Текст книги "Из недр тьмы"

– Да знаю я. Только вот он свой лук уже давно не держит в руках по-настоящему. Да и не любил он его никогда, – тяжело вздохнула Хлета, плюхаясь на стул перед прилавком.

Лоф начинал свою жизнь подмастерьем у городского кузнеца, а после стал сам заниматься этим ремеслом и даже открыл собственную кузницу. После знакомства с парой ребят из стражи, когда ему приходилось вытаскивать Хлету из передряг, чаще всего связанных с выпивкой, он заинтересовался воинским мастерством. Душа к колюще-режущему у карбеса не лежала, а потому он стал лучником. И научился он этому очень кстати, как раз к тому моменту, когда семь элем назад началась война с Игольчатыми Шахтами и их гномами и Вудстоком, королевством эльфов. Само собой, как один из лучших лучников столицы, совсем молодой карбес оказался втянут в эльфо-гномо-людские распри из-за, как всегда и бывает, Императора Герама Третьего и каких-то разногласий в верхушке власти. Брат и сестра не виделись целых две элемы. Лави умерла от черной лихорадки, а Лоф вернулся совершенно разбитым. Хлета не знает, что пришлось пережить ее брату, а он не рассказывает. Ему куда больше нравится повествовать о путешествиях, чем о причинах и последствиях этих вынужденных путешествий. Он со своим отрядом совершал вылазки в Игольчатые шахты, и там приходилось быстро и незаметно подстреливать особенно шустрых гномов. Там полегли почти все солдаты из его отряда, а он с парой эльфов выжил и зарекся никогда больше не лезть в битву. Если бы карбеса призвали воевать вновь – он бы сбежал.

Душа у Лофа так и не легла к войне и убийствам. Он не считал гномов врагами. Эти сражения истощили добрую душу карбеса, ценившего искусство кузнечного дела. Много раз он вскользь говорил, что больше не притронется к своему луку, несмотря на все, что он пережил: все битвы, победы и великие приключения. Он влюблен в красоту оружия, в изящность лезвий эльфийских мечей из поющей стали, в грубость рунической ковки тяжелых гномьих топоров, в музыку натягивания тетивы, но никогда не хотел быть исполнителем их предназначения.

Хлета же ни разу не пропустила занятия брата после того, как он вернулся с фронта. Все время сидела и наблюдала, как он стреляет. Как отрабатывает удары заостренными плечами лука. Каждый раз с широко распахнутыми глазами следила за его грациозными, изящными и аккуратными движениями, прыжками и поворотами. Лоф видел, как сестра следит за ним, но лишь хмурился. Он знал, что рабанка многое бы отдала, чтобы сражаться, но карбес не хотел быть тем, кто научит ее убивать. И втайне надеялся, что девушке никогда в ее бесконечно долгой жизни не придется взять в руки даже нож.

