Текст книги "Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века"

И действительно, многие люди отмечали, что в госпоже Ни «сила характера сочеталась с духовной умиротворенностью, дополняя ее внешнюю красоту»[80]80
  Charles Jones Soong Reference Collection.


[Закрыть]. Окружающие прислушивались к ее мнению, а дочери и их высокопоставленные мужья всегда старались получить ее одобрение, хотя добиться его было непросто.

С первых лет своей жизни барышня Ни была своенравным и независимым ребенком. Когда мать попыталась забинтовать ей ноги, девочка решительно воспротивилась, у нее началась сильнейшая лихорадка. Родителям пришлось отказаться от своих намерений и смириться с мыслью о том, что с такими «огромными ногами» их дочь вряд ли выйдет замуж.

А потом в ее жизни появился пастор Чарли. Их познакомил один из родственников госпожи Ни. Молодые люди оказались родственными душами и были счастливы вдвоем. Чарли отправил в Северную Каролину веселое, написанное в свойственной ему шутливой манере известие о своей свадьбе. Он сообщал, что женится «в Шанхае, в Китае, в четвертый день девятого месяца по китайскому лунному календарю». И добавлял: «Тех, кто сможет определить, когда это будет, милости прошу присутствовать»[81]81
  Haag, E. A., p. 118.


[Закрыть].

Билл Берк, товарищ Чарли по учебе в Университете Вандербильта, приехал в Куньшань, чтобы навестить новобрачных. Молодожены поселились в пасторате при миссии – их домик стоял на узкой извилистой улочке, которая вела к паромной пристани. Берк хорошо запомнил нормальные, неискалеченные ступни молодой супруги Чарли: «Ее твердая, уверенная поступь была такой же грациозной, как и у любой американки». Он видел, что Чарли «влюблен в свою жену»[82]82
  Burke, James, pp. 43–44.


[Закрыть]. Наконец-то Чарли обрел спутницу жизни, они обсуждали все дела и совместно принимали решения. Супруги Сун производили впечатление «очень дружной пары»[83]83
  Charles Jones Soong Reference Collection.


[Закрыть].

Их первый ребенок появился на свет 15 июля 1889 года. Девочку назвали Айлин. Затем последовало еще пятеро детей: две дочери, Цинлин и Мэйлин, и три сына – Цзывэнь, Цзылян и Цзыань, родившиеся в 1894, 1899 и 1906 годах соответственно. К мальчикам обращались по их инициалам – Т. В., Т. Л. и Т. А. (от английской транскрипции их имен: Tse-ven, Tse-liang, Tse-an).

Необходимость обеспечивать семью и желание дать детям американское образование вынудили Чарли в 1892 году оставить пасторский пост. Среди миссионеров прошел слух, что «он вернулся к языческому обычаю поклонения идолам». Чарли написал открытое письмо друзьям в Северной Каролине: «Я покинул миссию по той причине, что она не приносила мне достаточного для жизни дохода. Я не смогу прокормить себя, жену и детей на пятнадцать американских долларов в месяц»[84]84
  Haag, E. A., pp. 127–128.


[Закрыть]. Он поклялся, что будет «независимым сотрудником… методистской миссии», и сдержал свое слово.

Чарли занялся бизнесом и, благодаря полученному в Америке опыту и своей коммуникабельности, не говоря уже об усердии и способностях, быстро достиг успеха. Он ввозил из-за границы оборудование для мукомолен и ткацких фабрик, а также основал издательство, чтобы печатать Библию, – как раз в то время, когда Американское библейское общество, к которому примкнул Чарли, раздавало ее всем желающим.

Довольно быстро Чарли вошел в элиту шанхайского общества. Для своей растущей семьи он выстроил просторный дом скорее в европейском, нежели в китайском стиле. В доме имелись все удобства, в том числе система отопления. Чарли понимал, что «никогда не сможет быть настолько китайцем, чтобы по собственной воле сидеть в холодной комнате, закутавшись в верхнюю одежду»[85]85
  Burke, James, p. 43.


[Закрыть]. (Китайскую кухню он тоже не любил[86]86
  Hahn, Emily, 2014b, p. 24; Haag, E. A., p. 111.


