Текст книги "Под покровом тайны"

– Мэдди? Это ты? Ты работаешь? О, надеюсь, я не оторвала тебя?

Звонкий, полный восторга голос вызвал у Мэделин улыбку.

– Джесика! Рада слышать тебя. Как ты поживаешь?

– Очень хорошо, дорогая. Я звоню по поводу открытия твоей выставки.

– Надеюсь, ты приедешь?

– Меня ничто не удержит, Мэдди!

– Так в чем же дело? – Мэделин знала Джесику Маккен с той поры, когда им обеим было по восемь лет, и хотя они не часто виделись, при встрече вели себя так, будто расстались только вчера. Они познакомились в школе леди Идеи, когда в 1970 году Джейка назначили управляющим в филиал «Центрального Манхэттенского банка» на Ломбард-стрит. Он забрал Мэделин и ее няню с собой в Англию, и два года они жили в Олбени на улице Пиккадилли.

– Я не могу приехать в Нью-Йорк за несколько дней до открытия выставки, – пояснила Джесика. – Это ужасно, не правда ли? Но я все-таки выберусь вовремя.

– Как твоя новая работа? – Мэделин представила подругу, сидящую сейчас за столом в отделе развития бизнеса отеля «Ройал-Вестминстер» и бурно жестикулирующую во время разговора, позвякивая при этом золотыми браслетами и рассекая воздух длинными пальцами с накрашенными ногтями.

– Потрясающе! – воскликнула Джесика. – Конечно, работа тяжелая, но я никогда в жизни не испытывала такого удовольствия. На мне теперь лежит большая ответственность, Мэдди! Ты не представляешь! Этот отель – просто прелесть. Скажи своим друзьям, чтобы они останавливались только здесь, когда будут в Лондоне. Как ты считаешь, будет нормально, если я прилечу в два часа дня четырнадцатого числа? У меня еще будет время привести себя в порядок до начала открытия?

– Всего четыре часа! – ответила Мэделин, которой наконец-то удалось вставить слово. Разговор с Джесикой обычно превращался в монолог, если вовремя не прервать ее. – Я пришлю машину в аэропорт Кеннеди, чтобы тебя встретили. Ты можешь провести со мной несколько дней?

– Конечно! Это в счет моего летнего отпуска! Послушай, чего тебе привезти из Англии? Может быть, какую-нибудь безделушку, которую даже такие богачи, как Ширманы и Делани, не могут купить в Нью-Йорке?

Мэделин расхохоталась.

– Папа очень любит сосиски от «Харродза», – ответила она, – и… – Мэделин сделала паузу, задумавшись.

– О нет, Мэдди! Пожалуйста! Только не копченую рыбу! – взмолилась Джесика. – Ты знаешь, в прошлый раз вся моя ручная кладь пропахла копченой рыбой, так что салон первого класса стал похож на рыболовецкий траулер! Надо мной все подшучивали!

– Я не собиралась просить о рыбе, – возразила Мэделин, все еще помня, как Джесика, комично сморщив носик, появилась со своими вещами у выхода для пассажиров, прибывших из Европы, – Я хотела попросить тебя навестить моего деда.

– Что ты имеешь в виду? Кто он? Ты уверена, что он существует, Мэдди? – В ее голосе звучала насмешка.

– Конечно, уверена, но мне хотелось бы узнать, что он собой представляет. – И Мэделин коротко рассказала о странном ночном разговоре с сэром Джорджем.

Голос Джесики задрожал от любопытства.

– Как это интересно, дорогая! О чем он хочет рассказать тебе? Слушай, я могу кое-что разузнать об этой семье. У меня есть знакомые журналисты, собирающие всякие сплетни, и если Даримплы относятся к аристократам, твой дед обязательно есть в их файлах. Предоставь это дело мне.

– Будь осторожной, – предупредила Мэделин. – Я не хочу, чтобы он подумал, будто я навожу о нем справки.

– Не беспокойся. Все будет сделано очень аккуратно. Слушай, ты полагаешь, твоя мать была вовлечена в какой-то скандал? Этим объясняется, почему Джейк никогда ничего не рассказывал тебе о ее смерти. Все это ужасно интересно! – воскликнула Джесика, сгорая от любопытства.

