Текст книги "Из недр тьмы"

Глава первая. Конец размеренной жизни

Сеймурное2020
  Сеймур – время суток, от рассвета до середины свара


[Закрыть] небо с твира осветилось восходящим Самсуном. Город залил теплый и мягкий белый свет.

Шпиль на башне Злобы Императорского дворца переливается разноцветными огнями. К слову сказать, именуется это строение на самом деле «башня Золота», но кто-то когда-то что-то не так услышал, и новое имя привязалось к ней. Здесь располагается алхимическая лаборатория Императорского мага и лекаря, а потому она светится даже в темное время свара. Сам же дворец, подсвеченный белоснежной восходящей звездой, кажется нереальным и сказочным. Высокие каменные стены, овитые длинными и тяжелыми лианами, придают ему скорее вид защищенной крепости, нежели роскошного и изысканного дворца богатейших королей. Они еще оставались под навесом тени, отчего замок навис мрачной громадой над городом. Тонкие как иглы семь башен поражают своей величественностью, а с их верхушек, без сомнения, открывались бесподобные виды. Словно бы вырванный с книжной страницы какого-то романа. А вот город, напротив, совсем не походит на сказку: грязные улицы, залитые помоями, грязью и испражнениями – вот какими являются на деле улицы Герама – великой столицы еще более великой Империи Олдонны. Стоит перевести взгляд с холма, на котором высится дворец, вниз на город, как тут же все чувства прекрасного угасают. Серая, безысходная реальность, где нищие и попрошайки на каждом углу, которые навязчиво тянут руки и хватают прохожих, вынуждая тех отбиваться и спешно убегать. Где бездомные собаки и кошки скулят в переулках, получают пинки от тех же нищих, а тощие болезненные крысы копошатся в грязи и мусоре. Но в защиту нынешнего правителя можно сказать, что и дорогих балов и пиров, что стоят дороже армий и походов, давно не затевалось в столице. Последние двадцать элем Император Герам Третий занимается то одним несчастьем, то другим, попутно каждое горе заливая вином и утешаясь в объятиях разных женщин. Семьи и детей у Императора еще не появилось, да и возраст его только-только приблизился к сорока пяти элемам, что считается невероятной молодостью в стране для такого титула. Как-то сложилось, что до престола правители добирались элем в шестьдесят ввиду долгожительства предшественников. Впрочем, его Величеству уже не раз намекали его приближенные, что наследники сами не родятся. А он все отмахивался и говорил, что в первую очередь его интересуют дела государственные. И ему есть о чем волноваться. Лихо приходило, откуда не ждали. Со всех уголков Империи чуть ли не каждый ракас приходят вести то о неведомых тварях, выползших из своих пещер и нор, то о внезапно очнувшемся колдовстве и, как следствии, разрушениях и бедах. И всюду какие-то магические «фокусы», как причитает Император, от которых ни покоя, ни радости. Какая тут может быть женитьба! «Да и девушки вокруг все слишком красивы, чтобы остановиться только на одной» – шепотом договаривают за Его Величество его подданные. А вот предыдущий правитель не беспокоился насчет количества жен и любовниц, без проблем содержа гарем для двадцати с лишним женщин на городские налоги, вследствие чего был не очень любим народом. Зато ребенок у него появился на свет всего один в связи с врожденной плохой репродуктивной функцией и его неразборчивостью в женщинах. Герам Третий, он же единственный наследник, считавшийся чудом, вступил на престол в возрасте восьми элем ввиду внезапной насильственной смерти отца. Его мать стала королевой-регентом, но даже после того, как Герам Третий повзрослел, она не уступила ему престол, сославшись на то, что мальчик слишком болен и хрупок. К тому же ребенок, избалованный мгновенным выполнением каждого его мимолетного каприза, несмотря ни на что, довольно быстро мог своей вспыльчивой ребяческой натурой повергнуть страну в хаос. За время, что он был просто сыном королевы без титула, он окреп и поумнел. И лишь к сорока элемам, после смерти матери, ему, наконец, вручили корону и скипетр. И ему же пришлось расхлебывать несколько крупных ошибок регента ракасами позже, когда при нем вдруг появились не в меру мудрые советники.

