Текст книги "Дозвониться до небес"

Глава 15
Трагедия

– Ты бы завязывала со своей хиромантией, – просьба удивила бабку.

Мать Арсения была неискренней – она сама часто выясняла перспективы своего бизнеса.

– За меня не беспокойся. Я свою судьбу знаю. Мне бояться нечего, – огрызнулась бабка.

Иногда она удивлялась – как эта взрослая и непонятная женщина может быть ее ребенком.

– А мою тоже знаешь? – с вызовом и надеждой напирала мать Арсения.

– Твоей судьбе моя помощь как рыбе зонтик. Ты же советов не слушаешь. Но не боись. Казенный дом по тебе не плачет. Там будет другая история.

– И какая же?

– А ты меня почаще спрашивай. Как соберешься что сделать – так сразу ко мне. Вы все как по минному полю ходите. И еще – запомни, я тебя люблю.

– Да помню я, кто мне денег на раскрутку дал, – нехотя согласилась мама Арсения.

– Будь осторожнее, а? И чуть что новое затеешь – звони, ладно?

Как известно, не бывать пророку в своем отечестве. Мать Арсения покрутила пальцем у виска.

– Что, я по каждому вопросу к тебе бегать стану? Дура я какая. У меня своя голова на плечах.

Своя голова не помогла. Буквально через неделю родители Арсения решили в очередной раз поменять машину. Подсев на кредиты, они решили, что машины менять надо как можно чаще. Престижно и, как им казалось, выгодно. Выбрали не джип паркетный, а что-то пошустрее. Так отец Арсения захотел, а на этот раз его мнение учли. Буквально в первый же день стало понятно – скорость для отца тоже наркотик.

Матери такая манера езды понравилась. Она азартно выкрикивала милые слова типа: «Куда лезешь, козел, развели уродов, права купи, гнида».

Бабка от внука про новую машину узнала спустя три дня после покупки. Узнав, почернела лицом и залегла на кровать. Лежала со скорбным видом. Не то чего-то ждала, не то думала. Кто ее знает.

– Я тебе чаю принес. Попей, – волновался Арсений.

Бабка даже не кивнула. Ее молчание не выражало ничего – словно она выключилась.

Он даже мне позвонил. Мол, бабка слегла. Я рысью кинулась к ним. Надеясь выслужиться, показывая свою заботливость. Пока бежала – так разволновалась, что вдруг поняла, насколько сильно я переживаю. Будто с самым близким человеком беда случилась. Тревожно так на душе, а подсознание мечтает – вдруг именно теперь меня в ученицы примут? Ведь не зря же я грифоний череп натирала.

– Горе-то какое, – откашлявшись, сказала бабка вместо приветствия.

Села на кровати и начала раскачиваться, как заведенная. Мы с Арсением слегка перепугались. Если честно – до ужаса перепугались.

– Платок дай. Он внизу в комоде лежит. Тот, что слева. А ты, внучек, другого чаю принеси. Этот остыл уже.

Арсений надулся от обиды, но послушался. Я слышала, как он сердито выплеснул остывший чай в раковину и специально загремел чайником.

Платок оказался ситцевый. Плотный на ощупь. Черного цвета. Отчего у меня кошки на душе заскребли.

– Кто помер-то? – вызывающим голосом спросила я, глядя как она повязывает платок.

– Ты будто не знаешь?

И вдруг я поняла, что знаю. Когда она говорила, перед моими глазами картинка мелькнула. Буквально на секунду. Как кадр из кино. Ярко так. Слишком ярко.

– Не надейся. Тут не твой дар. Сначала оно случилось, потом я увидела, теперь тебе показала. Их уже полчаса как на свете нет. Так-то.

Я и не думала на что-то надеяться. Картинка затмила все мысли. И я с ужасом ждала, когда в комнату войдет ни о чем не подозревающий Арсений. А он был так доволен отсутствием воплей в комнате, что забыл про обиду и заваривал чай, напевая какой-то незамысловатый мотивчик.

– Вот такие дела, – рассеянно заметила бабка.

Никогда бы не подумала, что платок способен так изменить внешность. Она на ворону стала похожа. Точнее – на жену ворона. Или на монастырскую начальницу.