На углу Уолл – и Брод-стрит возвышалось здание «Центрального Манхэттенского банка». Башня из темного стекла и стали сверкала в лучах утреннего солнца. Карл, выйдя из лимузина, которым управлял шофер, прошел через пуленепробиваемые прозрачные двери, радуясь, что укрылся от уличной духоты. Главный вестибюль банка был оформлен в современном стиле и производил солидное впечатление. Полы, стены и стойки касс были из черного и белого мрамора. Эскалатор плавно поднимал посетителей на галерею второго этажа, искусно украшенную вьющимися тропическими растениями, которые поднимались высоко, как деревья, и подсвечивались скрытыми лампами. За роскошным фасадом все было иначе. Стеклянное здание вплоть до двадцать восьмого этажа было набито людьми. Внизу сидели кассиры, над ними располагались кухни и столовые для обслуживающего персонала, которые открывались в восемь утра и закрывались к концу рабочего дня. Затем следовали один за другим этажи с офисами. Служащие сидели за столами под яркими лампами среди жужжащих факсов и телексов, принимающих и передающих сообщения по всему миру. Телефонные звонки сводили с ума своей настойчивостью, а писк компьютеров и треск печатающих устройств создавали невыносимо тяжелую атмосферу. Осуществляя операции с валютой общим объемом в миллиарды долларов в день, этот огромный пульсирующий финансовый монстр, обгоняя своих конкурентов, с наслаждением переваривал умных, талантливых, старательных людей и безжалостно выплевывал тех, кто не смог приспособиться.

Карл преуспевал в этой атмосфере. Из своего офиса он мог попасть с галереи на третий этаж, где располагались кабинеты различного рода начальников за исключением Джейка Ширмана, занимавшего пентхаус. Отсюда были видны фондовая биржа и суетящиеся внизу люди. Сознание того, что через его руки ежеминутно проходят миллионы долларов, вызывало у него почти физический трепет. В этом было особое очарование, которое он разделял с Джейком. Для них деньги казались почти живыми существами или растениями, которые должны постоянно давать побеги, цвести и приносить плоды. Дивиденды, ценные бумаги, ссуды являлись основным предметом разговоров и заполняли их мысли большую часть времени. Для них деньги не были просто обезличенными и сухими цифрами на экране компьютера. Они представляли собой символы, вызывающие в их воображении те или иные образы.

Карл быстро пробежал глазами почту и остановился на первой из ежедневных санкций на перевод денег в иностранные банки. В Токио, Кувейт, Гонконг и Великобританию переводились доллары. Из различных частей света поступали фунты стерлингов, иены, немецкие марки и франки. Постоянно меняющийся поток денег завораживал и давал представление об объемах сделок, о регулировании валютного обращения, о дефицитах и прибылях.

Нажав кнопку внутренней телефонной связи, Карл вызвал свою секретаршу из соседней приемной:

– Эверил, помогите, пожалуйста, разобраться с этой почтой. Я должен встретиться до ленча с мистером Ширманом и несколькими клиентами, так что у меня с утра будет мало времени.

– Конечно, мистер Делани. – Эверил была превосходной помощницей. Она проработала с Карлом шесть лет и знала все его привычки, вплоть до того, каким горячим должен быть кофе. К сожалению, Карл знал, что она должна скоро покинуть его. Эверил намеревалась уехать из Нью-Йорка, и никакие уговоры не могли изменить ее решение.

Ей надоела городская жизнь, и она собиралась поселиться в сельской местности. Через минуту Эверил вошла в кабинет. jt была молодая женщина с приятным лицом, преждевременно сединой в волосах и кроткой улыбкой. Она села напротив письменного стола Карла. – Я готова, мистер Делани, – сказала Эверил.

Час спустя Карл закончил дело и направился к лифту в другом конце изогнутой галереи, которая шла вдоль вестибюля. Войдя в обитый черной кожей лифт, он нажал кнопку пентхауса.

