Текст книги "Под покровом тайны"

Когда мистер Маркс спустя час уехал, Мэделин отправилась в сад поискать Дженкинса. День стоял жаркий и безветренный. Тишину нарушало только монотонное жужжание пчел, кружащихся над кустами лаванды. Сладкий аромат цветов и запах свежескошенной травы дурманили Мэделин. Она остановилась, глядя на безупречные клумбы и аккуратно подстриженные кусты. «Жалко продавать всю эту красоту!» – подумала она, и тем не менее ей не хотелось оставаться здесь.

Дженкинс стоял на коленях перед цветочным бордюром и выдергивал сорняки. Он сменил свой торжественный костюм и теперь был в обычных вельветовых штанах и в рубашке с открытым ворогом.

– Дженкинс, – мягко сказала Мэделин, зная, что он был тронут смертью ее деда больше, чем кто-либо другой. – Мне кажется, вам было бы приятно узнать, что сэр Джордж оставил вам в наследство пять тысяч фунтов.

Дженкинс на мгновение перестал работать, уставившись в землю.

– Благодарю вас, мадам, – сказал он наконец, мучительно покраснев.

Мэделин стояла, наблюдая за ним несколько минут и размышляя, как бы завести с ним разговор о своей матери.

– Поскольку вы работаете в поместье очень давно, Дженкинс, – сказала она, неожиданно разволновавшись, – я полагаю, за это время здесь произошло много изменений, не так ли? – Подул легкий ветерок, заколыхавший верхушки деревьев, и Мэделин поднесла руки к голове, пытаясь поправить темные локоны, которые сбились на лицо.

– Нет, мэм. Ничего особенного здесь не изменилось. – Он выдернул своими сильными руками упрямый корень одуванчика.

– Но вы должны помнить мою мать, – спокойно сказала Мэделин. – Вы работаете здесь почти сорок лет… понимаете… А я не помню ее совсем, поэтому мне приятно встретить человека, который должен знать ее. – Она пыталась говорить небрежно, как будто для нее это не имело особого значения, но сердце ее громко стучало в груди.

– Я помню ее, – неохотно проговорил Дженкинс.

– Какой она была? Расскажите мне о ней.

– Мне нечего рассказывать! – категорически заявил Дженкинс.

Мэделин была огорчена его суровостью.

– Но сэр Джордж хотел рассказать… вот почему он попросил меня прилететь сюда из Америки! – воскликнула она. – Что случилось с ней, Дженкинс? Ведь вы находились здесь в то время… и должны знать! – Голос ее дрогнул от отчаяния.

Старый садовник поднялся на ноги и несколько минут стряхивал землю со своих толстых пальцев. Только потом он посмотрел на Мэделин строгим взглядом, сурово поджав губы.

– О некоторых вещах лучше совсем не знать, – сказал он и, резко повернувшись, пошел в направлении огорода.

Нежелание Дженкинса говорить с ней было совершенно очевидно, а его коренастая удаляющаяся фигура выглядела такой непреклонной, что Мэделин застыла на месте, не в силах двинуться за ним. В этот момент она поняла, что история с Камиллой была, по-видимому, гораздо таинственнее и трагичнее, чем она предполагала. Здесь было не просто нежелание Джейка рассказать ей о матери и не просто семейная ссора. Случилось нечто такое, о чем сэр Джордж решил сообщить ей только перед самой смертью, и, что бы там ни было, Мэделин была уверена, что Дженкинс тоже как-то связан с этой тайной.

Глава 5

Джесика быстро спустилась вниз, к подъезду «Ройал-Вестминстера», чуть позже семи, неистово жестикулируя проезжающему такси, и вскочила в него, сообщив водителю адрес в Челси. В голове у нее все смешалось. Предложение Роберта Шольтца стать менеджером отдела развития бизнеса было настолько фантастическим, настолько невероятным, что у нее замирало сердце. Однако… Она приложила руку ко рту и на мгновение закрыла глаза. Что, черт побери, она скажет Эндрю? Неужели придет домой и сообщит: «Знаешь, милый, я ухожу, так как моя новая работа требует постоянного проживания в отеле»? Джесика застонала, представив его реакцию. С другой стороны, она не могла не воспользоваться такой возможностью. Это был один шанс на миллион, и кроме того, если она откажется, это даст настроенным недоброжелательно директорам корпорации «Голдинг груп» прекрасную возможность говорить о ней как о типичном примере девушки, которая могла сделать блестящую карьеру, но отказалась от нее ради личной жизни.