Хлете же всегда вставало поперек горла то, что она вынуждена только смотреть. Она и намекала, и говорила прямо, и даже угрожала брату, чтобы заставить обучить ее. Пыталась сама махать мечом, что выковал карбес для нее задолго до войны, но чуть не отрубила себе руку, с которой после долго ходила на перевязки под суровым взглядом Лофа. А потом ее же вывернула сразу после выздоровления из-за того, что не рассчитала размах и вес меча. И в итоге вынуждена после нескольких неудачных попыток признать, что сама не может ничему научиться без партнера. Ее это раздражало. А ее брат участвует в походах, приключениях, засадах и боях. Он ненавидит оружие, ненавидит убивать и находиться в центре войны, которая не касается его. И должен делать все это, потому что имел несчастье стать блестящим учеником и воином; потому что слишком мало ему равных лучников. Но она – рабанка! С бойцовской яростью в крови, и сидит среди книг, участвует в чужих победах, в чужих странствиях. А должна вершить историю, как ее великие предки, что заставляли дрожать всю Лекату. Что приручали геракт и санатов. В такие моменты девушка особенно ненавидела себя и заливала эти чувства вином и пивом, и всем, что попадется под руку. Ненавидела отсутствие силы воли, которое заставляет ее сдаваться после нескольких неудач. Впрочем, что и говорить, рабаны очень гордый и надменный народ. Она считает, словно все силы и умения предков текут по ее венам, и их нужно лишь достать оттуда, а остальным нужны элемы, чтобы все это узнать. Хлета часто замечает в себе эти черты. Слишком уверенные в своей силе и мощи рабаны всегда были одинокими. Не считали и даже мысли не допускали, что другие расы наравне с ними могут быть воинами. А теперь и Хлета – единственная во всей безграничной Империи. Возможно, во всем мире. И все двадцать элем, как бы ни были к ней добры Лави и Лоф, девушка мечтает отправиться в путешествие, встретиться лицом к лицу со всеми опасностями. Ее никто не держит здесь, но она все еще боится уйти и оставить всю привычную жизнь, рискуя никогда не вернуться. Да и куда она пойдет? Не может собраться с духом, слишком силен страх. Ведь все, что она помнит и знает, находится здесь. Но и в столице она словно в заключении, и не находит ее душа покоя, куда бы она ни шла и чем бы не занялась. Ее не взяли в гвардию, не взяли в отряды разведчиков, не взяли никуда, где бы пришлось драться, потому что она – женщина. И знает эти герактовы шесть языков, а библиотека так кстати пустовала! Слово Императора – закон. Особенно, когда он положил глаз на свою верноподданную. И вот она – имперский писарь, да и только. А ведь принадлежит к бессмертной расе. Ее ценят лишь за цвет кожи. Оттого она все чаще пишет, с головой утопая в фантазиях и выдуманных мирах. Сочиняет о невиданных чудовищах, невероятных странах и богатствах, великих воинах и опытных убийцах, которые лишают голов не менее великих королей. Иногда играет на тонкой деревянной флейте в кладовке библиотеки, закрыв глаза, представляя, что она после битвы сидит перед костром с боевыми товарищами. Они шутят и смеются, вспоминают былое и горюют, оплакивают убитых и радуются грядущим победам. А стоит выйти из каморки, как она снова оказывается среди чужаков. И в такие моменты лишь кружка эля или несколько могут спасти девушку от тоски и уныния. От осознания бесполезности своей жизни. И спасают уже больше пятнадцати элем.

– Не валяй дурака, Лоф справится. Сколько сражений он пережил? Он прошел Лесную войну2323
  Лесная война – война в лесах Вудстока между эльфами, гномами и людьми в 646-648 элемах Четвертой эпохи


[Закрыть] от начала до конца в первых рядах и в отрядах разведчиков, которых пихали почем зря в самый тыл лагерей гномов. С тупыми роски он справится одной левой.

– Ладно, ты прав, я уж совсем его недооцениваю. А какие новости слышно? А то от парня глашатая ничего толкового не добьешься. И я постоянно не успеваю его разглядеть, – Хлета забралась на высокий стул возле прилавка и сняла капюшон.

Рерат хрюкнул, что в данном случае, очевидно, выражает смех.

– Еще бы! Ты его как пронзишь своим взглядом, так у него и дыхание перехватит, у бедняги, – Рерат затрясся от смеха, но девушка даже не улыбнулась. – Что-то мне подсказывает, что ты еще ни разу не смотрела на парня ясным взглядом, – продолжал торговец, усмехаясь.

– Знаешь же, что я в глаза никому не смотрю, – Хлета вздохнула и распустила волосы. Положив их на колени, она начала переплетать разлохматившуюся косу.

– Шучу, шучу, это же ясно. Слышал, много чего слышал, но не всему поверил. В Ихресабе на церемонии посвящения в рыцари парню голову отрубили прямо посреди площади перед всем городом. Говорят, что этим занимался наш королевский эльф, а что да как – этого уж мне покупатели не поведали. Приехали, сказали, что там горы трупов, а местные вообще в ужасе – делают круглые глаза, мотают бошками и безостановочно молятся всем существующим богам. Я вот думаю, что фанатики какие-то очередные. Придумали себе каких-то божеств и устроили массовое жертвоприношение, как вон элем пять назад было в Зайсе, помнишь?

– Да уж, забудешь такое! Об этом, наверное, не один ракас еще говорили тогда. Но эльф тогда причем тут? Он-то что?

– А ничего эльф. Без сознания валяется третий свар с тех пор как его привезли. Небось, отравили его там же. Знаешь же, они большие любители опаивать всякой дрянью.