[Закрыть].) Ванные комнаты и спальни оснастили по американскому образцу. Айлин, старшая дочь Чарли, рассказывала, что семья пользовалась «красивыми ванными из Сучжоу, с извивающимися желтыми драконами снаружи и зеленой глазурью внутри. Холодная вода была подведена к ним, а горячую нагревали внизу и носили наверх… отопление обеспечивали газовые радиаторы – роскошь, которую не могли позволить себе многие жившие в Шанхае иностранцы. Кровати вместо жестких, плоских деревянных конструкций, которые все еще стояли в домах большинства китайцев, представляли собой добротные, удобные американские постели с матрасами. Соседи приходили в гости специально для того, чтобы поглядеть на кровати, презрительно тыкали в них пальцами и соглашались друг с другом, что эта мебель на редкость вредна для здоровья и опасна для детей»[87]87
  Hahn, Emily,2014b, p. 24.


[Закрыть].

По меркам шанхайских богачей этот большой и удобный современный дом не был роскошным. Кроме того, он располагался «в глуши», среди полей, вдали от центра города. На одном участке с домом находился и офис фирмы Чарли. Окружающие считали хозяев странной и эксцентричной парой, однако Чарли руководствовался конкретными практическими соображениями: он экономил деньги, чтобы финансировать республиканскую революцию Сунь Ятсена.

Американская миссионерка Луиза Робертс арендовала на земельном участке Чарли помещение, где разместила собственное маленькое издательство при миссии. Чарли часто заглядывал к ней поболтать, и постепенно они подружились. Со временем у миссис Робертс «сложилось впечатление, что помимо семьи больше всего его интересует возможность помочь своей стране стать великой, какой она и должна быть»[88]88
  Charles Jones Soong Reference Collection.


[Закрыть]. О переменах в Китае Чарли мечтал еще с тех пор, как покинул Америку, и за десятилетие, минувшее после его возвращения на родину, это желание лишь усилилось. Весной 1894 года он познакомился с Сунь Ятсеном и провел несколько бессонных ночей в беседах с ним и их общим другом Лу. Чарли был поражен решимостью двадцатисемилетнего Сунь Ятсена, разговоры с ним наводили на глубокие размышления. В конце 1894 года, когда разразилась война с Японией и Китай потерпел ряд катастрофических поражений, Чарли окончательно разочаровался в маньчжурском правящем режиме и пришел к убеждению, что революция, о которой мечтал Сунь Ятсен, – это реальный способ спасти страну. С точки зрения Чарли, Сунь Ятсен был хорош всем: он получил западное образование, ему нравились западные порядки. Он был набожным христианином – по крайней мере, так казалось Чарли. (Сунь Ятсен изучил биографию нового знакомого и, естественно, сыграл на его религиозных настроениях.) И в критический момент Чарли написал своему другу, призывая его вернуться на родину и начать действовать. Чарли помогал финансировать Кантонское восстание, но мятеж провалился, Лу казнили, а Сунь Ятсен бежал. За его голову была назначена награда, однако Чарли без колебаний продолжил поддерживать изгнанника и на протяжении нескольких лет тайно отправлял ему деньги[89]89
  Charles Jones Soong Reference collection; Sun Yat-sen, Collected Works, Chapter 8 of The Sun Theory, 1919/06, http://sunology.culture.tw/cgi-bin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpusands=id=%22CS0000000030%22.andsearchmode=basic, Letter to Li Xiao-sheng, 1912/04/14, http://sunology.culture.tw/cgi-bin/gs32/s1gsweb.cgi?o=dcorpusands=id=%22TG0000001329%22.andsearchmode=basic.


[Закрыть].

Чарли чрезвычайно рисковал. Если бы о его действиях стало известно, маньчжурское правительство начало бы его преследовать, а доктор Аллен, и без того неблагосклонно к нему относившийся, мог серьезно подпортить его репутацию в религиозном сообществе. Аллен ненавидел революции и связанное с ними насилие. В публиковавшемся на китайском языке журнале, который он редактировал, доктор Аллен не скупился на самые резкие выражения, осуждая Сунь Ятсена и называя его «гнусным преступником»[90]90
  Zhang Zhu-hong.