– Черт возьми! – чуть слышно выругалась Джесика, когда такси затарахтело по Слоан-стрит. Почему жизнь так несправедлива? – спрашивала она себя. Мужчины никогда не должны выбирать между своей работой и женщиной, которую они любят. Почему же она должна сделать это?

Войдя в квартиру, она услышала громкий звук телевизора в гостиной. Эндрю наблюдал за викториной, потягивая виски с содовой, с вечерней газетой на коленях.

– Извини за опоздание, – весело сказала она, пытаясь подавить в себе чувство вины. Сбросив туфли на гвоздиках, она плюхнулась на диван рядом с ним.

– Хочешь выпить? – пробормотал он, не отрывая глаз от экрана.

– Не сейчас, – ответила Джесика. – Что ты желаешь на обед? – Произнося эти слова, она знала, что роль домашней хозяйки никогда не устроит ее до конца. Ей нужна была активная, напряженная работа, чтобы каждый день да – вал какой-то стимул к энергичной деятельности. Все сомнения ее исчезли – она должна принять предложение Роберта Шольтца.

Эндрю оторвался от телевизора.

– К чему эти домашние хлопоты? Я подумал, что ты достаточно устала на работе в отеле, и заказал столик в ресторане «Ле Эскаргот».

– О, Эндрю! – Джесика была глубоко тронута его вниманием, потому что это было не похоже на него. Обычно она готовила что-нибудь из холодильника или он шел и покупал китайские наборы. – Что за сюрприз! Я обожаю «Ле Эскаргот»! – Она обняла его за шею и поцеловала в щеку. – Мы будем праздновать… – начала она и остановилась. Ее природное чутье подсказало ей, что сейчас неподходящий момент сообщать ему новости… – праздновать уик-энд, – закончила она.

Эндрю взял ее маленькую тоненькую ручку и пожал ее.

– Я сожалею о сегодняшнем утре, – сказал он угрюмо.

– Я тоже была виновата, – быстро ответила Джесика. – Я слишком нервничала. Этот день очень много для меня значил.

Эндрю не спросил, как прошло мероприятие. Вместо этого он пустился в пространное описание, как показывал арабу дом в Реджентс-парке стоимостью в два миллиона фунтов и тот заявил, что он слишком мал для его жен и детей.

– Зато нам предложили для продажи чулан для метел, – добавил он.

Глаза Джесики расширились.

– Что ты имеешь в виду? Настоящий чулан для метел?

– Самый настоящий, – подтвердил Эндрю. – Знаешь Хавершем-Хаус, этот многоквартирный блок вблизи «Харрод-за»? Хозяева превратили комнату привратника на третьем этаже, где он хранил свои инструменты и чистящие материалы, в то, что называется «лондонским временным пристанищем».

– Ты шутишь! – Джесика засмеялась, не воспринимая его всерьез.

– Ничуть. Там есть душ, электрический чайник и диван, и мы продали это жилье по стоимости двухкомнатного коттеджа в Эссексе!

– Эндрю! – Джесика была потрясена. – Это же ужасно!

– Таковы цены в самых фешенебельных частях города, и не мне на это жаловаться. Если я хочу содержать тебя в роскоши, к которой ты привыкла, я не должен ничем гнушаться. Однако поразительно, всегда находится какой-нибудь болван, готовый купить что угодно!

Джесика опустила голову, затем быстро дотянулась до своих туфель.

– Я пойду переоденусь, – тихо сказала она, выскользнув из комнаты.