– Как так? Да и кто пойдет на такое? Столько убийств и покушение на главного остроухого Империи? Как-то это жутковато, даже для фанатиков – Хлета вдруг закашлялась, – нет ли у тебя чего горло промочить?

– Как же, как же! Есть! Как раз похвастаться хотел, да за всеми этими разговорами забыл. Бутыль морского ярка.

– А ты знаешь, что пить крепкое, начиная с сеймура, приводит к ранней смерти и прочим неприятным последствиям?

– Я тебя умоляю! Ты считаешь, что я поверю, будто у тебя нет похмелья, и ты совсем не хочешь его подлечить? Да по тебе за милю видно! Думаешь, что я куплюсь после стольких элем? Серьезно? – Рерат расхохотался, содрогаясь своим внушительным телом и брызгая слюной. Хлета тоже не смогла сдержаться и звонко рассмеялась.

Великан достал кружки из-под прилавка и со стуком поставил на стойку, предварительно отодвинув груду каких-то ремней и шнурков в сторону. После поднял указательный палец вверх, словно о чем-то вспомнил, подошел к двери, выглянул. Оценив, что четверть калема вряд ли сильно повредит его делу, Рерат с чистой совестью запер дверь изнутри, перевернув корявую деревянную вывеску словом «Закрыто» наружу. Втиснулся обратно за прилавок, чудом не снеся с него склянки с зельями и огромный топор, который лежал на самом краю, удивительным образом до сих пор не вспоров бородачу живот.

– А если придет особо важный и богатый покупатель? – подняла бровь девушка, впрочем, уже зная ответ.

– Ну, мы же ненадолго! – махнул рукой великан, ударившись о притолоку и выругавшись.

Рерат далеко не впервые запирает магазин, чтобы наклюкаться с подругой какой-нибудь вкусной и особенной выпивки, которая не может ждать до вейрана2424
  Вейран – время суток, перед закатом последнего сварного светила


[Закрыть]. После их посиделок язык бородача развязывается и продажи идут в разы успешнее.

Рабанка откупорила бутылку и разлила ярк по кружкам. Запах был приятный, морской – потому так и назывался. Девушка сделала глоток, сощурилась, оценивая вкус, причмокнула и продолжила:

– Так что там с эльфом?

Лавочник почесал бороду, придержал ее рукой, когда отхлебывал напиток, и после сердито ответил:

– Говорю же: мхрабаки его разбери, никто ничего не знает! Привезли без сознания, так и валяется. Лекари говорят – дышит. Точнее мне говорят, что лекари так говорят. Болезней никаких не нашли. Просто лежит и все. Вроде спит, а не просыпается. Да и вообще, кто из нас во дворце ошивается целыми сварами?

– Ты ведь знаешь, что я ни с кем там не общаюсь. А даже если и придется выйти за пределы библиотеки, то мне никто ничего не говорит. Что не написано на бумаге – мне неизвестно. Сам знаешь, – девушка сделала еще глоток и поморщилась, когда уткнулась носом в пену. – Конечно, я за двадцать элем уже привыкла, что то тут, то там всякая жуть случается, но вот эта последняя прямо насквозь пропитана бедами и чудными случаями. Постоянно где-то случается что-то, да буквально каждый свар, а никто ничего толком сказать не может. Только глаза в ужасе закатывают и мычат что-то неразборчивое. И потом мы сидим тут и голову ломаем.

– Вот и я говорю. Или еще! Прошел слух, что один командир внезапно спятил в имперской армии. Куда-то там через Столичный лес отправили отряд, а вернулся он один. И тоже, представляешь, ничего толком сказать не может. Мол, видел что-то такое, о чем и говорить-то страшно, – Хлета закатила глаза после этих слов и сделала глоток. – Вот и все. Хотя я как-то не очень этому верю, слишком сильно тот тип был надравшись, когда мне это рассказывал. И, по-моему, спер у меня два крепких кожаных ремня, потому что после его визита я их не нашел, – Рерат покачал головой, фыркнув.

– Ну да, ты прав, не всему же верить, что говорят. Но с другой стороны, если командир, видавший в жизни и не такое, начал сходить с ума – это как-то заставляет насторожиться.

– Он, кстати сказать, был командиром «Безбашенных» во времена Лесной войны, если я имя не перепутал.