[Закрыть]. Чарли тщательно скрывал свои политические убеждения. Никто даже не подозревал, что этот обходительный человек и состоятельный бизнесмен, оплот шанхайского общества, – тайный революционер. И мало кому приходило в голову, что внешне благоразумный и дружелюбный Чарли на самом деле страстная, импульсивная натура. Ему хватило нескольких коротких встреч с Сунь Ятсеном, чтобы посвятить себя реализации опасного замысла, который казался неосуществимым. Едва познакомившись с Сунь Ятсеном, Чарли проникся к своему новому другу такими чувствами, что писал ему: «Я не знаю среди китайцев человека более благородного, доброго и патриотичного, чем Вы»[91]91
  Shanghai Managing Committee of the Historical Objects of Sun Yat-sen and Soong Ching-ling ed., vol. 2, p. 295.


[Закрыть].

Когда революция увенчалась успехом, Чарли ничего не потребовал от республиканцев за свою помощь. Он не просил ни высоких постов, ни славы и даже не посетил Сунь Ятсена, когда тот в конце 1911 года приехал в Шанхай и пробыл в городе целую неделю. В ноябре сторонники республики взяли Шанхай, и тогда Чарли неожиданно открыл миссис Робертс свою тайну. Наутро после захвата города он бодрым шагом вошел в ее кабинет. Миссис Робертс радостно и возбужденно заговорила о минувшей ночи. Чарли просиял и заявил: «Вот теперь я могу рассказать вам все»[92]92
  Charles Jones Soong Reference Collection.


[Закрыть]. Много лет спустя в интервью американскому радио миссис Робертс вспоминала: «Он поведал мне о своей давней дружбе с Сунь Ятсеном и о том, как помогал ему всем, чем только мог, особенно деньгами. “Впрочем, я ни разу не удосужился получить расписку на суммы, которые ему посылал”, – с усмешкой добавил он». Как отмечала миссис Робертс, Чарли часто смеялся и «его глаза всегда весело поблескивали». Он поинтересовался у миссис Робертс: «Наверное, вас удивляло, что мы живем так скромно и в таком месте?» Женщина ответила: «Я об этом почти не задумывалась, мне казалось, что вам с миссис Сун несвойственно стремление к показной роскоши, вдобавок мне известно о ваших щедрых пожертвованиях церкви. К тому же у вас немало расходов на образование ваших детей». «Все верно, – подтвердил Чарли, – но я экономил как только мог, чтобы помочь делу Сунь Ятсена, ибо считаю это наилучшим способом помочь моей стране». После этих слов он опять усмехнулся и завел разговор на другую тему – о том, как убедить его сестру приехать в Шанхай, чтобы оградить ее от потрясений революции.

Часть II. Сестры Сун и Сунь Ятсен (1912–1925)

Глава 3. Айлин: «на редкость смышленая» юная леди

В 1894 году, когда Айлин было пять лет, супруги Сун отдали девочку в школу Мактайра – закрытое методистское учебное заведение, основанное доктором Алленом и названное в честь епископа Мактайра. Чарли ничуть не смущал тот факт, что оба эти человека в прошлом относились к нему с неприязнью и даже пренебрежением. Во всем Шанхае это была лучшая школа для девочек, притом американская. Айлин сама попросила родителей устроить ее сюда. Она видела, что на воскресных службах в церкви ученицы этой школы занимают специально отведенные для них места. Даже в столь юном возрасте Айлин демонстрировала целеустремленность и желание обладать неким статусом, которые в дальнейшем и определили ее судьбу. Мать Айлин колебалась: девочка была еще слишком мала для закрытой школы. Однако Айлин настояла на своем, и родители записали ее на осенний семестр. Бабушка Айлин была категорически против. Китайцы считали, что с маленькими детьми расстаются только бедняки, если же обеспеченная семья отсылала ребенка из дома, это воспринималось как проявление исключительной жестокости. Но Чарли и его жена приучали детей к самостоятельности, а потому скрывали свои чувства.

Вскоре произошло еще одно событие, показавшее силу характера Айлин, которой суждено было стать одной из самых богатых женщин Китая. По случаю поступления в школу родители купили ей дорожный сундук. Айлин рассказывала своему биографу Эмили Хан, что целую неделю «пребывала в лихорадочном возбуждении из-за сборов, одежды и того самого кофра. Это был ее первый личный, собственный кофр – красивый, черный и блестящий». Когда же в кофр уложили новые вещи Айлин, «ее разочарованию не было предела… Кофр не заполнился до краев». Айлин «потребовала принести всю свою зимнюю одежду и заполнить оставшееся место»[93]93
  Айлин в школе Мактайра: Hahn, Emily 2014b, pp. 22–29.


[Закрыть].