– А что дальше будет?

– Жизнь. Она всегда продолжается.

– Но не для всех.

– Так и должно быть. Это нормально.

– Не вижу ничего нормального. Они совсем не старые были.

– Снова в бутылку лезешь?

Я быстро прикусила язык. Не хватало снова разругаться. Да к чему ссориться, когда такой ужас происходит? И еще меня так и подмывало спросить, не будет ли она теперь разговаривать с родителями Арсения. Хотя что они смогут ей рассказать? Про то, сколько было на спидометре и как их вынесло на встречку? А мать начнет давать указания по бизнесу – что почем и кому продавать? Вот мрак!

Не буду я ни о чем спрашивать.

– Так вы чай пить будете или снова меня прогоните? – Бодрый Арсений смотрел на нас счастливыми глазами.

Он абсолютно ни о чем не подозревал. Быть может, бабка сама ему скажет? Как про такое говорят? Типа – внучек, горе-то какое, сиротинушка ты моя… Нет, надо постепенно. Подготовить. Как? Как это правильно делают?

– У тебя вид как у бешеной селедки, – неуверенно пошутил Арсений.

– Намного хуже, – буркнула бабка.

Приобняла внука за плечи и повела на кухню. Я – следом шаркаю.

– А зачем я чай делал? Таскаюсь с кружкой туда-сюда…

– Поставь ее на стол. Слушай, сейчас телефон зазвонит. И тебе скажут, что, кроме бабки, у тебя на свете никого больше нет.

Она силой пыталась усадить Арсения на табурет, бормоча какие-то успокаивающие слова. Она гладила его по голове, когда он все-таки сел. Она осторожно отобрала у него кружку с многострадальным чаем и водворила ее на стол. Она смотрела ему прямо в глаза. А я стояла столбом, прислонившись к стене, и старалась быть незаметной, насколько это возможно.

Зазвонил мобильник. Бабка всучила его Арсению.

– Говорить необязательно. Просто слушай.

Потом он стал бледный. Молчал. Потом развернулся и убежал в свою комнату.

– Ну вот. Самое страшное позади. Теперь можно и чаю выпить.

Наверное, чайник был удивлен таким вниманием. Поэтому закипел очень быстро.

– Он справится?

– Глупый вопрос. Конечно, МЫ справимся, – сурово уточнила бабка и запихала себе в рот шоколадную конфету.

Зубов у нее было много. Судя по виду – не поддельные. Вставные так выглядеть не могут. Они белые и сверкающие.

– Говорила я ей – зайди, спроси совета. Да что уж теперь вспоминать. Про покойников либо хорошо, либо молча.

Так я одной из первых узнала про ту страшную аварию на Московском шоссе. Родители Арсения по своей вине оказались под фурой, которая сплющила их машину всмятку. Не спасли подушки безопасности. И ремни не спасли. Слишком скорость была большая и у них, и у фуры.

Я была на похоронах. Видела Арсения. Ошеломленного случившимся. И бабку, которая скорбела, одетая во все черное.

Еле вытерпела процесс отпевания – мне там плохо стало. Отпевали оптом. Четыре гроба. Теснота. Дышать нечем. Чьи-то родственники, не понимающие где им встать. Батюшка с бородой. Обещавший спасение равнодушной скороговоркой.

Какая-то парочка – мама с взрослой дочерью – позорно долго не могли угадать, какой покойник их. Встали в изголовье не того гроба и только потом, когда нужно было подойти и поцеловать умершего, сообразили, что обознались.

У меня реально подкосились ноги – я не знала про этот обряд. Испугалась страшно, хотя мне целовать необязательно, но вдруг когда-нибудь придется. Я не смогу. Да и к чему эти поцелуи? Покойнику все равно, а живым неприятно. Приглядевшись, я заметила, что лица мертвецов были густо намазаны гримом, отчего выглядели одинаково отвратительно. Вот вам еще одна причина, по которой целовать не хочется. От страха начала ненавидеть религию, которая вынуждает сначала задыхаться вместе с гробами. Задохнувшись, верить, что все зашибись как здорово закончилось по воле и замыслу Божьему. А напоследок приложиться губами к намазанному какой-то дрянью ледяному лбу.