В спальне, которую она отделала три года назад материалом от «Лауры Эшли» в зеленых и розовых тонах, Джесика еще глубже почувствовала свою вину. Она как будто предавала Эндрю, планируя дальнейшую свою жизнь без него. Хуже всего то, что она не осмеливалась сказать ему об этом прямо сейчас. Когда Роберт Шольтц предложил ей такое блестящее, такое невероятное будущее, она сразу поняла, как поступит. По сути, проблемы выбора не было. Надо только как-то решить вопрос с Эндрю.

«Ле Эскаргот» в центре Сохо был как обычно переполнен, и в ожидании свободного столика они сели за стойку бара – выпить аперитив. Эндрю все продолжал рассказывать о домах, которые он и Сэнди Джейсон имели на примете, и о том, что бум в торговле недвижимостью не кончается, а, наоборот, постоянно растет.

– Дома – самое лучшее вложение капитала, – с энтузиазмом вещал он. – Акции и паи ненадежны, даже цены на золото и серебро скачут то вверх, то вниз, а кирпич и цемент – вечны!

– Да, Эндрю, – терпеливо соглашалась Джесика, поглядывая на тускло освещенный бар и ресторан. – Кто-то должен наконец убрать со стола грязные бокалы, – сказала она раздраженно. – Терпеть не могу, когда столы не убирают немедленно. Может быть, возьмем меню? Мы выберем то, что хотим, и закажем, пока ждем. У нас должны принять заказ.

Эндрю посмотрел на нее с улыбкой, скрывавшей раздражение:

– Милая, можешь ты хотя бы ненадолго отвлечься от своей работы? Эти ресторанные дела не касаются тебя. Мы пришли сюда просто прилично пообедать.

Джесика выглядела смущенной, сообразив, что она все еще вела себя как на работе.

– Извини, Эндрю. Это привычка. В любом ресторане или отеле моя вторая натура заставляет меня совать нос во все дела и требовать, чтобы персонал выполнял свои обязанности надлежащим образом.

– Хорошо, однако я уверен, что менеджер здесь вполне способен обойтись и без твоей помощи. – Он говорил легко и даже шутливо, но Джесика восприняла все серьезно. Ей следует расслабиться и предоставить командовать ему.

– Ты прав, это дурная привычка, – согласилась она. – Мне следует помнить, я здесь для того, чтобы расслабиться и получить удовольствие! – Она произнесла это как лозунг.

Эндрю посмотрел на нее с нежностью.

– Вот это другое дело, милая. Не обижайся, Джес. Когда мы будем жить за городом, ты отвыкнешь от этих привычек. Знаешь, я думаю… – И он начал описывать ей дом, который мечтал приобрести для них, подчеркивая необходимость большого сада, «где могли бы играть дети».

Джесика молчала, глядя на кусочек лимона, плавающего в джине с тоником. Она не могла поднять глаза и сказать Эндрю, что через три недели переезжает в «Ройал-Вестминстер» и будет жить там в ближайшем обозримом будущем.

Чувствуя себя предательницей, она позволила ему болтать без умолку, потягивая свой напиток и уже размышляя, как было бы хорошо, если бы ей не предложили эту проклятую работу! Однако она должна сказать ему. Хотя стоит ли портить именно такой вечер, когда Эндрю так мил с ней и щедр, полагая, что доставляет ей удовольствие? Он не поймет ее ни сейчас, ни потом. Но несмотря ни на что, она должна удовлетворить свои амбиции и всепоглощающее желание занять должность, о которой мечтала днем и ночью.

– Чем ты будешь заниматься, если мы будем жить за городом? – спросила Джесика наконец, потому что Эндрю никогда не обсуждал этот вопрос, когда строил свой «грандиозный план».

Он усмехнулся.

– Я буду хозяином поместья! Фермером! – пошутил он. Перестав смеяться, Джесика сказала:

– Полагаю, ты мог бы оставаться агентом по продаже недвижимости, заключая сделки в сельской местности, а не в Лондоне.

– Это то, о чем я и сам думал. А ты будешь работать в гостинице «Гусь и гусыня» вместо корпорации «Гол-динг груп», – усмехнулся он.