Пятилетнюю девочку волновал еще один вопрос: «дома устраивали чудесные чаепития – а будут ли такие же в школе?» Она успокоилась лишь после того, как мать собрала ей в корзинку лакомства, какие она сама пожелала: «одну упаковку ирисок Callard&Bowser’s и плитку горького шоколада».

Наконец Айлин отправилась в школу: одетая в жакетик из шотландки и зеленые брючки, с подпрыгивающим на макушке хвостиком, она шагала рядом с отцом. Но когда отец собрался уходить, девочка бросилась ему на шею, всхлипывая и умоляя остаться. Этот эпизод навсегда врезался в память Айлин, хотя она никому не говорила, как отец вырвался из ее объятий.

О школе у Айлин сохранились не самые теплые воспоминания. Девочка была младше всех, парты оказались слишком высокими, ножки Айлин не доставали до пола и за время уроков затекали. Позднее она признавалась, что «ужасно страдала по этой причине, но никто о ней не подумал и не устранил неудобство». Ей пришлось самостоятельно искать способ поддерживать кровообращение. Пожалуй, худшим ее воспоминанием были ночные страхи. Пока старшие ученицы делали уроки, она «лежала совсем одна в огромном дортуаре наверху и дрожала от ужаса». Утешением для Айлин служили звуки гимна «Пребудь со мной», который девочки пели, возвращаясь в спальню. Гимн возвещал маленькой Айлин, что ее одиночество закончилось. Под это пение девочка засыпала. С тех пор каждый раз, когда Айлин слышала эту мелодию, ее словно накрывала волна облегчения.

Школа закалила характер Айлин и приучила ее полагаться на религию. Она никогда не рассказывала родителям о своих невзгодах. Отец с матерью не поощряли нытье и жалобы. Поскольку Айлин училась в закрытой школе, ее детство прошло без родных и сверстников, которые могли бы стать ее товарищами по играм. Она выросла замкнутой и неласковой. За всю жизнь у нее появилось лишь несколько близких друзей – вот почему никто не защищал ее, когда она подвергалась критике со всех сторон.

Вторым ребенком четы Сун стала Цинлин. Она родилась 27 января 1893 года и была на три года младше Айлин. Эта нежная, «мечтательная и миловидная», «тихая и кроткая»[94]94
  Hahn, Emily, 2014b, p. 22.


[Закрыть] девочка была любимицей матери. Цинлин училась дома, а в школу Мактайра ее отправили, только когда ей исполнилось одиннадцать лет. Возможно, мать почувствовала, как тяжело было Айлин, и пожалела вторую дочь. Всегда погруженная в свои мысли, девочка всюду следовала за матерью. К различного рода привилегиям Цинлин относилась совсем иначе, нежели ее старшая сестра. Цинлин вспоминала: «В детстве моя мать, набожная христианка, брала меня по воскресеньям в церковь. Когда мы приходили, пастор и его помощники часто прогоняли со скамьи в первом ряду бедно одетых женщин, чтобы освободить место для нас!»[95]95
  Shanghai Managing Committee of the Historical Objects of Sun Yat-sen and Soong Ching-ling ed., vol. 1, p. 265.


[Закрыть] Такое поведение служителей церкви оттолкнуло Цинлин от миссионерства и стало одной из причин ее сближения с коммунистами. У застенчивой, но дружелюбной Цинлин было несколько настоящих подруг, связь с которыми она сохранила на долгие годы.

Младшая из сестер, Мэйлин, была типичным экстравертом. Она родилась 12 февраля 1898 года и была здоровой, пухленькой и бойкой девочкой. Зимой мать одевала ее в толстую стеганую курточку и брючки, и малышка топала, слегка переваливаясь, похожая на тыквочку, словно напрашивалась на забавные прозвища. Ее хлопковые башмачки с мыском в виде головы тигра были украшены яркими длинными усами и гривами, торчавшими ушами и жутко выпученными глазами. Волосы Мэйлин мать собирала в два хвостика, которые перевязывала красными шнурками и сворачивала петельками. Эта популярная детская прическа носила неблагозвучное название «норки краба», но Мэйлин даже не думала обижаться.