Империя Олдонны теперь кипела в котле своей внутренней войны с новым, но таким древним, невероятно сильным и неизведанным врагом – колдовством. А еще постоянные стычки с гномами на твире, набеги со стороны Кричащего Края и Шепчущего Королевства – все это выводило из равновесия только вставшего на престол Императора. Герам Третий, хоть и стал со временем сносным правителем, далеко не чета своему предку, самому первому Императору – Лоурентину Первому, чье величие в течение последующих шести веков заставляло врагов страны содрогаться. Герам Первый, дед нынешнего Его Величества тоже был истинный Император. Суровый, но справедливый. Хитрый и расчетливый его разум привел к тому, что Империя стала таковой, какой являлась до вступления на трон Герама Третьего. Дед нынешнего Величества долго собирал ее по частям после правления разрозненных групп глупцов и самодуров. А его внук, не отличавшийся никакими особыми качествами, кроме королевской крови и жаждой собственных удовольствий, с властью, застилавшей порой ему глаза, разрушал свои владения. Поэтому Империя Олдонны теперь переживает отнюдь не лучшие свары и, вероятно, снова начинает скатываться в бездонную пропасть.

Хлета выглянула в окно, что выходит точно на городскую площадь. Все же, относительно других частей столицы, чистую. Хотя за толпой, базарными торговцами и их лавками ее покрытия почти и не видно. К слову сказать, отличное место. Работай она в поле или будь простым торговцем, и мечтать бы не могла о таком прекрасном доме. Наверняка, ей бы приходилось каждый свар ходить домой через весь Герам за первую стену или и вовсе никогда не увидеть Внутреннего Города. Столицу окружает мощная стена, так называемая Внешняя. А центр ее огораживает более изящная и тонкая – Внутренняя. Дворец же находится в стороне на холме, куда вверх тянется обнесенная забором, охраняемая нейлой и сваром дорога, плавно перетекающая в узкий резной мост. В черте Внутреннего Города живут и имеют право селиться только особенные лекатдеры. В большинстве случаев это означает «богатые». А Императорский библиотекарь на хорошем счету, особенно у правителя, который обожает книги про самого себя. Герамом Третьим девушка ценилась чуть ли не наравне с королевским придворным колдуном, что, безусловно, до одури бесило последнего, что он неустанно показывал ей при встрече. И она умеет читать на шести разных языках. Так что благодаря не очень высокому положению, но особому расположению его Величества, если случается казнь или праздник Хлета может спокойно сидеть у окна, пить эль, а то и королевский ярк2121
  Ярк – крепкий 50-градусный напиток, очень любим троллями


[Закрыть], и занять лучшие места. Впрочем, проблемы с выпивкой частенько портили ее и без того испорченную репутацию, когда вдруг страже приходилось вытаскивать девушку из потасовок в тавернах или из уличных канав в полуобморочном состоянии. Однако, и сам Император грешил подобным и потому закрывал глаза на эти случаи. Но кто знает, как долго он будет это терпеть.

В этот сеймур, как и всегда в начале лета, в городе царит сонное оживление. Вроде бы народ и ходит, и чем-то занят, тени мелькают туда-сюда по стенам зданий, но так медленно и лениво, что начинает казаться, что время вот-вот остановится. Будто бы его смазали чем-то тягучим и липким, вроде меда. Летние свары в Гераме неизменно таковы. Несмотря на то, что столица далеко не на крисане Империи, да и всей Лекаты, сюда лето приходит одно из самых жарких и душных. Даже торговцы на площади лишь изредка что-то выкрикивают, утомленные горячими лучами светил, стараясь не высовываться лишний раз из-под своих навесов.

