Текст книги "Застенчивые кроны"

Глава 23

Даша проснулась позже обычного. Солнце ярко светило в окно, и уже ничего не напоминало о разыгравшейся ночью буре. Только отголоски удовольствия, которые сладкими волнами все еще расходились по телу. Стихия вчера разыгралась не только за окном…

Взгляд скользнул по темной вихрастой макушке. Нежная улыбка растянула губы. Умаялся её мужчина… Проспал. Даша нерешительно занесла руку над головой любовника. Ей до зуда в пальцах хотелось провести по его мягким густым волосам, приласкать… Но почему-то не решалась.

– Смелей… – хриплым со сна голосом пробормотал Герман и, как большой породистый кот, сам «боднул» головой ее руку.

Даша тихонько рассмеялась и сделала, наконец, то, о чем давно мечтала. Погладила. С каким-то бесшабашным задором. Сегодня ей не хотелось думать о плохом, хотя за прошедшие сутки все усложнилось донельзя. Ей в кои-то веки захотелось стать безответственной, наплевав на всех и вся. Не вспоминать о подстерегающей опасности, о палаче, которого так и не смогли вычислить… И который угрожал ее жизни. Ей захотелось побыть живой, на случай, если эта самая жизнь оборвется…

Герман ластился… И ласкал сам.

– Эй… Мне нужно в душ…

– Потом…

– И в туалет…

– Фууу… Как неромантично.

Даша снова заулыбалась, так и продолжая медленно-медленно, едва касаясь, поглаживать мужчину. Впрочем, все веселье её покинуло, когда, будто бы протестуя против её несерьезности, Герман куснул сосок, который совершено бесстыдно показался из-за съехавшей простыни.

– Гера… – выдохнула она.

– Да-да, я помню… В туалет. Только знаешь, что? Я где-то слышал, что в таком случае удовольствие гораздо более интенсивное. Давай проверим? – искушал он.

Даша всхлипнула. Выгнулась дугой, когда он, сжав руками обе ее вершинки, по очереди стал те посасывать. Помогал себе пальцами, превращая соски в острые, жаждущие ласки пики. Ему удалось отвлечь Дашку от ненужных мыслей. Уже через пару минут она вообще обо всем забыла. Стонала под ним, выгибалась, терлась, как кошка, всем телом.

Герман сходил с ума от ее податливости. Целовал хрупкие плечи, скользил губами вдоль живота. Одним плавным движением развел в стороны её длинные ноги, нажал большим пальцем на возбужденную горошину клитора. Даша зашипела, рефлекторно подкинув бедра, чем он тут же воспользовался, скользнув двумя пальцами внутрь. Поднялся выше, оперся лбом о ее лоб, просипел:

– Тугая, такая тугая…

– У меня давно никого не было.

Герман шевельнул пальцами. Еще, и еще. Наслаждаясь обволакивающей их влагой и жаром. Поймал ртом Дашины губы, куснул нижнюю. Он бы всю ее съел…

– Насколько давно? – требовательно поинтересовался мужчина.

– Очень давно.

– Год? – Герман добавил третий палец, и снова сосредоточил внимание на напряженной тугой груди.

Даша всхлипнула, раскинула ноги шире.

– Два?

Замер на секунду, и она протестующе замотала головой, одновременно с этим надавливая своей ладонью на его неподвижную руку.

– Сколько? – Герман не знал, почему это было так важно. Никогда раньше его не интересовали такие вопросы. Но только не сейчас.

– Почти тринадцать лет! – закричала Дашка и расплакалась. То ли от того, что пришлось в этом сознаться, то ли от удовольствия, которого её лишили.

Герман закашлялся. Просто подавился воздухом, который до этого яростно вдохнул. В бронхах жгло. И этот болезненный огонь распространялся по всему его телу виной. Сжигал в своем пламени все оправдания. Выносил приговор. Виновен… Виновен… Виновен! Нелогично и, если мыслить рассудочно – безосновательно. Так раньше он и считал. Вот только теперь ко всему происходящему подключилось сердце, и все воспринималось совсем по-другому. Абсолютно иначе. Виновен… Мог уберечь ведь, мог… Почему, Господи? Почему так случилось? Какие ты выбираешь дороги, чтобы свести людей в одной точке? Почему отмеряешь им столько боли?