Карл и Джейк были очень близки. Хотя Карл любил своего родного отца, который работал архитектором в Филадельфии, с Джейком у него было гораздо больше общего. Он стал для Джейка почти сыном и своим успехом во многом был обязан ему. И не только потому, что женился на Мэделин, как утверждала молва. Дело в том, что он встретил Мэделин, уже работая в «Центральном Манхэттенском банке», спустя два года, и прошло еще четыре года, прежде чем ее отец Джейк разрешил Карлу ухаживать за ней.

– Ей ведь только восемнадцать, черт побери, и она не получила образования, – возражал Джейк, хотя втайне надеялся, что Карл когда-нибудь станет его зятем.

Карл ждал, издали наблюдая за Мэделин, которая постепенно превращалась в очаровательную молодую женщину, и страстно желал, чтобы поскорее настало время, когда Джейк разрешит им встречаться. Между тем он отверг очень многих девушек, и, казалось, кроме Мэделин, для него никто не существовал. Она была совершенством, и Карл полагал, что стоит подождать, когда ему будет около тридцати, прежде чем жениться.

– Доброе утро, Карл! – приветствовал его Джейк, когда он вошел в офис президента банка. Хотя волосы Джейка уже побелели, время явно проявляло к нему благосклонность, и сейчас он выглядел даже более изысканно, чем в молодые годы. Его глаза, такие же темные, как у дочери, добродушно изучали Карла. – Надеюсь, ты приятно провел прошлый вечер?

Карл смутился, вспомнив, как он и Мэделин занимались любовью после звонка из Англии, как они наслаждались, слившись воедино.

– Прошлый вечер?

– Разве ты не приобрел билеты на «Призрак оперы»? Разве вы потом не пошли с Робертом и Джоан Оллорд пообедать в «Ле Сэк»?

– Ах да… конечно! – Последовавшие затем события прошлой ночи вытеснили из его головы все, что было до этого. – Да, это был великолепный спектакль! Мы отлично провели время, и Оллорды шлют тебе большой привет.

– Спасибо. – Джейк улыбнулся. Зазвонил телефон, и после того как Джейк поговорил, в дверях офиса появились клиенты, которых он пригласил для встречи.

В течение следующего часа Карл был занят обсуждением целесообразности предоставления займа кораблестроительной компании в Шотландии. Раз или два он взглянул на Джейка, памятуя, что Мэделин не разрешила ему упоминать о звонке сэра Джорджа Даримпла. Странно, почему Джейк всегда отказывается говорить о своей бывшей жене? Ведь это случилось не вчера, а более двадцати лет назад! Конечно, тяжело вспоминать прошлое, и, возможно, поэтому Джейк старается избегать разговоров о ее смерти?

Наконец встреча подошла к концу, и Карл поспешил в свой офис. Он поработал еще минут двадцать, затем спустился к ленчу в столовую для руководства. Когда он снова уселся за свой рабочий стол, в кабинет вошла Эверил и взволнованно сказала:

– Только что звонили из отдела кадров, мистер Делани, и сказали, что нашли мне подходящую замену.

На красивом загорелом лице Карла мелькнула досада.

– Вы действительно решили уехать, Эверил? Она улыбнулась:

– Да, мистер Делани. Вы знаете, я уже давно намеревалась сделать это.

– А что собой представляет новая девица?

– Я лично незнакома с ней, но часто видела ее. Она уже два года работает в компьютерном отделе. Возможно, вы тоже встречали ее – у нее такие ярко-рыжие волосы. Она работала в «Ситибанке», до того как перейти к нам, и кажется мне достаточно смышленой.

Карл вздохнул: он ненавидел любые перемены, но приходилось мириться с неизбежностью.

– Побеседуйте с ней, Эверил. Ладно? Вы знаете мои требования: хорошо бы она по возможности была такой же, как вы.

Эверил покраснела, довольная комплиментом.

– Благодарю, мистер Делани.

Когда Карл вернулся в свой офис в половине третьего поел ленча с руководителем большой авиационной компании в Мексике, Эверил вошла к нему, прикрыв за собой дверь, и тихо сказала:

– Девушка, которая должна заменить меня, в моей комнате, мистер Делани. Я довольно долго беседовала с ней и думаю, она справится с работой. Она способная и знает свое дело.