Я, когда боюсь, диалоги мысленные придумываю – спорю и доказываю свою правоту. Не помогает, но отвлекает. В этот раз спорила сама с собой о неправильности закапывания тела в землю. Легко доказала себе, что пепел занимает меньше места и наши предки покойников именно кремировали. Придется заранее написать инструкцию по утилизации своего тела. Сжечь и в речку. Только так.

Пока я вспоминала самое красивое место на Неве, женщине в сером плаще стало плохо. К прочим запахам прибавился резкий аромат лекарства. Валидола? Корвалола? Я не знаю, но дышать стало легче.

Были там еще какие-то дерганые люди, постоянно разговаривающие друг с другом о своих делах. Они даже мобильники не выключили. Хотя при входе висело напоминание для таких отъявленных дебилов.

Потом все начали поглядывать друг на друга и смущенно толкаться. По всей вероятности, я пропустила сигнал к бегству. И вдруг толпа убитых горем людей заволновалась. Тетка с короткой стрижкой и почти черными глазами слишком громко сказала:

– Кто выйдет последним, умрет первым.

Сначала я решила, что это какой-то ребус. Но все поняли тетку правильно и рванули тискаться в узкую дверь. Навстречу несли крышки гробов. Началась давка. Кто-то истерически вскрикнул. Паника стремительно нарастала. Пожилого дяденьку толкнули, заодно сбив им пустой гроб, прислоненный к стене. Священника уже не было. Я поняла, что, видимо, умирать мне придется первой и, судя по моему состоянию, прямо сейчас. В этом было что-то несправедливое. Почти все были в несколько раз старше меня. Пустой гроб перегородил выход, и я осталась наедине с покойниками. В тесном помещении. Цветы в руках. Оставалось лечь в гроб, накрыться цветами. На большее у меня фантазии не хватило.

Меня спас грузчик. Я ему мешала. Он меня через другую дверь вывел.

На улице стало легче – мимо сновали обычные пешеходы, ездили машины. Ни единого намека на смерть. И ни единого знакомого лица. Захотелось убежать, но ради Арсения я осталась.

Потом был автобус. Старый. Специально приспособленный для таких случаев. А у других покойников были черные сверкающие катафалки.

Я ни в какую не хотела ехать вместе с гробами. Бабка заметила мой панический ужас, поговорила с каким-то бородатым дядькой. Который без споров согласился подвезти меня на своей машине. Оказалось, что деловые люди ехали вместе с нами. Не поверите, пока мы старались не упустить автобус из виду, чтобы не отстать и приехать куда надо, они смеялись и шутили. И, даже стоя над вырытой могилой, в которую уже опускали гробы, трепались про какие-то поставки. И о том, что теперь будет с бизнесом родителей Арсения.

Пытаясь оттереть кусок глины от подошвы ботинок, я машинально слушала обрывки разговоров.

– Все крутимся. Жилы рвем, а вон оно как бывает…

– И денег не оказалось. Все в бизнес вложено. Хорошо, что старуха похороны на себя взяла…

– А поминки где будут?

– Ничего не осталось. Ни копейки. С ума сойти – столько работать, и ни копейки…

– Я ему говорил, кто быстро ездит, того медленно носят…

– Ни копейки. Дичь! Сыну хоть квартира досталась. Завтра откладывать гробовые начну, нет, как только долги отдам…

– Так что – поминок не будет? Никто не скинулся? Не жлобитесь – давайте сходим, отметим…

– Вот мудак. Что отмечать-то?

– А что с бизнесом ее будет?

Как выяснилось позднее, бизнес умеет плавно переходить в чужие руки. Тем более когда он полностью завязан на одного человека. Нет человека – нет проблемы.

На крышки гробов полетели первые куски земли. Звук мерзкий. Не знаю, зачем я бросила туда же цветы. Зря, наверное.

А потом истошно заголосила незнакомая тетка. Все вздрогнули. Смотрели на нее с сомнением – почему она так убивается по умершим.

– И что ж мне теперь делать? Как жить?

Бабка оттеснила ее в сторонку. Тетка всхлипывала. Трясла бабку за руку. Стонала.

– Она серьги ей с брюликами продала. За неделю до…

– И теперь по деньгам убивается?