– Герман…

– Молчи…

– Ты ни в чем не виноват.

Он вскинул взгляд. Дернул кадыком, сглатывая застрявший в горле ком.

– Очень виноват. Очень…

– И зря… Я не хочу, чтобы между нами стояло еще и это. Я вообще не хочу, чтобы между нами хоть что-то стояло…

Даша отчаянно зажмурилась и призывно повела бедрами.

– Даша…

– Я хочу, чтобы ты меня любил, а не жалел, в попытке искупить вину. Я хочу, чтобы ты меня хотел.

– Твою ж мать… Можешь в этом не сомневаться. – Герман толкнулся горячей головкой в ее влажность и хрипло выругался, когда она оплела его поясницу ногами.

– Тогда люби меня… Люби… Как вчера.

Герман не мог отказаться от такого предложения. Сцепил зубы, погружаясь в нее медленно, по миллиметру. Вчера он не знал, какой перерыв был у Даши, а потому ненароком мог причинить ей боль. Сегодня он будет осторожен. Плавно скользнув внутрь, замер окруженный подрагивающей тесной плотью. Закинул худые сильные ноги повыше. Медленно вышел, сводя Дашку с ума своей неспешностью. Она нетерпеливо толкалась навстречу, царапала ногтями сбившиеся простыни и его влажную от усилий сдержаться спину. Качнулся вперед, внимательно наблюдая за ее разгоряченным, наполненным страстью лицом. Погружался глубоко внутрь и, отступая, практически выходил, пока в один прекрасный момент не выскользнул вовсе.

– Герман… – захныкала Дашка, шаря рукой, чтобы помочь ему вернуться… Гера перехватил ее запястье, отвел в сторону и всей длиной проехался по ее сердцевине.

Даша сходила с ума. Терялась. Даже дышала через раз, когда вспоминала, как надо. Захлебывалась от удовольствия, но пила его, и пила… Чтобы утолить жажду. Чтобы хоть как-то притушить разгорающийся внизу пожар. А Герман раздувал его все сильнее, надавливая налившейся до предела головкой на её нежную плоть. Он бы еще долго ей дразнил, если бы Дашка не взяла ситуацию в свои руки. Изогнулась, как йог, качнула бедрами и, наконец, снова ощутила его глубоко в себе. Стиснула мышцами, не позволяя выйти. Заставляя его хрипеть от бешеного удовольствия…

Целую вечность спустя, Герман нашел в себе силы приподняться. Для тоненькой, измученной сексом Даши его вес был тем еще испытанием, но все равно она протестующе застонала. Герман отвел волосы от ее лица, пристально всматриваясь в осоловевшие глаза:

– Что?

– Так хорошо с тобой… Не уходи.

– А работать кто будет?

– Ууу… Разве можно в такие моменты о работе вспоминать?

Герман улыбнулся, перекатился на бок, спустив ноги с кровати.

– Вот и не вспоминай. К тебе это не относится.

– Это почему же?

– У тебя законный выходной. Как и у всей съемочной группы. После вчерашнего вряд ли нам удастся сконцентрироваться на работе, а значит, не стоит и пытаться.

– А ты тогда куда торопишься? – нахмурила брови Даша. Воспоминания о вчерашнем нахлынули с новой силой. Никакие блоки их больше не сдерживали.

– Нужно разузнать, что и как. Попытать ребят из охраны. Может быть, им что-то удалось выведать.

А еще следовало встретить спецов Николая Ивановича. Но об этом Дашке знать не обязательно. Не нужны ей лишние переживания.

– Держи меня в курсе, хорошо?

– Хорошо… – скупо улыбнулся Герман и, наплевав на все, вновь прижал Дашу к себе. – Не переживай, только… Теперь за тобой, как за хрустальной, приглядывать будут.