В школу Мактайра младшая из сестер Сун поступила в возрасте пяти лет, потому что хотела во всем подражать своей старшей сестре. Мэйлин пришлось штудировать трудные предметы, чтобы догнать других учениц. Своих преподавателей она уверяла, что не испытывает никаких сложностей или страхов. Однако кто-то из учителей увидел, как однажды Мэйлин проснулась посреди ночи, вся дрожа, вылезла из постели и встала рядом с кроватью, повторяя по памяти домашнее задание. Вскоре Мэйлин отправили из школы обратно домой, и она снова стала открытым и жизнерадостным ребенком[96]96
  Детство Мэйлин: Hahn, Emily, 2014b, pp. 35–36.


[Закрыть].

Жизнь семьи Сун подчинялась строгой дисциплине и религиозному укладу. Никому не разрешалось «тешить дьявола» – играть в карты или танцевать, – ибо «Богу это не понравится». В доме ежедневно молились, семья часто бывала в церкви[97]97
  Hahn, Emily 2014b, pp. 22–26, 40; Burke, James, p. 161; Soong May-ling, 1934, p. 131.


[Закрыть]. Маленькой Мэйлин семейные молитвенные собрания казались скучными, и она под разными предлогами норовила улизнуть из комнаты. Длинные проповеди в церкви внушали ей ужас. Цинлин подчинялась требованиям матери, хотя и сохраняла внутреннюю отчужденность, а старшая из сестер, Айлин, медленно, но верно превращалась в набожную христианку.

Судя по всему, строгость родителей нисколько не обижала детей. Скорее наоборот, такое отношение сформировало у всех шестерых детей глубокую привязанность друг к другу – глядя на родителей, дети обретали уверенность и спокойствие. Детей не баловали, как в большинстве богатых семей, но и не лишали развлечений. Госпожа Ни была неплохой пианисткой, и часто по вечерам вся семья слушала музыку, а Чарли пел песни, которые выучил в Америке. Когда дома бывала Айлин, отец с дочерью пели дуэтом. Детям позволяли бегать по полям и лазать по деревьям. Братья и сестры играли вместе. Всякое соперничество, возникавшее между детьми, сразу пресекалось. Дружеские, близкие отношения сохранились в семье Сун и после того, как дети выросли; эти родственные связи стали фундаментом знаменитой «династии Сун».

Супруги Сун твердо решили дать своим детям американское образование. Еще до того как Айлин минуло тринадцать, Чарли обратился к своему давнему товарищу по Университету Вандербильта Биллу Берку. Они договорились, что Берк отвезет девочку в США. Берк, добродушный ирландец внушительного роста, был родом из Мейкона в Джорджии. Этот город являлся центром южной методистской церкви, там же располагался женский Уэслианский колледж, который первым в мире начал присваивать ученые степени женщинам. Берк написал запрос президенту колледжа, полковнику Дюпону Герри, и тот охотно согласился принять Айлин. Когда Берк с семьей ненадолго отбыл на родину, он взял девочку с собой. В те годы Америка ужесточала иммиграционное законодательство, стремясь сократить количество граждан Китая, въезжавших в страну. Чтобы обойти это препятствие, Чарли купил для Айлин португальский паспорт – тогда это была весьма распространенная практика.

В солнечный майский день 1904 года четырнадцатилетняя Айлин стояла на шанхайской набережной. В руках она держала кофр, полный новой одежды, сшитой по западному образцу. Она ждала, когда баркас доставит ее и семью Берк на большое океанское судно «Корея» и они поплывут на другой край света. Айлин станет первой китаянкой, которая получит образование в Америке. На лице Айлин не было ни волнения, ни грусти от расставания с родными, ни страха перед путешествием в неизвестность. Провожавшему ее отцу она сухо сказала «до свидания» и не уронила ни слезинки, в отличие от их прощания много лет назад в школе Мактайра. Девочка-подросток сохраняла поразительное самообладание. И все же после отплытия она разрыдалась, спрятавшись в укромном уголке. Впоследствии Берк признавался, что это был первый и единственный раз, когда он видел, как Айлин дала волю чувствам.

Айлин привлекала внимание окружающих. Однажды после ужина на судне устроили танцевальный вечер. На палубе корабельный оркестр играл вальс. Когда Айлин вместе с супругами Берк проходила мимо музыкантов, один из офицеров команды подошел к ней и пригласил на танец. «Нет, благодарю вас, я не танцую», – покачала головой Айлин. Офицер попытался уговорить ее: «Значит, самое время научиться. Пойдемте, я научу вас». «Нет, мне не подобает танцевать», – строго сказала девушка. «Почему же?» – искренне удивился мужчина. «Потому что я христианка, а христиане не танцуют», – отрезала Айлин.