– Да ладно? Если это правда он, то это действительно пугает. Лоф рассказывал, что их командир вообще ничего не боялся, шел вперед и всегда сохранял самообладание. Его разведчики никогда не отступали.

– Вот-вот, и я тебе о чем. Но, может это все и вранье, говорю же, подозрительный тип мне это рассказывал. Кстааааати! – Рерат вдруг подскочил из-за прилавка, вновь ударился головой о притолоку, крякнул, плюнул от негодования и бросился махать руками, рассказывая: – совсем забыл главную новость, уж не знаю, насколько и она верна, но в столицу приезжает рабан! Самый что ни на есть настоящий, по приглашению Императора и, геракты побери, мне жуть как интересно, откуда он его взял. Все знают, что кроме тебя других нет!

Хлета после этой новости чуть не сверзилась со стула, поперхнувшись ярком, а рот распахнула так, словно собиралась проглотить Рерата целиком вместе с его прилавком.

– И шхасса в городе видели. Я собственными глазами видел!

Тут Хлета совсем перестала понимать, о чем говорит гигант. Еще вчера они сидели здесь же и обсуждали, какого цвета продавались ткани на базаре, и насколько толстяк Берендил нажился с иностранцев, а сегодня столько безумных новостей. Девушка заглянула в свою кружку, прикидывая, не перепила ли она, и не видится ли ей все происходящее. Может быть, она до сих пор в кошмарном похмелье лежит дома и бредит. Хотя голова определенно прошла, и рабанка бы даже что-нибудь съела. Но мысли вновь вернулись к рассказам друга, и она воскликнула:

– Не может быть того! Может, ты вина перебродившего выпил, что тебе чешуйчатый привиделся? Они же в Империи в каждой деревне теперь вне закона, не говоря уже о столице! Да и про рабана я не верю! Где же его носило тогда все это время? Чушь, да и только!

– В том то и дело, что их обоих пригласил сам Его Величество. Не представляю, что за дела у Императорского дворца могут быть со змеями, но пахнет это дурно. Мало лиха будто в Империи. Да и в прошлый раз сделка с этими скользкими типами принесла Империи больше бед, чем пользы. Сдается мне, что пропьет скоро нашу страну Император или в карты проиграет. А как не понравился мне он, тварь эта, скажу я тебе. Ох, как не понравился. Я всего травсу на него глядел, а меня уже будто в болото затянуло, так мерзко и гадко стало внутри. Глазищи-то желтые, пронзительные, будто насквозь тебя видят и околдовывают. Не хотел бы я снова такого увидеть.

– Новости такие, будто кто-то ненароком открыл дверь в параллельную реальность. Но в Гераме уже ничему не удивляются, так что сделаю вид, что ничего не знаю и пойду работать. Мне нужно целую гору свитков разобрать и перевести. Я их уже сто элем откладываю! Зайду к тебе вейраном.

Бородач махнул рукой, залпом осушая кружку.

– Удачи, кесса.

– И тебе, сайшал2525
  Сайшал – «друг», рабанский


[Закрыть]. Спасибо за ярк, он явно обладает целительными свойствами.

Девушка последовала примеру друга и одним глотком допила оставшиеся полкружки крепкого пенного напитка. После слегка пошатнулась от помутневшего взора. Но тут же собрала глаза обратно и направила в нужном направлении. Подмигнула Рерату и спрыгнула со стула.

Хлета вышла из лавки на ярко-освещенную Пракитой и Самсуном улицу и обратила взгляд на небо. Оба светила разных цветов заставляют город переливаться то белыми, то зелеными отблесками. Небо висит чистым полотном, без единого облака. Жара стоит невыносимая. Для уроженки снежных краев – смерти подобно. Рабанка надела капюшон до носа и поспешила во дворец, торопясь оказаться в спасительной прохладе библиотеки. Вновь где-то вдалеке услышала звонкий голос мальчишки-глашатая и подумала, не расспросить ли того поподробнее. Зрение вернулось в норму, и она уже различает лекатдеров на улице. Но стоило девушке повернуться на детский голос глашатая, как кто-то пробежал мимо нее и толкнул с размаху в плечо так, что Хлета пошатнулась, и не упала только потому, что толпа вокруг нее была слишком плотной.