– Нет. С ней сразу расплатились. Но серьги сперли.

Первое время после похорон я не могла как прежде общаться с родителями. Я смотрела на них как на потенциальных покойников. Которые с минуты на минуту могут запросто умереть. Я даже разговаривала с ними иначе. Пока маме не надоело, и она не сказала мне прямо – хватит, нечего придуриваться. Папа ее поддержал, сообщив, что смерть – дело времени, и если я лет тридцать буду страдать, то он сам меня пристрелит из рогатки. Чтоб не мучилась.

Для Арсения началась другая жизнь. Внешне она мало отличалась от предыдущей. За исключением того, что теперь на улице ему ничего не грозило. Так бабка сказала. С ее слов выходило, что по миру бродила какая-то страшная сила, готовая схавать бедняжку Арсения, а бабка не давала, а сила эта недолго думая решила поживиться хоть чем-то и сожрала его родителей. По-моему, бабка несколько упростила историю. Думаю, дело было так: сила каким-то образом напрямую зависела от самой бабки. Наверное, рядом с каждым настоящим чудотворцем кишат злобные сущности и только и ждут удобного момента напасть. Я прям так бабке и сказала. Она только глянула на меня, как на болезнетворного микроба – типа рот закрой. Но я не унималась.

«Получается, что вы его родителей как бы в жертву принесли!» – подумала я, но промолчала.

На фиг мне с ней ссориться. Кстати, выплывал еще один вывод. И этот вывод меня здорово озадачивал. Получается, что, хоть и Арсений противился обучению, а дар в нем был. И как бы он ни упирался, учиться ему положено, иначе беды не миновать.

И еще теперь у него не было поводов заходить к себе домой. Но именно это он и делал. Хотя после каждого посещения квартиры родителей ему становилось так плохо, что, казалось, сердце рвется на части. Подходя к двери, он не сразу открывал ее, а выстаивал минут пять, прежде чем вставлял ключ в скважину. А в коридоре подолгу прислушивался к тишине квартиры. Ходил по комнатам, думая, что пора избавиться от ненужных уже вещей. Которые так обожала его мать. Но ни до чего так и не дотронулся.

Однажды я была там вместе с ним. По его просьбе.

– Вот, смотри сколько украшений. Забери себе, что понравится. Я тебя очень прошу. Я не смогу это продать. Я не хочу, чтобы кто-то чужой это носил. Они мамины.

Мне было от чего смутиться.

– Арс, я не могу. Они дорогие. И взрослые. Ты бы лучше отдал ювелиру и переплавил. Цепочку себе, что ли, сделай.

Он невесело усмехнулся.

– В такой цепи только негры ходят.

– Негры теперь ходят в одной трети штанов, чтоб трусы видно было. И вообще, ты что – нацист?

– Нет. Просто у меня ум есть. В отличие от некоторых. Вот. Забирай. Подрастешь – носить будешь.

Отказать было сложно.

– Ладно. Как бы на хранение. Если что, я тебе их верну.

– Не надо. Я их видеть не могу.

– Ты и меня не захочешь видеть в этих украшениях.

– Не глупи. Я всегда рад тебя видеть. И слышать. Но мне не нравится, когда ты не слушаешься.

Он говорил со мной так, будто вдруг стал старше. Как будто я маленькая глупая девочка, а он – как мой сильно старший брат.

– А как со школой? – спросила я.

– А что с ней? Осталось всего ничего. И бабка там с кем-то договорилась насчет меня. Так что все неплохо.

«Неплохо» заключалось в полной приватизации Арсения бабкой. Она быстро решила все вопросы на правах единственной близкой родственницы. Она оформляла какие-то важные документы, изредка привлекая внука, чтобы тот расписался на очередной правоустанавливающей бумажке. Она даже переговорила с директором школы, без труда доказав ей, что мальчик травмирован трагедией настолько, что временно о посещении школы просто не может быть и речи.

– Да он и так у нас нечастый гость. Ничего, когда оправится, тогда и придет. А итоговые отметки мы ему так поставим. Как бы авансом. Главное, вы контролируйте, чтоб он домашние задания выполнял. А вот экзамены без вашей помощи ему не сдать. Но вы же ему посодействуете? Ну, я так и подумала. Так что вы сказали, уважаемая, насчет моего мужа? Стоит ему бросать работу в конструкторском бюро? Все-таки столько лет отпахал, страшно так, а как же пенсия?