– Хорошо… – шепнула та. – Ты тоже береги себя…

Герман ушел, приняв душ. Дашка искупалась и вызвала горничную сменить белье, которое выглядело далеко не так презентабельно, как накануне. Переделав все дела, замерла посреди комнаты. Она не знала, чем заняться. Прятаться в комнате женщина не могла. Потому что никогда бы не позволила себя запугать. Кем бы ни был человек, планирующий покушение, она не даст ему насладиться собственным страхом. Не на ту напали! Уже через несколько минут, гордо вскинув голову, Даша вышла из номера. За ней тут же последовал ничем не примечательный человек. Мало кто мог разглядеть в нем профессионального охранника.

Несмотря на то, что Герман объявил выходной, в павильоне кипела работа. Послонявшись немного без дела, а также заверив каждого повстречавшегося на пути в собственном добром здравии, Даша примкнула к операторской группе. Те как раз просматривали отснятые вчера эпизоды и оживленно о чем-то беседовали. Даша тихонько примостилась на стул, прислушиваясь к обсуждению. Было интересно, хотя многого она все еще не понимала. Для нее то, что делали эти люди, было чем-то совершенно непостижимым. Как истинные художники, они творили магию. Именно их глазами зритель впоследствии видел фильм… Очень сложная работа, требующая стольких навыков и знаний! Если Герман решал, ЧТО показать в очередной сцене, то Ефрем принимал решение, КАК это сделать. Он, как самый настоящий художник, рисовал фильм с помощью света и кинокамер. Именно поэтому у них на площадке порой находилось настолько огромное количество осветительных приборов, что они подчас занимали гораздо большую площадь, чем сам снимаемый кадр. И, как у любого художника, у Ефрема был свой, только ему присущий почерк. С помощью композиции, цвета, света и фактуры кадра он мог запросто воплотить в жизнь все замыслы режиссера, и даже придумать что-то свое. Очень сложная работа, очень интересная…

Даша сама не заметила, как влилась в обсуждение. Видимо, спросила что-то, а Ефрем ответил. Будто бы и не было этих лет. Тринадцать лет назад Даша также интересовалась всем-всем на площадке.

– Значит, ты считаешь, здесь лучше сверху снимать?

Даша резко вскинула голову. Когда здесь успел появиться Герман?

– Ну… я… Я ведь не профессионал…

– Это да. Но Ефрем мне еще в самом начале предлагал то же самое.

Вот те раз. Даша вскинула глаза на оператора, который буквально пять минут назад спорил с ней по этому поводу. Тот ухмыльнулся в густую бороду и поднял руки к верху:

– Поймали… Сдаюсь. На самом деле я хотел увидеть сцену твоими глазами. Ты ведь ее будешь играть.

– И как? – оживился Герман.

– Даше не хватало знаний, чтобы предложить свой вариант, что, впрочем, полностью компенсировалось ее живым воображением. Подозреваю, мы видим эту сцену приблизительно одинаково.

Герман задумался. Ковырнул носком туфли щербинку на плитке, покрывающей пол.

– Я подумаю над этим… – прозвучал задумчивый ответ. – Даш, можешь отвлечься на пару минут? Ты мне нужна…

Даша кивнула головой и, попрощавшись с операторской группой, с которой провела без малого три часа, двинулась к выходу из павильона.

– Ну, узнал что-нибудь новенькое?

– Ничего…

Герман психовал. Она это чувствовала кожей. Нелегко такому человеку давалось бессилие. Он закипал. Дашке даже неудобно стало – ведь из-за нее это все. И ведь знала, что не должна была себя винить, но все равно винила…

– Слушай, Даш… А поехали куда-нибудь… погуляем? – предложил вдруг мужчина.

– Погуляем?

– Да! Осточертело это все… Просто погуляем. Ты и я. Думаю, для тебя нет никакой опасности. Никто ведь не знает о наших планах…

Провести время с Германом? Просто погулять? Как обычные люди? Забыв о вчерашнем происшествии и нависшей над всеми опасности? Она бы хотела… Дашу волновал лишь один вопрос – вопрос безопасности. Не своей, а окружающих её людей. Вчера уже чуть было не пострадал ни в чем неповинный человек. На чьей совести это было? Только лишь на совести преступника? Или… Дашина вина в том тоже присутствовала? Вина… Гадкое чувство, которое она гнала от себя все утро.