Джесике с трудом удалось сохранить веселый вид, хотя она была сильно задета его насмешкой. Это была его старая песня: он, мужчина, будет продолжать свою карьеру, а она должна довольствоваться любой работой, даже второго сорта. Никогда прежде Джесика не представляла, как много значила для нее ее будущая работа в отеле, и если она не реализует полностью свой потенциал, то ни за что не простит себе этого.

Обед проходил в довольно напряженной обстановке, и Джесика попыталась возобновить беседу на общие темы. Когда же говорить стало не о чем, они вернулись на Полтонс-сквер. Эндрю уложил ее в постель и занялся с ней любовью, ласково и нежно, стараясь загладить свою грубость, которую проявил утром. Казалось, этим он хотел показать, что ему понятна сложность ее натуры, хотя она знала, что это не так. Эндрю вовсе не понимал ее. Он был мужчиной, считающим, что его род занятий гораздо важнее любой женской работы. Он был также убежден, что те старомодные взгляды на место женщины в обществе, которые исповедовала его мать, были единственно правильными. Джесика умирала от усталости и мечтала поскорее свернуться калачиком и уснуть, но Эндрю был так мил, что она не решалась сказать ему о своем желании. Я буду любить его, твердила она себе, растворяясь в его объятиях… но буду любить меньше, если не смогу последовать своей судьбе.

На следующее утро Джесика проснулась, ощутив холод и ломоту во всем теле – пуховое одеяло сползло на сторону Эндрю. Бледные лучи рассвета уже проникли сквозь шторы, и за окном было слышно щебетание лондонских птиц, соперничающих с их загородными сородичами в громкости пения. Джесика молча встала с постели, чувствуя, что должна поскорее уйти в «Ройал-Вестминстер» и снова погрузиться в рабочую атмосферу, пока Эндрю не проснулся и ее вчерашняя решимость не пропала. Она знала, что не в состоянии высказать правду ему в лицо, но и лгать дальше было невыносимо.

Надев темно-синее платье и туфли на высоких каблуках, она немного подкрасилась, расчесала волосы, оставив их распущенными, затем тихо вышла, стараясь не разбудить Эндрю. Позавтракать можно и в отеле. Хотя бы раз она побалует себя всем, что есть в их меню: грейпфрут, яйца, бекон, рогалики, тосты с джемом и кофе. Не каждый день она могла позволить себе такое и потому решила: это будет наградой за то, что она пришла на работу на два часа раньше всех. Однако в душе Джесика знала, что это «еда во успокоение», потому что она была очень взволнована.

Когда она подъехала к отелю, казалось, там все еще дремало: шторы на окнах были задернуты и огни погашены, – однако она знала, что рабочий день уже начался. Большая часть персонала находилась в отеле. Горничные забирали из прачечной чистое белье, которое еще было теплым и пахло свежестью. У заднего входа энергично разгружали продукты, заказанные шеф-поваром на сегодняшний день. Рыба из Северной Атлантики, судя по твердым тушкам и выпученным глазам, была свежей. Если глаза были впалыми, ее отправляли назад, так как она уже не отвечала нужному качеству. Как из рога изобилия появлялись лучшие продукты со всего света: нефелиум – из Китая, вишня – из Калифорнии, грибы оноки – из Японии и спелые авокадо – из Испании. Холодильники начали наполняться самыми экзотическими фруктами и овощами. Трюфели из Франции от короля трюфелей мистера Пебе, шоколад из дома Годива, воздушная кукуруза из Таиланда и миниатюрные бананы с Ямайки. Коробки распаковывали, чтобы проверить вес и качество. Лучшая говядина из Эршира в Шотландии и сочная ягнятина из Новой Зеландии тут же закладывались в холодильные камеры. Устрицы и улитки, оленина и курятина, спелые абрикосы и дикая земляника в таком изобилии заполнили помещение, что в воздухе стоял резкий запах от смешения ароматов.

