руки вновь опустил Дашку на подушку:

– Не хотелось тебя волновать. Результата ведь нет.

– Но ты столько всего сделал, и…

– Я сделал недостаточно. Мы все еще не знаем, кто это был.

– А что, если окажется, что никакой опасности не было вовсе?

– Для нас это будет самый лучший вариант.

– Но ведь компания потратила на дополнительную охрану столько средств, и ты… я ведь понимаю, что тебе приходилось задействовать связи… Кто знает, что от тебя потребуется, чтобы закрыть долги? – вновь забеспокоилась Дашка.

– Пусть это тебя не беспокоит.

Ага! Можно подумать, она могла бы об этом не думать. Дашке порой казалось, что её голова превратилась в огромный котел, в котором с громким шипением переваривалось все происходящее.

– Я так не могу.

– А ты учись, Даша, учись…

Она промолчала, втянула его аромат и прикрыла глаза – наслаждаясь. Даша не знала, что будет впереди. Поэтому по крохам собирала моменты счастья. Складывала их в драгоценную шкатулку памяти, чтобы потом возвращаться к ним вновь и вновь.

– Герман… Что касается работы…

– Да?

– Я все делаю правильно, или ты ко мне слишком лояльно относишься?

– Разве я похож на человека, который стал бы так поступать?

– Ну… Я ведь тебя совершенно не знаю.

– Думаю, что ты сама себя пытаешься обмануть.

Даша не стала спорить, и на несколько минут в комнате установилась тишина. Вот если бы так и в голове… Раз – и никаких мыслей. Никаких страхов…

– Когда мы разберемся со всеми проблемами… Ты должна понимать, – вдруг нарушил молчание Герман, – что, будучи со мной, неважно, в каком качестве… Тебе нужно будет ежесекундно доказывать свой профессионализм. Не мне. Я в нем не сомневаюсь. Зрителю… Критикам… Злопыхателям. Твоя планка будет задрана так высоко, что в какой-то момент тебе просто захочется опустить руки. Потому что суставы будут невыносимо ныть, а мышцы дрожать от напряжения…

– Надеюсь, это аллегория? – Дашка потерлась носом о бок мужчины, не слишком серьезно воспринимая всё, что он сказал. Для неё в словах Германа ключевыми словами были – «когда мы со всем разберемся». Все остальное не имело значения. Абсолютно. Потому что она банально не представляла, с чем тут вообще можно разобраться. Да, он приложил все усилия, чтобы докопаться до сути, но кто им сможет гарантировать, что компромата больше не существует, и что он никогда не всплывет? Нет таких гарантий, а значит, и будущего у них… Нет.

Утром Даша проснулась одна. Герман всегда уходил посреди ночи, не рискуя быть обнаруженным. Было бы обидно рассекретить то, что так и не случилось. В чужих глазах не случилось. Не в её… Не в Дашкиных. Для той, напротив, в происходящем было гораздо больше интимного, чем просто в сексе. Раскрываться перед кем-то, медленно, неторопливо… Наступив на горло собственным страхам, затолкнув поглубже горькие слезы… Стирая руки в кровь, слой за слоем сдирать стальную броню с души. И противиться этому изо всех сил, впрочем, уже смирившись с неизбежным.

Сегодня был не самый лучший день. Съемки с Еленой… Дашка была к ним готова, и одновременно не была… Она выросла во всех смыслах, и вот что поняла – если такой талантливый человек, как Герман, не имеет к её игре никаких претензий, значит она действительно не такая уж и плохая актриса. И это оказалось очень легко – играть, отпустив все свои комплексы. Не дергаясь по каждому поводу и без такового. А просто получать удовольствие от всего происходящего. Сегодня с этим было сложнее.

Даша появилась на площадке, когда все уже собрались. Прислушавшись к разговору, поняла, что среди членов команды завязался нешуточный спор. Одни защищали главную героиню ленты, которая сумела завязать с наркотиками, а вторые доказывали, что такое только в кино и бывает. Была среди них и Елена, которая, завидев Дашку, не удержалась:

– А вы бы, ребятки, у нашей звезды спросили. Лучшего эксперта вам точно не найти. Так, что скажешь, Дашенька, можно ли завязать с наркотой?