– Пойдем, Даш…

И они пошли. Даже машину не стали брать. Доехали на древнем громыхающем трамвайчике до центра. И вышли у средневекового величественного костела. Шагали медленно, держась за руки, по тихим мощеным улочкам. Переговаривались время от времени, и останавливались, чтобы рассмотреть достопримечательности. Даша, голосом заправского экскурсовода, рассказывала спутнику местные легенды, которыми была богата эта земля, и во весь рот улыбалась. Но было что-то наигранное в этой улыбке. В ее душе все смешалось. И счастье, и горечь, и какая-то совершенно необъяснимая тяжесть, которую Даша не могла отнести на счет вчерашнего происшествия, как ни пыталась. Что-то засело в сердце занозой и не давало покоя. Чувство какой-то ужасной необратимости…

– Смотри, может, присядем?

Даша очнулась от собственных мыслей. Встряхнула головой. С ней рядом был великолепный мужчина. Мужчина, который дал ей так много! Который был готов бороться за нее, несмотря ни на что!

– Да. Давай… Здесь отличный кофе. И штрудель. Давай закажем?

Они уселись в уличном кафе, из которого открывался фантастический вид на старый город, и сделали свой заказ. Без всякого стеснения Герман закинул Дашкины ноги себе на колени и принялся разминать уставшие ступни.

– Ну, рассказывай… О чем ты весь день думаешь? – серьезно глядя на спутницу, поинтересовался он.

– О чем? Не знаю. Наверное, о смысле жизни… Я всегда об этом думаю, гуляя по этим древним улочкам. Глупо, правда?

– Конечно. О чем здесь думать? Никакого смысла в жизни нет.

– То есть, как это? – удивилась Даша, переплетая свои пальцы с его.

– А вот так. Мы сами наполняем жизнь смыслом.

Даша моргнула, обдумывая сказанное. Растерянно провела по волосам, задумчиво прикусила пальцы…

– Что, озадачил? – Герман нежно провел по выпирающей косточке на запястье и, не удержавшись, поцеловал.

– Немного. Знаешь, я теперь понимаю, почему тебя причисляют к великим…

– О мамочкибожемой… – застонал Герман.

– Гений Серебрянского… – передразнила любимого Даша.

Герман громко рассмеялся, и уже у самых желанных на свете губ прошептал:

– Заткнись и поцелуй меня.

Глава 24

– Ну, вы посмотрите, кто домой вернулся! – закричала Люба, сбегая по ступенькам крыльца Даше навстречу. С ее рук прямо им на одежду сыпалась мука, но разве это имело значение? Даша тоже соскучилась… Вдохнула теплый Любин аромат, подмигнула вышедшему из дома Яну.

– Привет…

– Ну-ка, дай на тебя посмотрю… – Люба отстранилась от приемной дочери, внимательно её разглядывая. – Все хорошо? Тебя никто не обижает? – требовательно поинтересовалась она, воинственно нахмурив брови. С губ Даши сорвался смешок, а потом она и вовсе захохотала.

– Нет, ну, а что? – растерянно пробормотала женщина. – Ставр, вот чего она ржет?

– Наверное, потому, что считает себя взрослой и умудренной жизненным опытом, – хмыкнул Ставший, отставив в сторону ящик с овощами.

– Вот-вот. А ты со мной, как с первоклашкой, – улыбнулась Даша, выбирая из ящика свежий хрустящий огурчик.

– Я просто переживаю за тебя, – смутилась Люба, поглядывая на мужа.

– Не стоит, Люб, правда. У меня все хорошо… Даже лучше, чем я могла бы подумать, – заверила Дашка, переключаясь на сына: – А ты как, красавчик? Что нового? Не звонишь мне даже… Совсем старушку забыл.

– Ну, извини, старушка, – передразнил мать Ян, – мы тут все в мыле. Готовим кое-кому праздник… – подмигнул игриво сынок.

Дашка опять рассмеялась. Вот же… вырастили сердцееда, девкам на погибель. Потрепав сына по плечу, женщина потянулась сладко, раскинула руки в стороны, будто бы в попытке обнять все кругом. Как же хорошо дома! Как замечательно, что ей всегда есть, куда вернуться. Место, где ее любят и ждут. Просто так, без всяких для себя выгод. Здесь было так тихо и спокойно… Умиротворяюще.