– Полагаете, она достаточно квалифицированный работник? – спросил Карл. – Смышленая и с хорошей памятью? Вы знаете, как я злюсь, когда люди забывают то, что я им говорю. – Сам Карл выполнял свою работу очень качественно и требовал того же от других. Он сменил многих секретарш, прежде чем остановиться на Эверил.

– Думаю, вы убедитесь, что она соответствует вашим требованиям. Уолтер Таффин, начальник компьютерного отдела, высоко отзывается о ней. По-моему, она достаточно честолюбива, – добавила Эверил шепотом, – а это – положительное качество. Она будет стараться, чтобы оправдать ваше доверие, мистер Делани.

– А вы уверены, что она справится с нагрузкой? Эверил утвердительно кивнула:

– Я бы не стала рекомендовать ее, если бы не была уверена.

Карл устало вздохнул. Перемены в установившемся порядке и мысль о том, что надо приучать новую девушку к своим требованиям, вызывали у него тревогу.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Позовите ее. Кстати, как ее зовут?

– Кимберли Кэбот.

Во время поездки на метро от Пятой улицы до Уолл-стрит этим утром Кимберли Кэбот думала только о том, что, несмотря ни на что, она должна получить работу в качестве секретарши Карла Делани. Как только пронесся слух, что эта скучная, старомодная Эверил Филден уходит, Кимберли сразу пошла к начальнику отдела кадров Джорджу Миллеру и уговорила его рекомендовать ее на эту должность. Она также добилась хорошей характеристики у своего начальника Уолтера Таффина. Все это далось ей довольно легко. Мужчины всегда в конце концов уступали ей, а Джордж и Уолтер не были исключением. Решив еще раз убедиться в могуществе своих чар, она скрестила длинные, стройные ноги в нейлоновых чулках и уголком глаза заметила, как несколько мужчин повернули головы в ее сторону. Кимберли усмехнулась про себя. Все они одинаковы, и Карл Делани такой же. Она тайком наблюдала за ним в течение нескольких месяцев: когда он приезжал утром и шел решительной походкой к лифту; когда входил в столовую – высокий, с атлетической фигурой, очень сексуальными голубыми глазами и обаятельной улыбкой. Она размышляла, насколько чувственным он был, и пришла к выводу, что независимо от того, счастлив ли он в браке или нет, когда придет подходящий момент, его легко можно соблазнить, как и других.

Сейчас главное – занять место рядом с ним, и тогда она начнет реализовывать свой план, который задумала задолго до того, как услышала о Карле Делани, и даже до того, как поступила на работу в «Центральный Манхэтгенский банк». Этот сокровенный замысел родился в ее голове, когда ей было только двенадцать. Сейчас, семнадцать лет спустя, она чувствовала, что ее мечты и честолюбивые стремления – порой невольно и случайно, а иногда намеренно и обдуманно – привели ее к тому моменту, когда она наконец сможет добиться своего.

Кимберли выросла в местечке Маспет, в районе Куинса, и была самой младшей из шестерых детей Олли Кэбота, водителя грузовика, и его жены-итальянки Лусии, которая работала в местном гастрономе и верила всему, что говорил священник. Ютясь со своей семьей в небольшом деревянном доме, как и все в этом районе, Кимберли до двенадцати лет не видела даже небоскреба. Ее окружали безобразные, похожие на самолетные ангары склады, дворы, заполненные грузовиками, надгробные плиты на кладбище «Маунт Олив» и ряды маленьких магазинчиков, таких как мясная лавка Пэта, мороженое Карвела, и парикмахерская леди Файнесс для юношей и девушек. Она училась в средней школе Мартина Лютера, у нее было мало друзей. Казалось, все, кто окружал ее, довольствовались тем, что проведут всю свою жизнь в этом захолустье, где единственным развлечением было посещение бара Данкина Донатса. Кимберли с детства знала, что уйдет отсюда. Должна же быть другая жизнь за пределами этих узких улочек с пыльными дубами и кленами и небольшой римско-католической церковью Креста Господня, куда таскала ее мать. Должно быть, где-то живется гораздо лучше, чем в доме с двумя семьями, где не было даже заднего дворика. Кимберли не устраивала участь ее матери с шестью детьми и мужем, пропивавшим большую часть своей зарплаты.