На подсознательном уровне Даша была готова к чему-то подобному. Было даже удивительно, что она так долго продержалась без всего этого дерьма. И, наверное, поэтому укол заслуженной не достиг своей цели. Даша пожала худыми плечами, взяла предложенный смущенной ассистенткой кофе, отпила его, и только тогда заговорила:

– Для человека в этой жизни возможно все, Елена. Для человека…

Даша спокойно отошла в сторону, достав из сумки распечатки с описанием сцены. Просмотрела их, в который раз. Спустя пару минут её пригласили в гримерную. И без того разговорчивые девочки-художницы сегодня были особенно шумными. Таким образом, те, по-видимому, старались загладить неловкость от слов Елены, которая сидела здесь же – в соседнем кресле. Даша их щебетание слушала краем уха и листала журнал.

Уже привычные «камера», «мотор»… И Даша входит в кадр. Сцена натурная, а потому довольно сложная. Завидев героиню, мать героя перебегает оживленную улицу и, ухватив ту за руку, требует оставить ее сына в покое. У Даши в этой сцене короткая реплика «мы это уже проходили», и, конечно же, для нее нет ничего сложного в том, чтобы запомнить эти слова. Но когда запыхавшаяся Елена с испариной на лбу выбегает на тротуар, Даша безучастно ее выслушивает и… молчит.

– Стоп, ребята… Я кажется, забыла свою реплику.

– Ок, Даша, твоя фраза «мы это уже проходили». Сосредоточься…

– Конечно. Извините…

– Все на исходные позиции… Сцена тридцать четыре. Дубль два.

Щелчок девочки-хлопушки, Елена снова несется через улицу, неуклюже перепрыгивает ограждение и хватает Дашу за руку. И та снова молчит.

– Извините… Сегодня, видимо, не мой день. Не могу вспомнить слова, – сокрушенно качает головой Дашка, но ей ни капли не жаль. Она получает удовольствие от того, как эта полностью перекроенная, гнилая тетка, обливаясь потом, бегает туда-сюда. Она запорола еще три дубля, и на пятый раз Елена не выдержала:

– Да ты издеваешься надо мной!

– И ты это только сейчас поняла? – равнодушно заметила Дашка, пригубив из бутылки воду.

– Ну, ты и сука…

– Ага… Имей в виду на будущее. А то, мало ли…

– Даша, ну что опять не так?! – к ним подбежал оператор и требовательно уставился на актрису. – Тебе просто нужно произнести «мы это уже проходили» и отойти на вот эту метку.

– На метку, Даша! В твоей деревне знают, что это такое? – завелась Елена. – Ну-ка, смотри… Мастер-класс… Мы это уже проходили! – кричит актриса и отступает назад. Решетка, на которой крепились осветительные приборы, начала неестественно раскачиваться. На площадке поднялся крик, заглушаемый шумом большого города. Огромные софиты сорвались, как листья с дерева, и полетели прямо на застывшую в ужасе Елену. В последнюю секунду Дашка успела резко дернуть женщину на себя, тем самым спасая ей жизнь. А потом лежала прямо на асфальте, придавленная тушей рыдающей народной артистки, и разглядывала пустыми глазами серое, неласковое небо.

Глава 22

К вечеру пошел дождь и значительно похолодало. Но ничто в этом мире не заставило бы Германа остыть. Или хоть как-то взять себя в руки. Все его попытки обуздать клокочущую внутри ярость терпели сокрушительное фиаско. Пожалуй, впервые в жизни он был так зол. И так сильно напуган.

Притихшая команда настороженно следила за метаниями своего режиссёра. В павильоне присутствовали все. Не было только Даши и впавшей в истерику Елены. Хоть как-то держаться Герману позволяло лишь понимание того, что его люди не пострадали. Нет, не так… Понимание того, что не пострадала Даша. На остальных в данный момент ему было плевать. Хотя это было и неправильно, с какой стороны ни посмотри. Никогда в жизни он так не боялся. Не знал настолько всепоглощающего, сковывающего тело страха. Он оцепенел. Замер, не в силах пошевелиться. Вечерний город жил своей жизнью, сигналили машины, гремел проезжающий по соседней улице трамвай, на площадке поднялся крик, кто-то куда-то бежал… А Герман не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Пока второй режиссер не потрепал его по плечу:

– Гера, нам нужно быть там.