В Иокогаме семье Берк пришлось расстаться с Айлин. Миссис Берк умирала от брюшного тифа, которым заболела еще до начала путешествия, и вся семья сошла на берег, чтобы ухаживать за ней. Мистер Берк договорился с одной супружеской парой из числа пассажиров и попросил их присмотреть за Айлин. Девушка отправилась проведать своих опекунов, но никого не застала в каюте. Дверь была открыта, и она решила подождать. В это время она услышала, как в коридоре ее новая опекунша громко заявила: «Как же мне надоели эти грязные китаёзы… Надеюсь, теперь мы их долго не увидим». Айлин тут же встала и поспешила уйти. Позднее она говорила, что эти слова навсегда оставили глубокую рану в ее сердце. Душевную боль Айлин немного смягчило знакомство с миссионеркой Анной Ланиус. Эта американка средних лет постучалась к девушке в каюту, представилась и до завершения плавания везде сопровождала Айлин. (Среди пассажиров на борту парохода находился и Джек Лондон. Писатель возвращался на родину из Кореи. Автор «Зова предков» освещал в прессе русско-японскую войну и, очевидно, отправил домой сообщений больше, чем кто-либо из его коллег, американских военных корреспондентов.)

Тридцатого июня 1904 года пароход, на котором Айлин плыла в Америку, причалил к берегам Сан-Франциско. Однако здесь юную Айлин ждал удар судьбы посильнее оскорбительных слов. Офицеры иммиграционной службы отказались признать ее португальский паспорт и угрожали задержать ее. Разгневанная Айлин заявила: «Вы не имеете права отправлять меня под арест. Я пассажирка каютного класса, а не палубная!» Она хотела сказать, что с ней следует обращаться более уважительно, а не как с кули. Ей удалось избежать ареста, но она вынуждена была оставаться на борту «Кореи» в буквальном смысле как узница. Когда пароход покинул порт, Айлин перевели на другое судно, а затем на третье.

Так, кочуя с одного судна на другое, Айлин провела в неизвестности почти три недели. Мисс Ланиус не бросила юную китаянку и вместе с ней перебиралась с корабля на корабль, хотя дома ее ждал отец, лежавший при смерти. Наконец Айлин все-таки ступила на американскую землю – помогли связи в кругах методистов. Впоследствии Айлин с теплотой вспоминала мисс Ланиус, но была возмущена отношением чиновников. Остаток пути до Джорджии Айлин провела в угрюмом молчании. Она проехала на поезде через весь континент. Айлин сопровождал мистер Берк (его жена умерла в Японии). Берку не терпелось показать подопечной Америку. Он надеялся, что, слушая ее восторги, немного развеет свою скорбь. Однако его постигло горькое разочарование. Мистер Берк отмечал, что «с таким же успехом он мог бы попытаться развлечь беседой гипсовый манекен»[98]98
  Поездка Айлин в США: Burke, James, pp. 157–168; Clark, Elmer T., pp. 46–48; Hahn, Emily, 2014b, p. 42; http://www.wesleyancollege.edu/about/soongsisters.cfm


[Закрыть].

Айлин не потрудилась вести себя вежливо с человеком, который устроил ее в американское учебное заведение и вдобавок только что потерял жену. Ее поведение демонстрировало, какой своенравной она была. Тягостные воспоминания о том, как ее встретила Америка, долго не давали Айлин покоя. Год спустя ее дядя Вэнь прибыл в Вашингтон в составе маньчжурской правительственной делегации, и Айлин упросила взять ее в Белый дом – специально чтобы объясниться с президентом Теодором Рузвельтом. Она напрямую выразила свое недовольство, а президент сказал, что сожалеет о случившемся.