Рабанка схватилась за голову, жалея о том, что вчера столько выпила, сидя в одиночестве в библиотеке. Она задернула занавеску, недоумевая, как свет Самсуна не разбудил ее раньше, ведь он так мерзко и болезненно режет ей глаза теперь. Девушка прилегла обратно на кровать, отчаянно борясь с тошнотой и головной болью. Она даже не помнит, как попала домой. И почему не осталась во дворце. Рабанка уже не единожды ночевала в каморке возле библиотеке на жесткой скамье. Но мало ли что могло взбрести ей в голову после нескольких бутылок крепкого эля. Хлета прикинула в голове, что наверняка за те полкалема, что она шла из замка в город, она успела что-нибудь начудить. Это если она и вправду добиралась полкалема, а не провалялась полнейлы в придорожной канаве. И сегодня ей за это снова влетит от управляющего, которому наверняка уже обо всем доложили. Девушка оглядела свои руки, ноги и живот на предмет наличия синяков или царапин. Вроде бы все чисто, значит нигде не падала и ни с кем не дралась. Только до сих пор не прошел здоровенный синяк с прошлого раза, когда Хлета в таверне как следует приложилась коленом об угол стола.

Голова трещала по швам, и приходилось делать усилие, чтобы хоть немного соображать. Как заставить себя встать и выйти на улицу, не извергнув из себя все выпитое и съеденное вчера? Ей обязательно нужно появиться в замке в ближайшее время и закончить перевод нескольких свитков. Она итак откладывает это уже много сваров.

Прилагая неимоверные усилия и мучаясь спазмами желудка и изможденного мозга, Хлета спустилась из спальни на втором этаже на кухню, где выпила залпом чуть ли не полведра воды. Откуда-то с улицы повеяло жареным мясом, и девушка снова почувствовала приступ тошноты, подкативший комом к глотке. И само собой, как и каждый подобный раз дала себе слово больше ни капли в рот не брать. Впрочем, потом поразмыслила, добавила «ну хотя бы пару сваров» и усмехнулась. Она знала, что уже к вейрану будет навеселе. Девушка вернулась обратно в коридор, к лестнице, все еще слегка пошатываясь. Из-за того, что голова трещит, словно сухие ветки в камине, Хлета стала чертовски плохо видеть, и теперь вокруг плавали только мутные пятна. А потому девушка решила, что пара калемов не повлияют на ее работу над переводом и прилегла на мягкий диванчик рядом с выходом. Она все равно букв на свитках не сможет разобрать, так что сначала надо бы оклематься. Но уснуть Хлета так и не смогла, мучаясь от боли и жалея, что не поднялась наверх, в куда более удобную кровать.

Через три калема, когда Самсун уже висел в зените, а Пракита вылезла из-за горизонта, меняя цвет мира с белого на зеленый, Хлета очнулась от дремы и села. Голова почти перестала болеть, но тошнота никуда не делась, да и слабость во всем теле невероятная.

Рабанка решила, что дальше тянуть нельзя. Она встала, покачиваясь, подошла к тумбе и подхватила с нее небольшую дорожную кожаную сумку. Перекинула ее через голову на одно плечо, надела легкий потертый зеленый плащ и вышла в плывущую городскую толпу, которая расплывалась под ее похмельным взором, представляясь ей сплошным движущимся пятном. Хорошо, что девушка достаточно сносно изучила город и может даже с предавшим ее зрением дойти туда, куда требуется.