– Как решил, пусть так и делает. Ремонтная мастерская – то, что ему нужно. Скоро столько машин придется чинить – страсть. Так что не сомневайтесь. С голоду не помрете.

Совет

Есть множество объяснений, почему соль так легко впитывает слова. Мне лично непонятно, как это происходит, но следует помнить, что если самому заговорить кухонную соль на здоровье и благополучие, то при каждой готовке еды вы будете прибавлять себе желаемого.

Глава 16
Жизнь – дерьмо, но я с лопатой

– Ты как? Ничего? Зайти можно? – пробасил верный Борька.

– Заходи, – Арсению не слишком хотелось общаться, но, как ни крути, пора было выныривать из добровольного заточения.

– А бабка дома?

– Дома. Куда она денется. Но ты не боись, ей не до нас, у нее очередь. Всем от нее что-то нужно. Не старуха, а черт знает кто. С утра пораньше деньги шинкует. Словно с ума сошла. Убей не пойму зачем ей столько. Не болеет, а на похороны давно отложено. Прикинь, вчера мне шмотки для гроба показывала, чтоб не перепутал, в чем ее на тот свет отправлять.

Арсений почти не запнулся на словах «похороны» и «гроб». До этого момента он избегал говорить на тему смерти.

– А мне понятно, – вдруг встрял Борька. – Она же понимает, что тебя, лоботряса, обеспечить на всю жизнь надо. Ты не обижайся, но все уже с универами определились. Знают, куда поступать. И многие даже подрабатывают. А ты – как говно в проруби.

– Ты что обзываешься? – искренне удивился Арсений. – Я тоже про универ думаю. А ты в какой поступать будешь?

– Тебе туда не светит, – сурово приговорил Борька.

Арсений расстроился. Он минуту назад придумал поступать вместе с другом за компанию.

– Мне в армию не идти.

– Ладно, фиг с армией. Что делать-то будешь после экзаменов?

– Осмотрюсь немного. Работать пойду.

– Куда? Кому и где охота с тобой возиться? Ты же делать ничего не умеешь.

– Слушай, – разозлился Арсений, – я думал, ты мне друг! Я думал, ты меня утешать пришел. Поддержать в беде и все такое. А ты…

Борька поджал губы и раздумывал, как быть. Он знал, что по сути абсолютно прав – Арсения не ждали ни на одной работе. Но вроде как неловко получается – у человека горе. А он ему правду в глаза говорит. Неприятную, но правду.

– Ладно. Не обижайся. Я действительно волновался, как у тебя дела. Ты ничего, нормально выглядишь.

– А ты ожидал увидеть ходячий труп? – огрызнулся Арсений. – Да пошел ты со своими утешениями!

Помолчав немного после неудачного начала разговора, друзья рассеянно поглядывали по сторонам. Арсению уже было понятно, что его ответ не благоприятствовал продолжению прежних легких отношений. А Борька сокрушался, не умея придумать что-то утешительное.

– А Вовка снова с Веркой разосрался, – нашелся он и снова надолго замолчал.

Арсений не впечатлился. Он даже не смог вспомнить, кто такая Верка и на кой черт она сдалась Вовке. Но ради поддержания разговора покивал головой. Ему казалось, что недолгий перерыв в общении создал непреодолимую пропасть, через которую нужно строить мост из слов, из каких-то общих интересов и событий. Про которые можно поговорить.

– А помнишь, как мы с тобой в первый раз «Кошмар на улице Вязов» смотрели? Ты тогда чуть не описался. В сортир боялся идти…

– А ты по телефону боялся разговаривать – думал, что из него язык вылезет!

Борька вытаращил глаза и собрался было рассердиться, но резко передумал.

– Точно. Было дело. И чего я тогда испугался-то? Нормальный фильм. Есть над чем поржать.

– Может, в киношку сходим? – оживился Арсений.

– Давай, – Борька был готов на что угодно, лишь бы все стало как раньше.