– Меркато! – выругалась девушка, но того уже и след простыл. Только мелькнули полы серого плаща в толпе. Рабанка удивилась, как это незнакомцу удается так быстро бежать в таком столпотворении.

За ним гналась городская стража, впрочем, эти отъевшиеся боровы не смогли бы догнать даже беременную самку дабласа. Служители закона протопали мимо нее, тяжело дыша, не церемонясь и распихивая идущих по все стороны.

Вдруг плечо, левую руку и бок рабанки обожгло огнем. Она резко согнулась и едва не задохнулась. В глазах потемнело. Через дилу возле нее выплыл из толпы высокий и невероятно худой мужчина с большими зелеными глазами и хриплым голосом спросил:

– С вами все в порядке?

Но Хлета не смогла ответить незнакомцу, поскольку начала заваливаться на каменную кладку улицы. Взгляд девушки просветлел, но перед глазами мелькали какие-то огни, среди которых иногда всплывало лицо мужчины. Худой человек подхватил ее, но она уже не осознавала этого. Рабанка потеряла сознание от жгучей боли.

– Она что-нибудь слышит? Она вообще жива? Не похоже, чтобы она дышала.

– Успокойтесь. Она в порядке и скоро очнется. У нее паралич. В ее плече я обнаружил полую иглу с каким-то неизвестным мне ядом. Судя по основным его составляющим, он воздействует на нервную систему, но не фатально. Предположу, что ее просто хотели на несколько калемов обездвижить. Я бы советовал проверить, не ограбили ли ее. Вы случайно не заметили, кто это был? Нападение на придворных Императора, насколько я помню, жестоко карается, хоть она и простой библиотекарь. Я думаю, Его Величество высоко ценит ее голубую кожу.

– Нет, не заметил, сожалею.

– Очень жаль, это быстро бы ответило на некоторые вопросы. Но мне кажется, что у нее вряд ли могут быть недоброжелатели при такой должности.

Хлета почувствовала, что лежит на жесткой постели. В воздухе отвратительно пахнет горечью лекарств. Девушку тут же хлестнуло болью, стоило ей только попытаться вдохнуть поглубже, и она закашлялась от неожиданного спазма.

– Вот видите, она уже приходит в себя.

– Миледи? Вы слышите меня? Вы у лекаря, все в порядке. Как вы себя чувствуете?

Хлета открыла глаза. Из окон ударил яркий зеленый свет. Мужчина, склонившийся над ней, внимательно вглядывался в ее зрачки. Человек морщил лоб, но, видимо, что-то поняв для себя, слегка улыбнулся. Потом что-то прокряхтел и отошел. Видимо, это и есть лекарь.

– Кто вы?

Голос девушки прозвучал устало и хрипло. Яд, судя по всему, все еще циркулирует по венам. Ощущения во всем теле отнюдь не приятные, а в боку чувствуется болезненное покалывание. Странно, ведь девушка ясно слышала, что игла с ядом была в плече. Видимо, какой-то побочный эффект.

– Позвольте представиться, Лафей. Честно говоря, я искал именно вас, хотя рассчитывал найти во дворце, а не падающую в обморок на городской площади.

– Ваше имя должно мне о чем-то сказать? Первый раз о вас слышу. Поэтому вы меня отравили? Потому что я была зачем-то нужна вам?

Хлета мгновенно пришла в себя, как только мужчина заговорил. Она не знала, с чего вдруг решила, будто этот человек виновен в данной ситуации. Но он выглядит самым настоящим злодеем! Его огромные зеленые глаза, какие-то тягучие, словно трясина, редкая короткая бесцветная серая борода, словно ненастоящая, густые неровные такие же серые брови – все указывает на то, что он вовсе не положительный герой. Болезненная худощавость, кости выпирают острыми углами из-под одежды. Остриженные неровно волосы чуть медового оттенка и собранные в смехотворный завивающийся хвостик на затылке. Высокий, ростом, пожалуй, ближе к Рерату, нежели к рабанке. Вроде бы обычный мужчина, крайне несимпатичный, но вот глаза… Они заставляют сомневаться в том, что этот Лафей говорит и думает одно и то же. Его внешность слишком отталкивающая, хотелось побыстрее от него отвязаться. Что нужно от нее этому не вызывающему доверия незнакомцу?