Когда ей исполнилось двенадцать, она упросила своего старшего двадцатилетнего брата Тома взять ее с собой в Манхэттен. Том работал носильщиком в отеле «Плаза», и его рассказы о жизни в центре города увлекали девочку. Когда они вышли из метро, она, раскрыв рот, начала оглядываться по сторонам. Глаза ее были полны удивления, а с губ слетали восторженные возгласы. У нее закружилась i олова. Высоченные здания создавали впечатление, что она находится на дне гигантского ущелья, и девочка ухватилась за руку Тома. Мимо проносились автомобили, гудели полицейские сирены, и люди, толпившиеся на тротуаре, натыкались на нее и Тома. Кимберли была поражена не менее, чем если бы они высадились на Марсе. В их доме телевизор был запрещен, и ей не разрешали ходить в кино. Все вокруг нее было незнакомым, и, затаив дыхание, она вцепилась в Тома, который вел ее в сумерках к Таймс-сквер.

Зрелище, представшее перед глазами Кимберли, ошеломило ее, и сердце девочки учащенно забилось. Вокруг сверкали уличные фонари, излучая яркие потоки света. Здания также светились гирляндами мигающих огней. Это была сплошная блестящая цепочка, переливающаяся красным, голубым, золотистым и серебряным светом. Гигантские строения слились в единый запутанный клубок. Мириады разноцветных огней как бы жили своей самостоятельной жизнью, устремляясь то вверх, то вниз, вспыхивая и искрясь в бесконечном пространстве. Кимберли никогда не видела подобного зрелища и даже не подозревала, что такое бывает на свете. Однако все это существовало наяву, и яркие светящиеся рекламы «Мальборо», «Шевроле» и «Астор-отель» завораживали девочку своей роскошью.

В этот момент она поняла, что со временем обязательно должна стать богатой и иметь много денег, чтобы не уподобиться своей матери, и иметь все, что захочет, когда станет взрослой. Стоя как завороженная среди мчащихся и громко сигналящих автомобилей, она разглядывала рекламы, и там, где остальные видели только гирлянды грязных электрических лампочек, Кимберли виделись бриллианты.

С этого момента ею овладело только одно желание – быть богатой и преуспевающей. Будучи способной, теперь она стала учиться с еще большим рвением и в шестнадцать лет, имея в школе только отличные отметки, бросила ее и начала работать. Мать хотела, чтобы дочь по-прежнему жила в семье и устроилась на работу в магазине. Кимберли временно согласилась, но только потому, что на этой работе у нее оставалось время для занятий на курсах стенографии и машинописи в местном общественном центре. Овладев специальностью, Кимберли ушла из дома и поселилась в небольшой комнате в деловой части города, в Манхэттене. Но самое главное – она получила работу в качестве секретарши в «Ситибанке». Она быстро освоилась на этом месте и была послана на курсы программирования, после чего получила прибавку к зарплате. Спустя четыре года Кимберли перешла в престижный и хорошо известный «Центральный Манхэттенский банк».

– Я узнаю, готов ли мистер Делами принять вас, – сказала Эверил Филден.

– Благодарю. – Сердце Кимберли учащенно забилось, когда она осматривала офис, в котором, возможно, будет работать. Все зависит от следующих нескольких минут. Если она получит эту должность, ее план должен скоро осуществиться, так как Карл Делани был ключом к ее будущему. Кимберли испытывала волнение, однако была довольна тем, что решила надеть элегантный, но скромный бледно-голубой костюм, который хорошо оттенял ее ярко-каштановые волосы и нежный цвет лица, а также искусно подчеркивал линии фигуры.