Второго августа 1904 года Айлин приехала в Мейкон. Следующие пять лет она вела жизнь юной американки из достаточно обеспеченных слоев общества, представители которых имели возможность в самом начале XX века учиться в колледже. Однако на этом пути ей пришлось столкнуться с глубокими переживаниями. Несмотря на то что в Мейконе церкви разных религиозных конфессий соседствовали друг с другом, далеко не все жители города с восторгом восприняли появление первой студентки-китаянки. Газета «Мейкон телеграф» сочла своим долгом напомнить, что Айлин – христианка. «Это результат нашей миссионерской деятельности», – писала газета. Уэслианский колледж «подготовит ее к христианскому труду среди ее соотечественников в Китае». Мистер Герри, президент колледжа, объяснил, что «она не станет навязываться другим юным леди в компанию и им также не следует навязывать ей свое общество», и, словно выражая завуалированную просьбу, добавил: «У меня нет ни малейших сомнений в том, что мы будем вести себя доброжелательно и уважительно по отношению к ней».

Айлин, разумеется, заметила, что ее встретили не очень радушно. Даже когда окружающие были любезны с ней, в их поведении чувствовалась некоторая неестественность. В ответ Айлин замкнулась в себе – настолько, что в последующие годы, когда она приобрела известность и ее ровесников начали расспрашивать, какой она была, никто не мог рассказать каких-либо подробностей, связанных с ее жизнью в тот период. Вспоминали ее «самообладание», «сдержанность и чувство собственного достоинства», а также то, что она была «серьезной студенткой, скромной и необщительной». Этим воспоминания исчерпывались – если не считать ремарки, что она «так и не стала среди нас своей». Невысокая, неприметная, коренастая, она сторонилась сокурсников и предпочитала укромные уголки кампуса: там, среди огромных ясеней, буков и пышных кустов, она читала, занималась и размышляла. Айлин одевалась по американской моде и теперь вместо косички носила высокую прическу в стиле «помпадур». По воскресеньям она вместе с другими студентками приходила в методистскую церковь на Малберри-стрит. Айлин почти всегда молчала. За пять лет она не подружилась ни с одной из девушек – в отличие от своих сестер и отца, которые были очень близки со своими американскими друзьями и пронесли эту дружбу через всю жизнь.

Постепенно Айлин стала крайне самоуверенной и гордой. Одна из соучениц видела, как переменилась в лице Айлин, «когда один из профессоров колледжа сказал, что из нее получилась прекрасная гражданка Америки». Исполняя роль в собственной постановке «Мадам Баттерфляй», она держалась на сцене как королева, а не как жертва. Айлин попросила родных прислать ей парчу для сценического костюма, и Чарли отправил дочери 40 ярдов ткани[99]99
  Около сорока метров. Прим. ред.


[Закрыть]. Роскошная переливающаяся ткань поразила сокурсниц Айлин, и они завистливо шептались о принадлежащих ей «сундуках с шелками».

Соученицы Айлин заметили ее тягу к серьезным предметам: она «была хорошо осведомлена о новейшей истории, тогда как мы, остальные, нисколько ею не интересовались». Последняя работа, выполненная Айлин в колледже, показывает, что ее политические взгляды были на редкость зрелыми для девятнадцатилетней девушки. В эссе, озаглавленном «Моя страна и ее притягательность», она рассуждала о Конфуции – знаковой фигуре для китайской культуры: «Его грубейшей ошибкой было то, что он не проявлял должного уважения к женщинам. Наблюдения свидетельствуют, что ни одна страна не в состоянии возвыситься над прочими, если ее женщины не получают образования и не считаются равными мужчинам в нравственном, социальном и интеллектуальном отношении… Прогресс в Китай должны принести в основном его образованные женщины».

Айлин описывает модернизацию Китая с поразительной точностью, гораздо конкретнее, чем многие из ее современников и историографов, изучавших эту тему в дальнейшем: «1861 год[100]100
  Год, когда вдовствующая императрица Цыси пришла к власти и приступила к модернизации Китая.


[Закрыть] можно было бы назвать началом пробуждения страны». С тех пор «великое преображение Китая, несмотря на всю его постепенность, стало очевидным… После беспорядков, вызванных восстанием “боксеров” и неожиданно обернувшихся [для страны] благом, – утверждает юная Айлин, – прогресс в Китае пошел значительно быстрее, чем когда-либо прежде».

Айлин старалась следить за всем, что происходило в Китае, и имела свое личное мнение по поводу этих событий. Годы учебы в колледже укрепили и ее веру. «Китай определенно нуждается в большем количестве миссионеров», – писала она. Руководство колледжа ценило ее ум и радовалось ее приверженности христианству. Несомненно, эта девушка «окажет заметное христианское влияние» в Китае[101]101
  Об учебе Айлин в Уэслианском колледже: Burke, James, pp. 166–168; Wesleyan College Archives and Special Collections: Soong Sisters, ‘article – undated, 2/10’, ‘Sketches – Questionnaire Replied – Circa 1943’, ‘Sketches – College – undated, 2/8’, ‘Publication by – Ei-ling “My Country and Its Appeal” – undated, Box Folder 5’.