Лафей скривился и ответил, качая головой:

– Нет-нет, вы что, это чистой воды совпадение, ведь я подошел, когда вы уже падали в обморок, помните? Я могу поклясться здоровьем Императора, если угодно, что не имею к этому отношения.

Рабанка прищурилась и всмотрелась в лицо незнакомца. В общем-то, не похоже, чтобы он лгал. Но она все равно не поверила ему.

– Что ж, я плохо помню, что произошло. Допустим, я верю, что это не ваших рук дело. Но вернемся к сути: зачем же вы меня искали?

– Сегодня сеймуром мне пришло указание от Императора. Без объяснений, как и свойственно Его Величеству, приказ охранять вас повсюду. Чуть позже я предположил, что может быть все дело в эльфе, с которым случилось некое несчастье в Ихресабе. Да и вообще времена сейкалем неспокойные. Так или иначе, если его Величество велит – я делаю. И вы сами знаете, что ему несвойственно объяснять причины своих поступков.

– Сколько внимания моей персоне, да еще и сам Император удостоил меня такой чести, несмотря на то, что всего лишь простой библиотекарь, – девушка кинула взгляд в сторону лекаря, но тот даже ухом не повел. Вряд ли он вообще слушает. Девушка поморщилась и продолжила:

– Я даже не знаю, что сказать. А какая же, позвольте спросить, мне грозила опасность и кто вы? С чего вдруг вас хотят сделать моим защитником, учитывая то, что вряд ли я в нем нуждаюсь?

– Милая госпожа…

– Геракты возьми, да у меня есть имя! И вы знаете его, раз уж на то пошло.

Лафей отшатнулся, очевидно, не ожидая, что рабанка разозлится:

– Успокойтесь, Хлета. Я всего лишь исполнял приказ. Я недавно на службе у Его Величества, поэтому вы меня не знаете, я один из тех, кто выполняет особые поручения. Берлег. Кажется, вы называете нас наемниками или элитной стражей или как-то там еще в этом духе. И учитывая то, что вы сейкалем лежите здесь и только-только пришли в сознание – в защитнике вы очень даже нуждаетесь.

– Вы много на себя берете. Все дело во внезапности. В честном бою меня не так-то просто победить. Меня что, хотели прикончить? – девушка не подозревала, как много этот человек о ней знает, и решила приукрасить свои способности. Не стоит ему быть в курсе, что самое большее, на что она способна – это крошить овощи кухонным ножом.

– Не убить, лишь парализовать. Доктор сказал, что яд неопасен, он лишь обездвижил вас. И я вас уверяю, вряд ли вас всегда будут вызывать на честный бой, – если Лафей и понял, что Хлета не воин, то не стал этого показывать.

Вдруг человек как-то странно моргнул. Хлета не поняла, что именно в этом движении не так, но почувствовала себя неуютно. Какая-то неуловимая деталь. После незнакомец закашлялся и оглянулся на лекаря, словно пытаясь отвлечь внимание от своих глаз.

– Какая глупость! Кому и зачем понадобилось обездвиживать на время императорского «книжника»? Что вообще можно получить от меня? У меня даже украсть при желании нечего. Я думаю, что уже в состоянии вернуться домой. Чувствую себя отлично.

– Как пожелаете, дражайшая. Я пойду с вами.

Хлету раздражала эта манера Лафея говорить с ней так снисходительно и все время эти дурацкие словечки «милая», «госпожа», «миледи». Даже передернуло от отвращения.

– Мне не нужна защита!

– Но приказам Императора не так-то легко сопротивляться. Я не имею права ослушаться, – человек пристально вглядывался в девушку, и его губы чуть заметно шевелились.

Хлета почувствовала внезапный приступ усталости, и чуть не позволила себе прилечь обратно на кровать. Но через травсу тряхнула головой и уставилась на незнакомца. Усталость тут же отступила. Он что, пытается околдовать ее? Впрочем, вряд ли, скорее всего, просто действие яда еще не прошло. Не может быть, что этот тип еще и маг. Или может?

Человек фыркнул, когда рабанка продолжила спор:

– В таком случае, я сегодня же скажу Его Величеству, что вы отлично справились с задачей и спасли меня в нужный момент. Не хочу, знаете ли, чтобы вы таскались за мной.