Постепенно прибывали уборщицы, официанты, цветочницы и люди из технического обслуживания: отель медленно, но верно просыпался, чтобы начать новый длинный трудовой день. Вскоре гостям понесут подносы с завтраком в их комнаты – вместе с букетиками цветов в маленьких лиможских вазочках и ежедневными газетами. Отдел регистрации будет занят обслуживанием приезжающих и отъезжающих гостей, и по мере наступления утра столы в ресторане накроют для ленча, бары пополнят напитками и продуктами, а внизу, в погребах, старший официант, ведающий винами, будет проверять запасы из 250 тысяч бутылок отборных красных вин и 80 тысяч бутылок коллекционных белых вин, которых потому меньше, что белые вина реже пользуются спросом, чем красные.

Направляясь в свой офис, Джесика почувствовала огромную гордость за свой отель Он воплощал собой настоящее изящество и совершенство и оправдывал репутацию самого лучшего отеля Лондона. От его мраморного вестибюля до плавательного бассейна в пентхаусе все было в полном порядке и сверкало чистотой, потому что весь персонал думал об одном, как достойно принять гостей и доставить им удовольствие.

К десяти часам Джесика почувствовала, что сделала столько, сколько обычно делала за весь рабочий день, – так выгодно было начинать работу пораньше. Когда зазвонил телефон, она быстро сняла трубку.

– Отдел бизнеса, – твердо сказала она.

– Это ты, Джесика? – послышался нерешительный голос.

– Мэдди! Рада слышать тебя. Как ты?

– У тебя такой суровый голос, что я не сразу узнала.

Джесика рассмеялась:

– Извини, я ожидала делового разговора. Что случилось? Ты приедешь в Лондон?

– Я улетаю в Штаты в начале следующей недели, потому что мне нечего здесь делать, пока не будет утверждено мое право на наследство, а это займет несколько месяцев. Я же ужасно хочу домой!

– Соскучилась по своему горячо любимому? – насмешливо сказала Джесика. – Ох уж эти женатики! Вы хуже любовников, которые проводят у нас уик-энд!

– Считай, что я не слышала твоего последнего замечания, мисс Маккен, – заявила Мэделин, притворившись обиженной. – Я собиралась пригласить тебя и Эндрю на мой последний уик-энд здесь, в поместье, потому что очень хотела увидеть тебя, но теперь сомневаюсь, заслуживаешь ли ты этого!

– Мэдди! Не будь свинкой! Мы с радостью приедем. Пожалуй, гораздо легче будет сообщить Эндрю о своей новой работе, когда они будут у Мэделин, подумала Джесика, положив трубку.

– Я собираюсь составить список вещей, которые в конечном счете хотела бы перевезти в Штаты, – сказала Мэделин Хантеру. – Вы не могли бы показать мне столовое серебро?

– С удовольствием, мадам, – сказал Хантер. Ему нравилась новая молодая хозяйка. Прошло всего несколько дней, но он и остальной персонал испытывали к ней огромную благодарность за то, что она решила оставить всех в Мил-тон-Мэноре по крайней мере еще на год, пока дом не будет продан. – Достать его из кладовой, мадам? Его так много, что большую часть серебра мы храним в надежном помещении в подвале.

– Это было бы прекрасно. – Мэделин улыбнулась дворецкому, надеясь, что новые жильцы, кем бы они ни были, захотят оставить его в доме.

Хантер был очень полезен ей с самого прибытия, а когда умер дед, связал ее сначала с адвокатом, затем с владельцем похоронного бюро и позаботился о стольких суетных деталях на похоронах сэра Джорджа. Она была очень благодарна ему. В Дженкинсе Мэделин не была так уверена. После неудачной попытки поговорить с ним в саду два дня назад, казалось, он избегал ее, оставляя срезанные для дома цветы на кухонном столе. И снова быстро уходил в сад, прежде чем она успевала заговорить с ним. Мэделин решила не расспрашивать его больше о Камилле. Прежде всего Джейк сам должен рассказать, что случилось, и она намеревалась обратиться к нему, как только вернется в Нью-Йорк.