Пригласили Вовку, который уже успел помириться с Веркой. Вопреки опасениям Арсения Верка оказалась не гопницей, а очкастой ботаничкой, помешанной на психологии. Если в разговоре возникала пауза, то она срочно заполняла ее какими-то архетипами.

Фильм как назло оказался новомодным ужастиком. Снято левовато и не страшно ни разу. Тоска зеленая, и жалко потраченных денег.

В кафе при кинотеатре оказалось оживленно. Ребята заняли свободный столик и по старой памяти заказали по мороженому и молочному коктейлю. Верка изучила содержимое стакана. Вынула негигиеничную, по ее мнению, соломинку, смяла, чтобы по второму разу никто не использовал, и отпила глоток. Отчего тут же преобразилась, украшенная шикарными белыми усами. Нежно удалив усы салфеткой, Вовка тут же вспомнил, как раньше они устраивали соревнование, кто больше выпьет этого коктейля. Друзья ударились в воспоминания, чтобы подбодрить Арсения. Старались изо всех сил, шутили и сами смеялись над своими шутками. Вовка при помощи коктейльной соломинки издавал такие звуки, что Верка краснела и хихикала одновременно.

Борька заодно успевал поглядывать на рядом сидящих девушек. Прикидывая, нет ли тут нужной ему кандидатуры. Которая оценит его юмор. Он был уверен, что рядом с друзьями смотрится невзрачно. И переживал по этому поводу.

– Зато по тебе институт плачет, – весело прогнозировал Вовка, которому высшее образование было до лампочки.

– А по тебе армия.

Верка тревожно потупила взгляд – ей идея с армией казалась кошмарнее атомной войны.

Арсений слушал разговор друзей, смеялся когда надо, отвечал, но был словно не здесь и сейчас, а где-то в другом месте. Наверное, дома у бабки. Странное ощущение. Ощущение чужеродности и беспросветного одиночества.

Вечером, когда Арсений вернулся, бабка рассмотрела его исподлобья и промолчала. Хотя ей было что сказать. Арсений это понял и оценил. Ему не хотелось, чтобы к нему лезли в душу.

После похорон Арсений так и не появился в школе. Я разговаривала с ним по телефону. Раз в день. Он сам мне звонил. Приходилось рассказывать, что мы проходили на уроках. Такое общение раздражало меня и не радовало Арсения. Поэтому он придумал выгуливать меня по вечерам. На прогулках тема школы была под запретом. Я болтала о прочитанных книгах, про всякие случаи, которые со мной произошли за день. Иногда мне казалось, что я радио. Которому время от времени отвечают.

Весна приближалась к лету и свободе. До свободы оставалось мало дней и много труда.

– Как бабка? Можно я к вам зайду? На минуточку! Ну, пожалуйста!

– Заходи. Она даже намекала, что надо пригласить тебя в гости. Только ты не пугайся – она ведет себя страннее, чем обычно. Может, ты с ней поговоришь? Вдруг поймешь, что с ней происходит? Я тебя встречу завтра возле школы.

Я с радостью согласилась.

В тот день нас отпустили пораньше. Девчонки из моего класса старательно изображали, что им наплевать, ради кого я топчусь на школьном крыльце. Толкались поблизости в надежде разжиться сплетней. Борька с Вовкой – те пронеслись мимо как два метеора. Я даже не успела ответить на их «пока-пока». Чуть позже показался Арсений и приветливо помахал мне рукой. За спиной у меня зашушукались. Блин, когда им надоест мусолить мою личную жизнь? Своей, что ли, нет? Вот овцы!

По дороге Арсений спросил у меня, где поблизости есть хорошая кондитерская, и велел выбрать побольше вкусностей, чтобы задобрить бабку. По привычке я хотела предложить ему заскочить в «Север» или «Метрополь», но они в центре, а времени было маловато. Поэтому мы выбрали приличное новомодное заведение. В котором я до сих пор не была, предполагая, что для меня это дорого.

Арсений вытаращился на витрины, на которых красовались удивительные произведения кулинарного искусства. Я сразу поверила в их вкусность только по одному виду. Ну и запах там был такой, что слюнки потекли.

– Ты того, на ценники не гляди. А то у тебя глаза как у очевидца НЛО.