Герман моргнул, провел ладонями по лицу, стряхивая с себя ужас произошедшего, и побежал. Вокруг Дашки и Елены собралась толпа.

– Разойдитесь! – рявкнул. Его горло до сих пор было спазмировано, отчего голос вышел сиплым и каким-то надтреснутым.

Кто-то неподалеку отдавал команды не мешать работе охраны. Те уже включились в процесс осмотра места происшествия. Герман отмечал все происходящее, но пока не вникал. Все его внимание было сосредоточено на девушке, которую закутали в плед и отпаивали сладким чаем. Он следил за ней взглядом, отмечая, что Дашка неплохо держится. Даже пытается вымученно улыбаться, в отличие от той же Елены, которая абсолютно себя не контролировала.

Сердце болезненно заныло. Казалось, еще немного, и оно разорвется на части от переполняющих чувств. Чувств, подчиняющих себе, лишающих воли. Когда ты сам себе не принадлежишь, не контролируешь собственное тело, которое рвется к ней. Она была такой мужественной, такой сильной… И плевать, что им не стоит выпячивать свои отношения. Плевать… Сделав шаг:

– Ты как?

– Ничего. Все обошлось…

Герман ступил еще ближе. Сжал руками тонкие Дашкины руки чуть выше локтей и повторил зачем-то:

– Ты как?

Она улыбнулась дрожащими губами:

– В норме. Хотя это и не самый лучший день в моей жизни.

Он не стал ничего больше спрашивать. Просто смотрел. И такое в его глазах сумасшествие творилось! Что, если бы могла, Дашка, наверное бы, отступила… Прочь от этой бездны! Но льдистая пропасть его глаз закручивала и манила… Не оставляя ни единого шанса на спасение.

– Герман Маркович… Вам следует кое-что знать.

Кто-то настойчиво дергал Германа за руку, но он не сразу смог отвести взгляд от Дашки. Ну, что там опять? Почему их прерывают? Зачем?! Моргнул:

– Что-то случилось?

– Еще бы. Где мы можем переговорить без свидетелей?

Гера снова перевел взгляд на Дашку.

– Иди, – шепнула она, в глубине души радуясь, что получила отсрочку. – Иди. У меня все хорошо.

Герман послушно кивнул и пошел вслед за начальником охраны. Как он и думал, с крепежами все было в полном прядке. В отличие от большинства отечественных режиссеров, Герман не экономил на крепежном оборудовании. В арсенале его съемочной группы находились лучшие крепежные приспособления, которые только можно было приобрести. Такие вещи не ломались! Не выходили из строя!

– Вы хотите сказать, что их просто не закрепили, как следует?

– Данный факт не вызывает сомнений, – нахмурился мужчина. – И учитывая то, что Дарье угрожали, думаю, что это произошло не случайно.

Герман вскинул голову.

– Конструкция бы рухнула прямо на Дашу, подойди она к ней…

– Наверное, так бы и случилось.

– Рада, зови сюда гаффера и всех осветителей, – рыкнул Герман на застывшую в дверях помощницу.

Разговор с поникшим гаффером ничего не дал. Тот, едва не плача, заверил режиссера, что лично проверял все крепления перед началом съемок. У Германа не было оснований ему не доверять. С Самойловым они работали уже добрый десяток лет. Он был асом своего дела, который не мог допустить подобного рода ошибку. Значит, на площадке случилась намеренная диверсия.

– Куда смотрела охрана? – рыкнул мужчина.

– Герман Маркович, мы и предположить не могли, что опасность может исходить…

– А должны были! – перебил начальника охраны режиссер. – Я плачу вам чертову уйму денег! Иваныч, ты когда проводил финальную проверку осветительных приборов?

– Минут за сорок до начала… – дернул кадыком пожилой гаффер.

– Тебе плохо, что ли? – с опаской покосился на мужчину Гера.

– Понятия не имею, как такое произошло… Со мной никогда такого не случалось… – бормотал тот, вытирая платком пот со лба.