Тем временем, вооруженная блокнотом и карандашом, Мэделин начала составлять опись имущества Милтон-Мэнора, чтобы определить, что продать вместе с домом, а что забрать в Штаты. Большую часть мебели она решила оставить, так как та была слишком громоздкой для их квартиры и не соответствовала современной светлой отделке. Однако вещи поменьше могли вполне сгодиться для их домика в заливе Ойстер-Бей, который Джейк отдал в ее и Карла распоряжение, после того как они поженились. Другое дело – картины. Мэделин, конечно, заберет их. Многие из них были датированы шестнадцатым веком и представляли собой портреты ее предков по линии Даримплов. Это были полотна, написанные в холодной манере и так непохожие на ее работы, но они, несомненно, представляли огромную ценность и большой исторический интерес. Тщательно переписывая их, Мэделин отмечала авторство: Гейнсборо, две картины Лелиса, Джошуа Рейнолдс и бесценные эскизы Иниго Джонса. Коллекция деда, подумала она, стоит по меньшей мере восемь миллионов долларов. Персидские ковры, дрезденский фарфор и прекрасные медные канделябры тоже вошли в ее список. Оставалось осмотреть только одну комнату в доме. Это была та самая гостиная. Мэделин избегала заходить в комнату «тысячи глаз» с того дня, как деда хватил удар, и до сих пор вздрагивала при мысли о ней. Событие так потрясло ее, что после этого она каждую ночь видела во сне лицо матери и эти насмешливые глаза, надвигающиеся на нее.

– Хантер, – позвала Мэделин, стараясь говорить спокойным голосом, – не могли бы вы открыть для меня гостиную?

– Да, мадам. Не хотите ли воспользоваться ею для приема гостей в этот уик-энд? – спросил он.

Мэделин ухватилась за эту идею, как будто это была обычная комната и не имела особого значения для нее.

– Правильно. Откройте шторы и ставни, чтобы как следует проветрить помещение. Поставьте сюда цветы. Я займусь мебелью и картинами завтра.

– Очень хорошо, мадам. – Хантер удалился с довольным выражением на лице, как будто не мог дождаться уик-энда.

Вечером, съев легкий ужин в библиотеке, Мэделин решила просмотреть книги, стоящие рядами в золотистых кожаных переплетах и заполнявшие полки от пола до потолка. Должно быть, их было здесь несколько тысяч, прикинула она, устанавливая лесенку из красного дерева и забираясь повыше, чтобы взглянуть на верхние полки. Ее рука скользила по обложкам томов сэра Вальтера Скотта, Чарльза Диккенса и Джейн Остен. Все это были первые издания. На полке пониже находились книги по истории, а далее – собрание иллюстрированных книг о диких животных. Затем Мэделин увидела книги, представляющие специальный интерес для Карла. Здесь была богатейшая коллекция литературы. Никогда в жизни она не видела столько ценных книг, собранных в одном месте. Они зачаровывали ее. Мэделин протянула руку и взяла с полки сборник поэм Мильтона. Это был ее любимый поэт, и она решила взять с собой этот томик, несмотря на то, что мистер Маркс запретил выносить из дома что-либо, пока не будет произведена оценка имущества. «Кто заметит отсутствие одной из книг?» – подумала Мэделин, пряча ее под мышку.

Она начала поправлять оставшиеся книги на полке, чтобы не было видно явной бреши, и вдруг заметила черный томик, старый и потрепанный, приткнутый у самой стены. Вытащив его и сдув пыль, которая толстым слоем прилипла к нему, Мэделин увидела, что ни на корешке, ни на обложке нет заглавия. Книга была написана от руки, иногда чернилами, иногда карандашом. Мэделин спустилась с лестницы, прошла по комнате и села на диван. Хлопнув несколько раз по обложке, чтобы избавиться от паутины, она подняла такое облако пыли, что не выдержала и начала чихать. Ясно, что книга была умышленно спрятана в задней части полки и пролежала там много лет.

Вглядываясь в текст первой страницы, Мэделин увидела, что он, хотя и написан крупным круглым почерком, но разобрать его трудно. Однако, по всей видимости, это был дневник. Правда, нигде не были проставлены даты, указывающие день, месяц или даже год, когда производилась запись. Мэделин обратила внимание на следующие слова: «Сегодня ночью мы собрались в амбаре, на перекрестке дорог, и Князь Тьмы, Властитель Мира, был среди нас».