[Закрыть]. И действительно: много лет спустя Айлин помогла обратить в христианство Чан Кайши и сделала глубоко набожной первую леди страны, Мэйлин, что сыграло важную роль в истории Китая.

В 1908 году, когда Айлин заканчивала учебу в Уэслианском колледже, в Америку приехали ее сестры. Годом ранее Цинлин получила право на правительственную стипендию. Родители рассудили, что разумно будет отправить вместе с ней и Мэйлин, хотя младшей из сестер на тот момент было всего девять лет. Основным доводом в пользу такого решения стало то, что в составе группы учащихся девочка без проблем сможет въехать в Америку. Чарли и его жена боялись упустить шанс дать Мэйлин достойное образование. Вместе с другими стипендиатами Цинлин и Мэйлин прибыли в Америку. Их сопровождали супруги Вэнь – мистер Вэнь был китайским чиновником и приходился сестрам Сун дядей.

Все прошло как по маслу: Айлин помогла сестрам устроиться в Уэслианский колледж, опекала их, заботилась о том, чтобы у девочек было все необходимое. Она наконец могла отдать то душевное тепло, которое так долго скрывала в себе. Там, в Америке, Айлин впервые заменила младшим сестрам мать и продолжала играть эту роль даже тогда, когда они, каждая в свое время, оказались в роли первой леди страны. Особенно нежно Айлин относилась к Мэйлин, которая была почти на десять лет младше. Одна из студенток слышала, как Айлин «отчитывала» младшую сестру за «дружбу с какой-то девочкой, которая, по мнению Айлин, дурно влияла на нее. Мэйлин сгоряча выпалила: “Но она мне нравится – мне интересно с ней”»[102]102
  Wesleyan College Archives and Special Collections, ‘Sketches – Questionnaire Replied – Circa 1943’.


[Закрыть]. Младшая сестра вела себя со старшей как любимый, но избалованный ребенок, запросто подчиняющий себе родителя, который его боготворит. Мэйлин всегда старалась подражать старшей сестре, в Уэслианском колледже она прониклась гордостью за блестящий интеллект Айлин и говорила, что та «бесспорно, умнее всех в семье»[103]103
  13.09.1917, Papers of Emma DeLong Mills, MSS.2, Wellesley College Archives.


[Закрыть]. Впоследствии люди из близкого окружения сестер отмечали, что Мэйлин держит себя с Айлин как дочь – послушно выполняет распоряжения старшей сестры и признает ее авторитет. Во время учебы Айлин и Мэйлин, сами того не желая, продемонстрировали характер своих отношений на сцене любительского театра колледжа, играя в оперетте под названием «Девушка-японка»[104]104
  Burke, James, p. 168.


[Закрыть]. Старшая сестра исполняла партию японского императора, а младшая состояла в его свите.

В 1909 году Айлин закончила колледж и вернулась в Шанхай, а ее сестры продолжали учиться и обзаводиться друзьями. В свои двадцать лет Айлин была одержима стремлением совершить в Китае что-нибудь значимое. В 1911 году вспыхнула республиканская революция, и Айлин узнала, какие отношения связывают ее отца с Сунь Ятсеном. В представлении Чарли Сунь Ятсен был подобен Христу, жертвующему собой ради спасения своего народа. Айлин, как и ее отец, испытывала чувство глубокого уважения к Сунь Ятсену и почитала его как одного из своих доблестных родственников, хотя они еще ни разу не встречались. Чарли усиленно убеждал миссионеров, призывая их поддержать сторонников республики, а в это время Айлин устраивала благотворительные мероприятия с целью сбора средств. Прежде Чарли уже предлагал дочери заняться организацией благотворительных концертов, но она отказалась. Теперь же она пылала энтузиазмом. Выяснилось, что благодаря своей скрупулезности и неиссякающему запасу идей Айлин прекрасно справляется с ролью организатора. Для мероприятий арендовали большое здание театра, концерты шли на английском языке, что было в новинку даже для Шанхая. Айлин не терпелось познакомиться со своим кумиром и послужить на благо революции.