Который свар Хлета ждала новостей из Крепости Зорких Глаз, что располагается на границе Империи и Кричащего Королевства в горах. Ее названный брат, Лоф, уехал туда еще два ракаса назад на общий сбор. Солдатам сказали, что это лишь стандартная проверка (как и каждую элему, всего на сойлу), и потом все, кто не несет дозора в Крепости постоянно, вернутся домой. Но проходил свар за сваром, Лоф не возвращался, и Хлета волновалась. С гор Лакасс снова лезут роски. Уже не первый случай за эту элему. Из горных районов часто приходят такие вести. Роски уже стали традиционной опасностью, которая приходит каждые семь-восемь ракасов. Эти твари впадают в спячку, которая у них длится как раз в течение этого периода, а когда они просыпаются, то оказываются чрезвычайно голодными. А так как всех своих сородичей они пожрать не могут (хоть и не брезгуют подобным), после каждой спячки ползут в крепости, что стоят у каждого горного перевала. Так что, если это действительно то самое время, когда приматы вылезли из нор, то лишние воины в Крепости не помешают. Эти звери невероятно ловкие, с легкостью забираются по стенам и по отвесным скалам, и чуть ли не по потолку могут ползти, словно пауки. Однажды, когда элем двадцать или тридцать назад в Империи впервые услышали о роски (тогда как раз возводили Крепость Зорких Глаз) жители пригорных районов и строители укреплений дорого поплатились за неосведомленность. Крепость, построенная лишь наполовину, полностью опустела в те времена. Приматы сожрали всех, кто имел несчастье строить, охранять или жить в деревнях под стенами незаконченного замка. Убить их трудно, почти все тело, кроме рук и лиц покрыто толстым хитиновым панцирем, который может пробить лишь диласская сталь, по праву считаемая одной из самых крепких в Лекате. Потому разобрались с ними только тогда, когда пришло время их очередной спячки. Но всех жителей провинции Угерсан, что лежит у подножья гор Лакасс, спасло еще и то, что роски совершенно не нравилось жить на равнинах, и они попросту не стали забираться слишком далеко от родных скал даже для поисков пищи. Ну и после того случая Герам Второй, будучи уже не в совсем ясном рассудке и при ослабленном здоровье, но все же еще осознающим свое положение, повелел укрепить Крепость, изначально строившуюся для защиты от нападений жителей Кричащего Края и снежных санатов. Стычки на границах с Кричащими Землями всегда острой проблемой висели над Империей, насколько знает Хлета. Карбесы очень тяжело уживаются с другими расами, а имперцы имели неосторожность в какой-то момент пойти на перемирие с их самыми заклятыми врагами с начала зарождения мира – шхассами. И также в те времена крылатые снежные санаты – гигантские разумные и очень кровожадные ящеры – часто наводили невероятный ужас на жителей предгорных районов, гораздо больший нежели целая армия карбесов смогла бы. Но они странным образом перестали появляться с тех пор в землях Угерсана. И все же польза от укреплений явно была, хоть и совсем иная, чем предполагалось вначале. Они стояли на выходе с перевала, единственного пути из Кричащих Земель, проход по которому считался безопасным. Пройти мимо Крепости карбесы бы не смогли, не обеспечив себе положительных результатов всех необходимых проверок, которым они подвергаются крайне тщательно. Обычно зимой поток переселенцев прекращается, поскольку горы завалены снегом, но к лету вновь текут караваны и беженцы. Кричащий Край считается одной из самых неблагополучных зон обитания, по большей части из-за политических распрей со всеми подряд. Оттуда уезжают гораздо чаще, чем туда. Теперь в Крепости постоянно находится усиленный гарнизон и каждые семь ракасов туда направляют двести солдат разных мастей и рас, так сказать, на всякий случай. Только многие такие вот запасные оттуда так и не вернулись. Какими бы роски не казались ожидаемыми врагами, все равно каждый раз из двухсот солдат возвращаются не все.

С этими тревожными мыслями девушка налетела на снующего в толпе мальчишку-глашатая. Впрочем, она даже не поняла, кто это, поскольку мутное ярко-желтое пятно что-то вякнуло, пискнуло и продолжило орать во всю глотку звонким детским голосом: «Ихресаб потрясло ужасное происшествие! В Столичном лесу снова небезопасно! Крепость Пирхен просит подмоги у города Зайс! Сможет ли Император отразить очередные напасти?». Ни роски, ни Крепость Зорких Глаз не упоминаются. Может быть, теперь ежеэлемные проверки стали более долгосрочными.