Внезапно почувствовав тревогу, Мэделин бегло просмотрела еще несколько страниц, отметив такие выражения: «языческий обряд», «сила адского огня», «преданность сатане», а затем приводящую в ужас фразу, написанную красными чернилами: «… и дух вошел в мое тело, смазанное маслом и покрытое кровью зайца…»!

Мэделин непроизвольно отбросила свою находку. Книжка с глухим стуком упала около медной каминной решетки. Кто бы ни писал этот дневник, наверняка был связан с колдовством и черной магией, чего она ужасно боялась. Еще в школе многие подруги увлекались всякими загадочными явлениями и до смерти пугали друг друга рассказами о втыкании булавок в восковое изображение, чтобы причинить вред намечаемой жертве, или о способностях наводить порчу на человека, сжигая локон его волос или фотографию. Когда однажды учитель обнаружил у них планшет для спиритических сеансов и узнал об их нездоровом интересе к свершению подобных злодеяний, он ужасно разозлился. Мэделин до сих пор не забыла, как он предупреждал, что общение с духами чрезвычайно опасно.

– Если вы наберете номер телефона и ошибетесь, то всегда можете повесить трубку, – пояснял он, – но если вступите в контакт с дьяволом или злым духом, от него так просто не отделаетесь. Вы будете связаны с ним навечно.

Мэделин вздрогнула, взглянув на маленькую дьявольскую книжонку, лежащую у камина. Она больше не хотела даже прикасаться к ней, так сильно было ее суеверие. «Понимал ли дед значение этой книги, засунув ее за томик стихов Мильтона? И что с ней делать теперь?» – подумала она. Ее нельзя было оставлять здесь, брошенной у камина в раскрытом виде. Хантер удивится, зачем она это сделала. Мэделин встала, ругая себя за свою глупость. Как может книга причинить ей вред? Она вовсе не собиралась ни читать ее, ни поддаваться ее влиянию. Однако если книга такая старая, как кажется, то может представлять собой исторический интерес. Наклонившись, Мэделин подняла томик и положила его на край стола.

На следующий день, в пятницу, позавтракав в своей комнате, Мэделин отправилась на кухню, чтобы обсудить с поваром меню на уик-энд. Джесика и Эндрю должны были приехать поздно, к ужину, и она хотела угостить их чем-то легким. Хантер только что закончил раскладывать серебро.

– Боже праведный, я не представляла, что его так много! – воскликнула Мэделин, глядя на блестящие предметы, которыми был заставлен огромный стол в кладовой, а также полки кухонного шкафа.

– Большая часть столового серебра относится к георгианскому периоду, мадам, – пояснил Хантер. – Есть также солонки времен королевы Анны. Конечно, этот поднос не такой уж древний, но очень хорош, не правда ли? – Он поднял большой серебряный поднос, отделанный по краям переплетенными листьями плюща и с выгравированным в центре геральдическим символом семейства Даримплов.

– Очень хорош! – согласилась Мэделин. – Зачем моему деду столько серебра? Его хватило бы и для обедов в Белом доме.

Хантер улыбнулся:

– Думаю, сэр Джордж устраивал большие приемы в прежние времена, когда была жива леди Даримпл. Должен сказать, мадам, большая часть этого серебра сохранялась в семье на протяжении нескольких поколений. Мне кажется, эти канделябры особенно красивы. – Он показал четыре одинаковых подсвечника, каждый из которых был в два фута высотой. Их украшали херувимы с листьями и гроздьями винограда, а пять ответвлений для свечей были выполнены в виде виноградной лозы.

– Они прелестны! О Боже, мой муж был бы потрясен, увидев все это! Он ужасно любит серебро. – Мэделин продолжала рассматривать драгоценную коллекцию.

Там были масленки в виде створчатых раковин, витиеватые чайники и кофейники, маленькие кувшинчики для сливок и вазочки с сапфирами для сахара. Проникший через окно солнечный луч сверкал на полированных крышках больших серебряных блюд. Затем, словно фокусник, демонстрирующий свой любимый трюк, Хантер раскатал длинное зеленое сукно, открыв взору дюжины сверкающих вилок, ножей, ложек и ложечек, щипцов и щипчиков.