Годы, проведенные в упорной учебе и в общении с богатыми мужчинами, которые спали с ней, дарили дорогую одежду и учили, как вести себя в обществе, не прошли бесследно, придав ей особую изысканность, и помогли подготовиться к настоящему моменту. Она не верила в Бога, хотя мать часто пугала ее наказанием за плотские грехи, однако хорошо запомнила одно высказывание: «Бог помогает тем, кто сам себе помогает». Неожиданно она улыбнулась, и когда Эверил Филден вернулась и сказала, что мистер Делани готов принять ее, Кимберли уверенно вошла в его кабинет, зная, что наконец пришло ее время.

Джесика схватила трубку.

– Вы прислали совсем не те бокалы! – сердито сообщила она поставщику на другом конце линии. – Мы заказали рифленые, для шампанского, а не в форме тюльпана! Как можно так ошибиться? – Разозлившись, она машинально чертила что-то красным фломастером в блокноте, лежащем перед ней. – Меня не интересуют ваши извинения. Мы заказали шестьдесят дюжин рифленых бокалов, и если они не будут доставлены сюда к полудню, мы аннулируем заказ и больше никогда не будем связываться с вами! – Бросив трубку, Джесика взглянула на своего коллегу Дика Фаулера, с которым делила офис. – Проклятые поставщики! – бушевала она, дрожа всем телом от негодования. – Все они одинаковы! Когда они научатся слушать, что им говорят? Помнишь те одеяла, которые мы заказали у Хоббса? Нам нужны были розовые, а они прислали тридцать дюжин отвратительного персикового цвета!

Дик сочувственно кивнул:

– Думаю, хуже всего было, когда нам прислали двести стульев для ресторана, обитых не тем материалом.

Джесика прикрыла лицо руками в притворном отчаянии; пучок ее светлых волос грозил распуститься и рассыпаться по плечам.

– Да, – сказала она, – это была та еще неразбериха!

Дик разразился смехом. Джесика, со своим выразительным лицом и склонностью к преувеличению, всегда веселила его, и когда она восемнадцать месяцев назад поступила на работу в «Ройал-Вестминстер» в качестве помощника менеджера отдела развития бизнеса, он понял: с ней не придется скучать.

Джесика Маккен была старшей дочерью отставного генерала британской армии, и ее семья надеялась, что она удачно выйдет замуж и таким образом устроит свою жизнь к двадцати двум или трем годам. Однако и в двадцать пять лет Джесика продолжала увлекаться своей карьерой с неослабным энтузиазмом. Стройная, с длинными светлыми волосами и круглыми голубыми глазами, которые порой делали ее похожей на куклу, она обладала неиссякаемой энергией и живостью, и все в отеле обожали ее. Она могла мгновенно успокоить разбушевавшихся гостей, быстро решив все проблемы, волновавшие их. Затем мягко сообщить им, что сегодня вечером они могут не ходить в ресторан… так как у них в номере будут цветы, шампанское, фрукты и шоколад. Ее извинения за ту или иную оплошность были столь искренними, что большинство гостей, особенно если это были англичане, сами начинали извиняться за причиненное беспокойство. Джесика умела обращаться с людьми, и потому ее перевели из филиала «Вент-ворт» на Парк-лейн, где она раньше работала представителем по связям с общественностью, в «Ройал-Вестминстер». Ее продвинули по службе, назначив помощницей менеджера отдела развития бизнеса наряду с Диком Фаулером. Их босс Хэмфри Пятерсон, настоящий грубиян, мнил себя непревзойденным главным менеджером. Он был честолюбив и безжалостен, однако Джесика и Дик работали очень хорошо и не давали ему повода придраться к ним. Из их офиса часто слышался смех, когда Джесика озорно передразнивала кого-нибудь из гостей или персонала, а Дик рассказывал о забавных случаях, которые произошли еще до ее прихода на работу в отель.

Корпорация «Голдинг груп» владела тридцатью пятью отелями по всему миру, однако «Ройал-Вестминстер» был самым лучшим, и Джесика испытывала сильное волнение от перспектив, которые открывались перед ней. Своим величием и блеском он соперничал с остальными пятизвездочными отелями в Гонконге, Венеции и Вашингтоне, которые входили в список самых великолепных отелей мира.