– Но на вас всегда могут напасть еще раз. Меня может второй раз не быть рядом, а смерть всегда настороже.

Фраза прозвучала будто угроза. Рабанка даже на миг оторопела и воззрилась в лицо этому типу, удивленно подняв угольно-черные брови. Но тот тут же растянул губы в чудовищной улыбке, которая скорее похожа на оскал, и поклонился.

– Нет уж, спасибо. Я справлюсь сама, – рабанка попыталась сказать это твердо, но под этим пронзительным ядовитым взглядом и жуткой улыбкой у нее дрогнул голос. Она видела, что разозлила человека, но решила до конца держаться наиболее спокойно и непринужденно. Мужчину не обманула ее напускная самоуверенность, но он предпочел промолчать, что несказанно обрадовало Хлету. Терпеть насмешки от подобного типа ей совсем не хотелось.

Лафей отступил, вернув своему неприятному лицу серьезность, от которой веет неприкрытой опасностью. Он зыркнул напоследок своими зелеными глазами, снова как-то не так моргнул, фыркнул и вышел прочь. Хлета не поверила ни единому его слову, особенно после того, как он себя повел в конце беседы. Да и осадок от разговора с этим человеком остался отвратительный. Император не берет людей на службу в такие подразделения – это же всем известно. Его личная гвардия и берлеги – все, кто угодно, но только не люди. Будучи человеком, сам правитель не переносит эту расу, если ему приходится иметь дело с ними постоянно. Так же она знает и то, что Император давно никого нового не брал в ряды берлегов. Они слишком долго и тщательно рассматриваются и подбираются. Несмотря на то, что она торчит среди книг, ей часто приходится заниматься приказами, указами и письменными поручениями. И через нее не прошло ни единой бумаги с именем этого человека. И Хлета не стоит монет, которые пришлось бы потратить Гераму Третьему для охраны ее с помощью берлега от какой-то неведомой опасности. Есть куда более важные персоны при дворе правителя. Вся его история трещит по швам и, несмотря на это, пугалет. Хлета только что имела дело с каким-то невероятно опасным человеком и, судя по всему, еще с ним встретится. Этот незнакомец вызывает стойкое желание отмыться от него, словно пока стоишь рядом с ним, насквозь пропитываешься каким-то запахом, вроде протухшей рыбы, только еще более мерзким. Будто покрываешься пленкой или паутиной. И на лице у него написано, что вырезать сердце и подать его на блюдечке, а после съесть ему ничего не стоит. Да, несомненно, среди берлегов большая часть именно таковы, но этот Лафей точно не из них. В его глазах таится совсем иная угроза.

Хлета уверена, что ей ничего не угрожает, если не считать этого Лафея, но чем геракты не шутят?

Рабанка села на постели, намереваясь зашнуровать ботинки и уйти, но ее тут же пронзил укол в бок, да и паралич еще не полностью прошел, так как конечности она ощущала только местами. Девушка подняла рубашку и взглянула на свою кожу. Длинный шрам, протянувшийся от подмышки до паха. Он всегда красовался на ее теле, сколько она себя помнит, и момент его появления оставался для нее под завесой забвения. Казалось, словно кто-то пытался выпотрошить ее в прошлом. Наверняка, жизнь была интереснее, чем сейкалем.

Девушка коснулась шрама пальцами и охнула – словно дотронулась раскаленной кочергой. Кровь в боку начала ощутимо пульсировать. Лекарь, кажется, не заметил. Он продолжал бормотать и греметь склянками, что-то безостановочно смешивая. Похоже, ему нет дела до того, что здесь есть кто-то еще. Может быть, он тоже после общения с этим человеком чувствует себя неуютно и пытается отрешиться от реальности, погружаясь с головой в свои дела. Рабанка на его месте так бы и сделала.

Но Хлете плевать на доктора, ее больше волнует странная пульсирующая боль, пробудившая воспоминание. Какие-то вспышки в сознании, словно образы. Слишком смутные, чтобы можно было что-то разобрать. Девушка уверена, что никогда раньше шрам не давал о себе знать. А сейкалем ей все сильнее становилось не по себе. Как она и говорила Рерату, эта элема пропитана безумием. Но этот свар все четче указывает на то, что надвигается буря. Возможно, вся Империя почувствует ее на себе. Рано или поздно неизвестное перельется через край и потопит мир. Рабанка встала с постели, ожидая нового укола в боку, но его не последовало. Все утихло.