– Мне нужно задать вам пару вопросов, возможно, вы видели что-то подозрительное…

– Нет, ничего такого! Я бы в жизни никого не подпустил к своему оборудованию.

– Может, твои ребята что-то видели?

– Они бы сказали…

– Все равно, я всех опрошу, – настаивал начальник охраны. – Нам бы криминалиста толкового, Герман Маркович. Пока не поздно…

– Звони Капустину. Пусть всех на ноги поднимает…

Герман отошел к стене, и устало провел рукой по лицу. Теперь не имело смысла скрывать причину усиления мер безопасности на площадке. Умолчать о сложившейся ситуации не получится. Испорчено дорогостоящее оборудование, да и Елену в жизни не заткнешь. А значит, впереди неприятный разговор с продюсерами, к которому следовало основательно подготовиться. Нужно было постараться извернуться так, чтобы объяснить ситуацию, умолчав о том, что тревожило Дашку. Умолчав о шантаже… Никто не должен был узнать правду.

– Герман Маркович, мы закончили с осветителями. Те клянутся, что ничего подозрительного не видели. И подтверждают слова Самойлова о том, что он проверял конструкцию перед началом съемок.

– Значит, опросите всех присутствующих. Мне ли вас учить?

– Уже… Так и делаем.

Весь вечер Герман провел на ногах. Он переговорил с Давидом, Марго и рекомендованным им человеком. Тот пообещал прислать компетентных людей, которые помогли бы разобраться со сложившейся ситуацией. Слова Германа о том, что на месте уже работают профессионалы, Николай Иванович – именно так представился незнакомец, тихонько хмыкнул, заметив:

– Мои люди – профессионалы.

Видимо, это должно было объяснить всё. И, черт побери, у Геры не было никаких сомнений в его словах!

– Герман Маркович, – вдруг снова заговорил Николай Иванович, когда Герман уже решил повесить трубку.

– Да?!

– А что вам известно о самой Дарье? В курсе ли вы, к какой семье она принадлежит?

– Даша – сирота. Её удочерили Ставшие. Мы, кажется, уже говорили об этом.

– Говорить-то говорили… Вот только, учитывая возможности её семьи, для меня несколько удивительно лично мое участие во всем происходящем.

– Почему? – растерялся Герман. Нет, конечно, у приёмной матери Любы была очень непростая семья. Очень богатая… Но порой даже деньги ничего не решали.

– Ставр Ставший… Что вам известно об этом человеке?

Герман напрягся:

– Ничего. А что должно быть?

– Он поможет. Обратитесь к нему.

– Это означает, что вы отказываетесь с нами работать? – не понял ситуацию Герман.

– Я не отказываюсь. Я лишь говорю о том, что Ставр Ставший может знать гораздо больше, чем мы хоть когда-нибудь узнаем. Введите его в курс дела. Мой вам совет.

Николай Иванович положил трубку, а Герман, окинув взглядом толпу, устало потер виски.

– Расходитесь, ребята. Завтра нас ждет тяжелый день. Пока мы не выяснили, что, мать его, происходит, будьте, пожалуйста, предельно внимательны и осторожны.

Толпа одобрительно загудела и двинулась к выходу из павильона. Дождавшись, пока все уйдут, Герман судорожно втянул воздух, и устало откинулся на стену. Наконец этот день закончился. Наконец он может пойти к Дашке… Никто не скажет, что он бросил команду в самый ответственный момент. Он был с ними до конца и делал то, что должен был делать. Исполнял свой долг… Так почему на душе скребли кошки? Почему в животе все скручивалось в тугой узел от неправильности происходящего? Почему весь сегодняшний день он больше всего хотел все бросить к чертям, и пойти к ней?! Наверняка, напуганной и несчастной.

Непогода усиливалась. Дождь лил, как из ведра. Герман продрог до костей, пока добрался до гостиницы. Медленно поднялся по ступенькам и замер возле самой двери, не решаясь сделать последний шаг. Давая себе еще немного времени, потому, что потом… ничего не останется. Будет только она…

Вдохнул в последний раз поглубже, и будто бы в омут бросился, распахивая дверь. Свет не горел… Только луна купала в своем прозрачном серебряном свете хрупкий женский силуэт. Сердце пропустило удар. Герман сделал шаг вперед и замер от нереальности происходящего.