Расположенный в западной части площади Гайд-парк-Корнер, «Ройал-Вестминстер» представлял собой внушительное строение с галереей и колоннами и походил на Букингемский дворец в миниатюре. Он был построен в 1775 году и служил городским домом герцогу Гастингсу. Напротив него находился бывший дом герцога Веллингтона – Эпсли-Хаус, который теперь стал музеем. С годами дом герцога Гастингса расширялся и к нему были сделаны пристройки в задней части, где когда-то находились конюшни, в которых размещались лошади и кареты. Кроме того, добавили шесть номеров пентхауса, невидимых с улицы, так что теперь в отеле насчитывалось двести пятьдесят комнат, каждая из которых была отделана и обставлена известными дизайнерами, специализировавшимися на обновлении старинных домов. Однако дух дворца все-таки сохранился, и первоначальный вклад корпорации «Голдинг труп», благодаря которой он превратился в отель, начал приносить доход. Теперь ежегодный оборот составлял около восемнадцати миллионов фунтов стерлингов.

Главной задачей Джесики в настоящее время был прием заказов на аренду банкетных залов. Ей очень хотелось, чтобы люди приходили в «Ройал-Вестминстер», и она знала: чтобы привлечь их, надо создать впечатление, что они проводят вечер как бы в частном доме. С огромным бальным залом, просторной гостиной и с несколькими небольшими комнатами для приема гостей, отель располагал возможностями устроить изысканный обед для десяти персон или бал на пятьсот человек.

Джесика заглянула в свои записи и громко воскликнула:

– О Боже! С минуты на минуту должны прибыть мистер и миссис Уоткинс. Они хотят устроить у нас прием в честь замужества дочери, и я должна показать им зал «Эрмитаж». – Поправив прическу, она слегка подкрасила губы и разгладила руками изящный темно-синий костюм. – Затем надо организовать ленч для директора-распорядителя компании «Си-эй-си компьютеры». Надеюсь, они проведут здесь трехдневную конференцию в апреле.

Зазвонил телефон, и Джесика взяла трубку, глядя на часы. Она уже должна быть в вестибюле, чтобы встретить Уоткинсов, и надеялась, что телефонный разговор не займет много времени.

– О, Эндрю! Привет! – сказала она, тотчас понизив голос до интимного тона. Эндрю Сеймур был ее любовником вот уже три года, и они жили у него на квартире в Челси. Он был агентом по продаже недвижимости, и родители молодых людей надеялись, что со временем они поженятся.

– Нас ждут к обеду в восемь часов, – сказал Эндрю, – и мама хочет, чтобы мы оба были в вечерних костюмах.

– В восемь! – ужаснулась Джесика. – Когда же я успею переодеться? Вечером я должна быть здесь на дегустации вин и не смогу уйти почти до восьми. Почему ты не сказал мне об этом утром? О, черт возьми, если бы я знала, то захватила бы с собой длинное вечернее платье и переоделась прямо здесь!

– Неужели ты не можешь уйти пораньше хотя бы раз? – возразил Эндрю. – Ты же знаешь, сегодня тридцатая годовщина свадьбы моих родителей! Они давно готовились к этому дню.

– Я знаю. – Джесика с трудом сдерживалась. Она всегда раздражалась, когда Эндрю заставлял ее бросить все ради своих планов. – Я даже купила им хрустальный графин в качестве подарка от нас обоих. Однако я должна принять гостей, и, кроме того, у меня здесь на смену есть только короткое повседневное платье.

– Почему ты не можешь предварительно съездить домой, чтобы переодеться… а вечером взять такси у отеля и поехать прямо в Уилтон-Крессент? Мы могли бы встретиться там, – настаивал он.

Джесика почувствовала, что Эндрю вот-вот расстроится и если это произойдет, вечер будет испорчен для них обоих.

– Я что-нибудь придумаю, дорогой, – успокоила она его, стараясь говорить бодрым голосом. – Давай встретимся прямо у твоих родителей в восемь часов. Хорошо? А сейчас я должна бежать, потому что меня ждут люди. Увидимся вечером!

– Ладно, – недовольно проворчал Эндрю.

Джесика положила трубку, взяла свой блокнот и бросилась по коридору к лифту. Она ужасно не любила опаздывать куда-либо.