Для меня было дико покупать такие дорогие сладости просто так, без праздника. Но как было отказаться? Для благого дела стараемся.

– Вот это, черт, я название прочитать не могу. И вот этого… всего по три штуки. И вот то, на котором фрукты разложены. И вон того – где орехи грецкие…

– Офигенный словарный запас у некоторых, – ехидничал Арсений. – Если видишь плохо – очки купи.

– Да тут слова какие-то незнакомые… Девушка, еще вон тех штучек, чем-то замечательным посыпанных.

– И как она тебя понимает?

Продавщица многозначительно улыбалась уголками рта. Арсений ей явно понравился. Приревновать, что ли?

– Милый, а почему ты сам ничего не выберешь? – сказала я наисладчайшим голосом.

– Твое дело выбрать. Мое – заплатить.

– Ты такой лаконичный стал…

– Человек не может быть лаконичным. Но дело не в этом. Дело в том, что я, кроме бабки, сейчас ни о чем думать не могу. Она меня достала какими-то странными намеками. Ничего не понимаю – про цифры какие-то все твердит. Ей кажется – я догадаюсь, что она имеет в виду. А я ни фига не понимаю. Может, ты что подскажешь?

Я пока тоже ничего не понимала и целиком ушла в покупку пирожных.

– Девушка, и трех ежиков!

Ежики были мелкие, но ужасно аппетитные. Я нервничала, а вдруг они помнутся в пакете, пока мы их до дома донесем. У них такие славные носики были из шоколада.

– Ты мне не ответила! – напомнил Арсений.

– Я не знаю, что тебе отвечать. Ты же мне ничего толком не рассказал!

Продавщица подала бумажные пакеты, на которых уже появились темные пятна от истекающих соком пирожных. Я была готова сожрать их тут же вместе с бумагой не отходя от кассы, но пришлось терпеть до дома бабки.

Пока закипал чайник, я усиленно делала вид, что мне фиолетово, почему вода специально так долго греется. Вот взять бы кувалду да расхреначить этот подлый чайник. Который словно насмехается над моим нетерпением.

Согласно всем законом подлости ежиков все-таки приплюснуло. И теперь они были похожи на трех черномазых свинок. Причем у одной пятачок съехал вниз, делая ее огорченно-грустной. Пока никто не видит, я подправила свинке выражение лица. Теперь оно стало более оптимистичным.

Арсений оказался прав – бабка выглядела необычно встревоженной. Хотя неумело скрывала это, но все равно было заметно. Руки все время теребят полотенце, взгляд какой-то потусторонний, и вообще – она практически не слушала, что ей говорят.

Когда я поведала про свой последний опыт с отделением души от тела, она внезапно вернулась в реальность и скептически скривила рот. Отчего стала похожа на подправленного мной шоколадного ежика, который теперь поросенок.

– Ну-ну, и как тебе ощущения?

– Кошмар. Почти больно было. Я подумала – так тело угробить можно. Полчаса не могла в себя прийти.

– Ага. А ты в курсе, что в дохлом теле начинается отмирание клеток головного мозга?

– Вы думаете, у меня мозг умер?

– Он у тебя давно умер, раз решила в одиночку такие эксперименты над собой проводить.

Я испугалась. Она права – дыхания не было, значит, мозгу пришлось выдержать кислородное голодание. Вот жопа-то какая!

– И на кой черт ты все это проделываешь? – удивлялась бабка.

– Ну, чтоб самой себе доказать, что тело – это еще не все.

– Меня бы спросила. И с памятью у тебя проблемы. Если тело – это все, то с кем мы разговаривали, когда покойницу искали?

– Ну, есть вариант, что с собственным подсознанием, – призналась я.

– А откуда оно знало про камыши, машину и прочие дела? Вот! Если твое подсознание такое умное, то почему ты дура? Учись! Что за время такое? Я в твои годы старших слушала и глупостями не занималась. Чему учат – то и повторяла.

Такой подход мне показался скучным. Вечно старики про старые временя талдычат. Как будто только в годы их молодости все было зашибись как прекрасно и правильно.

– А мне некоторые взрослые, – искоса глянув на бабку, заметила я, – никаких умных советов давать не хотят. Не учат ничему. Хотят помереть со своими знаниями.