Этим утром Даша проснулась разбитой. Ей часто снились странные, подернутые дымкой сны, в которых она искала кого-то, звала, блуждала в одиночестве по запутанному лабиринту, не в силах найти выход. Сегодня ей тоже приснился лабиринт… Герман уже ушел, и в голову снова полезли всякие мысли. За прошедшие полторы недели им так и не удалось пролить свет на случившееся на площадке несчастье. Не удалось выяснить, кто подкинул Дашке записку, как и не удалось найти Керимова. Он как будто сквозь землю провалился, после того, как у него закончился срок испытания. Надежда на то, что правда откроется – таяла с каждым днем. А место надежды в душе потихоньку заполнялось страхом. Записи могли всплыть в любой момент. Но боялась Даша не этого. Напротив, она уже даже хотела вскрыть поскорее нарывы. В ее случае, ожидание смерти было хуже её самой. Она столько лет боялась, что в какой-то момент страх разоблачения полностью исчерпался. Однако появились новые поводы для волнений. Даша опасалась навредить Герману. Страшилась, что ее счеты с Керимовым коснутся кого-то еще… За себя так никогда не переживала, как за других…

Она стала чаще задумываться о смерти. То есть тема смерти и раньше занимала ее мысли, но теперь Даша размышляла о ней постоянно. Думала о том, что после всего, случившегося с ней, наверное, и не жила… Нет, жизнь, конечно, продолжалась, и в ней происходило много чего хорошего, но… Она как будто зависла в прошлом, наблюдая за всем со стороны, просеивая все происходящее через сито пережитого ею кошмара. И не чувствовала в полной мере вкуса жизни.

С появлением Германа все изменилось. Он дал ей то, чего у Даши никогда не было. Будто бы вывел из комы. Обрушил на нее тысячи различных эмоций… Наполнил её иссушенную душу счастьем. И ей понравился его вкус.

– О чем задумалась?

Даша обернулась на голос.

– Даже не знаю. В голове столько всего… Но… все хорошо, правда.

– Я рада за тебя. Очень рада…

– Спасибо, Люб. И еще раз извини, что сбросила на тебя подготовку праздника.

– Вот еще. Начнем с того, что ты вовсе его не хотела. Так что, все происходящее целиком и полностью на нашей с Яном совести. Да и готово уже все. Не о чем переживать.

– И ромашками зал украшен? – подколола женщину Даша.

– Нет… – рассмеялась та. – Ромашками все украсят ночью. Иначе, задохнемся от их запаха. Знаешь, эти цветы имеют не очень приятный аромат.

– Как-то я не подумала об этом…

– Ну, и пусть! Это сейчас не важно. Лучше скажи, ждать ли нам новых гостей.

– Новых гостей? – удивилась Дашка.

– Ну, я подумала, что ты, возможно, захочешь пригласить кого-то из съёмочной группы. Вдруг ты с кем-то успела подружиться… Что скажешь? Нет?

Даша пожала плечами. Это был тот праздник, который бы она хотела провести исключительно в кругу семьи. Родных, тысячу лет знакомых людей. Она даже и не задумывалась о том, чтобы пригласить кого-то из своих новых приятелей. Единственным человеком, которого она хотела бы видеть сверх утвержденного списка, был, разве что, Герман. Но он не мог присутствовать на вечеринке. Они и без этого выбились из графика. В общем, Дашка даже предлагать ему ничего не стала. Не хотела ставить в неловкое положение. Все равно, работа Германа бы не отпустила. Он был той одержим…

– Нет. Никаких новых гостей.

– Ну, и ладно… Ты не передумала надевать то шикарное платье от Zuhair Murad?

– Не-а. Оно висит в шкафу и ждет своего часа.

Дашке было немного неловко, что она не может разделить с Любой ее любовь к шикарным дизайнерским тряпкам, поскольку сама была к ним равнодушна. Но наряд, подаренный ей Любой на прошлый Новый год, вызывал трепет даже у нее. Произведение искусства, а не платье!