– Ты пришел…

– Недостаточно быстро…

– Ты… пришел.

Шаг, еще один, и вот она уже так близко… Легкие наполнились её свежим хмельным ароматом. Вдохнул его глубже, до черных точек перед глазами… Но все равно было мало. Хотелось еще… Чтобы молекулы её феромонов по его крови текли. Вместо никому не нужного сейчас кислорода…

Его трясло. И непонятно, холод тому был виной, или её присутствие. Скорее последнее. Несколько миллиметров между их телами – совершенно недостаточно, чтобы хоть как-то собой овладеть. А потому страшно… Невыносимо страшно. Будто бы в огненном кольце находишься. Некуда отступать. Нет возможности противостоять стихии… Да и такого желания нет… Ещё на миллиметр ближе. Почти у самых губ. Так близко, что её дыхание ожогами опаляло кожу. Клеймило… Вот оно как… бывает! Сердце выбивало дробь. Веки отяжелели настолько, что Герман с трудом удерживал глаза открытыми. И смотрел, смотрел, смотрел… Как заворожённый. В открытое окно ворвался горный прохладный ветер, бросил в лицо Дашкины волосы, окутал её ароматом, еще сильнее раздувая пламя желания. В голову бухнула мысль – с ней все хорошо… Вот она – рядом подрагивает… От облегчения подкосились колени. Захотелось упасть на них и прошептать: Господи боже, спасибо… С ней и правда все хорошо… Но вместо этого в оглушающей тишине прозвучало:

– Я не отступлю.

Это могло означать что угодно, но Герман очень надеялся, что Дашка поймет его правильно. Сейчас он не смог бы точнее выразиться, не было слов…

– Я знаю… – прошептала тихонько, у самых губ.

Он все же сдался – прикрыл глаза, опасаясь напугать Дашку их сумасшедшей прорвой. И балансируя у черты, коснулся искусанных губ. Он ошибался. Ни один пожар в мире не сравнился бы с нею… Она, как вулкан… По телу раскаленной лавой растекалась. Меняя все… Меняя его навсегда.

– Девочка, Дашенька…

Скользнул руками под тонкое платье, прошелся вверх по ногам, сминая юбку. Губы коснулись колотящегося пульса, прикусили ключицу. Она застонала и, откинувшись в его руках, вплотную прижалась бедрами. Герман зашипел, впился пальцами в нежную кожу. Всем лицом потерся о ее шею, наверняка оставляя на ней свои метки. Сильнее прикусил, не в силах сдержать дикую примитивную потребность в ней. В ее горле завибрировал крик. Он почувствовал его скорее, чем услышал. Рыкнул в ответ, нетерпеливо стаскивая через голову футболку. Промокшая одежда раздражала кожу и была абсолютно лишней.

Дашка смотрела во все глаза. Подрагивающими пальцами зарылась в короткие волосы у него на груди, провела по соскам. Лизнула сжавшиеся бусины, так и не отведя взгляда. Герман дернул застежку на платье, но молния не поддалась.

– Сними эту тряпку, или я её разорву…

Дашка мигом выполнила команду, и тут же оказалась лежащей на спине. Его торопливые пальцы проникли в трусики и провели по гладкой промежности, разделяя ее сердцевину. Нетерпеливо скользнули внутрь, но тут же упругая плоть заняла их место.

– Бл*дь! – выругался куда-то в подушку, прежде чем жадно толкнулся в нее. – Не могу без тебя, Дашка… Уже не могу.

Он двигался и двигался, подгоняемый сумасшедшим удовольствием, он сгорал в ее пламени. Дашка хрипела, царапала спину, сотрясаемая его мощными толчками. Герман просунул руку между их телами и принялся настойчиво поглаживать ее налившийся, скользкий от выделений, клитор. Кольцо мышц вокруг него сжалось. Задыхаясь, и едва не скуля от невыносимого наслаждения, толкнулся сквозь этот захват – раз, другой, и… с хриплым стоном кончил.