Хлета задумалась над тем, что роски все-таки невероятно безмозглые звери. Каждый раз они лезут в подгорные крепости, несмотря на то, что каждый раз погибают там тысячами. Или желание человеческого мяса и крови настолько затмевает рассудок. Неужели их жизнь и смерть сородичей вообще ничему не учит? За столько-то элем! Да и откуда они вообще взялись, эти роски? До этого и слыхом о них никто и нигде не слыхивал, а тут вдруг санаты пропали, а роски полезли. Словно приматы пожрали всех ящеров и заменили их. Хлета об этом всем размышляла, а потом чуть не рассмеялась во весь голос посреди улицы, ощутив, как голова отозвалась болью. «Да уж, некоторые не намного умнее приматов, горбатого могила исправит, чтоб меня!», подумала она, имея в виду свое похмелье.

Лави, казалось, рассказывала Хлете обо всех существах, населяющих или населявших Лекату раньше. Но в последнее время, с тех пор как карбессы не стало, рабанка столько раз поражалась, узнав об очередной новой жуткой напасти. Кошмарная лихорадка семь элем назад унесла немало жизней… и не пощадила названную мать Хлеты. Этой доброй женщины девушке очень не хватает. Она и ее сын Лоф, который тогда был еще мальчишкой, приняли рабанку, как родную, когда нашли в каком-то столичном переулке, одном из миллионов, без памяти, без оружия, избитую и измученную. В грязи, в лохмотьях. Лави не прошла мимо, не плюнула в девушку, приняв ее за шлюху, пьяницу или нищую. Хлета не знает, как и почему оказалась там, не помнит. Единственным воспоминанием тех далеких сваров остается лицо карбессы, склонившееся над ней. И рабанка еще не встретила ни единой живой души, которая когда-то раньше знала или видела ее. Не помнит она ни матери, ни отца, ни детства – лишь имя, которое даже не похоже на настоящее. Просто слово, что застряло в голове, словно его очень часто кто-то повторял. Когда Лави нашла рабанку, ее разум был затуманен. Она не реагировала на происходящее, и пришла в себя лишь спустя несколько сваров. Старая портниха карбесса и ее сын вылечили рабанку, дали еду и кров. Приняли в свою семью. Несколько ракасов Хлета работала в швейной мастерской Лави, потом немного помогала в кузнице брату, а после о ней узнал Император и сразу же потребовал девушку к себе. Так уж сложилось, что старик-библиотекарь искал приемника, а цвет кожи рабанки слишком заметен, чтобы не обратить на него внимание. И делать она ничего не умеет, кроме тех мелочей, которым научили ее мать и брат. Зато знает несколько языков, в том числе давно вышедших из обихода (лишь богам известно откуда!). Герам Третий оказался невероятно благосклонен и заинтересован в необычных уроженцах других земель. Тем более, она существовала в единственном известном экземпляре.

Хлета обладала бледно-голубой кожей, да такой прозрачной, что несложно разглядеть паутину из сосудов, пульсирующих под ней. Ее зубы остры как клыки хищников, на руках по семь пальцев, а на ногах пальцы стянуты плотной перепонкой (видимо во избежание обморожения от ледяных ветров и снега, в которых жили рабаны испокон веков, пока не исчезли с лица Лекаты при весьма подозрительных обстоятельствах). Может быть, где-то на Ледяных Пустошах Лейданса они еще живут, но никому это неизвестно. Поэтому ныне живущие считают эту расу исчезнувшей. «Вымершей». Только вот одна голубокожая все же взялась невесть откуда.