– Ты будешь в нем великолепна!

– Ага…

Дашка отвела взгляд. Удивительно, ей столько раз делали комплименты, но она до сих пор не научилась их принимать достойно. Воистину, комплексы родом из детства неистребимы…

– Ну, ладно… Я тогда пойду, ты, наверное, с дороги отдохнуть хочешь?

– Немного. Но потом можешь рассчитывать на меня. Я помочь не отказываюсь.

– Да, в принципе, все уже готово… – растерялась Люба. – Но ты можешь мне рассказать что-нибудь интересное о съемках…

– Хорошо, – улыбнулась Дашка Любиному энтузиазму. – Дай мне пару часов.

Вечер накануне Дашкиного тридцатилетия так и прошел – она рассказывала Любе киношные байки и помогала готовить ужин. В тот день они разошлись по домам довольно рано. Ян изъявил желание ночевать с Дашкой, и они еще немного погоняли с ним в приставку. Однако уже через час, несмотря на протесты сына, та отправилась спать. Давно у нее не было такой возможности – лечь пораньше. С тех самых пор, как она стала спать с Германом. Интересно, как он сам выдерживал такой темп? И на площадке, и в постели?

Дома спалось хорошо. Родные стены тому способствовали. А может, и правда вымоталась сверх меры, да и напряжение спало. Все-таки только здесь Дашка чувствовала себя в полнейшей безопасности. А там… Несмотря на наличие профессиональной охраны – все равно оставалась настороже. Привыкла сама о себе заботиться и не изменяла своим привычкам.

Не успела Дашка проснуться, как на пороге ее спальни возник сначала сервировочный столик, а затем и Ян, собственной персоной. Сын первым решил поздравить ее с тридцатилетием. Улыбка сама собой наползла на лицо.

– Хеппи бездей ту ю…

– О, Боже…

– Хеппи бездей ту ю…

Если в этой жизни и существовало что-нибудь такое, что не давалось Яну ни при каких обстоятельствах, так это – пение. Ему не то, что на ухо медведь наступил – он там брейк-данс станцевал. Или выбил чечетку.

– Знаю-знаю, – нисколько не смущаясь, оскалил зубы парень. – Пение – не мой конек. Зато я приготовил для тебя завтрак… С юбилеем, мама!

– Спасибо, дорогой, – расчувствовалась Дашка. Шмыгнула носом и сняла крышку с блюда. – Хоть кто-то мне принес завтрак в постель.

– Хм… Не просто кто-то, а сын! Это две большие разницы! Хотя, я не против, если кто-нибудь другой возьмет на себя эту функцию.

Ян игриво пошевелил бровями, и Даша закашлялась.

– Ты на что намекаешь?

– Ты – красотка, мам Даш. А вокруг полно нормальных парней.

– Да, неужели? – Даша смущенно отвела взгляд.

– Ага… Ну, ты давай… Ешь, и отправляйся в СПА. Там тебя уже ждут.

– В СПА?

– Угу. Подарок от фирмы! – рассмеялся сынок.

– Ух, ты! Живем!

Ян помахал матери рукой на прощание и вышел из комнаты. Дашка тут же схватилась за телефон. Герман!

«С днем рождения!»

«Ты уже спишь?»

«Спишь… А мне, вот, не спится… Непривычно без тебя. Возвращайся. У меня есть для тебя подарок»

Даша прикусила щеку. Сердце мучительно сжалось. Послевкусием пряной сладости накатила тоска. Горчинка – которой она не находила объяснения.

«Спасибо. Мне тоже без тебя как-то не так»

Оправила, не раздумывая, едва написала. Иначе – передумала бы, стерла бы набранное сообщение.

В гостиной послышался шум – с поздравлениями заявились Люба и Ставр. Ее вообще все поздравляли. Куда бы она ни пошла, наталкивалась на широкие улыбки и теплые пожелания. Ужасно трогательно. Почти до слез.

Герман перезвонил, когда за нее уже взялись девочки-косметологи, из-за чего разговор вышел скомканным и пустым… Хотя одно обстоятельство Дашку все же порадовало… Герман очень бурно отреагировал на ее рассказ о шоколадном обертывании. Она никогда не слышала, чтобы он так ругался.