– Снова здорово! – рассердилась бабка. – Как я могу помереть? Сама же говоришь, что смерти нет!

– Но как-то это дело называть надо?

Дальнейшее молчание прерывалось бабкиным сердитым сопением.

– Девочки, вы опять ссоритесь? – спросил Арсений.

– Еще как, – бабка повернулась ко мне: – А ты и не рассчитывай. Мне плевать, что ваши судьбы намертво связаны. Мне плевать, что ты почти как я в молодости…

Я просветлела лицом – бабка признала во мне ведьму. Хоть косвенно – но ведь признала! А она заметила, что проговорилась, и как заорет:

– Ему все передам. Только ему. Хоть он того и не стоит.

Арсений ошалел от такого напористого желания что-то ему передать. Но спорить не стал. Он быстро заварил чай, разлил по чашкам и был приветлив, как благодушный пес. Пожилой пес. Таким он мне тогда показался.

– Будь добр, оставь нас на полчасика. Мне с ней поговорить нужно, – приказала бабка.

Схватив булочку двумя пальцами, Арсений моментально нас покинул, подмигнув мне для поддержки. Бабка этого не заметила. Она рассматривала меня пристальнее обычного. Сначала с надеждой, а потом с изрядной долей сомнения.

– Ты из кожи вон лезешь, чтобы в мои тайны пробраться. Пробовала колдовать? Не отвечай, я и так знаю – пробовала. И я не сомневаюсь, что у тебя ничего путного не получилось. Ты ведь даже не знаешь, чего хочешь. Тебе просто присралось стать ведьмой. А зачем, спрашивается? Ты не думала, что за это счастье придется платить?

Я кивнула.

– Нашла себе развлечение – фонари гасить! Электрик ты, а не ведьма!

И откуда она про фонари узнала? Вот чудеса какие. Сидит, орет на меня, словно сама себя накручивает. Или меня хочет до белого каления довести? Обижаться я не стала. Все-таки надеялась на более приятное продолжение разговора. Бабка уставилась на меня, как на кусок говядины, которую собралась покупать. В свою очередь, я старалась выглядеть презентабельно – а вдруг поможет?

– Я вот что тебе предлагаю – давай проверим, раз ты не ведьма… и не морщи нос! Пока ты точно колдовать не умеешь. Значит, надо рискнуть и проверить – вдруг ты медиум.

От такой перспективы я пришла в смятение и ужас. Не более того. В моем представлении медиумы – почти идиоты, у которых пена изо рта и сплошное надувательство. Что-то типа жуликов или сумасшедших, но и те и другие – припадочные. Нет, не хочу я быть медиумом. Ими все манипулируют. А мне это сильно не по душе. Медиум – он как телефонная трубка, в которую может говорить кто угодно, а главный в этом процессе тот, кто вызывает и слушает. Нет, не хочу я быть средством для переговоров с потусторонним миром.

– Если получится, то я, быть может, дам тебе пару советов.

В ее голосе намечался едва заметный оттенок злостной лжи. Хотя внешне она была честнее президента в момент новогоднего обращения к нации. Типа – зашибись как здорово мы живем, а скоро настанет вааще крутизна нереальная для каждого гражданина.

– Ну так что? – настойчивость бабки напоминала угрозу.

– Я согласна! – не успев подумать, брякнула я.

– На что?

– Да на все.

Бабка, понимая причину моей горячности, передумала шутить и продолжила:

– Ты гипнабельная?

– Нет. А что – это необходимо?

Оказывается, меня нужно загнать в транс и проверить, смогу ли я общаться с духами. Перспективка так себе. На фиг мне эти духи сдались? Тем более что я буду в трансе и не узнаю, о чем был разговор.

– Чур, только в моем подсознании не копаться, – на всякий случай предупредила я.

Мне приказали сесть, расслабиться и неоднократно проверили, насколько я расслабилась. Мягко бормотали про мое ровное дыхание и тяжелые веки. Мелькала маленькая яркая искра, как маятник, вправо-влево. Скукота. Я все ждала, когда начнется обещанный транс. Слушала бабкин монотонный голос. Как на уроке в классе. Бу-бу-бу…