– У меня нет слов, – сказала Мэделин. – Я никогда в жизни не видела столько серебра сразу. Лучше уберите его подальше, Хантер. Я не уверена, что оно здесь в безопасности.

– Я снова запру его, мадам. Кстати, гостиная готова, если вы захотите воспользоваться ею сейчас.

– Благодарю, Хантер. – Мэделин вышла в коридор, ведущий в холл, и, проходя мимо открытой двери в библиотеку, заметила там какое-то движение, не более чем тень, мелькнувшую около камина. Двустворчатые окна, доходящие до пола, были широко раскрыты. Мэделин опять подумала о сохранности серебра и поспешила в библиотеку. Она быстро огляделась вокруг, но комната была пуста, лишь шторы слегка надулись под внезапным порывом ветра, пронесшегося по лужайке. Казалось, все было в порядке, тем не менее она была уверена, что кто-то побывал в комнате. Пожав плечами, Мэделин закрыла окна и продолжила свой путь в гостиную.

Хантер явно хорошо потрудился. Шторы и деревянные ставни были открыты, впуская в комнату свежий утренний воздух, наполненный запахом лаванды и распустившихся роз. Мэделин вышла на середину, осторожно дыша и ожидая реакции. Она принюхивалась к атмосфере, подобно пловцу, пробующему воду, прежде чем нырнуть. Ее взгляд скользнул по вьющимся розам на ковре, затем выше, к обитым парчой креслам и диванам, и наконец поднялся до большого черного рояля, который стоял в углу. Задержав свой взгляд на фотографиях в рамках, стоящих в беспорядке на его поверхности, Мэделин решительно посмотрела в лицо Камиллы, чей насмешливый взгляд недавно так испугал ее. Странно, но она ничего не почувствовала. Перед ней были в серебряных рамках всего лишь черно-белые фотографии женского лица, смотревшего под разным углом в объектив. Утонченные черты, прямой взгляд и слегка улыбающиеся губы. Мэделин облегченно вздохнула и ощутила себя ужасно глупой. Просто вчера ее воображение сыграло с ней злую шутку. Посмеявшись над собой, она стала рассматривать остальные фотографии, беря в руки эти маленькие предметы искусства, расставленные по всей комнате. В самой этой комнате не было ничего зловещего. «Должно быть, задержка самолета, опасения перед встречей с дедом, а затем удар, постигший его, довели до такого состояния, когда мне начало казаться, что в комнате царит какой-то злой дух», – подумала она. Однако, с другой стороны, здесь слишком много фотографий. Они подавляли своим количеством. Решив убрать часть из них в ящик комода времен королевы Анны, который стоял у одной из стен, Мэделин начала складывать их по две и по три, стараясь не повредить рамки. Постепенно комната стала казаться просторнее, и в зеркале над каминной полкой отразились голубые, розовые и золотистые пастельные тона, которые прекрасно гармонировали с колоритом ковра.

Осталось убрать еще несколько фотографий. Мэделин подошла к столу у окна, протянула руку к самой большой, в позолоченной рамке, и взяла ее. На обороте фотографии было посвящение. Вчитавшись в него, она вскрикнула, почувствовав укол в сердце. Фотография упала на пол. Стекло разбилось, разлетевшись по ковру мелкими острыми осколками, похожими на маленькие стрелы. Камилла пристально смотрела на нее, и на мгновение Мэделин почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.

В комнату быстро вошел Хантер:

– С вами все в порядке, мадам? Я услышал звон разбитого стекла… О, дорогая, надеюсь, вы не порезались!

Мэделин машинально взглянула на свои руки, хотя знала, что они не пострадали. Затем отвернулась от окна, чув – ствуя, что у нее кружится голова и в горле пересохло.

– Нет-нет, я не порезалась! Не могли бы вы убрать здесь все это… пожалуйста… – произнесла она запинаясь и быстро вышла из комнаты. Ноги ее дрожали, и она едва удерживала равновесие.