Хлета подождала, пока круги перестанут плавать перед глазами, и отступит тошнота (которая, видимо, будет преследовать девушку до конца свара), поблагодарила лекаря и, расправив спину, стремительно вышла, не дожидаясь ответа.

Когда Хлета зашла к себе в дом через четверть калема, то подумала, что тут прошелся один из тех известных своими разрушениями ураганов, что крисанский ветер любит приносить в столицу с крисанского моря Масок-Тун.

Повсюду валяются книги, рукописи, посуда; стол перевернут, стулья раскиданы в разные стороны, словно кто-то яростно расталкивал их. Ящики из тумбы возле двери вытащены и валяются тут же; диван, на котором сеймуром рабанка пыталась придти в себя, оттащен от стены. Кухонный нож воткнут в стену возле арки в кухню, а рядом эта самая стена расковыряна этим самым ножом. В том месте висела картина, пока неизвестные ее не сорвали и не испортили стену. «Хотя вряд ли это способ найти какие-то тайники. Больше похоже, что кто-то занимался варварством и намеренно портил имущество» – думала Хлета, потому что откуда у нее могут быть тайники? Все вокруг производило такое впечатление, что здесь пытались не устроить грабеж, а подраться и убить друг друга, задействовав как можно больше предметов окружающей обстановки. Хлета на дыры в стене смотрела, закатив глаза. «Ну и что же вы хотели здесь найти?! Кто прячет важные вещи в такие места?». Девушка вздохнула, раздумывая, как она будет разгребать теперь весь этот погром.

Тем не менее, грабители или кто они там, пока что неясно, удавшиеся или нет, очень усердно что-то выискивали. Теперь очевидно, что именно перед этим на нее совершили нападение. Но в таком бедламе вряд ли возможно определить, что-то украдено или нет.

Хлета первым делом решила проверить несколько древних амулетов, что валялись на втором этаже в спальне в столе. Они их, так сказать, взяли взаймы у одного премерзкого торговца, когда с подростком Лофом баловались подобным. Впоследствии, эти безделушки, как они их называли, оказались очень ценными, и Хлета надеялась однажды взять их с собой в какое-то путешествие. Что еще у рабанки можно украсть, она даже не представляла.

Вдруг где-то на втором этаже раздались голоса. Девушка даже не подумала, что неизвестные могут быть в доме, поэтому замерла на месте, не зная, что и делать. Кажется, грабители спорили о чем-то и, как она, не догадывались, что тут есть кто-то еще.

Девушка тряхнула головой, понимая, что поразмышлять можно обо всем и позже, и решила, что стоит подобраться поближе. Она чувствовала какой-то прилив внутри; ощущение, что с ней, наконец, происходит что-то интересное, хотя вряд ли хорошее. Но рабанка боялась, ведь если ее увидят, наверняка захотят убить. В таких ситуациях свидетели редко остаются в живых, как она знает по всем книгам и новостным сводкам. Девушка маленькими шагами на цыпочках подошла к лестнице и, глубоко вдохнув, аккуратно из-за перил глянула наверх. Пусто. Говорившие где-то дальше по коридору, в комнатах. Хлета только занесла над нижней ступенькой ногу, следуя навязчивой идее увидеть говоривших, как бок снова скрутило. Девушка зажала рот рукой и отступила в тень за угол, стараясь не выдать себя. Из горла вырвались тихие стоны; рабанка почувствовала, что ее ноги стали будто ватные, а глаза налились слезами. Боль не отступала, продолжая нарастать, накатывая волнами, словно морской прибой. Хлета уже не беспокоилась, что ее могут услышать, и осела на пол, прижимаясь спиной к стене. Но она и не могла издать никаких звуков, полностью обессилев за эти несколько дил, поэтому спорившие продолжали наверху ругаться, ничего не замечая, переходя на все более громкие выкрики. Вдруг споры стихли и началась какая-то возня и ругань совсем уж непристойная, а спустя травсу наступила тишина, и некто направился вниз по лестнице.