– Оставь для меня чуточку шоколада… – прохрипел он.

Даша тихонько рассмеялась и положила трубку. Дабы не искушать. Его. И себя…

Сама вечеринка проходила на веранде центрального ресторана, которая действительно была украшена ромашками и зелеными веточками иглицы. Вместе с декоративными фонариками и шикарными кружевными скатертями на столах – они создавали поистине сказочную атмосферу.

– Очень красиво, – в полном восторге пробормотала именинница и, не сдержавшись, сжала приемную мать в крепких объятьях. – Спасибо, Любаш… Спасибо.

– Ну, а слезы чего на глазах?

– Нет-нет… Никаких слез. Это фонарики отсвечивают… – смущенно пробормотала Дашка и тут же сменила тему, завидев друга. – Привет, Костя! Ну, наконец-то… А я думала, где тебя носит?

– С днем рождения, Даша. С юбилеем.

– Не напоминай…

– Шикарно выглядишь, – неловко приобняв именинницу, добавил мужчина.

– Ага… Ничего, для такой старушки. Правда?

Даша подхватила платье и медленно повернулась, сияя, как утренняя звезда.

– Правда, – серьезно согласился Константин.

– Мам Даш…. Вы чего застыли на ступенях, у нас с отцом уже слюнки текут!

– Кому что, а некоторым – лишь бы пожрать, – пробубнил Константин.

Дашка рассмеялась, подхватила его под руку:

– Пройдемте, сударь. Не будем задерживать голодающих…

Тот вечер навсегда врезался в Дашкину память. Лилась тихая музыка, вспоминались байки из жизни юбилярши, тосты затягивались, то и дело прерываясь взрывами смеха, щелкали фотоаппараты. Такие редкие моменты абсолютного, безграничного счастья. Она как раз вернулась к столу после медленного танца, на который Дашку пригласил Ян, когда Ставр, кряхтя, встал со своего места. В руке у него был зажат бокал, как будто он собирался произнести тост. Впрочем, так оно и было. Дашка взволнованно вытерла руки о подол.

– Сегодня тебе тридцать. И хоть шестнадцать лет назад, помнится, ты считала этот возраст глубокой старостью, теперь, надеюсь, все изменилось.

Даша улыбнулась шутке приемного отца и дурашливо кивнула головой.

– Тридцать – это только начало. И несмотря на то, что ты уже многого в этой жизни добилась, еще большее тебя ждет впереди. Потому что ты этого достойна. Как никто другой. Я горжусь тобой, дочка… Я тобою горжусь.

Даша закусила дрожащую губу. Горечь слез подступила к горлу. Это было настолько трогательно, что она забыла, как нужно дышать. Кислород застрял в легких и жег их… И она не могла выдавить из себя ни слова! А потому злилась… так злилась на себя!

– Кстати, о прошлых заслугах… Мы тут подумали, что тебе, может, будет приятно, если эта штука вернется к тебе…

Ставр сделал пару шагов к Дашке, ставя на стол перед ней подарочную коробку. Даша оставила губы в покое и до крови прикусила изнутри щеку, на которой яростно бился нерв.

– Откроешь? – поднял бровь мужчина.

Она не знала, где нашла в себе силы, чтобы просто пошевелить руками. Будто бы утопающий в поисках спасательного круга, осмотрелась, поймав Костин взгляд. Он одобряюще кивнул. Не решаясь снять крышку с коробки, посмотрела на Любу и сына. Те тоже кивали ей головой и улыбались. Это немного отрезвило. В конце концов, ей и раньше дарили подарки. Почему же в этот раз её так накрыло? Только ли от слов Ставра, которых она совсем не ждала?

Коробка открылась легко. И Даша даже сумела натянуто улыбнуться родным, перед тем, как взглянуть на ее содержимое.

– О, мой Бог… О, мой Бог… Извините… Я… О, черт… Спасибо. О, черт… Извините… пожалуйста, мне просто нужна минуточка…

Дашка подхватила подол и побежала прочь из ресторана.