Уши Хлеты прилегали к голове, верхними хрящами и мочками врастая в кожу. Глаза блестели снежной белизной, а маленькие черные зрачки окружала тонкая голубая полоска. Могло показаться, будто глаза у девушки затянуты бельмом. Впрочем, обманываться не стоит, видела она намного лучше других рас, особенно когда зрачки становятся размером с зернышко. Когда же они сужаются, то угол обзора также сужается и все окружение становится четким, словно рассматривается через лупу.

При расширении зрачков угол обзора увеличивается, и Хлета видит наиболее близкие предметы. Также она обладала нейловым зрением, чувствительным к теплу живых существ. В такие моменты глаза подергивались явной краснотой, придавая девушке демонический облик.

Черные волосы с несколькими голубовато-синими прядями, длиной почти до колен, собранные в хвост, несколько раз перевязаны, перекручены и спрятаны под одеждой. Ужасно неудобно было бы, развевайся такая шевелюра на ветру. Все листья, грязь и пыль быстро застревают и оседают на таких волосах. Девушке несколько раз приходилось объяснять это Лофу и Лави, чтобы они не заставляли ее полностью распускать хвост. На самом деле волосы ей самой жуть как мешали, но она так к ним привыкла, что не могла обрезать.

Тонкий прямой нос; узкие, еле заметные на фоне кожи сине-голубые губы. Рабанка выглядела замерзшей. Ведь рабаны сами стали подобны льду, всегда пребывая среди него.

Натянув капюшон до кончика носа, она шла к ближайшей от Внутренней стены лавке под названием «Бородатый торговец», где в течение долгих элем торгует ее второй и последний друг Рерат.

– Доброго сеймура, Хлета. Хотя, кажется, уже середина свара. Что? Снова ни слова? – прогудел человек, даже не обернувшись.

Лавочник сказал это таким глубоким басом, скорее похожим на гул, идущий из глубины колодца, а не на голос. Название магазина говорило само за себя. Длинная и заплетенная в три косы борода владельца едва ли не лежала на прилавке, среди разномастного товара. Рерат был высок, широк и страшен, словно самый настоящий лесной медведь, но характер имел самый что ни на есть добродушный. Естественно, если никто не злил великана. Пару раз кто-то даже сравнивал Рерата с диласом, выясняя, нет ли у него предков с Бледного Архипелага, на что торговец отмахивался и смеялся. Рабанка тоже подозревала, что потомок не обычных людей, но предпочитала не влезать в эту тайну. К Хлете торговец относился дружелюбно, всегда готов помочь и совершенно не боялся ее белых глаз (в отличие от большей части жителей города), с самого первого дня, когда она забрела в его лавку с тогда еще совсем молодым Лофом элем восемь назад.

– Ни слова, Рерат. И тебе доброго. А ты ничего не слышал?

Голос рабанки прозвучал низко с легким мурчанием. Из-за этого Рерат раньше частенько просил ее петь его дочери перед сном. Но каким бы приятным голос не был, петь он Хлету не научил. Жуткие ворчащие звуки с привизгиваниями на высоких тонах скорее смешили маленькую Льерту, чем успокаивали. Да и в ноты девушка попадала через раз, поэтому Рерат быстро прерывал выступление, ссылаясь на то, что его дочери пора спать, а рабанка лишь раззадоривает девочку. И все равно через пару сваров снова просил.

– Нет, никаких новостей.

– Меня это пугает. Лоф ушел уже давно. Если это просто проверка, как они и сказали, он бы уже сваров десять как вернулся. Может быть, снова непредвиденная напасть? Последнее время так много дурного творится в наших краях.

– Успокойся, кесса2222
  Кесса – «подруга», рабанский


[Закрыть]. Даже если и так, какая разница? Твой брат один из лучших в городе лучников. Да на каждом соревновании он брал первые и вторые места. А может в пути чего стряслось? Налетела их повозка на камень, и отлетело колесо в какой-нибудь глуши. А в таком случае их отряд еще нескоро вернется в город. Я тебя уверяю, этот чертов карбес сможет за себя постоять. Тебе не о чем беспокоиться.