Джесика сразу заметила мистера и миссис Уоткинс, стоящих у стола регистрации со смущенным видом. Это была пара, живущая вблизи Уотфорда и принадлежащая к среднему классу, однако супруги сумели сколотить приличные деньги, работая в строительной компании. Улыбаясь обворожительной профессиональной улыбкой, Джесика в своем безупречном костюме, со скромными украшениями направилась к ним навстречу. Она приветствовала гостей так, будто бы они были единственными, кого она хотела видеть сегодня:

– Доброе утро. Как хорошо, что вы пришли! Могу я предложить вам кофе… или по бокалу шампанского?

Они отказались, покачав головами и невнятно объяснив, что позавтракали совсем недавно.

– Тогда позвольте проводить вас в банкетные залы, – вежливо предложила Джесика, прекрасно понимая, что чув-ствовали сейчас эти люди. Поднявшись на второй этаж, она повела супругов по устланным шикарными коврами коридорам, где хрустальные люстры сияли множеством огней, обитые шелком стены были увешаны гравюрами с изображениями Лондона восемнадцатого века, а на пристенных столиках стояли экзотические цветы. Уоткинсы молча следовали за ней, охваченные благоговейным страхом, время от времени украдкой поглядывая на лепные потолки и роскошные драпировки. Все это так отличалось от их скромного жилища!

Джесика распахнула двустворчатые двери в конце коридора.

– Это зал «Эрмитаж», – произнесла она звонким голосом, предлагая Уоткинсам войти в большое помещение в стиле барокко, украшенное лепными гирляндами с изображением фруктов и цветов на ярко-голубом фоне. – В каждом конце расположены бары, но у нас есть также официанты, которые разносят напитки. – Затем она подошла к высоким окнам, выходившим на Гайд-парк. – Когда празднуют свадьбы, мы обычно помещаем здесь свадебный пирог с цветами по обеим сторонам. Это очень удобное место, так как все могут видеть, какое событие отмечается. – Джесика говорила с таким энтузиазмом, как будто собиралась устраивать в этом зале собственную свадьбу. Мистер и миссис Уоткинс были потрясены великолепием помещения и прониклись доверием к любезной молодой женщине. Стремясь устроить все как можно лучше для своей единственной дочери, которая выходила замуж за настоящего джентльмена, они решили не скупиться ради такого знаменательного дня.

– Что ты думаешь обо всем этом, мать? – прошептал мистер Уоткинс, который, нажив состояние, недавно побаловал себя покупкой «БМВ».

Миссис Уоткинс посмотрела на него и сложила ладони в кремовых хлопчатобумажных перчатках как для молитвы.

– Мне кажется, здесь очень мило, – тихо ответила она.

– Вы говорили, что у вас будет около ста пятидесяти гостей, не так ли? – спросила Джесика, заглядывая в свои записи.

– Совершенно верно, – сказал мистер Уоткинс.

– Тогда это помещение очень подойдет вам. Конечно, если гостей будет больше, я могу предложить вам бальный зал… – Она сделала паузу, подвергая Уоткинсов искушению посмотреть нечто более грандиозное и величе-ственное.

Они заколебались, миссис Уоткинс склонила голову набок, как бы прислушиваясь, что скажет муж, а мистер Уоткинс внимательно изучал ковер, размышляя, кого еще можно пригласить, чтобы заполнить большой зал.

– Почему бы не взглянуть на него, раз уж вы здесь? – предложила Джесика, как хозяйка, желающая предоставить гостям свои самые лучшие комнаты. – Надо пройти немного по коридору. – Она повела супругов в другой конец, энергично шагая по плотному ковру на высоких каблучках. – Этот зал является копией зеркальной комнаты в Версальском дворце, – сказала Джесика, как бы готовя их к потрясению. Когда она открыла высокие резные двери, Уоткинсы замерли, глядя на сверкающий полированный пол, который, казалось, занимал по площади несколько акров и отражался во множестве старинных зеркал в потемневших рамах. Сейчас в них многократно отражались и фигуры вошедших. Тяжелые портьеры темно-золотистого цвета обрамляли огромные окна, сквозь которые пробивались бледные лучи утреннего солнца.